Квадратная тарелка опустела довольно быстро. Я даже съела сложенный в уголке имбирь, который раньше терпеть не могла. Голод, сами понимаете, не тётка…
- Так на чём мы с вами остановились? - японец-китаец взял мою пустую тарелку и вместе с палочками унёс к раковине, но мыть не стал.
- На Джордано Бруно, - ответила я, чувствуя, что произношение таких сложных слов мне даётся уже с некоторым трудом.
- Ах да, Джордано! - Японец-китаец потёр пальцами виски. Уши его при этом комично задвигались. - Мы ведь так и не выяснили, каким боком он приходится к нашей с вами находке. - Японец-китаец сделал длиннющую паузу, как заправский лектор перед новой темой. - Для начала надо сказать, что указанный персонаж был многогранной личностью и кроме открытого глумления над католической церковью занимался ещё много чем, за что в те времена можно было угодить на костёр. Одной из его страстей была мнемоника - наука о совершенствовании человеческой памяти. Говорят, он достиг в этом деле потрясающих высот: целиком запоминал прочитанные им книги и безошибочно цитировал текст с любого места по требованию; изучил большинство из имевшихся в то время научных трудов; овладел практически всеми европейскими языками… Но и это далеко не всё. Самое главное его достижение состоит в том, что он овладел тайной, как сейчас бы сказали, биологического бессмертия…
После слова "бессмертия" изгнанный было алкоголем страх вернулся, и мне стало жутко по-настоящему. Я ощутила самый настоящий холод в ногах и не нашла ничего лучше, чем снова приложиться к стакану. Мой собеседник, кажется, ничего не заметил, и выглядел совершенно спокойно. Складывалось впечатление, что он рассказывает о каких-то милых пустяках, а не о, извините, недостижимом, невозможном, невозможном в принципе, невозможном вообще… господи, даже язык с трудом поворачивается… бессмертии…
- …есть мнение, - продолжил японец-китаец, - что в 1583 году Джордано Бруно оживил и наделил бессмертием казнённого в Лондоне пирата Клинтона Аткинсона и убитую клиентом уличную проститутку, имя которой осталось неизвестным. Как вы понимаете, технология оживления утрачена - она вознеслась вместе с дымом от костра на Кампо деи Фиори в голубые римские небеса - известно лишь то, что Джордано использовал для этого ампутированные головы своих подопечных. Никто не знает, зачем он это делал. Возможно, это была одна из его шуток - так он потешался над отцами церкви.
- Ни хрена себе, шуточки, - вставила я.
- …Джордано Бруно в то время находился в Оксфорде - днём читал в университете лекции по своему труду "О бесконечности вселенной и мирах", а по ночам в анатомическом театре проделывал процедуры оживления. Говорят, немногочисленные зрители в ужасе выбегали из анатомички, а некоторые падали в обморок, когда выставленные на кафедре головы одна за другой сначала открыли глаза, а затем начали говорить…
"Могу себе представить", - подумала я и ещё хлебнула вина.
- …разумеется, долго так продолжаться не могло, и Джордано пришлось перебраться в Лондон, а потом и вообще покинуть Англию. Оживлённые головы он забрал с собой. После возвращения на материк он ещё долго путешествовал по европейским столицам, пока его ученик Джованни Мочениго не написал на него донос. Ну, а дальше вы, наверное, знаете.
- Так значит там, - я показала большим пальцем на чемодан, - кто-то из них?
- Сложно сказать, - японец-китаец пожал плечами, - не сохранилось никаких сведений о том, сколько всего, так скажем, человек он оживил. Не думаю, что он остановился всего на двоих…
"Боже мой, во что же я влипла", - подумала я, и на меня тут же вывалился целый ворох, видимо, отсиживавшихся до этого момента в самом дальнем углу моего сознания неприятных ощущений и ужасных мыслей, словно кто-то ливанул мне на мозги целое ведро эмоциональных помоев.
- Поверить не могу, - я схватилась за голову, - ужас какой-то! Бред… Мне кажется, что всё это сон…
- Я вас понимаю, - японец-китаец поднялся и подошёл ко мне, но не слишком близко, - Саша, может, распакуем чемодан, чтобы развеять ваши сомнения? Я всё сделаю сам.
