Ночные крылья. Человек в лабиринте. Полет лошади - Роберт Силверберг 13 стр.


Сомнамбула Мерта оказалась крепкой женщиной в кружевном платье. У нее было мясистое лицо и большие темные круги под глазами, над верхней губой были заметны усики. Сомнамбулы обычно работают по двое: один - рекламирует, второй - работает. Чаще всего это муж и жена, как эти. Мой мозг не мог воспринять, как могучая женщина Мерта может обнимать миниатюрного Самита, но в конце концов это была не моя забота! Я сел туда, куда мне показал Самит. Рядом на столе я увидел несколько пищевых таблеток разного цвета - я прервал семейный завтрак. Мерта, уже находясь в глубоком трансе, бродила по комнате тяжелыми широкими шагами, то и дело слегка задевая мебель. Говорят, что некоторые Сомнамбулы бодрствуют всего лишь по два-три часа из двадцати. Они сами едят и отправляют естественные нужды. Но есть и такие, которые, по-видимому, живут в состоянии постоянного транса, и их кормят, и ухаживают за ними их последователи и ученики.

Я едва слушал, когда Самит быстро и взволнованно произносил свою рекламную речь, обрушив на меня поток подходящих для такого случая и ставших уже ритуальными слов. Все это предназначалось для непосвященных. Ведь Сомнамбулам часто приходится иметь дело со Слугами, Клоунами и дугой челядью. Но сейчас, видимо чувствуя, что терпение мое уже начинало лопаться, он прекратил расхваливать способности Сомнамбулы Мерты и спросил у меня, что я хочу знать.

- Я уверен, что Сомнамбула уже поняла это, - ответил я.

- Вы хотите получить общий анализ?

- Я хочу знать судьбу людей, которые окружают меня. Особенно мне хотелось бы, чтобы Сомнамбула сконцентрировалась на событиях, которые происходят сейчас в Доме Летописцев.

Самит побарабанил пальцами по гладкой поверхности стола и бросил красноречивый взгляд на мужеподобную Мерту.

- Ты уже вошла в контакт с правдой? - спросил он ее.

Она ответила прерывистым вздохом, который вырвался из самого нутра ее дрожащей обильной плоти.

- Что ты видишь? - спросил я ее.

Она начала что-то быстро бормотать. Сомнамбулы говорят на языке, отличающемся от языка людей. Это суровый язык, звуки его режут слух и, как говорят, произошел он от древнего языка Эгапта Я ничего об этом не знаю. Для меня это бессвязные, отрывистые звуки, и смысл их понять невозможно. Самит слушал некоторое время, потом кивнул с удовлетворением и протянул ко мне ладонь.

- Нам есть о чем рассказать, - сказал он.

Мы обсудили плату и, немного поторговавшись, пришли к соглашению.

- Ну же, - сказал я ему. - Скажи мне правду.

И он осторожно начал:

- В это замешаны пришельцы с другой планеты и несколько членов союза Летописцев.

Я молчал, стараясь не обнаруживать своих чувств.

- Они столкнулись в очень серьезной ссоре. В центре событий - человек без глаз.

Я выпрямился, как от толчка.

Самит сдержанно улыбнулся.

- Человек без глаз лишился былого величия. Как бы это сказать - он потерпел поражение на Земле от Завоевателей. Его жизнь близится к концу. Он хочет вернуть прежние времена, но знает, что это невозможно. Он заставил Летописца нарушить клятву. В холл здания вошли несколько Завоевателей - чтобы подвергнуть его наказанию? Нет, нет. Чтобы освободить его из плена Мне продолжать?

- Быстро!

- Но вы получили всю информацию, за которую заплатили.

Я взвыл. Это было вымогательство. Но, тем не менее, Сомнамбулы ясно видели, что происходит в действительности. Я не узнал пока больше, чем знал, но и этого было достаточно, чтобы понять, что я могу узнать больше. Я заплатил еще.

Деньги исчезли у Самита в кулаке, и он еще раз послушал, что бормочет Мерта. Она говорила пространно, в некотором возбуждении, покружилась несколько раз, налетев на массивный диван.

