Молчание затягивается. Денисов досадливо постукивает по рулю.
– Ты был у них дома?
Дима отрицательно мотает головой.
– Где не был, там не был.
– Вообще-то – слава богу! Хватило хоть на это ума.
– А что? Думаешь, я совсем идиот?
– Старик, прикинь, – убеждает Денисов. – Она живет со своим Колей, как у Христа за пазухой. Хотя в данном случае эти слова и кощунство. Шикарная квартира. "Мерседес". Она ни хрена не делает. И вряд ли согласится променять эту свою сытую сучью жизнь без любви на голожопую жизнь с любовью.
Дима заносчиво фыркает.
– Ты плохо ее знаешь.
– Лучше, чем ты думаешь, – парирует Денисов. – Знаю и ее, и ее муженька-подонка. И подобных им.
– Любопытно!
– Еще бы! Масса впечатлений! – Денисов говорит, словно пытается оправдаться. – Приходится с этими тварями дело иметь. Сам знаешь. Наша родная коммерция, от мала до велика, по уши в этом дерьме.
– Так что ты знаешь? – налегает Дима.
– О чем?
– О Наташке. И ее муже.
– Он как-то в подпитии хвастался в тесной мужской компании в сауне у одного… рассказывал, как обламывает свою жену, что заставляет ее делать. И утверждал, что она его хоть и не любит, но и не бросит. Он, дескать, специально приучил ее к богатому безделью. Как… как наркомана к "травке". А сила воли у нее небольшая. Если вообще есть какая-то. И бороться с этим она не может. Твое счастье, что он уверен, будто она боится его до полусмерти и вдобавок фригидная по жизни.
– Подонок! – в сердцах говорит Дима, имея в виду мужа Наташи.
– Уверен, она его не любит. Возможно, она в самом деле тебя любит. Но больше всего она любит свой наркотик – роскошное безделье…
– Женщина есть женщина, – вставляет Дима.
– Догадываюсь, на что она надеется.
Дима заинтересованно смотрит на Денисова.
– Что когда-нибудь Колю в одной из разборок укокошат, – поясняет Денисов. – А ты, парень, подумай, прежде чем снова лезть к ней под юбку. – И уставляет на Диму указательный палец. – Я уверен, что ты с ней спишь…
Тут Дима резко выпрямился и негодующе раскрыл рот, но Денисов поднял ладонь, призывая его помолчать. И Дима промолчал. Не стал врать.
– И если он узнает о вашей связи, я куплю тебе венок с траурными лентами, – продолжает Денисов. – Ее можно понять. Коля больше занят "качанием железа" и развлечениями с дешевыми шлюхами – хобби у него такое, – чем удовлетворением супруги. Красивой и равнодушной. Ей-то ничего особенного не будет. Так, мелкая трепка. За все схлопочешь ты. И в лучше случае останешься инвалидом. Эти бандиты очень дорожат своим мужским престижем, особенно когда его на деле – с ноготок. Потому как больше никаких достоинств у братвы нет.
Дима заметно сник.
– Испортил ты мне настроение на весь оставшийся день. И всю ночь.
Денисов дернул плечом.
– Я только предупредил тебя. Остальное – дело твое.
Дима молчит, размышляя. Тяжело вздыхает и молвит:
– И все-таки… я люблю ее… И если она будет настаивать… я не смогу отказать. Просто надо быть осторожней… А там – как судьба положит. – И Дима заговорщицки подмигивает Денисову.
Денисов укоризненно качает головой.
– Ну, смотри. Я предупредил как друг.
10
От большой площади перед постройками аэропорта уходит к городу прямая автострада, прорезавшая густой лес. По этой трассе из аэропорта несется автофургон с контейнером, доставленным из Заполярья.
Водитель уставился на дорогу. Напарник читает газету. Наконец водитель кидает взгляд в его сторону, – ему скучно ехать и молчать.
– Что пишут? – любопытствует он.
