– Заглядывать в бассейн почаще и, как только начнут угадываться контуры Существа, позвонить мне домой. – Он выуживает из внутреннего кармана пиджака визитную карточку и сует ее Диме. – В любое время. В любое!
– А если под утро?..
– Даже под утро. Я немедленно приеду. И начну работать.
Дима глядит на визитку и кивает.
– Ясно. Сделаем.
15
Виктор Иванович Еременко живет в хорошо обставленной холостяцкой квартире. Сейчас он, заметно волнуясь, бродит по комнате, заложив руки за спину, как арестант. Подходит к окну. Задергивает шторы. Нервно сплетает пальцы рук и снова проходит по комнате. Смотрит на запястье, на часы.
Почему эти мерзавцы не звонят? Или передумали? Оставили в покое? Сами решили справиться? И тогда что? Завтра придут мучить? Пытать? "Мочить"? Еременко содрогнулся. Ну уж нет? Лучше прокатиться с ними. Консультант и есть консультант. Не расстреливать же кого-то заставят!
Он прохаживается вдоль дивана, подходит к стене, на которой висят часы в резной деревянной коробке, смотрит на них. Потом тоскливо смотрит в окно – смеркается.
Расстреливать… Кого там, в Хранилище, расстреливать? Чучела животных? Сторожа?.. Да на кой он им? Свяжут. Морду, как в кино, скотчем заклеят. И всё! Пусть валяется до утра… Кстати, надо сказать этим уродам, чтобы как следует заклеили. И уши тоже. Чтобы он не только ничего не видел, но и голосов не слышал.
Еременко зябко потирает руки. Хмурится, морщит лоб, поджимает губы. Наконец, садится в кресло перед телевизором. На столике перед ним телефон. Рядом – пульт дистанционного управления. Еременко берет пульт и включает телевизор, меняет программы. На одной идет программа МТВ. Он приглушает музыку и угрюмо смотрит на экран.
Звонит телефон и Еременко хватает трубку.
– Да! – Расслабляется. – Нет, Мариночка, я сегодня не могу… Да, договаривались… Но – не могу… Да, такой и еще хуже… Чрезвычайные обстоятельства… Нет, на работе… Не могу сказать. Не имею права… Да один я, один!.. Ухожу сейчас… Срочная правительственная работа… Да, Зоологический, ну и что? Про биологическое оружие слышала?… Подробнее? Хм! Телефон наверняка прослушивают… Госссподи! Ну, подумай!.. Хорошо! Внешняя разведка. ФСБ. СБУ. ЦРУ. Бен Ладен. Моссад… Потом объясню, что это… Все! Пока. Звони завтра.
Он кладет трубку. Тупо смотрит на экран телевизора. Достает из кармана пиджака пачку сигарет, закуривает. Морщится с отвращением и гасит сигарету в чисто вымытой пепельнице.
Снова звонит телефон. Еременко срывает трубку с аппарата.
– Да!.. Я!.. Понял… Темное?.. Найду… Когда? – Он смотрит на часы. – Да. Где?… Да, знаю. Но должок-то – спишете? Точно?.. Надеюсь! – Он взвешивает трубку в руке, как будто собирается швырнуть ее об стену, потом медленно кладет на аппарат и в изнеможении откидывается на спинку кресла.
16
Андрей Анатольевич Колесов сидит в ресторане за богато уставленным выпивкой и закусками столом на восемь персон. Все восемь персон на месте. Колесов обращается к сидящему рядом переводчику:
– Спроси, что решили наши американские коллеги насчет совместной работы?
Парень переводит. А Колесов наливает себе в фужер из стеклянного кувшинчика минеральную и жадно выпивает.
Сухощавый пожилой американец с пышными бакенбардами вежливо улыбается и отвечает. Переводчик сообщает:
– Мистер Морелл говорит, что вопрос решен с руководством университета положительно.
Мистер Морелл берет с колен папку и протягивает ее Колесову, продолжая говорить.
