Он неотрывно смотрел на синюю полосу перед собой, и всё беспокоился, как бы не сошла с неё лошадь. Но Чалая чутко ощущала край, и потому держалась самого центра полосы и лишь изредка испуганно косилась на проплывающие мимо облака. Но облака вели себя смирно.
– Слушай, – вдруг произнёс Бэвлин, – а может, я тебя найму? Заработать хочешь?
– Кто же не хочет, – сдержанно отозвался Крисп.
– У твоего брата сегодня день рождения? – поинтересовался Бэвлин.
– Завтра…
– Во! Тогда давай, покатаемся сегодня малость. Подремонтируем небесную твердь.
– А сколько заплатишь? – недоверчиво спросил Крисп.
– Десять золотых.
– Ух, ты! – вырвалось у Криспа.
– Что, много? – усмехнулся Бэвлин, радуясь, какое впечатление произвёл на Криспа.
– Такие деньжищи! – покрутил головой Крисп.
– Тогда поехали веселей! – распорядился Бэвлин.
Крисп шевельнул вожжами и причмокнул. Лошадь недовольно дёрнулась, но прибавила ходу.
Крисп уставился в голубую даль, куда уходила синяя полоса.
Десять золотых! Да у них в деревне и за месяц столько не зарабатывают! А тут за день. А пусть даже за полтора! К брату если завтра к обеду поспеет, то и замечательно.
Крисп перевел взгляд вбок, за край полосы. Но там смотреть было не на что: земля ушла, и внизу распахивалась Бездна, укрытая, как всегда, мутной пеленой тумана. Да ещё лёгкие белые облачка, которые обычно парили в вышине, теперь оказались под ними, под синей лентой, по которой они сейчас ехали, под копытами лошади. Вот и вся разница.
Лошадь остановилась.
– Ты чё? – Крисп потянулся за кнутом, пристроенным где-то в передке телеги, но Бэвлин остановил его:
– Погоди, – он спрыгнул с телеги и зашёл вперёд. – Умная у тебя лошадь, однако! Поди сюда, глянь.
Крисп слез со своей стороны и зашёл за лошадь. И остановился: в синей полосе зияла дыра. Таковая, что туда, пожалуй, ухнула бы вся лошадь, вместе с телегой.
Бэвлин уже тянул к дыре шланг с леечным наконечником.
– А что в бочке? – поинтересовался Крисп.
– Твердь, – сосредоточенно отозвался Бэвлин. – Отойди, не мешай!
Крисп не обиделся. За десять золотых можно позволить и не такое.
Бэвлин принялся поливать края дыры прыскающей из лейки жидкостью. Падающие капли притягивались к краям и намертво прилипали. Вскоре на месте дыры бледнела свежая заплатка.
– Поехали? – спросил Крисп.
Бэвлин покачал головой:
– Не спеши. Надо выждать, покуда посинеет. Иначе провалимся.
Белое пятно медленно наливалось синевой от краёв к центру. Синева проступала изнутри, становясь всё гуще и гуще, сливаясь с общим фоном полосы.
Скоро на месте большого белого пятна осталось малое окошко, затем белая звёздочка, а затем и она исчезла.
– Можно ехать, – объявил Бэвлин.
Крисп осторожно подал лошадь вперёд. Та, как ни в чём не бывало, бодро затопала копытами по синей полосе, в которой не осталось ни малейшего следа от случившейся дыры.
– Здорово! – вырвалось у Криспа.
– Так и работаем, – скромно согласился Бэвлин.
– А дыра откуда взялась? – решил уточнить Крисп.
– Звёздный камень, – пояснил Бэвлин.
– Черти швыряются? – сдвинул брови Крисп.
– Может, и черти, – согласился Бэвлин. – Только я их никогда не видел.
– А камни видел? – с жадностью спросил Крисп.
– И камни не видел. Они вниз падают. В Бездну, или ещё куда…
– А на землю – бывает?
– Бывает, и на землю, – усмехнулся Бэвлин. – Так что тебе их проще отыскать, чем мне. Я при аэропорте.
