- А у меня была своя собственная подводная лодка, - отозвался другой. - Я, бывало, опускался на глубину в окрестностях Большого Барьерного Рифа и, принимая воздушные пузыри за жемчужины, частенько гонялся за ними, или же просто болтался на поверхности. Вы не можете себе представить, какой голубой может быть вода. А на Растуме, говорят, спускаться вниз с горных плато нельзя.
- Но в нашем распоряжении была бы целая планета, - возразила Тереза Дилени.
Какой-то человек с благородной внешностью ученого ответил на это:
- Дорогая моя, может быть, как раз в этом-то вся и беда. Три тысячи человек, включая детей, в совершенной изоляции от всего остального человечества. Можем ли мы надеяться, что нам удастся создать цивилизацию? Или хотя бы поддерживать ту, что есть?
- Вся беда, папаша, - съязвил офицер рядом с ним, - состоит для тебя в том, что на Растуме нет средневековых манускриптов.
- Да, - согласился ученый, - я всегда полагал, что важнее всего научить детей пользоваться своим разумом. Однако если это можно сделать на Земле… В конце концов, много ли шансов на то, что первые поколения Растума будут иметь возможность и время размышлять?
- Будут ли вообще на Растуме следующие поколения?
- Сила тяжести на четверть больше земной - боже! Я лишь теперь начинаю это понимать.
- Синтетика, год за годом одна синтетика, до тех пор пока мы не создадим среду обитания. На Земле хоть иногда перепадали бифштексы.
- Моя мама не смогла лететь. Она слишком слаба. Но она заплатила за десятки лет своего сна, отдала все свои сбережения в надежде, что я вернусь.
- Я проектировал небоскребы. А на Растуме, пока я буду жив, вряд ли построят нечто большее, чем бревенчатую избу.
- Вы помните, как светит луна над Большим Каньоном?
- А помните Девятую Бетховена в Концертном зале Федерации?
- А эту маленькую смешную старую таверну на Среднем уровне, где мы пили пиво и пели немецкие песенки?
- А помните?..
Тереза Дилени крикнула, заглушая все голоса:
- Именем Энкера! О чем вы думаете? Зачем же мы вызвались лететь?
Шум стал стихать, но не сразу, и Коффин, в нетерпении стукнув кулаком по столу, призвал к порядку. Он посмотрел прямо туда, где под маской скрывались глаза Терезы, и сказал:
- Благодарю вас, мисс Дилени. Я уже ожидал, что сейчас кто-нибудь даст волю слезам.
Одна из девушек действительно всхлипнула под маской.
Чарльз Локейбер, представитель колонистов с "Курьера", кивнул:
- Да, это настоящий удар по нашей целеустремленности. Если б я чувствовал, что этому посланию можно доверять, я сам, возможно, проголосовал бы за возвращение.
- Что? - квадратная голова Де Смета вынырнула из плеч.
Локейбер печально улыбнулся:
- Правительство с каждым годом становилось все деспотичнее, - сказал он. - Оно было не прочь избавиться от нас навсегда. Но теперь, возможно, оно об этом пожалело, не потому что со временем мы могли стать угрозой, а потому, что мы были бы губительным примером - там наверху, на звездном небе. Или просто потому, что мы были бы - и все. Я не могу ничего утверждать, но, вполне возможно, правительство решило, что мертвые мы безопаснее, и хочет заманить нас в ловушку. Для диктаторского режима это вполне характерно.
- Из всех фантазий… - задыхаясь, произнес неизвестный женский голос.
- Не таких уж безосновательных, как ты, возможно, думаешь, дорогая, - перебила ее Тереза. - Я читала кое-что из истории - я имею в виду не те насквозь процензурованные книжонки, которые сейчас называются учебниками по истории. Я не исключаю возможности, что Чарльз прав. Но есть и другая возможность, не менее опасная. Пусть даже послание вполне искреннее. Но будет ли оно все еще соответствовать действительности, когда мы вернемся назад? Вспомните, сколько времени это займет. И даже если бы мы могли вернуться к завтрашнему вечеру, где гарантия, что нашим детям или внукам не придется страдать от тех же самых бед, от которых страдали мы, и что у них будет шанс освободиться подобно нам, улетев на другую планету?
- Значит, вы голосуете за продолжение полета? - спросил Локейбер.
- Да.
- Умница, девочка. Я с тобой.
Киви поднял руку. Коффин дал ему слово.