– Все то же, – лениво отвечает напарник. – В одних газетах, что везде хорошо, а у нас плохо. В других, что везде плохо, а у нас еще хуже… Одним словом – родная дерьмократия и свобода трёпа…
– Ну да, ну да. При коммунистах писали наоборот. Что там плохо, а у нас – как в раю.
– В раю – не в раю, а жили лучше, чем сейчас, – бурчит напарник. – Сейчас только мафия хорошо живет. Но – недолго.
– Я бы в мафию пошел, кто меня научит? – перевирает водитель Маяковского. – Пусть недолго, но зато – как в сказке.
Напарник опускает газету и оценивающе смотрит на него.
– Поздно. Староват ты для них. Сгодишься разве что на бегущую мишень.
Водитель вздыхает.
– А жаль.
Они некоторое время молчат. Потом напарник с газетой медленно поворачивает голову назад и секунду-другую смотрит на заднюю стенку кабины, словно сквозь нее видно, что находится в фургоне, и словно бы прислушивается.
А в темном кузове фургона стоит металлический контейнер. Он белый, со всякими циферблатами, светящимися в сумраке, весь в сверкающих никелем трубках, замках, ручках и других непонятных непосвященному деталях.
Между тем в кабине автофургона напарник опять читает газету, а водитель снова пристает к напарнику с разговорами. Он рассуждает:
– Интересно, а что там, внутри? В этом контейнере. Как эта фиговина выглядит? Я-то думал, там окошечко какое-нибудь есть…
Напарник снова опускает газету. И – нудным голосом:
– Оно тебе надо? – И снова утыкается в газетный разворот.
– И как они узнают, что внутри делается? – продолжает водитель.
– Они? Кто – они?
– Ну, ученые.
– Это их проблемы, – ворчит напарник из-за газеты и, помолчав, добавляет: – По цифрам узнают. На циферблатах.
– Хотел бы я все-таки глянуть на эту штуку, что внутри, – продолжает водитель. – А если она съедобная, то и попробовать.
– Все-то тебе – жрать! – досадует напарник.
– А что тут такого? – удивлен водитель. – Вкусно поесть и хорошей водочкой все это запить – в этом и состоит наше, народное, счастье…
– Ага, и светлое будущее всего человечества, – ехидно добавляет напарник.
– А чего? Хорошо выпить и закусить – самая что ни на есть светлая мечта каждого порядочного мужика… да и бабы тоже.
– Дай же ты газету дочитать, балабол! – в сердцах говорит напарник. – Смотри, город уже скоро.
– Дочитаешь, пока через город будем ехать, – обиженно возражает водитель.
11
Профессор Свешников выходит из административного корпуса института, проходит между гигантскими колоннами, поддерживающими фронтон в псевдоантичном стиле, спускается по ступенькам и сворачивает налево, где, приткнувшись к стене здания, рядком стоят автомобили. Навстречу ему попадается знакомый сотрудник, пожилой, со шкиперской бородкой. Они раскланиваются и жмут друг другу руки.
– Домой? – вопрошает сотрудник.
– Да, пора, – подтверждает Свешников.
Они расстаются. Свешников подходит к "Вольво" цвета морской волны, отключает сигнализацию, открывает дверцу и садится за руль.
– Домой… – бормочет он и смотрит на часы. – Домой, по моим расчетам, я попаду позже… – Он достает из кармана мобильный телефон, набирает номер. – Мария Степановна? Свешников. Здравствуйте-здравствуйте… Да. Я назначен руководителем. Спасибо… А скажите-ка, любезная Мария Степановна, что слышно о нашем грузе? – Слушая ответ, он весь подбирается. – Давно привезли? Великолепно!.. Скоро буду!
12
Наташа лежит в спальне на кровати. Она лежит на боку и смотрит на себя в зеркальную стену шкафа.
– И впрямь, подруга, – осуждающе говорит она отражению. – Проститутка ты. Содержанка. – Тяжко, с подскуливанием вздыхает. – И, похоже, это моя натура, – выносит наконец себе приговор.
В спальню входит Коля. Он доволен и весел.
– Успокоилась, сказка? – спрашивает он с некоторой игривостью.
– Как видишь, – грубовато бросает Наташа.
