- Ловкость рук, - проговорил Да-Деган, бросая карты на стол. - Ловкость рук и никакого мошенства. Если б генерал играл честно, я б не стал спорить с судьбой.
- Я не спрашиваю "почему?", - заметил юноша. - Я спрашиваю "как?"
- Тренировка, опыт, - усмехнулся Да-Деган. - Говорят, что есть вещи, которые, раз выучив, невозможно забыть. Я рискнул. И оказалось - это тот самый случай.
Пайше невесело усмехнулся. В уголках губ застыл вопрос. И можно было сделать вид, будто ты ничего не заметил - ни этого молчаливого вопроса, ни внезапно проснувшегося интереса к собственной персоне.
- Тренировка, опыт, - обронил юноша, набравшись смелости, - Где вам было их взять? Вы ведь Дагги! Дагги Раттера! Человек, что способен лишь рассказывать сказки, чувствовать красоту, да ценить прекрасное. Так откуда?
- Это допрос?
- Это доказательство того, как мало знал вас Рэй Арвисс.
И снова темнота в глазах, а посреди этой тьмы - пламя костра, вознесшееся к звездам. И плеск воды невдалеке, шум прибоя.
Форэтмэ. Ночь новолуния, и черный океан негромко поет, упорно поет серенады, целуя ноги земле и не смея посягнуть на большее. И вторя симфонии волн, словно скрипки и барабаны звучат стрекот цикад, потрескивание углей.
И улыбающаяся мордочка Рэя. Мальчишка! Бессовестный, яркий. Темные волосы спорят цветом лишь с тьмой безлунной ночи. А зеленые ясные глаза впитали солнечный свет. И в очерке лица, диковатого, странно-красивого - нежность и сила.
Рэй. Рейнар. Брат Иланта. Не просто брат - копия! Близнецы! Но как различны!!! Не спутать. Да только вот Рэя на этом свете, давным-давно уже нет. Четыре года!
Не уберег! Жизнь выкатилась из пальцев драгоценной жемчужиной, что упала со скал в бурное море. Нет мальчишки, словно б и не было! И только память, наказывая, гложет сердце голодным псом. И ничего, ничего исправить в этом нельзя!
Дрожа, тонкие пальцы мнут ткань воротника, и душит внезапно выросший в горле колючий ком, лишая дыхания, да холодной вьюгою кружат воспоминания и мысли. Не хватает только слез. Горьких капель океана боли. Он свое отплакал. В душе вместо огня - сосущая пустота, рождающая только большую пустоту. Нет! Плакать он не может. Слезы несут очищение. Ему этого не дано.
- Ты знал Рэя… - падает льдинкой с губ. Не вопрос, констатация факта. Странного факта. Не мог отпрыск контрабандистов пересечься с сыном координатора Рэны, внуком Леди, прекраснейшей стервы, Локиты. Не бывает подобных чудес. Слова повисли в воздухе подобно сизому дыму. Слова, на которые вольно или невольно он должен получить ответ.
- Я не всегда жил на Раст-Танхам, - огрызнулся юнец.
Да-Деган медленно опустился в кресло. Смотрел, не сводя пронзительного серо - голубого взгляда с юного, волевого лица.
Пайше! Русые кудри, правильные, неброские черты - прямой нос, глубокие глаза, темные, птичьими крылами развернувшиеся брови с легким изломом. Высокие скулы. На щеках яркий загар, словно его кожу ласкало дыхание десятков звезд, и каждая оставляла на память свой след.
Да-Деган покачал головой. Дергало зубной болью нечто смутно знакомое. Близкое и чужое. Словно ребус, который он обязан решить. Догадка сверкнула молнией средь полного мрака, осветив путь.
- Я не знал, что Рэй учился у Стратегов, - проговорил Дагги глухо. - Да если б и знал…. Что теперь толку?
Он, вздохнув, прикрыл глаза. Что толку, что когда-то он сам учился у них? Что толку, что когда-то были ему открыты сотни миров и сотни планет? Что толку, что его следы остались на песках времени, запечатлевшись, словно на камне? Прошлого не вернешь, минувшее не перепишешь набело.
Что вспоминать все былые заслуги и подвиги, если не сумел сделать самого главного? Что в них утешения, если Рэну, любимую Рэну, в спячке упустил? А с тем потерял и Рэя. И не только Рэя - их всех. Всю великолепную четверку, сиявшую ему, вернувшую в его жизнь любовь и смысл. Рэй. Илант. Лия. Иридэ.