- Мне кажется, команда тоже имеет право голоса, - сказал он.
- Что? - Де Смет побагровел.
Некоторое время он не в силах был вымолвить ни одного слова и только издавал какое-то кудахтанье, затем наконец взял себя в руки:
- Неужели вы всерьез полагаете, что имеете право оставить нас в этом подобии ада, а сами затем вернетесь на Землю?
- Откровенно говоря, - улыбнулся Киви, - я полагаю, что команда предпочла бы вернуться сразу. Лично я - без всяких сомнений.
- Я уже объяснял вам, как недальновидно это было бы с вашей стороны, - вмешался Коффин. - Космические полеты всегда были невыгодны с финансовой стороны. Они всегда оставались лишь научными достижениями, чем-то нематериальным, если хотите. До тех пор, пока у людей не появится практическая заинтересованность в них, полетов не будет. Успешное развитие колонии на Растуме станет стимулом для возрождения космического флота.
- Это ваше личное мнение, - сказал Киви.
- Я надеюсь, вы не забыли, - заметил с глубоким сарказмом молодой мужчина, - что каждая секунда, которую мы проводим в спорах, означает удаление от дома на сто пятьдесят тысяч километров?
- Не дергайся, - успокоил его Локейбер. - Какое бы решение мы ни приняли, все равно твоя девушка превратится в старую каргу еще до того, как ты достигнешь Земли.
Де Смет все еще бросался на Киви.
- Ты, вшивый извозчик, если ты думаешь, что можешь поступать с нами, как с пешками…
Киви в ответ огрызнулся:
- Если ты не будешь выбирать выражения, жирный болван, я сейчас приду на твой корабль и запихну эти слова твою же собственную глотку.
- К порядку! - воскликнул Коффин. - К порядку!
Вторя ему, Тереза крикнула:
- Пожалуйста… ради жизни всех нас… разве вы не знаете, где мы находимся? Всего лишь тонкая стенка в несколько сантиметров отделяет нас от пустоты! Пожалуйста, не надо ссориться, иначе мы никогда не увидим больше вообще никакой планеты!
Но в голосе девушки не слышно было ни слез, ни мольбы. Как ни странно, он был подобен голосу матери и образумил грызущихся мужчин быстрее, чем окрик Коффина.
Наконец адмирал сказал:
- Пока достаточно. Все слишком взволнованы, чтобы принять разумное решение. Прения откладываются на четыре вахты, то есть на шестнадцать часов. Обсудите проблему со своими товарищами, выспитесь и представьте согласованное решение на следующем собрании.
- Шестнадцать часов? - взвизгнул кто-то. - А вы отдаете себе отчет, какое расстояние это добавит?
- Ну вот что. Всем, кому хочется поспорить, я могу предложить тюремную камеру. Все!
Он выключил экран.
Киви, немного успокоившийся, доверительно ему улыбнулся.
- Такое обещание почти всегда действует успокаивающе, нет?
Коффин рванулся из-за стола.
- Я ухожу, - сказал он. Собственный голос показался ему грубым и незнакомым, - Займитесь своими делами.
Никогда прежде не чувствовал он себя таким одиноким, даже в ту ночь, когда умер отец. "О, Великий Боже, твой глас направлял Моисея в пустыне, яви же сейчас волю свою". Но Бог молчал…
3
Облачившись в скафандр, Коффин на секунду задержался в воздушном шлюзе, прежде чем выйти в открытый космос. Двадцать пять лет в космосе - целая эпоха, если учесть еще время, которое он провел, погруженным в сон. Но до сих пор бездна мироздания вызвала в нем чувство благоговейного страха. Бесконечная тьма сверкала и переливалась: везде звезды и звезды, до яркого водопада Млечного Пути, и дальше, - другие галактики.
Глядя вдаль, сквозь паутину радиоустановок, Коффин почувствовал себя затерянным в этом огромном абсолютном безмолвии. Но он знал, что на самом деле эта пустота пылала и грохотала, смертоносные энергии взбалтывали потоки газа и пыли, более тяжелой, чем планеты, Вселенная содрагалась в схватках, рождая новые солнца. Подумав об этом, он вдруг поймал себя на ужасной мысли: "Я - не что иное, как я" - и покрылся холодным потом.