– Здесь бумаги, сброшенные по факсу, – объясняет переводчик. – Так что можно начинать работу. Вопросы с продлением визы двум заинтересованным гостям из делегации и с открытием виз еще двум ученым, которые приедут позже, решены. Теперь дело за вами.
– А финансирование?
– Финансирование берет на себя американская сторона. Частичное. А полное – если вы решите вопрос о переправке находки в США для тщательного изучения и, разумеется, совместной с вами лично работы.
Колесов размышляет, озабоченно пролистывая бумаги на малознакомом ему английском языке.
– На какой срок? – спрашивает он затем.
– Что – на какой срок? – не понимает переводчик.
– Спросите мистера Морелла, на какой срок может продлиться эта совместная работа? Для меня.
Переводчик и Морелл недолго переговариваются.
– На два-три года, – сообщает переводчик затем.
Колесов недовольно морщится.
– Не густо. Жлобье американское… – И – тотчас переводчику: – Нет, не переводите пока. Это просто мысли вслух. Лучше скажите, что мы рассчитываем на гораздо более длительное сотрудничество. Иначе находка останется здесь.
Пока переводчик беседует с американцем, Колесов наливает рюмку водки, залпом выпивает, морщит нос, цепляет вилкой пласт розовой ветчины и энергично жует.
Правильно, что дал добро Свешникову, размышляет он под ветчину. С этими надменными типами можем еще и не столковаться. Или столковаться получится лишь наполовину. И останется находка здесь. Или вывезут ее и меня, но всего на пару лет. А хотелось бы зацепиться надолго. Или навсегда. Какую услугу этим сытым америкосам оказывают, а они – подачкой пытаются откупиться. Черта лысого – на пару лет! Еще поторгуемся!
Переводчик слегка наклоняется к ректору.
– Мистер Морелл обещает, что завтра же постарается уговорить свое руководство продлить срок вашей поездки. – И добавляет не без зависти: – Может, и "грин-карту" выхлопочет.
Колесов бросается в бой.
– Сколько человек сможет поехать с нашей стороны?
– Трое.
– С семьями?
Американец смеется.
– С женой, но без детей и родителей.
– Одним из этих троих буду я, – решительно заявляет Колесов.
Американец снова смеется.
– Добро пожаловать! Мы именно вас и подразумевали. Но – с находкой.
– Находка будет у вас, – обещает Колесов, привстает и протягивает Мореллу руку. Американец протягивает свою. Рукопожатие. Колесов садится, бережно кладет папку на угол стола и тихо говорит сам себе: – Теперь можно будет пожить спокойно. Подальше от этого безумия.
Он блаженно улыбается и берет пустой бокал. Переводчик услужливо наливает ему шампанского.
17
Вечернее солнце висит над самыми верхушками деревьев, тускло освещая горбы холмов, вершины деревьев, железную ржавую крышу Хранилища с серыми латками из кровельного цинка. Ниже – все заполонили сумерки.
Дима сидит в обшарпанной унылой вахтерской и читает потрепанную книжку в мягкой обложке. В вахтерской горит свет. Окошко в вахтерскую открыто. К окошку подходят сотрудники, сдают ключи от кабинетов. Дима, почти не глядя, протягивает руку за ключами, принимает их и звонко бросает в кучу на краю стола, застеленного листом грязного исписанного ватмана, покрытого толстым треснутым наискось стеклом.
Последней подходит Мария Степановна.
Дима снова не глядя протягивает руку. Ждет. Ключа нет. Он поднимает голову от книги и видит свою начальницу.
– Холодильник так и не починил, – укоризненно говорит она.
– Сделаем, – бодро отвечает Дима. – Еще не ночь.
– Завтра с утра он понадобится.
– Учтем.
– И поглядывай в бассейн – за находкой.
Дима кивнул и очень широко улыбнулся. Мария Степановна отошла от окошка, потом вернулась, сунула в окошко голову.
– Тут днем два каких-то бухаря отирались. Насчет спирта выясняли и осматривались. Будь начеку. Если что, немедленно звони в милицию.