Я ответила слабым кивком. Подумала: "Делай что хочешь, мне уже всё равно…"
Японец-китаец не заставил себя долго ждать. Открыл чемодан, по-хозяйски извлёк оттуда завёрнутую в полотенце голову, распеленал и осторожно поставил на стеклянный столик у окна. Голова ещё спала, во всяком случае, глаза её были закрыты, а цвет лица немного бледноват для бодрствования. Я подумала, что это намного лучше, чем если бы она сейчас начала голосить… Затем моё внимание привлекли чёрные песчинки, непонятно откуда взявшиеся на прозрачной столешнице. Сначала этих песчинок было мало, но с каждой секундой их становилось всё больше и больше, пока они не засыпали полстола. Я сощурила свои близорукие глаза и заметила на горшке трещину неширокую - в полпальца - наискосок трещину.
- Наверное, стукнули, когда везли, - вяло предположила я.
- Нет, это она растёт, - по-деловому сообщил японец-китаец, который стоял от меня справа, лицом к окну, - горшок надо срочно менять.
- Кто растёт? Голова? - переспросила я.
- Конечно, а вы как думали, - японец-китаец повернул ко мне своё удивлённое лицо, - ради этого всё и затевалось.
Очередной кульбит из мыслей тряхнул мою уставшую голову.
- И что, простите, из неё вырастет?
- Что вырастет, то вырастет, - усмехнулся японец-китаец, - ложитесь лучше спать, дальше я сам справлюсь.
9. Боевая фантастика
Я проснулась на низкой жёсткой кушетке, завёрнутая в колючий плед с плывущей в неизвестном направлении головой. Обследовав себя одной рукой, убедилась, что из одежды на мне трусы и вчерашняя майка. "Трусы на месте - это уже хорошо", подумала я; приняла положение сидя, уронила лицо в ладони и сильно зажмурила глаза.
Завершение вчерашнего дня восстановилось не сразу, но во всех подробностях. Я повернула голову к стеклянному столику и обнаружила на нём, точнее, за ним знакомую макушку. Встала. Не выходя из пледа, сделала пару шагов и увидела огромный, в сравнении с прикупленным мной в Риме, коричневый горшок, из которого торчала, также как и вчера, мирно спящая голова, только теперь у неё были шея и расходящиеся от шеи в стороны (не знаю, как называются) мышцы, которые потом должны закончиться плечами…
- А ведь она и правда, растёт, - сказала я вслух и только в этот момент поняла (скорее, ощутила), что в квартире я одна, не считая, разумеется, головы.
На всякий случай я всё-таки огляделась вокруг (хозяина, то есть, японца-китайца нигде видно не было) и спокойно освободилась от пледа. Прошлась по квартире, еле передвигая голые ноги. В голове всё по-прежнему куда-то ехало. Доковыляла до кушетки и рухнула на неё трупом.
Голову будить совершенно не хотелось. Я наконец-то призналась себе, что, начиная со вчерашнего вечера, начала её бояться. Не так, как, например, боятся дворовых хулиганов или начальства, а скорее, как внутренне трепещут перед заключёнными в металлические клетки дикими зверьми, тиграми, или, там, медведями. Понимаете, о чём я? А ещё я призналась себе в том, что совершенно не понимаю, в чём же состоит моя роль в этой истории.
Было и третье признание. Заключалось оно в том, что, несмотря на первые два, мне очень (просто очень-очень) хочется узнать, чем же всё это закончится, и это, пожалуй, единственное, что удерживает меня от того, чтобы в ту же секунду выбежать из дому и с криком: "мама!" рвануть в сторону аэропорта.