– Хоть бы разок посмотреть на камень! – вырвалось у Криспа. – Бают, на соседнем острове упал один… золотой.
– Случается и золотой, – спокойно произнёс Бэвлин. – Но чаще обычные. От простых и не отличишь почти. Поди, угадай, с неба он или с ближней скалы.
– Вот бы найти золотой! – вздохнул Крисп.
– Найдёшь… – Бэвлин прикрыл глаза и откинулся на бочку. – Если сильно захочешь…
– А вдруг опять дыра? – испугался Крисп.
– Лошадь у тебя умная, – не открывая глаз, произнёс Бэвлин. – Остановится. Не продашь? Я бы купил…
– Ты что! – всполошился Крисп. – Крестьянину без лошади…
– Шучу, шучу… – успокоил его Бэвлин.
Синяя полоса пошла под уклон. Приближался соседний аэропорт. Бэвлин сел и открыл глаза:
– Внизу переедем на зелёную полосу. Надо её посмотреть.
– А… а красную? – с замиранием сердца спросил Крисп. Всё же красная полоса вела в столицу.
– И до неё время дойдет.
– А почему красную не в первую очередь? – хитро сощурился Крисп.
– Почему, почему… – усмехнулся Бэвлин. – Потому что я её одиножды проверял. Там-то Савраска и засеклась. Торопился очень. Хотелось по-быстрому сделать. Королевский гонец собирался проехать. Мы туда напоследок ещё заглянем, для верности. Вдруг…
– Понятно… – пробормотал Крисп. А он-то думал…
Показались скалистые края соседнего острова. Ровные серые стены уходили вниз в Бездну, скрываясь в густом тумане.
– Локтей девяносто, – на глаз определил Крисп. – Поднялся малёхо.
– Как поднялся, так и опустится, – лениво отозвался Бэвлин. – Посевов не коснётся?
– Овсы подмокнуть могут, – поджал губы Крисп. – Ежели роса поднимется, да ветром не отдует.
– Солнышко светит, не должно бы росе быть, – отозвался Бэвлин.
– Ты смотри! – поразился Крисп. – Ты и в крестьянских делах понимаешь?
– Так я до того, как смотрителем аэропорта стать, тоже крестьянствовал. Но далеко отсюда, там, – указал рукой Бэвлин. – На севере. Там тоже Бездна вокруг островов.
– А что ещё может быть, кроме Бездны? – удивился Крисп.
Бэвлин усмехнулся:
– Увидишь… Когда до столицы ехать придется. Али в иноземщину…
Съехали на травку аэропорта. Лошадь потянулась попастись.
– Пусть пощиплет чуток, – согласился Бэвлин.
Он снял бочку с телеги и отнёс в сарай.
– Помоги! – крикнул оттуда Криспу.
Тот вошёл внутрь. Бочки стояли рядами, слева и справа от прохода.
– Тут пустые, – хлопнул Бэвлин рукой слева. – А эти – полные. Одному тяжеловато. Будь здесь моя телега… Но я не стал перепрягать: лошадь привыкает к упряжи. Да и ты – согласился бы оставить телегу?
Крисп промолчал и взялся за бочку:
– Эту?
– Давай, – согласился Бэвлин.
Вдвоём они легко перекатили бочку на телегу.
– Совсем не тяжело, – удивился Крисп.
– Небесная твердь такая, – кивнул Бэвлин. – Лёгкая да прочная. Другой не бывает, иначе полоса рухнет. Но самому всё одно несподручно.
Теперь кивнул Крисп.
Они поехали по зелёной полосе, забираясь всё выше и выше.
– Стой! – остановил лошадь Бэвлин.
С его стороны край полосы был обломан почти до половины.
– А как тут? – озадаченно почесал голову Крисп. – Дыру – понятно, она зарастёт к центру. А как сделать ровным край?
– Ну, особая ровность ни к чему… – начал было Бэвлин, подтаскивая воронку к пролому. – А, смотри сам!
Он принялся поливать обломанные края зелёной полосы. Белая полоска разрасталась.