– Тогда слушай: у меня сегодня ночью одно важное мероприятие.
– Догадываюсь, какое – по лахудрам своим пойдешь? – безо всякого любопытства и недовольства говорит Наташа.
Коля снисходительно качает головой.
– Я сказал – дело у меня. Значит – дело.
– И когда ждать?
– Завтра утром. Часам к одиннадцати, если все будет в порядке. А если все будет очень хорошо, то к вечеру.
– Ясно, – вяло подает голос Наташа.
Коля открывает зеркальные дверцы шкафа и роется в одежде. Достает черную тенниску, черную куртку, черные "джинсы". Наташа меланхолично наблюдает за его сборами. Потом лениво говорит:
– Ты же знаешь, я не люблю оставаться дома одна. Да еще ночью.
– И что?
– И не останусь.
– Катись к мамочке.
– Почему – к мамочке? У меня подруги есть.
Коля поворачивается и подозрительно смотрит на жену.
– И что? – повторяет он холодно.
– Прогуляемся с подружками по вечернему городу. Может, в баре посидим. А потом у кого-нибудь из них заночую. Или они у меня.
Коля, раздеваясь, недовольно морщится.
– Не хватало еще! Нечего водить сюда кого попало. Оставайся лучше у них.
– Хорошо, – флегматично соглашается Наташа.
Коля остается в узких трусах. У него и впрямь красивая, атлетическая фигура. Он любуется на себя в зеркале. Достает из шкафа махровое полотенце.
– Пойду в душ, – сообщает он.
– Мог бы и раньше это сделать, – напутствует Наташа.
Он выходит из спальни и тотчас заглядывает снова.
– Учти только, – предупреждает он. – Если к мужику какому зарулишь, я его вычислю. У меня разведка лучше, чем у ментов. Ему тогда – крышка. А тебя я так изуродую – никто не узнает. – Он тыкает в ее сторону толстым указательным пальцем. – Попробуй только опозорить меня.
– Мне тебя хватает до упора, – говорит Наташа устало. – А как тебя вспомню, так от остальных мужиков тоже тошнить начинает. – Она криво усмехается. – Этак я скоро лесбиянкой стану.
– Это – пожалуйста, – разрешает муж презрительно.
13
Ректор Колесов дома тоже собирается – на встречу с американскими учеными. Он в отлично сшитом костюме, в белой рубашке и модном галстуке.
– Что, уже идешь? – спрашивает жена. Ей уже далеко за сорок, но выглядит она очень привлекательно – тщательно следит за собой. А как же иначе? Жене ректора, считает она, выглядеть лучше всех в институте – нужно, можно и есть на что. А она вдобавок дочь известного профессора.
Колесов смотрит на часы.
– Нет. Пока не иду. Американцев привезут к шести.
– Тогда зачем сам собрался так рано?
Колесов нервно шевелит плечами. Ну что она вечно сует нос куда попало? Кто ее за язык дергает? Тут и так весь на нервах… И еще эта… молодящаяся грымза… Все норовит выглядеть невинной девочкой. Никогда не любил. И женился только ради возможностей. И возможностями этими очень вовремя и удачно воспользовался. Но за все приходится расплачиваться – приходится терпеть женушку.
– Ну что за странный вопрос? Собрался рано… Волнуюсь. Очень ответственная встреча. От нее многое зависит. – Он начинает сосредоточенно листать объемистую записную книжку.
– Все об институте печешься? – сочувствует супруга не без иронии.
Он лукаво смотрит на нее и снова утыкается в записную книжку. Ехидничай, ехидничай. Лучший отдых от тебя – с молоденькими и наивными до глупости шлюшками.
– И о себе не забываю, – говорит он с тонкой улыбочкой. – Эта встреча много значит и для меня. – Тут он спохватывается, косится на жену и поправляется: – Для нас. – Подходит и нежно целует ее в губы.
Ну что за жизнь – в собственной квартире каждую минуту чувствовать себя Штирлицем. Или сапером без права на ошибку.