От всех этих мыслей голова перестала соображать окончательно. Я снова встала, напилась холодной воды из-под крана и решила себя чем-нибудь занять. Ещё раз осмотрелась и только теперь отметила про себя одну странность этой квартиры: тут не было ни телевизора, ни компьютера. Не было даже стереосистемы. Зато было много книг, понятно на каком языке. Они стояли на миниатюрных полочках-этажерках, которых в комнате было (я специально посчитала) семь штук. Я прошлась пальцем по корешкам книжек одной из них и неожиданно ухватила взглядом кириллицу. Книжка тут же была выдернута с полки и исследована. Исследование показало:
Книга формата "pocket size" в мягкой глянцевой обложке. Название: "Тропы Сурматора. Эпизод VII" (красными со стремительным наклоном буквами в четверть обложки). Под названием изображён крепкий мужчина в футуристической униформе - видимо, главный герой - с колена стреляющий из странного оружия, в форме которого, вероятно, воплотилась детская мечта художника о водяном пистолете и вполне взрослая о компактном японском перфораторе (вполне вероятно, что иллюстратор бацал сей шедевр во время ремонта собственной квартиры).
Из дула описанного оружия исходил ярко-синий луч, упирающийся в живот маленькой тёмной фигурки в самом углу обложки (от живота поднимался лёгкий дымок). Подстреленный враг был изображён в положении неустойчивого равновесия, за миг до падения в пропасть. Чуть поодаль от подстреленного врага находились ещё двое, испускавшие из своих "перфораторов" красные лучи, которые скрещивались в центре обложки с синим лучом героя, вызывая у меня устойчивые ассоциации со "Звёздными войнами".
Чем дольше я вглядывалась в картинку, тем более убеждалась, что лицо главного героя мне знакомо. Я повертела книжку в руках, чтобы увидеть лицо как бы под разными углами, и, наконец, поняла: оно было заимствовано с плаката времён войны "Бей насмерть!" Видимо, иллюстратор во время ремонта обнаружил у себя какую-нибудь книгу о Великой Отечественной войне.
В целом, обложка произвела на меня хорошее впечатление. Она однозначно указывала на жанр погребённой под ней книги, причём нереальной униформе и оружию главного героя здесь отводилась лишь второстепенная роль; основным было то, что все враги, включая подстреленного, были трёхногими. Но для особо тупых снизу было подписано: "Боевая фантастика".
Честно скажу, я искренне призираю произведения, написанные в этом прекрасном жанре, занимающие примерно такое же место в сознании стареющих юношей, как и сопливые романы у стареющих девушек: и те и другие придуманы для комфортной пролонгации человеческой инфантильности, разумеется, со скидкой на пол. Нет, я всё понимаю, никому не хочется взрослеть, но не таким же способом…
Я ещё раз посмотрела на обложку. Подумала: "такие книги удобнее всего читать в сортире, когда живот удобно проваливается между ляжек… без остатка отдаться печатному слову, представить себя главным героем, молодым и лёгким, с хорошей фигурой и безотказной потенцией и испытать ни с чем не сравнимое чувство ложного психологического комфорта… Кстати, от чтения будет и вполне ощутимая польза для здоровья: острые повороты сюжета поспособствуют скорейшему и безболезненному отправлению естественных потребностей. Главное тут не подумать, что у тебя лопнули глаза, если жена случайно выключит в сортире свет…"
От мыслей меня отвлёк хруст суставов, или, точнее, позвонков. Сердце моё моментально провалилось так глубоко вниз, что на обратном ходе чуть не выскочило изо рта. Чтобы взять себя в руки, я сделала глубокий вздох и медленно повернула голову в сторону окна.
- Что читаете? - спросила немного покачивающаяся над горшком голова, как бы разминая затёкшую шею.
Вместо ответа я подняла книгу так, чтобы голове было видно обложку. Голова мельком глянула на неё и тут же скроила на лице кислую мину.
- Не люблю фантастику, - сказала она.
- Я тоже.
- А почему читаете?
- Другого нет, всё остальное на японском.
Голова нахмурила брови.
- А вы, конечно, его не знаете…
- Есть грешок. Кстати, а откуда вы знаете русский?
- Русский? - Голова высокомерно выгнула левую бровь. - Русского я не знаю, как и не знаю ни какого другого, из известных вам языков, но вместе с тем, я знаю их все. Я говорю с вами на дивонике. Если владеть им, то можно общаться с человеком, говорящим на любом языке.