Крисп заметил, что Бэвлин не наступает на белое, а удлиняет, вытягивая, рукоятку распылителя. И на всякий случай отошёл подальше. И заметил: то ли Бэвлин был искусным поливальщиком, то ли зелёная полоса сама влияла на разбрызгивание, но край полосы получался идеально ровным, как по линеечке.
Подождав, пока свежая заплатка позеленеет, Крисп послал лошадь дальше.
По пути они ещё два раза останавливались, ремонтируя выкрошенные края зелёной полосы.
– А почему в синей дыра была посередине, а в зелёной – всё время по краям? – спросил Крисп.
Бэвлин рассмеялся:
– Это случайность. Если бы звёздный камень упал ближе к центру, то и в зелёной сделал бы посередине. Но они упали близко к краям. Я много раз латал дыры и посреди зелёной полосы. Но ты прав: такие легче заделывать: проще обойти вокруг.
Когда они вновь спустились в аэропорт – на этот раз городской, с асфальтированной площадкой перед зданием аэровокзала, – Крисп заметил у ворот (ещё сверху, поскольку сверху лучше видно) небольшую очередь из выстроившихся телег, бричек и повозок.
– В столицу собрались, – намётанным взглядом определил Бэвлин. – Придётся сейчас проехаться и по красной: видишь, не дают отправления. Ты бывал в столице? – повернулся он к Криспу.
– Не приходилось… – поёжился тот. – Боязновато…
– Не переживай! Ты сейчас почти что смотритель аэропорта. А нас везде уважают. Сейчас поедем. Бочку только поменяем…
Они закатили новую бочку на телегу, и Крисп тронул вожжи.
Сначала пейзажи внизу не слишком отличались от виденных Криспом: всё те же скалистые Острова, на которых располагались отдельные деревушки или маленькие городки, окружённые синевато-серым туманом Бездны. Но затем, когда телега проехали над широкой непроглядной полосой облаков, пейзаж изменился.
Крисп с удивлением увидел под собой… воду. Обширная водная гладь мерно колыхалась с двух сторон внизу, рассекаемая розовой полосой, по которой они ехали, и которую почему-то все неистребимо именовали красной. Наверное, больше из-за того, что цвет был очень красивым.
– Что это? – пролепетал Крисп, тыча пальцем вниз.
– Море, – коротко ответил Бэвлин, с любопытством наблюдая за сбивающимися в кучу и расходящимися волнами.
– А почему по нему не плавают в лодках, как по рекам?
Бэвлин рассмеялся:
– Чудак! В реках вода спокойная, а тут, смотри, ровно кипит. Любая лодка перевернётся.
Крисп замолчал, разглядывая дотоле не виданное зрелище.
Они залатали ещё три дыры: одну внутри полосы, а остальные по краям, и телега вновь поехала над полосой облаков.
– То ли ещё будет! – поглядывая на Криспа, весело сказал Бэвлин.
Облака начали отсвечивать красным. Так бывало на закате или на восходе солнца, и Крисп удивился: неужели они доехали туда, где солнце заходит? Но внизу оказалось совсем другое.
Стало заметно теплее, хотя и раньше Крисп не замерзал.
– Что это? – изумился он, глядя на пляшущие внизу языки пламени. Бэвлин пожал плечами:
– Скорее, огненное море. Во всяком случае, я полагаю. Потому что если б лесной пожар был, то рано или поздно прекратился бы. А это полыхало ещё до того, как я стал смотрителем аэропорта. И, сколько ни езжу, не меняется. Значит, ничем другим, кроме как огненным морем, быть не может.
– А я думал, огненные моря бывает только в сказках… – пробормотал Крисп.
– Должно, кто-то сильно потрудился, чтоб сказка стала былью, – пошутил Бэвлин.
Было жарко, но не очень: примерно как летом на солнцепёке. Кто-то истекает потом, а кому-то нравится. Крисп радовался. Живя около Бездны, он постоянно дрожал от поднимающихся снизу холодных туманов, и теперь наслаждался живительным теплом.
