33
Белая "Волга", двадцатьчетверка, мчится по темной ночной автостраде. Наташа сидит рядом с водителем и сумрачно смотрит на дорогу.
– Тяжело сейчас жить стало, – разглагольствует водитель. Этот пожилой мужчина явно из породы говорунов. – В прежние времена хоть денег и было меньше, да зато цены были ниже. Потом, опять же, льготы всякие. Не… Сейчас, конечно, тоже есть. Но что это за льготы? Сплошной одесский юмор. Да и те, глядишь, не сегодня так завтра отымут. И отдадут толстосумам нашим… Как же их называют еще… Слово такое… Во! Нувориши! Выскочки, значит. Так и есть… Ага!.. Опять же, зарплата нынче у простого люда… Смехота и только!
– Все-то у вас не жизнь, а дерьмо получается, – ворчит Наташа. – И смехота.
– Смехота не смехота, да только так вот получилось, что в советское, хреновое, время умудрился я купить эту машину. А теперь? Черта с два я бы смог ее купить. С вашими дерьмократами-капиталистами, с нынешней элитой сраной.
– Почему – с моими? – вопрошает Наташа с удивлением в голосе. – Разве похоже что я из элиты, пусть даже местной?
– Ну, это ясно, – продолжает разливаться водитель. – Элита на попутках да без охраны не ездит. Куда им, пидорасам, без охраны? Когда столько наворовано и награблено, того и гляди ухлопают. Желающих-то – ого-го!
– Думаете?
– А то! Одни – из мести за все, что они, падлы, сотворили со страной и с нами. Другие – из зависти, что этому больше досталось, чем им, и заодно чтоб награбленное их братаном к своим грязным лапам приклеить… ну, такие тоже пули достойны и когда-нибудь дождутся. Третьи – конкурента убрать, да и этих стоит следом за конкурентом отправить.
– Какай-то вы кровожадный…
– Я? Это не я, это они такие. У нас ведь какая конкуренция? Нет конкурента – нет проблемы. Прям не капиталисты, а сталинские выкормыши.
– Сталинские? А он-то тут при чем?
– Чему вас, барышня, в школах учат? Это Сталин сказал: нет человека – нет проблемы… А наши бизнес-бандюки подхватили… Эх! Все у нас перемешалось. Бывшие комсомольские боссы, бывшие секретари обкомов-парткомов и бывшие бандюки. Все теперь называются бизьнесьменами, – с сарказмом выговорил мужик. – А на деле – все они одного цвета – черного. Иуды и бандюки. И никакие не бывшие. От рождения были они такими. Такими и остались. Все остальное, как говорит моя жена, – макияж.
– Ну да, конечно, вы еще скажите, что раньше бандитов не было и всем жилось лучше, раз вы машину тогда купили.
– А ты, милая, разве жила в то время? Небось только сиську мамкину пососать успела. Или в первый класс пойти… Да! Дерьма хватало. Как везде, кстати. Но хорошего было больше, чем теперь. К примеру, такая вот мелочь. Если раньше я на ней… – водитель ласково похлопал по рулю -…мотался только по своим делам, то теперь, чтобы ее подремонтировать да бензинчиком заправить, приходится, вот, извозчиком работать, а не дома под пивко телик смотреть.
– Ну, и как? – подает голос Наташа.
– Что – как?
– Удачно?
– Что – удачно?
– Извозчиком вкалывать? – с иронией осведомляется Наташа. – На бензинчик с запчастями хватает?
– По-разному случается… – охотно рассказывает водитель, не замечая или не желаю замечать Наташиной иронии. – А вообще, сначала и страшновато было, и машину жалко… Народ всякий попадается… Мерзавцев и другой разной мрази в новые-то времена заметно прибавилось.
– Но привыкли же?
– В общем, да, можно сказать, почти освоился. Только по вечерам все равно не по себе – чересчур уж всякой шушвали расплодилось. Иногда еду, смотрю – голосуют. И не останавливаюсь…
– И почему это?