Такую картину человек мог наблюдать только в пределах Солнечной системы. Полеты с полусветовой скоростью позволяли людям проникать дальше в просторы космоса, но за это приходилось платить дорогой ценой: человеческое сознание часто не выдерживало, оно разлеталось в клочья, и тогда очередного безумца усыпляли и запихивали в саркофаг. Помрачненный разум вновь рисовал небо, звезды, толпой бегущие навстречу кораблю, который наконец погружался в облако доплеровской адской тоски.
На траверзе призрачно мерцали созвездия. Коффин вглядывался в темноту в направлении кормы. Солнце все еще было самой яркой точкой на небе, но приобрело какой-то зловещий красный оттенок, словно оно уже состарилось и блудный сын, вернувшись издалека, должен был обнаружить свой дом погребенным под коркой льда.
"Кто такой человек, чтобы Ты, Великий Боже, заботился о нем?"
Подумав так, Коффин всегда успокаивался. Ведь создатель Солнца сотворил также и эту плоть, атом за атомом, а в самом конце, вероятно, решил, что душа стоит ада. Коффин никогда не понимал, как его коллеги-атеисты могли выносить открытый космос.
Итак…
Он нацелился на корпус соседнего корабля и выстрелил из своего упругого маленького арбалета. Позади магнитной стрелы размотался светлый леер.
Коффин проверил его надежность с привычной тщательностью, потом, держась за него, двинулся вперед и вскоре достиг другого корабля. Рывком освободив стрелу, он зарядил арбалет и выстрелил снова. Так он двигался от одного медленно вращавшегося корабля к другому, пока не добрался до "Пионера".
Неуклюжие, безобразные очертания "Пионера" напоминали стену, ограждающую звезды. Коффин проплыл мимо ионных труб, которые сейчас были холодными. Их скелетообразная структура выглядела такой хрупкой, что трудно было поверить, будто именно они вышвыривали наружу оголенные атомы с полусветовой скоростью.
Чудовищные резервуары громоздились вокруг корабля. На каждую тонну массы, летевшей к Эпсилон Эридана, даже со скидкой на замедление хода, приходилось девять тонн топлива. Пройдут месяцы, прежде чем они смогут на Растуме очистить достаточно реактивного материала для полета домой. Тем временем часть команды, не занятая этим делом, могла бы помочь колонистам устроиться. Если колония будет основываться…
Коффин добрался до переднего шлюза и нажал "звонок". Наружная створка открылась, и он проскользнул внутрь.
Первый офицер Карамшан встретил его и помог снять скафандр. Другой дежурный офицер нашел какой-то предлог, чтобы не присутствовать при церемонии встречи, однообразие которой в космосе действовало так же угнетающе, как расстояние и космический холод.
- Что привело вас к нам, сэр?
Коффин напустил на себя строгость. Стараясь скрыть смущение, он сказал нарочито грубым тоном:
- Мне необходимо видеть мисс Дилени.
- Конечно… Но зачем вам было приходить самому? Й имею в виду… телесвязь…
- Мне нужно встретиться с ней лично! - рявкнул Коффин.
Офицер попятился назад, ожидая взбучки.
Коффин не обращал на него внимания.
- Положение критическое, - сухо сказал он. - Пожалуйста, вызовите ее по интеркому и подготовьте условия для конфиденциальной беседы.
- Почему… почему… Да, сэр. Я сейчас. Подождите, пожалуйста, здесь… я имею в виду… да, сэр! - Карамшан бросился вдоль по коридору.
Коффин мрачно улыбнулся. Он мог понять смущение этого человека. Установленные им же самим правила, касающиеся женщин, были строги, а сейчас он сам нарушал их.
"Вся беда в том, - подумал он, - что никто не знает, нужны ли эти правила". До сих пор в космических полетах участвовало довольно мало женщин, да и летали только в пределах Солнечной системы на отдельных кораблях. Поэтому случая для межзвездного романа еще не представлялось. Тем не менее нельзя было требовать, чтобы мужчины, несущие годовую вахту, не проявляли излишней нежности к колонисткам (или наоборот!). Да и приведение в чувство произвольно перемешанных мужчин и женщин таило в себе не меньшую опасность.
Коффин, обдумав все это еще перед полетом, счел за лучшее будить мужей и жен в разное время.
Для обычного мужчины сознавать, что всего лишь в нескольких метрах от него лежит женщина - мучение. Ужасно видеть ее, скрытую накидкой, во время телеконференций (кто знает, может быть, маски лишь усугубляли страдания, подталкивая воображение?). Не соблазн ли взломать опечатанные двери жилых помещений и холодильных секций, заставлял членов команды, несущих вахту на женских кораблях, возвращаться на свои собственные корабли, чтобы поесть и отдохнуть.