– А пулемет где?
– Что?
– Пулемет давайте!
– Какой пулемет? – Начальница смотрит на Диму, как на сумасшедшего.
– Отстреливаться, пока милиция черт те откуда приедет. Если вообще приедет.
– Ох и выгоню же я тебя, – обещает заведующая на прощание и уходит, гулко хлопнув дверью проходной, расположенной рядом с запертыми воротами.
Дима нежно машет рукой ей вслед. Затем встает и на электрощите включает все тумблеры.
Залы и коридоры Хранилища – пустые и тихие – озаряются электрическим светом.
Осветился и зал с широким, но не очень глубоким бассейном, выложенным кафелем. В бассейне стоит льдина – громадная, грязная, вся в потеках. Вокруг нее уже расползлась по кафелю мутная лужа. Свет люминесцентных ламп отражается в глыбе и в луже. Кусочки льда отваливаются от глыбы и с шорохом и плеском падают на дно бассейна; звонко стучит капель по луже и по кафелю, – брызги разлетаются во все стороны.
18
Наташа дома со скукой смотрит телевизор – домашний кинотеатр. В квартире тихо и сумрачно, – только торшер освещает мягкий диван, где, подобрав ноги, сидит в халате Наташа. На диване около нее – мобильный телефон. Наташа кладет руку с длинными крашеными ногтями на аппарат и гладит его, будто ласкает.
На экране телевизора в это время идет любовная сцена: обнаженные парень и девушка целуют друг друга – утонченная и холодная продукция "Плейбоя".
Наташа медленно поднимает трубку и, одним глазом поглядывая на экран телевизора, нажимает кнопки, набирая номер.
Дима развалился в вахтерской на старом пыльном диване и читает книжку. Неразборчиво бормочет репродуктор на стене. Под стеной лежит пес и дремлет. На столе начинает звонить телефон – допотопный, захватанный, дисковый аппарат. Дима подскакивает с дивана и хватает трубку.
– Хранилище!
– При-и-иве-ет,- нежно тянет Наташин голос.
– Здравствуй, Наташка. – Дима обрадован. – Как дела?
– Как всегда.
Дима усаживается на скрипучий шаткий стул возле стола.
– Откуда звонишь?
– Из дома.
– Понятно. Одна, значит.
Несколько секунд они молчат.
Дима устраивается поудобней, вытягивает ноги.
– Чем занимаешься? – спрашивает он.
Наташа дистанционкой выключает звук телевизора. На экране продолжается сцена любви. Наташа смотрит ее и отвечает Диме:
– Чем занимаюсь? Ничем, как всегда. И жутко скучаю. По тебе.
– Ясно, – с некоторым унынием тянет Дима.
– А ты?
– Тоже, – обреченно вздыхает он.
– Не хочешь увидеться со мной?
Дима с сомнением двигает губами.
– Вообще-то, нам следовало бы встретиться и поговорить.
– Поговорить? – Наташа с недоумением поднимает красивые брови. – Твой диван в вахтерской помнит кое-что совсем другое. А также крыша твоего Хранилища и озеро…
Дима смущенно трет лоб.
– Да, конечно. Но поговорить – необходимо.
Тут Наташа встрепенулась и радостно выпалила:
– Значит, ты меня приглашаешь!
– Куда?
– К себе!
– К себе? Домой, что ли?
– А я что, домой тебе звоню?
– Так, значит… Сюда хочешь?
– Да!
– По местам боевой славы? – ухмыляется Дима.
– Какой славы?
– Очень тайной.
– Что за околесицу ты несешь?
– Помаленьку крыша едет… от наших отношений.
– Ты что там, обалдел от радости?
– От радости? Хм… Да. Обалдеешь тут.
– Ты чем-то недоволен? – наконец капризно вопрошает Наташа.
– С чего ты взяла?
– Да так, показалось…
– Надолго зарулишь?
– До рассвета.
– Погоди, а муж?