– Та-акие рожи попадаются…
Фары автомобиля выхватывают на обочине парня с большой дорожной сумкой. Он поднимает руку, голосуя.
– Возьмем? – спрашивает водитель и начинает тормозить.
– Нет-нет! – восклицает Наташа. – Некогда мне!
– Жалко человека. Один на дороге. В такое-то время.
– Я тороплюсь! – сварливо объявляет Наташа.
Водитель останавливает машину возле парня.
– Спросим, может ему по дороге. – И – парню: – Тебе куда?
– До Зерновской балки.
Водитель вопросительно смотрит на Наташу.
– Это же крюк какой! – негодующе говорит Наташа.
– Пешком-то долго, – как будто соглашается водитель. – А на машине – и не заметите. Всего-то пара-тройка километров.
– Мы же договорились, – раздражается Наташа.
– Сколько даешь? – спрашивает водитель у парня.
– Сколько попросишь… Папаша, тороплюсь я.
– Садись.
– Я, между прочим, тоже тороплюсь, – злится Наташа.
Довольный парень забирается на заднее сиденье.
– Всех мигом доставлю, куда требуется, – примирительно обещает водитель. – А лишние денежки на дороге не валяются.
Наташа, надувшись, отворачивается к окну. Что тут поделаешь? Не выходить же из машины! Место пустынное. Тьма – хоть глаз выколи. Жилье – в стороне от трассы. О такси можно и не вспоминать. Разве что по мобильнику попытаться вызвать? Да и то неизвестно, поедет кто сюда или нет и сколько ждать придется. Других попуток и вовсе не видать – час поздний, все по норкам попрятались. Пока в этих местах дождешься попутки или такси – десять раз ограбят, двадцать – изнасилуют и пару раз убьют.
34
Свешников и Дима стоят в зале Хранилища. Оба вооружены: у Димы в руке пожарный топор, у Свешникова на плече тяжелый лом. Перед ними – перевернутые, искореженные стеллажи, битые банки с заспиртованными животными.
– Любопытно… – бормочет Свешников, глядя вниз.
Он приседает на корточки, кладет на пол свой лом и разглядывает угол металлической полки с торчащими вверх стеклянными зазубринами. На стекле и на полке – блестящие янтарные полосы странного вещества. Свешников прикасается к одной полосе. Та беззвучно лопается.
Свешников растирает вещество между пальцев. Оно тянется, как густая слизь. Свешников нюхает его, брезгливо морщится, оглядывается и вытирает руку о валяющееся рядом разорванное чучело енота. Снова берется за лом.
– Да, странное создание, – задумчиво произносит он, выпрямляясь.
– И опасное, – добавляет Дима с ожесточением. – А это сейчас – главное.
– Как бы его увидеть? – бормочет Свешников.
Дима слышит слова профессора и тут же вспыхивает:
– Ну, уж не-е-ет! Мы так не договаривались! Это вы уж сами! Я его не видел – и видеть не желаю. Хватит того, что я его слышал. И видел то, что оно творит.
35
"Мерседес" и рефрижератор медленно спускаются по ухабистому, разбитому проселку к Хранилищу. Кузов рефрижератора опасно кренится то в одну, то в другую сторону. За рефрижератором тянется большое, густое облако пыли.
В кабине "Мерседеса" Еременко говорит сам себе:
– Странно! Что там Свешников делает в это время?.. – Он вдруг вспоминает разговор с ректором. – Ах да! Он же назначен на мое место…
– Что? – оборачивается с переднего сиденья Владимир.
– Профессор Свешников назначен сегодня руководителем научной группы…
– Что еще за группа?
– По изучению находки.
– Льдины, что ли?
– Ее содержимого.
– И чего это его понесло сюда среди ночи?
Еременко понимающе улыбается уголками губ и отвечает:
– Не смог дождаться утра.