Бэвлин заметил довольную улыбку Криспа и произнёс:
– Ещё один аргумент в пользу работы Смотрителем! Некоторые не выдерживали поездки над огнём… А тебе, я смотрю, нравится.
– Это что же, столицу так охраняют? – неожиданно спросил Крисп.
Бэвлин пожал плечами:
– Вряд ли. Если бы король мог делать огненное море, он бы завоевал весь мир!
Крисп охнул:
– И верно!
– Но зачем завоевывать весь мир, – продолжил Бэвлин после недолгого молчания, – если мир состоит из отдельных Островов, соединённых разноцветными полосками небесной тверди?
– Действительно, незачем, – поразмыслив, согласился Крисп.
Телега съехала в столичный аэропорт.
Тут Бэвлин отправился, как он выразился, "давать отчёт начальству", указав Криспу место, где накормить лошадь, а также где поесть самому.
Лошадь Крисп напоил и накормил, но сам, удивленный произошедшими событиями, есть не стал: не хотелось.
Вернулся Бэвлин.
– Поедем по коричневой полосе, – объявил он. – В соседнее государство. Меня повысили, за хорошую работу. Могу взять тебя заместителем. Желаешь?
– Я подумаю, – пообещал Крисп. Потом вспомнил про день рождения брата, и спросил: – А как же брат?..
– Не беспокойся, – успокоил его Бэвлин, – успеем. Коричневая полоса самая быстрая.
– Как быстрая? – не понял Крисп. – А разве мы не…
Бэвлин засмеялся:
– Ты думал, мы едем по полосе? Ну да, едем, конечно, но она несёт нас больше, чем едем. Ей просто нужно понять, что мы едем, а дальше она всё делает сама. Ну что, поехали?
И они поехали. И увидели по пути много непонятного, странного и удивительного: и гигантских змей, поднимающих головы почти до самой полосы; и тянущиеся снизу, из густого тумана, гигантские щупальца с присосками, едва не касающиеся края тверди; и непроглядную черноту, колышущуюся под полосой, ещё более удивительную тем, что сверху ярко светило солнце. Чернота тоже тянулась к ним размытыми щупальцами, но захлестнуть не смогла, хотя Криспа почему-то не раз прошибал холодный пот, когда он взглядывал вниз. И много-много других диковинок довелось увидеть Криспу.
И они заделали все пробитые звёздными камнями дыры, которые встречались по пути.
И заночевали в иноземном государстве, и там было столь удивительно, что Крисп не смог найти слов для описания всех увиденных диковинок.
А на следующий день, аккурат к обеду, они прибыли на остров, где жил брат Криспа, и поздравили его, и вручили подарки, причём Бэвлин подарил брату нечто, чего никто не видывал, и все дивились. И брат устроил такое угощение, что удивил не только Криспа, но и Бэвлина.
И Бэвлин, проспавшись, на утро вновь предложил Криспу работать вместе:
– Как видишь, на земле слишком много опасностей. И если бы не небо, то я и не знаю, как мы жили бы. Но и небо нужно иногда ремонтировать.
И лукаво улыбнулся.
Небольшие издержки
Получив вечную молодость и красоту, Вероника Бонифатьевна пустилась во все тяжкие. Она меняла любовников, как перчатки, иногда по три на день – в строгом соответствии с регламентом одежды для продолжительного, на целые сутки, бала.
Однако спустя некоторое время Вероника Бонифатьевна поймала себя на мысли, что смотрит на очередного любовника не как на объект вожделения, а как на объект статистики. Исчезал элемент новизны. Тем более существенный, что у Вероники Бонифатьевны от рождения была хорошая память, и она работала в статуправлении.
"Вот эти глаза – точно такие же! – были у моего шестнадцатого мужа (любовников Вероника Бонифатьевна называла мужьями: так короче), а этот нос – у пятьсот тридцать второго".
Дальше-больше: ей начали мешать воспоминания о словах любви и признания – абсолютно искренние, между прочим! – которыми её осыпали бесчисленные поклонники.