– Его не будет до завтра. Я еду! Жди!
Дима встревоженно привстает со стула.
– Наташа!..
Короткие гудки. Он торопливо набирает номер.
В квартире Наташи настойчиво звонит стационарный телефон, однако Наташа не обращает на него внимания. Она поспешно собирается в спальне. Сбрасывает халат. Обнаженная, открывает зеркальные дверцы шкафа, швыряет на кровать черное кружевное белье, черное платье, темно-синий женский костюм с брюками, джинсы, тенниски. Надевает тонкие кружевные трусики и в раздумье застывает перед кроватью, заваленной одеждой.
Дима в отчаянии швыряет трубку на телефон, подходит и плюхается на диван. Пес встает, потягивается и подходит к Диме, тыкается носом ему в ладони, сложенные между колен. Дима гладит пса и приговаривает:
– Ну, вот и вляпались мы с тобой опять. А Игорь предупреждал. И каждая такая встреча – это всевозможные будущие неприятности. Мягко говоря.
А ледяная глыба в бассейне уже изменила очертания и уменьшилась в объеме. По ней текут ручейки талой воды. Дно бассейна покрыто водой. От глыбы отваливаются крупные куски льда и с шумом и плеском обрушиваются в воду.
19
Свешников открывает дверь и входит в свою квартиру.
Жена в гостиной смотрит телевизор. Свешников бросает: "Привет!" – и проходит в кабинет-спальню, включает настольную лампу и снимает пиджак. В дверях появляется его жена, красивая нестарая женщина в спортивном костюме с намечающимся возрастным животиком.
– Ужинать будешь? – спрашивает она.
– Да, – отвечает Свешников, снимая рубашку. – Мне кто-нибудь звонил?
– Нет.
– Я сегодня буду работать всю ночь. Может быть, под утро придется уехать.
– Далеко?
– В Хранилище. Существо… Помнишь, я рассказывал?
Жена сочувственно кивает.
20
Еременко стоит на пустынном перекрестке. Он нахохлился, поднял плечи и сунул руки в карманы черной куртки, – не проректор, а типичный урка из старого фильма. Он нервно постукивает подошвой по тротуару и постоянно озирается.
Из-за угла выплывает синий "Мерседес", останавливается. Открывается передняя дверь со стороны пассажира. Выглядывает Владимир. Он в пиджаке и при галстуке.
– Виктор Иванович! – любезно тоном окликает он.
Еременко трусливо оглядывается.
– Поехали! – говорит Владимир. – Нас ждут.
Открывается задняя дверь машины.
Еременко понуро подходит к "Мерседесу" и втискивается на заднее сиденье, где уже сидят двое. Один из них – Коля, муж Наташи.
21
Колесов, заметно "нагрузившись", сидит возле не менее хлебнувшего мистера Морелла. Он панибратски обнимает американца за плечи и бормочет, заглушаемый музыкой:
– Дорогуша, шанс есть шанс, нельзя его упустить. Если судьба дает шанс вырваться из всего этого дерьма, в котором мы бултыхаемся с девяносто первого года, надо драпать. И думать нечего. Все равно в этом поганом болоте до самой нашей смерти лучше уже не будет.
Пьяный переводчик с осовелыми глазами и с галстуком на боку, соскальзывая локтем с края стола и с трудом ворочая языком, пытается переводить.
– Не переводи! – велит Колесов. – Это ему не обязательно понимать. Да и не поймет он правильно. Чтобы нас понять, надо самому в этом говнище поплюхаться. – И – Мореллу: – Йес, сэр?
Морелл пьяно кивает и улыбается.
– Йес, о'кей! Уэлкам!
22
Дима входит в зал с бассейном. В руке у него железный ящичек с инструментами. Он ставит ящичек на пол и идет по краю бассейна к ледяной глыбе. Осматривает ее, обходя вокруг бассейна, и останавливается возле ящичка. Отворачивается к стене с распределительным щитком, открывает ящичек, достает отвертку и начинает ковыряться в щитке.