Владимир мгновение пристально смотрит на Еременко и говорит:
– Ну, вы, ученые – больной народ.
Еременко с сожалением качает головой.
– Таких, как Свешников, увы, мало. А он – ученый от Бога.
– Ничего! От Бога он там или от черта, вывернем его наизнанку и посмотрим, чем этот ученый хмырь в обед натрескался, – с прихохатыванием обещает Коля.
– Владимир!.. – с испугом подскакивает Еременко.
Тот вздыхает и со злостью смотрит на Колю, а Коля делает невинное лицо и отворачивается к окну, за которым тьма.
– Это наш Коля так пошутил, – успокаивает Владимир проректора. – Неудачно и глупо. Он вообще плохой шутник.
– Я умоляю только об одном, – обращается к нему Еременко. – Никакого насилия!
Коля с презрением смотрит на проректора. Владимир снисходительно усмехается.
– Без некоторого насилия может не получиться. Вахтер. Потом коллега ваш. Конечно, если они не будут упрямиться, все будет нормально… Или, скажем, все может быть нормально… – Он пожимает плечами. – А может и не быть.
– Тут уж как карта ляжет, – с умным видом встревает Коля.
– Так Свешников же меня узнает… – с беспокойством говорит вдруг Еременко. – Я снаружи бы…
– Не узнает. Я маску дам вам.
– А по голосу?
– А вы больше молчите.
– А одежда… или еще как…
– Мы с собой гардероб не возим! – смеется Коля.
Владимир тоже усмехается – криво.
– Может, его проще убить?
– Нет! Только без этого… без "мокрого дела"… – говорит Еременко.
– Да что вы, ей-богу! Шучу я! – восклицает Владимир и терпеливо поясняет: – Для "мокрухи" есть профессионалы. И мы хлеб у них не отбиваем.
Еременко выдыхает с облечением и расслабленно разваливается на спинке сиденья.
– Хотя… всякое бывает… – задумчивым голосом добавляет Владимир, пристально глядя на проректора.
36
Свешников открывает дверь с табличкой "Виварий". Дима зажигает свет. Виварий находится в подвале. Вдоль стен стоят в несколько этажей клетки с подопытными животными. Стенки клеток – из металлической сетки.
Дима останавливается посреди вивария перед грязным металлическим столом с передвижной бестеневой лампой, – на этом столе работают с животными, в основном, препарируют их.
Свешников медленно идет вдоль клеток, глядя на животных. В клетках кролики, кошки, морские свинки, белые мыши. Разбуженные светом, они беспокойно возятся за сеткой.
По сторонам от двери, в которую вошли Дима и Свешников, стоят два железных медицинских шкафа с пластмассовыми коробками, круглыми никелированными биксами и поблескивающими хирургическими и анатомическими инструментами. Свешников открывает шкаф и перебирает инструменты. С большим анатомическим ножом подходит к столу, где его ждет Дима.
– Переносная клетка? – спрашивает он у Димы.
Тот оглядывается, заглядывает под стол и вытаскивает оттуда самодельную переносную клетку с двумя проволочными ручками и откидывающейся сверху крышкой.
– Приготовь ее, – велит Свешников. Сам он подходит к многоэтажным клеткам. – Итак, у нас есть некое неведомое агрессивное и голодное существо из другого мира. – Он открывает клетку и хватает за загривок одну за другой несколько морских свинок, засовывает их в клетку, которую держит наготове Дима. – Да, можно сказать – из другого мира. Десятки, сотни миллионов лет назад Земля ведь и впрямь была совершенно другим миром. – Он открывает следующую клетку со свинками и тоже переправляет их в переносную клетку. – Как нейтрализовать чужака? Не зная его привычек, вкусов, способностей, возможностей, манеры поведения и степени разумности. – Свешников медленно идет вдоль клеток, разглядывая их обитателей. – А что мы знаем о нем? Только одно. Оно сильно проголодалось за эти миллионы лет. Скорее всего, мы не сможем его накормить… тем более что мы не можем быть полностью уверены в его планах. Но заманить – сможем. Значит, надо его заманить и запереть. – Свешников останавливается и уставляет указующий перст на Диму. – В вашем холодильнике! Кстати, вы, Дима, что-то должны были там починить? Так вы починили?