И можно только волком выть на холодную луну. Потому что как когда-то давно - он один, и лишен смысла каждый шаг. Только желание мести еще раздувает искры былого костра, не давая замерзнуть изнутри.
Месть! Сладкое, горькое блюдо!!! Когда иссякает умение прощать, она способна дарить жизни вкус. Пусть и немыслимую горечь! Но хоть какой-то вкус.
И бьют током воспоминания. Юный-юный обманный лик, глаза как черные дыры - Анамгимар. "Тебе обязательно надо было разозлить его, Дагги?"
Но разве волен он в своем прошлом, в своих желаниях и чувствах? Разве не продал бы он развалин кому-то другому? Зачем цепляться слабыми руками за то, что не вернуть? В минувшем будущего нет. Но менять память на деньги демона - святотатство. Разве не знал он зачем тому руины?
Нет. Не знал. Лишь заглянув в холодные глаза воплощения расчета, и вспомнил, и постиг, и понял, что существуют грани, в которые биться можно. Которые нельзя разбить. И нельзя упустить улыбку Фортуны, отдав охранный знак в цепкие жадные руки.
- Сдашь меня? - спокойно спросил мальчишка. - Анамгимар платит за каждую голову Стратега.
- Да много ли стоит твоя голова?! - воскликнул Да-Деган, глядя в глаза юноши. Хотелось смеяться, только и смех иссяк, как когда-то слезы. Был только душивший его, жаркий гнев. - И за кого ты принимаешь меня? За профессионального шулера-игрока? За подлеца Анамгимара? Уж если я не продал ему руин за приличные деньги, неужели думаешь, что польщусь на гроши?
- Рэй говорил, что ты не жалуешь Стратегов.
- Не жалую, - отозвался Да-Деган. - Но это мое, личное. И уж я пока еще не дошел до такого отчаяния - продавать своих! Лигийцев - Ангамгимару. Это ж надо придумать такое! Чудак….
Чудак! А на губах вкус горечи. Вкус тлена. И пропадает желание потешаться - стоит лишь внимательно посмотреть на юнца. Нет, не умеет он держать своих чувств в узде! Не может скрыть волнения и напряженности. И шумного яркого дыхания не может унять. Что ж, умение играть приходит с опытом.
Поднявшись, Да-Деган подошел к юноше. Заглянул в глаза. Старый дар не ушел, не исчез. Когда-то он умел успокоить лишь взглядом. Здесь - с трудом, но заставил поверить. Точеная ладонь легла на плечо Пайше, тонкие пальцы чуть сжали мышцы, и холодная пустота у сердца шевельнулась, уступая место росточку тепла.
Ну, кто виноват, что потребность покровительствовать и помогать, так сильна? Ну, кто виноват, что хотелось тепла! Так хотелось тепла - восхищенного взгляда, признательности, доверия?
Был бы жив Рэй - он бы понял. Илант так и не смог. Есть вещи, которые для кого-то навек останутся непостижимы. Не каждый одаренный музыкант способен постичь суть межпространственного прыжка. Маловато он знал пилотов, умевших сочинять музыку. Каждому - свое. Умение понимать другого как себя - дар редкий, у одного на миллиард и общие гены тут не при чем.
- Ладно, - заметил Да-Деган, - проехали. На дураков я не сержусь, Пайше. Только стыдно быть дураком Стратегу. И я ничего не скажу Гаю. Если только…
И вопросительно вскинулись брови - крылья, и хитреца на дне глаз. Обсчитывает, думает, какое же условие поставит ему Дагги. Что ж, Пайше, молодец, умничка, только ничего - то мне особенного не нужно….
- Убеди его в моей лояльности, а? Он мне не верит.
- Сколько лет тебе, Дагги? А выглядишь как мальчишка…. Не старше меня.
Усмешка в двух словах. И все ясно и все сказано. И не будет он никого ни в чем убеждать. Хуже б только не сделал. Значит, надежда осталась только на Хаттами. И вопрос, раскаленным гвоздем пронзивший висок - узнает ли тот.
Впрочем, события, что подружили их - забыть нельзя.