- Как, простите?
- Ди-во-ник, - по слогам произнесла голова, - это язык, содержащий все остальные языки на земле. Его изобрёл великий Джордано.
"Опять этот Джордано, - подумала я, - куда ни плюнь - везде он".
- Скажите, а кто ещё из великих людей, кроме Джордано Бруно и Мекеладжело де Караваджо повстречался вам на жизненном пути? - спросила я плохо скрываемой издёвкой. - Может, Томас Майн Рид? Или Александр Беляев?
- Я не буду перечислять имён, - голова закатила глаза к потолку, - но, поверьте, среди них было много достойных персонажей… и ещё, не надо ёрничать, хотя бы и уважения к моему возрасту.
Мне вдруг стало стыдно за свои слова.
- Извините, - сказала я, - а вы, правда, бессмертны?
- Фактически да, - спокойно ответила голова, будто речь шла о какой-то мелочи, - если конечно не попаду в лапы Священной конгрегации Доктрины Веры, как это называется сейчас, а проще говоря, Священной инквизиции. Кстати, вы знаете, что нынешний папа бывший инквизитор?
- Да, нам говорили во время экскурсии по Ватикану. А что они с вами сделают, если поймают?
Голова громко сглотнула.
- Сожгут. Разумеется, не при большом скоплении народа на Кампо деи Фиори, а где-нибудь в уединённом монастырском крематории в присутствии двух-трёх наблюдателей в хабитах или…
Окончание фразы повисло в воздухе. Глаза моего собеседника неожиданно выпучились, а губы образовали вытянутое "о". Я резко обернулась, ожидая увидеть за своей спиной что-то ужасное, но ничего кроме знакомого интерьера там не обнаружила.
- Как вы сказали, все остальные книги на японском? - завизжала, как резаная голова. - Отвечайте!
- Да, вот, смотрите сами. - Я достала с этажерки первую попавшуюся книжку с чёрными иероглифами на золотой обложке и поднесла к голове.
Вмиг удивление на её лице сменилось отчаянием.
- Я так и знала! - заголосила она. - Они меня нашли, они меня поймали! А вы - одна из них. Господи, за что?
Я совершенно не понимала, чем вызван этот приступ паники, и поэтому решила, что голова меня просто-напросто разыгрывает. У меня даже мелькнула мысль подыграть ей, сказать, что я действительно одна из них, и что её, головы, песенка спета, но когда я увидела капающие с ресниц слёзы, сама не на шутку перепугалась.
- Вы можете спокойно объяснить, что происходит? - как можно увереннее сказала я.
Голова на секунду замолчала и навела на меня свои огромные, мокрые глаза.
- Скажите, кто хозяин этой квартиры? Ведь мы не в гостинице, верно?
Я почесала затылок, пытаясь вспомнить имя японца-китайца.
- Это… ну, как его… - я пару раз щёлкнула пальцами, - Сасаки. Точно, Масахиро Сасаки. Помню, на харакири похоже было и ещё на сосачки…
- Сасаки? - переспросила голова.
- Ага, Сасаки, - подтвердила я, - сто процентов.
- О, горе мне, горе… они меня наши…
- Вы можете, наконец, объяснить, кто это, "они"? - выпалила я.
Голова уставилась на меня ничему не верящей двустволкой. Я стоически выдержала её взгляд, не отвела глаз и ни разу не моргнула.
- Ладно, на этот раз поверим, - произнесла голова учительским тоном, - "они" - это японцы. Гоняются за мной так же яростно, как и Ватикан, а может, и ещё яростнее. Этот ваш Сасаки - наверняка, один из них.
- На что вы им сдались? - удивилась я.
- А вы не понимаете? Хотят покопаться в моей башке, - огрызнулась голова, - это ещё хуже, чем на костёр… - И она зарыдала совершенно по-бабски. По её раскрасневшимся щекам и стройной шее побежали ручьи, исчезая в чёрном, как у брюнетки из рекламы шампуней, почвогрунте.