Самит сказал:

- Человек без глаз - теперь между мужем и женой. Разъяренный муж хочет добиться его наказания. Завоеватели ищут спрятанную информацию; они найдут ее с помощью предателя. Человек без глаз ищет свободу и власть; он найдет покой. Опозоренная жена ищет развлечений; она столкнется с трудностями.

- А я? - уронил я в упрямое и дорогостоящее молчание. - Ты ничего не сказал обо мне!

- Вы скоро покинете Парриш. Вы уйдете не один. Вы уйдете, уже не будучи членом этого союза.

- Куда я отправлюсь?

- Вы же знаете это так же хорошо, как и мы, так зачем же тратить время и деньги, чтобы сказать вам об этом еще раз?

Он опять замолк.

- Скажи мне, что произойдет со мной по дороге в Иорсалем? - спросил я.

- Столько информации вам не по карману. Будущее становится все дороже. Я предлагаю вам довольствоваться тем, что вы знаете.

- У меня есть несколько вопросов, касающихся того, о чем уже говорилось.

- Ни за какие деньги мы не даем уточнений.

Он ухмыльнулся. И тут я почувствовал силу его презрения. Сомнамбула Мерта, которая, бормоча бродила по комнате, вдруг застонала и срыгнула. Казалось, что силы, с которыми она вошла в контакт, передали ей новую информацию. По ее телу пробежала дрожь, она захныкала и издала подобие хихиканья. Она что-то подробно объясняла ему. Он взглянул на меня.

- Ни за какую цену, - повторил он, - а теперь последняя информация. Ваша жизнь вне опасности, чего нельзя сказать о вашей душе. Было бы хорошо, если бы вы как можно скорее помирились с Провидением. Восстановите свой моральный дух. Помните о том, чему вы должны быть преданы. Покайтесь в грехах. Больше я ничего не скажу.

И действительно, Мерта шевельнулась и, казалось, проснулась. Лицо ее и тело задергались в конвульсиях, пока она выходила из транса. Она открыла глаза, но я видел только белки, это было ужасное зрелище. Губы ее подергивались, обнажая гнилые зубы. Самит выпроводил меня короткими, указывающими на дверь жестами крошечных рук.

Я вышел на улицу, в промокнувшее утро.

Я поспешил в Дом Летописцев и примчался туда, буквально задыхаясь, испытывая острую боль в грудной клетке. Я помедлил немного на улице, чтобы отдышаться. Надо мной проплыли воздушные корабли, которые вылетели с верхнего уровня здания. Мне почти стало страшно. Но в конце концов я вошел в вестибюль и поднялся на уровень, где находились комнаты Элегро и Олмэйн.

В холле толпились возбужденные Летописцы. В воздухе плыл гул взволнованных голосов. Я было подался вперед, но человек, который, как я понял, занимает высокое положение в совете союза, протянул руку, преграждая мне путь и спросил:

- Какое дело у тебя, ученик?

- Я Томис, за которого поручилась Летописец Олмэйн. Здесь рядом моя комната.

- Томис! - вскричал кто-то.

Меня схватили и втолкнули в знакомые комнаты, теперь являвшие собой довольно печальную картину разрушения.

Там стояли с десяток Летописцев, перебирая пальцами шали и находясь в явно подавленном состоянии. Среди них я узнал подтянутого и элегантного Канцлера Кенишела, серые глаза его потемнели от отчаяния. Под покрывалом, слева от входа, лежало съежившееся тело в одеждах Пилигрима. Это был Принц Рама, мертвый, в луже крови. Его сверкающая маска, теперь уже покрытая пятнами, лежала рядом. В противоположной стороне комнаты, осев всем своим телом на подставки, на которых стояли прекрасные предметы искусства Второго Цикла, был Летописец Элегро, который, казалось, спит с выражением удивления и одновременно гнева на лице. Из его шеи торчал маленький изящный дротик. В глубине, в окружении рослых Летописцев, стояла Олмэйн, в растерянности и отчаянии. Через ее разорванное спереди алое платье были видны высокие белые груди, черные волосы ее спутались, а гладкая кожа блестела от выступившей испарины. Она, казалось, не понимала, где находится и думала о чем-то своем, не обращая внимания на происходящее.