Вздохнув, Да-Деган покачал головой. Ярким жаром горели щеки. Эмоции - как в кипящем котле вулкана. Забыть бы! Все забыть! Ничего не помнить. Ничего не знать…
Да только, разве вернешься в былое?
Усмехнувшись, Да-Деган отошел от Пайше.
"Сколько тебе лет, Дагги?"
А много, малыш, много…. Как минимум, на пятьдесят лет больше, чем отразилось на лице. И взрослый сын, и внуки… внучка, которой не приведи судьба узнать, что он ее дед. Много, малыш, ведь во краткие дни вместилось больше, чем некоторые проживают за десяток лет.
И разорвать бы эту нелепую маску в клочья! Но как жить без маски? Кто б его научил…. Да и боязно, страшно, подставлять холодному ветру оголенные веточки скрученных нервов, голую кожу.
Закрыть глаза…. Сбежать! От себя сбежать, от насмешницы судьбы! Бросить карточный веер на стол.
Но у кого хватит сил доиграть партию? Не у этого ж салажонка, зеленого, задиристого парня? Нет, таких сил нет ни у кого. И лишь ему одному порой судьба позволяет вырывать из своих рук призы. Дорогие призы. Потому, что он ее развлекает. Потому, что она его любит. Но, любя испытывает так, что кости трещат от напряжения натянутых нервов.
Ударил по ушам странный звук - так звучит скованный неземным морозом воздух, опускаясь на землю, звенит на пределе слуха, пронзительно вибрируя. То заработал прыжковый двигатель, деструктируя континуум, претворяя нечто в ничто. Липкой рукой залез за воротник страх, касаясь мокрой рукою лопаток.
Качнулась реальность, разрывая надвое ткань бытия. Свет и тьма - смешались. И поменявшись меж собою не раз, в пронзительном кружении пролетели перед внутренним взором десятки дней, мгновений, лиц.
Он не любил прыжки, внутренне содрогаясь каждый раз в мгновение до, в момент после. Он ненавидел эти краткие мгновения скольжения по струне пространства. Ее звучание заставляло сжиматься сердце в комок. Ее звучание выворачивало все его существо наизнанку. И все тело болело от горького звучания хорала диссонансом стенаний, кузнечным молотом бившего по каждой из клеточек тела.
- Эй!
Кто это? Где?
Тишина и тьма. И мурчит сытым котом основной маршевый двигатель. Заткнувшись, смолкли сирены. Лишь чудится в пронзительной звенящей тишине звук падающих капель.
- Дагги! Эй! Жив, рэанин?
- Кажется, жив.
Говорить бы, не разжимая губ, мозгом впитывать мысли иного существа. Губы болели, словно разбитые в кровь. Болела голова, болели руки.
И пусть в прошлом сотни прыжков - этот был на особицу. Придушить бы пилота! Так и чесались кулаки.
- Ты чего?
- Я болею с прыжков, Пайше. Не удивляйся. С людьми такое случается, хоть и редко. Я уникум в своем роде. Долго еще до Раст-Танхам?
- Часов шесть полета. Придем к вечеру, и я покажу тебе Аято. Ты ведь не был в столице контрабандистского мира?
- Не был….
Не был. Да если и был! По улочкам Аято можно бродить вечность. И можно заблудиться в садах.
Нищета и блеск, респектабельная добродетель и бесстыдный порок - все смешалось в ладонях контрабандисткой столицы. Сотни рас, миллионы народов, все возможные оттенки цветов кожи, волос и глаз. Невероятное количество форм глаз и губ. И поцелуи - жадные и нежные, поверхностные и долгие. И цена куртизанкам такая же разная, как и звезды на небе. Какую осыпь золотом - мало, какой-то хватит полевого цветка.
Как забыть это? Мир, где каждый камень хранит отпечаток его шагов. Каждая капля рек бережет чьи-то слезы о нем. Мир, где с дыханием ветра сплеталась его душа. Там, под сенью огромных ив, сквозь ветки которых просвечивает небо….
Где-то там место, откуда начала свое стремительное падение его звезда. Где, с качнувшегося небосклона она сорвалась, сгорела и пропала. Остыла, увязнув в болоте.
Где-то там, на забытых тропах он сделал неверный шаг.
Где-то там начинала расти его ненависть. Аято. Раст-Танхам. Его молодость. Настоящая молодость. Высокой пронзительной нотой звучащая песня, которую не вернуть, не удержать, не спеть заново. Оборванный напев, который не продолжить до конца.