Сейчас, в ожидании Терезы, Коффин подумал сам о себе: "Благодари Господа, что он надоумил тебя сделать так, и надейся, что Сатана немногого добьется, когда все будут разбужены на Растуме".
Коффин напряг мышцы. "Никакие правила не помогли бы, если бы в нас врезался большой метеорит, - напомнил он сам себе. - А происшедшее еще опаснее столкновения. Так что плевать, кто что подумает".
Вернулся Карамшан и, отдав честь, сказал, задыхаясь:
- Мисс Дилени встретится с вами, капитан. Сюда, пожалуйста.
- Благодарю.
Коффин последовал за ним к главному отсеку корабля. Ключи от его двери имели только женщины. Но сейчас дверь была открыта настежь.
Коффин заторопился и разлетевшись, ударился о дальнюю стенку и отскочил от нее, как пробка.
Тереза расхохоталась. Она закрыла дверь и заперла ее на ключ.
- Это чтобы не вводить в искушение, - сказала она. - Несчастные праведники! Прошу, адмирал.
Он повернулся, почти боясь этого момента. Высокую фигуру скрывал мешковатый комбинезон, но накидки уже не было.
На его взгляд, Терезу нельзя было назвать красавицей: курносый нос, квадратный подбородок. К тому же она была в том возрасте, когда незамужняя женщина уже считается старой девой. Но ему нравилась ее улыбка.
- Я… - он не знал, как начать.
- Идемте за мной.
Она провела его по короткому коридору, выложенному плитками с искусственной гравитацией.
- Я предупредила остальных женщин, чтобы они не появлялись. Так что можете не бояться.
Они остановились перед дверьми небольшой спальни, отделенной перегородкой.
В полет разрешалось брать очень мало личных вещей, но Терезе удалось сделать свою комнату уютной. Рисунки на стене, в том числе портрет Шекспира, несколько томов Энкера, микропроигрыватель. На дисках Коффин прочел имена Баха, Бетховена и Ричарда Штрауса - композиторов, чьи творения можно было слушать бесконечно.
Тереза взялась руками за пиллерс и, кивнув, внезапно посерьезнела.
- Так что за дело у вас ко мне, адмирал?
Опершись на локти, Коффин сцепил руки замком и, укрыв за ними нижнюю половину лица, уставился на свои пальцы. Они непроизвольно сжимались и разжимались.
- Я сам хотел бы знать ответ на этот вопрос, - глухо произнес он, с трудом выталкивая из себя фразы. - Я никогда прежде не сталкивался с подобной проблемой. Если бы дело касалось только мужчин, мне кажется, я смог бы справиться с ней. Но сейчас речь идет еще о женщинах и детях.
- И поэтому вы хотите знать точку зрения женщины. Оказывается, вы мудрее, чем я думала. Но почему вы обратились именно ко мне?
Коффин заставил себя смотреть ей прямо в глаза.
- Вы кажетесь мне самой здравомыслящей женщиной из тех, кто сейчас бодрствует.
- Неужели? - Тереза рассмеялась. - Комплимент очень лестный, но почему бы вам не произнести его своим парадным твердым голосом и впридачу не посмотреть на меня своим свирепым взглядом? Чувствуйте себя непринужденно, адмирал.
Тереза по-петушиному вздернула голову и, наклонив ее слегка набок, рассматривала Коффина.
- У меня к вам тоже есть вопрос. Некоторые из женщин не понимают, в чем заключается проблема. Я пыталась им объяснить, но ведь на Земле я была всего лишь офицером флота и никогда не отличалась математическими способностями, поэтому, боюсь, здорово напутала. Вы не могли бы рассказать об этом подоходчивее?
- Вы имеете в виду вопрос разновременности?
- Некоторые из них называют это "вопросом о невозможности возвращения".
- Чепуха! Удаляясь от Солнца, мы набирали ускорение при силе тяжести, равной единице. Хотя была возможность увеличить ускорение, мы боялись это сделать, потому что огромное количество оборудования на борту кораблей слишком хрупко. Например, холодильные саркофаги могли расплющиться и погубить лежащих внутри людей, если бы мы увеличили ускорение хотя бы в полтора раза.