- Что здесь произошло? - спросил я.

- Два убийства, - ответил прерывающимся голосом канцлер Кенишел. Он подошел ко мне - высокий, окунувшийся, с седой головой. Одно веко у него подергивалось. - Когда ты видел этих людей в последний раз, ученик?

- Вечером.

- Почему ты пришел сюда?

- Это был лишь визит вежливости.

- Что-нибудь было не так?

- Ссора между Летописцем Элегро и Пилигримом, - признался я.

- Из-за чего? - спросил тихо Канцлер.

Я в замешательстве посмотрел на Олмэйн, но она ничего не видела, а слышала еще меньше.

- Из-за нее, - сказал я.

Я услышал, как среди Летописцев послышался сдавленный смех. Они подталкивали друг друга, кивали, даже улыбались. Я подтвердил все их подозрения. Голос Канцлера стал еще более сухим.

- Это был твой спутник, когда ты вошел в Парриш, - сказал он. - Ты знал, кто он такой на самом деле?

Я облизнул пересохшие губы:

- Я догадывался.

- Что это был…

- Сбежавший Принц Рама, - сказал я. Я не осмелился увертываться сейчас, положение мое было слишком шатким.

Опять все закивали и начали подталкивать друг друга. Канцлер Кенишел сказал:

- Этого человека должны были арестовать. Ты не имел права скрывать его имя.

Я молчал.

Канцлер продолжал.

- Несколько часов тебя в этом здании не было. Расскажи нам, что ты делал после того, как ушел из комнат Элегро и Олмэйн.

- Я пошел к Манрулу Седьмому, - сказал я.

Сенсация.

- Зачем?

- Проинформировать Прокуратора, - сказал я, - что Принц Рама схвачен и находится у Летописцев. Я сделал это по приказанию Летописца Элегро. После этого я несколько часов бесцельно гулял по улицам и наконец вернулся сюда и обнаружил… и обнаружил…

- И обнаружил что здесь полный хаос, - сказал Канцлер Кенишел. - Прокуратор был здесь уже на рассвете. Он был и в этой комнате. И Элегро, и Принц, должно быть, были в это время еще живы. Затем он пошел в наши архивы и стер… и стер… материал очень высокой чувствительности… стер материал, который, как полагали, хранится очень надежно… высокой чувствительности…

Канцлер не смог дальше говорить. Будто в сложной машине, разрушенной одним ударом, движения его замедлились, он издал несколько дребезжащих звуков и, казалось, вот-вот упадет. Несколько высокого ранга Летописцев бросились к нему на помощь. Через несколько мгновений Канцлер вроде бы оправился.

- Эти убийства произошли после того, как Прокуратор покинул это здание, - сказал он. - Летописец Олмэйн не смогла нам ничего о них рассказать. Возможно, ты, ученик, знаешь что-либо важное?

- Но меня здесь не было. Двое из Сомнамбул у Сенны могут подтвердить, что я был с ними, когда произошли преступления.

Кто-то грубо расхохотался, когда я рассказал про Сомнамбул. Бог с ними. В такой ситуации мне было не до чувства собственного достоинства. Я знал, что был в опасности.

Канцлер медленно сказал:

- Ты пойдешь в свою комнату, ученик, и останешься там до допроса. После этого ты покинешь это здание и должен будешь уйти из Парриша в течение двадцати часов. Своей властью я объявляю тебя изгнанным из союза Летописцев.

Хотя меня об этом уже предупредил Самит, я был ошеломлен.

- Изгнанным? За что?

- Мы не можем больше доверять тебе. Тебя окружает слишком много тайн. Ты приводишь к нам Принца и скрываешь свои подозрения; ты присутствуешь при смертельной ссоре; ты наносишь визит Прокуратору среди ночи. Возможно именно из-за тебя мы понесли эту невосполнимую потерю в архивах этим утром. Нам здесь не нужны загадочные люди. Мы рвем взаимоотношения с тобой. - Канцлер величественно взмахнул рукой. - В свою комнату теперь, пока не придет время допроса, а потом - уходи!