"Замкнутая система, - подумала я, - самоорошение".
- Увезите меня отсюда! - проревела голова. - Куда-нибудь увезите и спрячьте. Мне нужна всего одна неделя, чтобы вырасти, и тогда я убегу, и никто, никто меня не найдёт!
- Но куда, простите, я вас увезу? - поинтересовалась я.
- В первую очередь, из этой квартиры, - ответила голова гораздо спокойнее, а там я вам всё расскажу.
10. Русские не сдаются!
В то, что голова не врёт, а, если врёт, то правдоподобно, я поверила, когда не обнаружила в прихожей своей верхней одежды. Свитера и джинсов, которые должны были висеть в комнате на стуле, тоже не было, обувь, и та исчезла. Единственное, что у меня осталось - это майка "GAP", трусы и ещё перчатки, которые я купила тогда на рынке. Согласитесь, о том, чтобы выйти на улицу в таком виде, можно было даже не думать.
Но самое страшное, что кроме одежды неизвестно куда испарились чемодан и сумка, где были паспорт, обратные билеты и все деньги. То есть, абсолютно все. Пометавшись некоторое время по квартире, я устало плюхнулась на ковёр.
- Что же делать-то? - проговорила я вслух. - Всё ведь забрал, подлец.
- Бежать! - крикнула голова.
- В таком виде? - Я задрала майку, демонстрируя голове трусы.
Голова, хмыкнула, а после, словно радар, из угла в угол взглядом просканировала глазами комнату.
- Посмотрите в том шкафу. - Она указала на шифоньер в углу. - Он, наверняка, одёжный, а деньги я вам потом скажу, где взять.
Я подбежала к шкафу и распахнула скрипучие двери. Точно сторожевой пёс, меня встретил удушливый многослойный запах, в самом низу которого угадывался нафталин. От неожиданности я закашлялась.
- Это ничего, у некоторых в шкафах скелеты водятся, - прокомментировала голова.
Справившись с запахом, я заглянула внутрь. На длинной палке, проходящей поперёк шкафа на уровне моей груди, висели: два костюма мужских однобортных серых, совершенно одинаковых; два костюма мужских двубортных бежевых, также совершенно одинаковых; две синие сорочки, упакованные в полиэтиленовые чехлы и пара спортивных тапок сорок последнего размера, отдалённо напоминающих наши полукеды.
Начала я, сами понимаете, со штанов. Лучше всего на мою задницу налезли те, что от бежевого костюма, из-за разницы в росте превратившиеся в эдакие бриджи-переростки. После, повернувшись спиной к голове (до меня наконец-то дошло, что он всё-таки мужик), я рассталась с "GAP" и надела одну из сорочек, которая, заправленная в брюки, смотрелась более или менее сносно. Уже не глядя в зеркало, я нацепила серый пиджак и пошла к голове.
- Что ж, любезный, теперь с вами.
- С удовольствием, только заверните меня во что-нибудь, хотя бы вон в то одеяло, - в голосе головы уж не было никаких всхлипов, только спокойная уверенность, да и слёзы с лица куда-то исчезли.
"Вот и умница", - подумала я и аккуратно запеленала голову в плед, под которым спала. Попробовала поднять образовавшийся кулёк и непроизвольно охнула - по моим ощущениям в "младенце" было килограмм семь, если не всё десять. С третьей попытки взяв вес, я направилась в прихожую.
- Только держите меня повертикальнее, а то из горшка вывалюсь, - сообщила своё мнение голова.
- Будет тебе повертикальнее, - ответила я сквозь зубы, - если я пополам не сломаюсь.
В ответ голова что-то такое пробурчала на итальянском, судя по интонации, негодующее. Я решила пока не обращать на это внимания. Подумала: "Главное, выбраться, а там разберёмся".
Только выбраться так просто не получилось - дверь, деревянная и обшарпанная, без ручки, но с маленькой блестящей замочной скважиной, оказалась заперта.
- Закрыто, - констатировала я, - на ключ.
- Ломайте, - тут же донеслось из кулька.
- Как ломать?
- Ногой! Со всей дури!