– Да. Но починил, насколько смог. Оборудование – такое старье…
– Мы загоним его в холодильную камеру, запрем и заморозим. – Свешников открыл еще одну клетку и вытащил оттуда кролика, крепко держа его за уши. Тот забил было ногами, но тут же затих и застыл. – А потом уж подумаем, как быть дальше.
Дима с усилием отворяет большую и массивную дверь холодильной камеры. Свешников заглядывает туда, передает кролика Диме, осматривает дверь.
– Пусто и не холодно.
– Конечно, – отвечает Дима. – Не работала ведь.
– Изнутри эту дверь можно как-нибудь открыть?
– Разве что выломать или выбить. Захлопывается наглухо.
Свешников осматривает дверь, указательным и большим пальцами измеряет ее толщину. Одобрительно кивает головой.
– Ладно, Дима, включайте камеру.
Дима смотрит на кролика, чьи уши зажаты у него в руке. Тот смирно висит, ожидая участи. Дима отводит руку с кроликом немного на отлет, а другой рукой опускает рубильник выключателя. Слышно, как мотор с глухим гулом начинает набирать обороты.
Под стеной холодильной камеры лежат топор и лом – вооружение профессора и вахтера. Свешников берет лом, пошире открывает тяжелую дверь, один конец лома упирает в верхний наружный угол двери, другой – в верхний угол дверного проема и прижимает лом дверью. Между дверью и проемом остается достаточно большой просвет.
– Ловушка готова, – удовлетворенно говорит Свешников. – Надеюсь, оно в эту дверь пролезет. И в холодильнике поместится. – Он достает из кармана куртки анатомический нож и забирает кролика у Димы. На вытянутых руках он полосует кролика ножом по горлу. Кролик тонко вскрикивает. На цементный пол брызжет струйка крови.
Свешников швыряет тушку в холодильник. Присаживается над клеткой со свинками. Откидывает крышку и вылавливает оттуда первую свинку.
– Надеюсь, его привлечет запах свежей крови.
Свешников заносит над свинкой окровавленный нож.
Дима болезненно морщится.
Тушка летит в камеру.
– Надо сделать лужу крови побольше, – говорит Свешников, работая ножом, как профессиональный мясник. – Хотя никто не знает, какие органы чувств имеются или развиты у этого Существа. И все-таки, судя по останкам собаки, оно плотоядное. И должно учуять запах свежей крови. Вот мы и проверим, так ли это?
Между тем в темно-красную густую лужу под ногами Свешникова падают и падают одна за другой струйки крови, слышатся глухие шлепки тушек о пол холодильника.
Дима морщится, но расширившимися глазами наблюдает за действиями Свешникова.
– Ну вот, – деловито произносит Свешников. Он встает с корточек, вытаскивает из кармана платок, вытирает руки и нож и бросает платок в камеру. Ногой отодвигает пустую клетку в сторону, к стене. – Прячемся. Оно может быть здесь в любой момент.
Дима подхватывает с пола топор, и вместе со Свешниковым протискивается в щель между стеной Хранилища и холодильной камерой. Здесь тень, так что их снаружи не видно.
– Замерли, – командует Свешников.
На некоторое время наступает полная тишина.
Потом слышится приближающееся постукивание многоногой поступи, стрекот, шуршание и еще какие-то странные звуки.
– Идет, – едва слышно шепчет Дима.
Тень от Существа вырастает на стене возле холодильной камеры, поднимаясь выше голов Димы и Свешникова. Они с ужасом смотрят на него, запрокинув головы. По тени трудно разобрать, как выглядит Существо, но ясно, что у него несколько крабо-паучьих ног и сложное, непрерывно шевелящееся тело.