14
В стене Хранилища, обращенной к озеру, распахнуты большие металлические ворота. К ним ведет длинный бетонный пандус. На пандусе стоит фургон – открытыми створками кузова к воротам. Водитель и напарник заглядывают в полутьму кузова – рассматривают диковинный контейнер. Потом напарник уходит в Хранилище, а водитель закуривает сигарету и присаживается на корточки. К нему подходит большой лохматый пес и с любопытством смотрит на гостя, слегка помахивая косматым хвостом.
"Вольво" Свешникова подкатывает к Хранилищу. Свешников поднимается по пандусу и видит водителя.
– Давно приехали? – спрашивает он деловито.
– Да вот только… – лениво тянет водитель.
– А почему не разгружаетесь?
Водитель с нахальным прищуром смотрит на Свешникова.
– Чё – руками что ли? Нашел Гераклов… Да мы и не обязаны…
– Обязаны, обязаны! – начальственным тоном возражает Свешников и входит в Хранилище. За ним понуро бредет пес. А водитель невозмутимо продолжает курить.
Сквозь толстое стекло банки с заспиртованной змеей виден искаженный и увеличенный глаз человека. Он моргает, с интересом рассматривая змею.
Внезапно позади любопытного раздается густой женский голос с начальственной интонацией и сталью в голосе:
– Гребнев! Где твое рабочее место?
Дима отпрянул от застекленного стеллажа, повернулся на голос. Перед ним стоит заведующая Хранилищем, – немолодая, некрасивая, невысокая, весьма дородная дама с массивной грудью, туго обтянутой платьем в мелкий горошек.
– Новая змейка. Не видел раньше… – оправдывается Дима с дурашливыми интонациями в голосе. – Я уже на месте, мэм! – Он отдает ей честь по-американски, разворачивается и шагает по коридору из стеллажей и шкафов с чучелами, скелетами и банками с заспиртованными животными и их органами.
Заведующая спешит следом и, едва поспевая, выговаривает:
– Я еще вчера просила тебя посмотреть холодильную камеру. И что? До сих пор палец о палец не ударил! А там искрит вовсю!
– И может возгореться пламя, – оглядываясь на ходу, добавляет Дима.
– Если оно возгорится, я тебя все-таки уволю, – грозит заведующая. – И это будет самая маленькая твоя неприятность. Остальные будут уже не от меня, а от начальства повыше.
– А какая у вас в институте самая большая? Меня бросят на растерзание маринованным крокодилам и вяленым пираньям?
– Ты же бывший электрик! – уговаривает заведующая. – Починишь в два счета… И посмотри распределительный щит в бассейной.
– Починю, починю. Сегодня вечером все починю. На дежурстве.
Они приближаются к воротам. Сквозь проем видны фургон и обшарпанный электрокар, на подъемнике которого уже стоит контейнер. Электокар дергается, как паралитик в припадке, пытаясь отъехать от фургона, чтобы полностью вытащить контейнер наружу.
– Смотри мне, трепач, – говорит заведующая Диме и тычет пальцем в сторону ворот. – А пока людям помоги. Хватить бездельничать.
Дима резко останавливается и разводит руками.
– Я только вахтер. Я не грузчик.
– Ночью – вахтер, а днем – лаборант. Иди, помогай! – командует распалившаяся заведующая.
Дима сокрушенно качает головой и направляется к электрокару.
Заведующая, остывая, подходит к дверям вахтерской у ворот. Сквозь окошко видно, что в вахтерской сидит за столом Свешников. Но заведующая не смотрит в сторону вахтерской и не видит его. Она втыкает руки в объемистые бока и кричит людям, суетящимся вокруг электрокара с контейнером:
– Ребятки! Осторожней! И особенно будьте внимательны, когда станете разгружать лед из контейнера в бассейн!
Электрокар наконец отползает, натужно воя и вытягивая контейнер из кузова. Водитель фургона сидит в электрокаре. Он яростно шевелит губами, но вой двигателя забивает его голос. Похоже, он неистово матерится.
В это время Свешников появляется из вахтерской и сзади мягко берет заведующую за локоть.
– Мария Степановна!