– Ах, всё это было, было! – скучающим голосом произносила Вероника Бонифатьевна, и обескураженный мужчина замолкал.
Но природа требовала своего, и Вероника Бонифатьевна всё равно отдавалась ему, хотя и без прежнего энтузиазма. Так продолжалось несколько лет.
А потом пришёл спасительный склероз…
О пользе миссионерства
– Нечестивцы! Богохульники! – пастор осыпал проклятиями туземцев, тащивших его к жарко полыхающему костру. – Я ли не говорил вам, что нельзя поедать себе подобных! И что же? Год проповедования пропал напрасно?
– Почему напрасно? – лениво возразил Уут-та, ковыряясь щепочкой в зубах, словно готовя место для новых волоконцев мяса, неизбежно застревающих при каждой трапезе. – За этот год мы убедились, что ты хороший человек. Мы выучили от тебя много новых слов, и стали говорить так же, как ты. Мы хотим стать похожими на тебя. И потому должны тебя съесть. Ты же знаешь, что по нашим поверьям личные качества съедаемого переходят к едящим.
– Язычники! Сатанисты! – не унимался проповедник. – Вы усвоили внешнюю атрибутику, терминологию, но не поняли глубинной сути учения! Почему Оот-та принял мои слова, и уже полгода не принимает участие в ваших кровавых пиршествах?
– Я уверовал в истинного Господа! – смиренно отвечал Оот-та, молитвенно сложив руки.
– Вот видите! – продолжал проповедник. – За это он попадёт в рай, а вы… А вы окажетесь в аду, где будут пылать костры неугасимые и шкварчать сковородки раскалённые…
– Это нам подходит, – кивнул Уут-та, отбрасывая щепочку. – Если костер горит, его не надо разжигать. Останется подвесить над ним врага и поджарить его.
– Это вы, вы будете жариться на костре! – зашёлся проповедник. – Ты, ты лично, нечестивый Уут-та!
– Ну, что ж, – философски кивнул Уут-та, – я съел немало отважных врагов за свою жизнь. Пусть и моё тело поможет кому-нибудь стать умнее и смелее… Но, – он усмехнулся, – я посмотрю на того, кто сможет схватить меня и поджарить! Я ещё увижу цвет его печени!
И, не обращая более внимания на крики проповедника, Уут-та сделал знак носильщикам, чтобы те тащили побыстрее: в животе урчало.
– Не надо его жарить! – робко попросил Оот-та. – Он хороший.
– Сырое мясо невкусное! – отрезал Уут-та. – С каких пор ты заделался натуристом и пропагандируешь сыроядение?
– Я не буду его есть! – гордо произнёс Оот-та. – Ни сырого, ни зажаренного!
И отошёл, зажав в руке молитвенник.
– Это твои проблемы, – пожал плечами Уут-та.
– И зачем мы его ели? – болезненно срыгивая, пожаловалась Аах-ту.
– Да, – мрачно согласился Уут-та, – кажется, парень был прав: людей есть нельзя.
– А как же заветы предков? – робко спросила Аах-ту.
– Похоже, они не всегда завещали нам бесспорные истины, – признался Уух-та. – Они были дикими, необразованными созданиями. А к нам приехал миссионер из цивилизованной страны. А мы с ним так нехорошо обошлись.
Он задумался. Аах-ту молча сидела рядом, борясь с позывами рвоты.
– Но почему Оот-та отказался его есть? – неожиданно спросил Уух-та. – Пусть мы поумнели, съев мяса миссионера, но Оот-та? Он ведь не съел ни кусочка! Неужели дикари могут поумнеть самостоятельно? Или… не все? Но почему? Почему я, великий вождь, не смог дойти до той высокой истины, до какой дошёл самый последний изгой из моего племени?
И, закрыв лицо руками, Уут-та заплакал.
Из-за рыданий он не услышал, как сзади тихонько подошёл Оот-та, терзаемый белковым голодом, и опустил ему на череп каменную дубину. А затем поволок к остаткам пылающего костра, чтобы поступить так, как завещали ему бесчисленные поколения многоуважаемых предков…