Между тем от глыбы отваливается довольной большой кусок льда и рушится в бассейн, на треть заполненный талой водой. Там, где он отвалился, остается темное отверстие.
Дима на миг оборачивается на шум и возвращается к своей работе, не заметив ничего особенного.
Из отверстия в глыбе медленно появляется и начинает, подрагивая, вытягиваться нечто, отдаленно похожее на щупальце или хлыст, – оно раздвигается, как телескопическая антенна. Пошарив в воздухе, оно замирает, направленное на Диму, и начинает растягиваться в его сторону.
Из щитка с треском сыплются голубые искры, свет несколько раз мигает. Дима отпрянул, затем принюхался, пригляделся к щитку.
– Нет, это что-то с проводкой. Тут все в порядке, – ворчит он. – Если не найду где-то рядом, пусть зовут электриков. Целую бригаду. – Он закручивает винт на щитке и присаживается на корточки, осматривая кабель.
Щупальце тянется, приближаясь к щиколотке Димы. На конце щупальца – утолщение. Оно начинает раскрываться, – это три острых хищно изогнутых когтя. Из сердцевины выползает тонкое блестящее жало. На конце его дрожит желтая капелька яда.
– Ну, нет! – восклицает Дима, и его слова мечутся по залу гулким эхом. – Я – пас! Это работа для профессионалов! – Он выпрямляется и чешет макушку. – Лучше холодильник починить.
Жало, между тем, почти достигло его ноги.
Дима подхватывает за ручку ящичек с инструментом и уходит из зала, так и не оглянувшись на бассейн.
Потеряв тепловой ориентир, щупальце начинает раскачиваться, шаря в поисках добычи, а затем стремительно втягивается обратно в отверстие.
23
Наташа выходит из подъезда в сумерки. На ней черные джинсы в обтяжку, красная майка, выделяющая упругие груди, и легкая курточка. Оглядевшись, она решительно направляется через двор к троллейбусной остановке, где уже стоят несколько человек.
На улице зажигаются фонари, а двор темен и неприветлив. Шуршит ветерок в сумрачных разросшихся кустах вдоль асфальтовых дорожек и в ветвях больших раскидистых деревьев, – двор уже стар.
Наташа прибавляет шаг, стремясь быстрее добраться до светлой улицы.
24
Дима захлопывает тяжелую дверь холодильной установки.
– Порядок!
С ящичком в руке он идет к вахтерской.
Навстречу ему мчится пес, радостно крутя хвостом и поскуливая.
– Джонни! – говорит Дима. – Соскучился? Не любишь одиночества? Боишься этих?.. – Он кивает на стеллажи. – Не бойся! – Он треплет пса между ушами. – Это всего лишь экспонаты. – И тихо добавляет: – Иногда я и сам их побаиваюсь. – На ходу он посматривает по сторонам – на стеллажи с подсветкой: скелеты, чучела, черепа, блестящие банки с животными и насекомыми. – М-да, – тянет он. – Надо бы развеяться. – И – псу: – А что, Джонни, не искупаться ли нам в озере? Как всегда.
Ледяная глыба в бассейне стремительно тает. Один за другим еще несколько больших и тусклых ледяных осколков обрушиваются в воду, вздымая фонтаны брызг. В глыбе после этого образовалось еще одно отверстие, больше первого. В отверстии медленно и осторожно появляется гигантская суставчатая, похожая на паучью или крабью, лапа в серо-зеленом хитине, покрытая чем-то вроде редкой рыжей шерсти. Лапа опускается в воду и делает несколько движений, как бы ощупывая дно.
Дима в вахтерской ставит ящик с инструментами за диван, снимает телефонную трубку и кладет ее на стол.
В сопровождении Джонни он выходит во двор Хранилища. Несколько мощных фонарей освещают двор, ворота, пандус и берег озера возле Хранилища. Дима сбегает по пандусу и несется к берегу. Пес не отстает, подпрыгивая на ходу от радости.