И только кусать губы, вспоминая. И только сожалеть, не находя утешения минувшему в настоящем.
Закрыть глаза, провалиться в сладкое бездумие бы! Потерять память, испив дурманящего жгучего напитка оноа! Чертово снадобье вытянуло б из его глаз боль, развеяло скорбь. Нет скорби в том, кто потерял память. Память - не разум. И кто виноват, что его память - как уголья? Жжет, проклятая! Если б он мог, он скрутил бы голову памяти.
Нет, никогда он не знал Аято. Нет, не его следы остались на камне мостовых, не его голос потерялся в гомоне шумных улочек.
Нет, не он ласкал жаждущие тела распутных, падших женщин. Не он жил ярко, светло и весело. Нет, не он никогда не знал уныния и грусти! Эта его жизнь - череда горьких потерь. Самая ж большая - потеря себя.
И пальцы вновь сжимались в кулаки. Ярость! Разве в юности был он подвержен ярости? Разве была его юность наполнена ненавистью? Разве ныне яда - не под самые края? И кривились губы….
Вздохнув, он заставил себя подняться на ноги, щелкнул по носу Пайше.
- Уж в улочках Аято я постараюсь не блуждать и без тебя!
Ноги несли в рубку. Остановившись у дверей, он смотрел на экраны. Причудливые кривые графиков наслаивались на космический пейзаж. И Раст-Танхам выглядела не больше, ни меньше - плоской тарелочкой, диском для метания.
Самый оживленный порт Лиги не знал такого количества кораблей и капитанов. Здесь, на рейде можно было встретить кого угодно. На то она и Раст-Танхам. Причудливая планета.
- Дагги? - усмехнувшись, заметил Гай. - По что припрыгал? Не сидится в каюте! Хочешь добрый совет? Вот приземлимся, и беги ты. Со всех ног беги от меня. А то неровен час, и в самом деле повешу, коль не выполнишь обещания.
Губ коснулась легкая улыбка.
- Кто исполнял прыжок, Гай?
- Я.
- Ты? Если еще раз исполнишь подобное соло, вешать не придется. Отдам концы во время полета.
Усмехнувшись, он отметил удивленную мину на лице Гая. Пожал плечами.
Пройдя в рубку, присел в пустующее кресло рядом с местом Гая, изучал графики, отслеживал переменные. Тоже было не впервой.
- Знаешь, - усмехнувшись, заметил Гайдуни, - я оповестил отца, что у Оллами появился новый советник.
- Хаттами был в бешенстве?
- Был. Если он не убьет нас обоих, считай что нам очень и очень повезет. Десять процентов с оборота! И как тебе удалось завести меня на спор, а, рэанин?
Да-Деган пожал плечами.
- Наверное, просто повезло, - заметил беззлобно. - Я в долгу перед твоим отцом. И этот долг я обязан вернуть. Главное, что б Хаттами не склеил ласты, увидев меня. Ну, скажи, - продолжил он, бросив быстрый взгляд на Гайдуни, - ты б взял меня в советники, если б не спор?
- Я себе не враг.
- Самая большая ошибка тех, кто меня видит, - проговорил Да-Деган задумчиво, - в том, что они видят не того.
7
На поле - ветер. Запах окалины, смазки, отработанного топлива. Над головою - небосвод. Ночь распахнула свои крыла, поглощая убожество дальнего порта. Агами ближайший к Аято не для них - слишком дорог, что б обнищавшая Гильдия могла позволить роскошь сажать на нем свои корабли. Этот - пустынный, третьего сорта, с дурной славой - только этот им по карману.
И встречает на поле Хаттами. Такой же, как сын - высоченный, кряжистый, упрямый. Неудачи могли сломить любого. Но этот - будет держаться до последнего. Непокорный норов, ни перед Судьбою не склонится, ни перед человеком.
Выходя из корабля Да-Деган, помедлил. Было боязно. Было скорбно. Как-то ныне встретит его Раст-Танхам? Что ему приготовит?
Бросив быстрый взгляд на поле, усмехнулся. Прав был Гайдуни, намекая на головомойку. Уперев руки в бока, Хаттами готовился ему мылить холку. Десять процентов с оборота! Не то, что немало. Для Оллами сейчас - немерянная сумма. Немыслимая.