Меня втолкнули в комнату. Когда за мной закрывалась входная дверь, я увидел пепельно-серое лицо Канцлера, который рухнул на руки своих собратьев по союзу, и в то же мгновение Олмэйн вышла из оцепенения и с криком упала на пол.

Оставшись один в комнате, я долго собирал свои пожитки, хотя у меня мало что было. Утро было в самом разгаре, когда ко мне пришел Летописец, которого я не знал. Он принес приборы для допроса. С тяжелым сердцем я смотрел на них, думая о том, что со мной будет покончено, если только Летописцы обнаружат доказательство того, что именно я выдал Завоевателям местонахождение записи о резервации. Они уже заподозрили меня в этом. Канцлер не выдвинул обвинение против меня только потому, что ему, должно быть, показалось странным и маловероятным, чтобы ученику, вроде меня, было бы интересно проводить такие поиски в архивах союза.

Мне повезло. Мой следователь больше интересовался деталями убийства. И как только он выяснил, что я к этому не причастен и ничего не знаю, он отпустил меня, предупредив, чтобы я покинул здание в назначенное время. Я сказал ему, что так и сделаю.

Но сначала мне нужно было отдохнуть. Я ведь не спал всю ночь. Поэтому я выпил снотворное, действующее в течение трех-четырех часов и погрузился в успокаивающий сон. Когда я проснулся, кто-то стоял около меня. Это была Олмэйн.

Она выглядела гораздо старше теперь. На ней была строгая туника приглушенных тонов без украшений. Черты ее лица обострились. Я постарался скрыть свое изумление, когда увидел ее и пробормотал извинения, что не сразу заметил, что она вошла.

- Не беспокойся, - мягко сказала она. - Я разбудила тебя?

- Я уже поспал.

- А я совсем не спала. Но для этого еще будет время. Мы должны объясниться, Томис.

- Да. - Я неуверенно поднялся. - Вы хорошо себя чувствуете? Я видел вас чуть раньше и вы, казалось, были в трансе.

- Мне дали лекарства, - ответила она.

- Расскажите мне, что можете, о минувшей ночи.

Ее веки моментально закрылись.

- Ты был ведь у нас, когда Элегро затеял ссору и Принц вышвырнул его. Через несколько часов Элегро вернулся. С ним был Прокуратор Парриша и еще несколько Завоевателей. Элегро, казалось, ликовал. Прокуратор показал нам куб и велел Принцу положить на него руку. Принц заартачился, но Манрул Седьмой убедил его подчиниться. Когда он дотронулся до куба, Прокуратор и Элегро ушли, оставив нас опять вместе, и ни он, ни я не понимали, что произошло. У комнаты поставили стражу, чтобы Принц не сбежал. Вскоре после этого Прокуратор и Элегро вернулись. Теперь Элегро, казалось, был подавлен и даже сконфужен, а Прокуратор был очень оживлен. В нашей комнате Прокуратор объявил, что бывшему Принцу Рама дарована амнистия и что никто не имеет права причинить ему вред. А потом Завоеватели ушли.

- Продолжайте.

Олмэйн говорила так, будто она Сомнамбула.

- Элегро, казалось, не понимал, что произошло. Он кричал, что совершено предательство; он орал, что его предали. Потом последовала ссора. Элегро напоминал разъяренную женщину, Принц становился все более высокомерным, каждый требовал от другого выйти из комнаты. Ссора стала такой истеричной, что даже ковер начал умирать. Лепестки опали, маленькие рты раскрылись, будто им не хватало воздуха. Кульминация наступила быстро. Элегро схватил оружие и начал угрожать, что он воспользуется им, если Принц немедленно не уйдет. Принц недооценил темперамент Элегро, думая, что он его шантажирует и пошел вперед, будто намереваясь вышвырнуть Элегро из комнаты. Элегро убил Принца. Мгновение спустя я схватила дротик с полочки, где хранятся древности, и метнула его прямо в шею Элегро. В дротике был яд. Он умер мгновенно. Я позвала людей, а больше я ничего не помню.

- Странная ночь, - сказал я.