Она вздрогнула и обернулась. И расплылась в немного деланной радушной улыбке.
– Ах, Петр Андреевич, вы меня испугали.
– Такую боевую женщину? Не верю!
Между тем электрокар в сопровождении напарника из фургона, Димы и пары лаборантов осторожно пятится через ворота в Хранилище и, въехав, начинает потихоньку разворачиваться. Он уже не так воет, как прежде.
– Я заскочил буквально на пару минут. Решил сам проконтролировать выгрузку, – сообщает Свешников.
– Да? Очень любезно! – заискивающе замечает заведующая.
– Я, можно сказать, головой отвечаю за нее как руководитель.
– Я вас прекрасно понимаю, – лебезит заведующая. – Вы очень ответственный человек. Я всегда так считала.
Свешников озирается.
– А кто у вас дежурит сегодня ночью?
– Дмитрий Гребнев.
– Когда он придет?
– Он уже здесь. Днем подрабатывает лаборантом.
Свешников нетерпеливо кивает.
– Прекрасно! Позовите его.
– Гребнев! – зычно окликает Мария Степановна, перекрикивая подвывания электрокара.
– Чего? – отзывается Дима с живостью и готовностью.
Мария Степановна машет ему, подзывая.
Дима с облегчением покидает компанию, роящуюся вокруг кара, и трусцой подбегает к начальнице.
– Вот он и будет дежурить, – объявляет Мария Степановна.
Дима выжидательно смотрит на Свешникова.
– Тогда я с ним пока переговорю, – предупредительным тоном сообщает Свешников и берет Диму за плечо. – Не будем вас отвлекать. – И – Диме: – Отойдем!
Они не спеша идут по хранилищу – по одному из длинных коридоров между стеллажами и редкими квадратными колоннами. В глубине видны лестница на второй этаж, массивная дверь в холодильную камеру, еще какие-то глухие двери.
– Нас… э-э-э… не представили, – говорит Свешников. – Я работаю в Зоологическом институте. Профессор Свешников…
– Я знаю, – заявляет Дима.
– Да? Откуда?
– Я, Петр Андреевич, в университете учусь. На биофаке. А вы в прошлом семестре лекции нам читали. Классные!
– А, помню, да, читал. А почему вы – на биофаке? Сейчас ваши сверстники подаются, как правило, в коммерцию или в рэкет… Где больше платят.
Дима задумывается на миг.
– Ну, нынче уж не все подаются… Вот и я предпочел… Так сказать, для души, а не ради денег. Каждому – свое.
Свешников улыбается. Ему понравился ответ парня.
– Похвально! Тогда тем более мы найдем общий язык.
Дима – с готовностью:
– Слушаю.
Они прошли еще несколько шагов, прежде чем Свешников заговорил.
– Меня как руководителя группы по изучению находки очень беспокоит ее сохранность. Никто не знает, что там замерзло, во льду. По первым прикидкам – это существо невозможно идентифицировать ни с одним известным доисторическим животным.
– Да вы что!
– Да. Вдобавок геологи утверждают, что возраст "линзы" – так они называют подобные льдины – гораздо больше, чем тех, в которых находили сохранившихся мамонтов. Вы слышали о находках мамонтов?
– Читал.
– Так вот. Когда лед растает, никто не может предсказать, что произойдет с находкой… Назовем его Существо… Неизвестно, как воздействует на него постаревшая на сотни миллионов лет атмосфера, как его останки отреагируют на современную окружающую среду, дико загрязненную. Вполне возможно, начнется стремительное разложение тканей и к утру останется только кучка костей, если вообще что-то останется…
Они почти дошли до лестницы на второй этаж.
Дима со скукой поглядывает по сторонам, вежливо терпя "лекцию" профессора. Наконец ему надоело и он, улучив момент, встревает:
– Я все понял. Что нужно лично от меня? То есть, что я-то должен делать?
Свешников настойчивым жестом, положив ладонь Диме на спину, развернул его. И они пошли обратно, к воротам.
– Сегодня ночью вы должны как можно больше внимания уделить этой находке.
– То есть?