И рядом с Гаем - Пайше. Худенький мальчишка меж великанов. Что-то он может сделать? Какое слово сказать?
Тряхнув головой, Да-Деган подошел к Гайдуни, встал по другую руку.
- Не гневайся, Хаттами, - проговорил негромко, глядя, как на лице хозяина Оллами удивление сменяет гнев. - Это я поймал на слове твоего мальчика. Прости, не мог иначе. Не было выхода. Но десять процентов за мою голову - это ведь даром!
И не усмешка, но улыбка расцветала на лице! Невозможно иначе было смотреть на неподдельное удивление, неверие и радость, отразившееся на лице Хаттами Элхаса, тот смотрел, как смотрят на солнце - полными слез глазами.
- Ты! - шептал контрабандист, внезапно потеряв голос, этот гулкий раскатистый бас, что мог перекрыть рев стартующего в небо корабля. - Ты жив! Да только ты ли это?!
- Я - отозвался рэанин, чуть склонив голову. - Да-Деган Раттера снова к вашим услугам. Что, накрутим хвосты шакалам Иллнуанари? Просит хороших пинков Анамгимар Эльяна…. А?! Так что чертям тошно станет! Что скажешь на это?
- Что ты не изменился, - отозвался Хаттами, переводя дыхание и неверяще мотая головой. - Говорили, ты умер…. Утонул….
- Э! - рассмеялся Да-Деган, легко отмахнувши рукой. - Существует субстанция, что не тонет. И потом, с каких это пор ты веришь слухам?
- Вы оба на "ты", - удивленно выдохнул Гай, вмешавшись в разговор.
- Мы - давние приятели, - отозвался Да-Деган, - я намекал тебе о данном факте еще на Рэне. Ты не поверил.
- Твои проблемы, - усмехнувшись, добавил Хаттами.
Было время, они понимали друг друга с полуслова, с полувзгляда. С краткого жеста. Бывало такое. И кто кроме Хаттами мог отчудить такое - вырвать приз не из рук слабого и немощного, но самую большую драгоценность вырвать из рук Хозяина Эрмэ. Кто еще мог быть столь безрассуден?
А никто. Лишь один. Он. Хаттами. За то и платит. Не покушаются на сокровища короны безнаказанно.
Да-Деган легко пожал плечами. Что ж, если Фортуна не вздумает хмуриться, все изменится. А если и нахмурит соболиные брови строптивая девочка, что ж…. Не впервой - он ее насмешит!
И катилась по небу звезда, торопясь на посадку - давно безнадежно опоздавший флагманский крейсерок Иллнуанари. И кривился рот в усмешке.
Что ж, первым, кто заплатит, за свои грехи и чужие будет Анамгимар. Он так решил. И так оно и будет. Сжатой пружиной дрожала воля, готовая ударить, подбирались пальцы в кулак.
Хаттами заметил, с сомнением покачал головой.
- Не связывайся ты с Анамгимаром. Или одного раза - недостаточно?
Да-Деган заставил себя надменно улыбнуться.
- Я должен Анамгимару, - заметил глухо. - Ты же знаешь, я не люблю неоплаченных счетов.
- Тогда платить придется многим, - заметил Хаттами сухо.
- Многим и заплачу, - отозвался Да-Деган безмятежно.
"Заплачу"…. Огромный счет, неподъемный. Не человеку под силу закрыть такие счета. И горечь полыни разливалась по венам. Не под силу, но только в этом и суть его жизни, и шанс на прощение. Простить себя - еще не значит воскреснуть. Но прощение - первый шаг.
Найти себя. Найти смысл. Найти соль. И жить! Не это ли была мечта? И касаясь висками холодных камней стен старого форта, не об этом ли он грезил, не этого ли ждал, не об этом ли думал?
- Дерзок ты, Дагги, - заметил Гайдуни.
- Пусть его, - усмехнулся Хаттами.
Подхватив рэанина под локоть, Хаттами увлек его к флаеру, стоявшему на границе поля. Гай и Пайше остались у корабля - нужно было проследить за разгрузкой. А следом, после профилактики и проверок - новый полет. Не хочешь потерять последние штаны, вертись, как умеешь. Все верно. Все, как всегда. Оллами не может позволить себе длительных стоянок.
Флаер взмыл в небо, летел вольной птицей, приближаясь к Аято.