- Слишком странная. Скажи мне, Томис, почему пришел Прокуратор и почему он не посадил Принца в тюрьму?

Я сказал:

- Прокуратор пришел, потому что я просил его об этом, кстати, по приказу вашего покойного мужа. Прокуратор не арестовал Принца, потому что свобода Принца была куплена.

- Какой ценой?

- Ценой позора человека, - ответил я.

- Ты говоришь загадками.

- Правда обесчестит меня. Прошу вас, не заставляйте меня этого делать.

- Канцлер говорил о каком-то документе, которым завладел Прокуратор…

- Да, речь идет именно об этом, - признался я, и Олмэйн опустила глаза и больше не задавала мне вопросов.

В конце концов я спросил:

- Ведь вы совершили убийство, как вас накажут?

- Преступление было совершено в состоянии аффекта и страха, - ответила она. - Поэтому серьезного наказания не будет. Меня исключили из союза за супружескую измену и акт насилия.

- Примите мои сожаления.

- Мне предписано в качестве Пилигрима отправиться в Иорсалем, чтобы очистить там душу. Я должна покинуть город в течение суток или я поплачусь своей жизнью.

- Меня тоже изгнали из союза, - сказал я ей. - И я тоже отправляюсь в Иорсалем, хотя это был мой собственный выбор.

- Может быть, мы можем странствовать вместе?

Я не мог скрыть своих колебаний. Я уже странствовал со слепым Принцем. Мне было безразлично, что я мог отправиться в дорогу с убийцей, с женщиной без союза. Может быть, просто для меня пришло время попутешествовать в одиночестве? Но ведь Сомнамбула сказала, что у меня будет спутник.

Олмэйн сказала спокойно:

- Я вижу, ты воспринял мое предложение без энтузиазма. Может быть, я смогу восполнить его нехватку. - Она открыла тунику. Между двумя белоснежными холмами ее грудей я увидел мешочек. Она соблазняла меня не телом, а кошельком. - Здесь лежит все, - сказала она, - что у Принца Рама было спрятано в бедре. Он показал мне эти сокровища, и я вытащила их из его тела, когда он, мертвый, лежал в моей комнате. Здесь есть кое-что и мое. Я тоже не без средств. Мы будем путешествовать без лишений. Согласен?

- Мне трудно отказаться.

- Будь готов через два часа.

- Я уже готов, - сказал я.

- Тогда подожди меня.

Она оставила меня одного. Примерно через два часа она вернулась - в маске и одеждах Пилигрима. Через руку у нее был перекинут еще один комплект одежды для Пилигрима и маска. Теперь я был бессоюзный и так путешествовать было безопаснее. Решено, я отправляюсь в Иорсалем как Пилигрим. Я принял необычный наряд. Мы взяли наши пожитки.

- Я уже уведомила союз Пилигримов, - заявила она, когда мы вышли из Дома Летописцев. - Мы зарегистрированы, и я надеюсь, что сегодня мы получим звездные камни. Как ты чувствуешь себя в маске, Томис?

- Уютно.

- Так и должно быть.

Наш путь из Парриша проходил через огромную площадь перед серым старинным зданием церкви древнего вероисповедания. Около нее собралась толпа. В центре группы я увидел Завоевателей. Нищие окружили их кольцом в надежде сорвать свой куш. На нас они не обратили ни малейшего внимания, потому что никто не просит подаяния у Пилигримов. Но все же я схватил за воротник одного попрошайку и спросил:

- Что за церемония здесь происходит?

- Похороны Принца Рама, - ответил он. - По приказу Прокуратора. Государственные похороны, как положено. Они превратили это в настоящий праздник.

- Почему вдруг в Паррише? - спросил я. - Как умер Принц?

- Спроси кого-нибудь еще. А мне нужно работать.

Он увернулся и нырнул в толпу.

- Пойдем на похороны? - спросил я Олмэйн.

- Лучше не надо.

- Как хочешь.

Мы пошли к массивному каменному мосту, перекинутому через Сенну. А за нами взмыло к небу голубое пламя погребального костра для умершего Принца. Этот костер освещал наш путь, пока мы медленно шли в ночь, на восток, к Иорсалему.

Назад Дальше