Раздается скрип – Существо протискивается в камеру – и металлический стук упавшего лома. Свешников проворно выскакивает из укрытия и, налегши, быстро захлопывает дверь.
– Ставь на полную – на "холод"! – кричит он Диме.
Дима уже возле щитка и поворачивает ручку регулятора до отказа.
Изнутри раздаются тяжелые удары в дверь.
– Постучи пока, постучи, – насмешливо советует Свешников.
37
"Мерседес" и рефрижератор стоят возле Хранилища на границе освещенного пространства. Возле них – люди. Восьмеро. Все – в черном. На пятерых черные матерчатые спецназовские маски. Они вооружены маленькими десантными автоматами.
Еще трое – Владимир, Коля и Еременко – держат маски в руках.
– Всем все понятно? – повелительным тоном говорит Владимир.
Все кивают вразнобой.
– Вопросы?
Все молчат.
– Ну, Коля, командуй! – разрешает Владимир.
Еременко неловко напяливает на голову маску.
– А вы, профессор, – обращается к нему Владимир, – держитесь рядом со мной. Будьте под рукой все время. Так – и мне спокойнее, и вам надежнее.
38
Свешников и Дима подходят к вахтерской.
– Теперь обсудим, как быть дальше, – говорит Свешников.
– Звонить надо… – заявляет Дима.
– И позвоним тоже.
– Ах, черт! – сокрушается Дима. – Телефон-то не работает.
– Что такое?
– Видно, обрыв где-то на линии.
– Ничего, – говорит Свешников устало. – Есть мобильный. Сигнал-то хоть у вас тут проходит?
Дима пожимает плечами.
В этот миг дверь проходной распахивается, и внутрь врываются пятеро в масках и с автоматами. Они набрасываются на Свешникова и Диму, ударами и пинками загоняют в вахтерскую и валят на пол.
– Руки за голову! – приказывает один из бандитов.
В Хранилище входят еще трое в масках. Останавливаются, осматриваются.
– Боже! – говорит Еременко. – Что тут было?
– Хор-р-рошее побоище, – с удовольствием говорит Коля.
В отдалении слышатся слышатся гулкие удары о металл.
– Не нравится мне это… – медленно и зловеще молвит Владимир. – Не нравится. И даже очень…
– Где бассейн-то? – спрашивает Коля.
– Не спеши, – останавливает его Владимир. – Что-то здесь не так. Надо с этими… двумя поговорить… А ты пока подгоняй рефрижератор.
В холодильной камере – тишина. Ровно гудит мотор. Внезапно в его гуле появляются сбои. Из-под кожуха камеры с треском летят искры. Гул стихает – мотор останавливается.
И тут же мощный удар изнутри выгибает дверь камеры. За ним непрерывно следуют удар за ударом. Каждый удар все больше деформирует дверь. Очередной удар перекашивает ее на петлях. Следующий удар вышибает искореженную дверь вон.
– Значит, оно живо… – озабоченно говорит Владимир. Он сидит на краю стола.
В Хранилище, в отдалении, слышится грохот.
Все поворачиваются к открытой двери вахтерской и прислушиваются. Дима и Свешников сидят на диване рядышком. Они многозначительно переглядываются. Остальные пятеро стоят, тесно набившись в комнатенку.
– Похоже, оно живее, чем я рассчитывал, – говорит Свешников. – И, похоже, оно только что вырвалось из холодильника.
Владимир спрыгивает со стола.
– Тем лучше! Тогда мы его пристрелим и погрузим в рефрижератор… И вы нам поможете… А по дороге оно… то есть его останки как следует заморозятся… Пошли!
Толпой все, вместе с Димой и Свешниковым, выходят из вахтерской и идут по разгромленному залу.
В это время под кожухом камеры продолжает искрить. Потом искры целым снопом с треском вылетают из выключателя. И во всем Хранилище гаснет свет.