Немного спустя он буркнул:
- Ага! - и выпрямился. - Мы на правильном курсе. Мы летим параллельно той полосе, которую ты указывал, Лэнт. Если ветер нам позволит, то постараемся лететь точно над ней.
Он снова прошел на корму и растянулся на койке из воздушной ткани.
- Знаешь, Лэнт, - воскликнул он, - если бы у меня не было дел и обязанностей в другом месте, я, может быть, поселился здесь. У вас очень спокойная жизнь.
- О, нет, Пурпурный, - возразил я. - Ты не был бы счастлив, живя с нами. Тебе лучше вернуться…
- Не бойся, Лэнт. Именно это я и собираюсь сделать. Но я говорю тебе, что действительно наслаждался жизнью здесь. - Он указал на свое брюшко. - Взгляни, я вроде потерял даже несколько фунтов.
- Лучше бы ты посмотрел на себя сзади, - пробормотал Шуга.
- Т-с-с, - пробормотал я, - нам придется пробыть вместе довольно долго. Постарайся, по крайней мере, сдерживаться.
- Из-за него?
- Тебе не надо было лететь, Шуга.
- Как не надо? Как же я иначе докажу…
- Ты просто не обращай внимания. Если не можешь сказать ничего приятного, то совсем ничего не говори. По крайней мере, пока мы в воздухе.
Шуга заворчал на меня и пошел вперед на нос лодки. Я устало опустился на кучу одежды и припасов. Немного понаблюдал, как сыновья крутят педали. Нелепое это было зрелище - велосипед так высоко в воздухе и совсем без колес, а они с таким упорством нажимают на педали, что я рассмеялся. Ребята посмотрели на меня, но продолжали работать. Скопление воздушных мешков над нами напоминало отдаленную скалу. Они были достаточно большими, чтобы покрыть нас, но недостаточно большими, чтобы подавлять. Ощущение такое, словно находишься под навесом, и в то же время - странная свобода.
Время от времени мальчики отдыхали и тогда становилось совсем тихо. Это было самой характерной особенностью воздушного корабля. В небе он никогда не трещал и не содрогался. Здесь совсем не было звуков, не считая, возможно, биения моего сердца.
Воздух был холодным, почти кусающим. Пурпурный достал несколько одеял и раздал их. Вилвил и Орбе одели дополнительную одежду. Она была прикреплена к снастям, так что ее можно было одевать при желании. У них были с собой пакеты сухарей и бутылки с водой. Они могли совсем не спускаться в лодку, пока сами того не захотят. Последние лучи красного солнца окончательно исчезали за горизонтом.
- Они и в темноте будут крутить педали? - спросил я у Пурпурного.
- А как же! Все время, пока держится ветер. Кто-то должен продолжать крутить педали. Видишь ли, Лэнт, ветер дует на северо-восток. Если мы будем держать курс на запад, то компенсируем восток и нацелимся точно на север. Но ветер не прекращается, и следовательно, мы тоже не должны прекращать крутить педали. Единственной альтернативой является приземление, то тогда необходимо выпустить газ из баллонов.
- А ты не хочешь этого делать, верно?
- Верно. Ты знаешь, лодка может плыть и по воде, но я не хотел бы этим воспользоваться. К тому же, даже если мы спустимся на море, ветер все равно будет сносить нас. Поэтому нам придется оставаться в воздухе и крутить педали всю ночь. Выдержать направление мальчики смогут и сами. Пока мы остаемся над этой полоской земли, беспокоиться не о чем.
Песня и поскрипывание педалей производили в темноте жутковатое впечатление. Звуки, приходящие ниоткуда. К счастью, до голубого рассвета было немногим меньше часа - в это время года тьма долго не длится. За ней следовали семнадцать часов голубого дня, час двойного солнечного света и еще семнадцать часов красного дня. И опять темнота. Темнота постепенно будет расти, как и интервал света двух солнц. Дни одиночных солнц станут сокращаться, и светила все ближе станут подкрадываться друг к другу на небе, - к неизбежному красному соединению.
Мы летели по погруженному во тьму небу.
Глава тридцать пятая
Далеко на востоке горизонт озарился голубым сиянием. Позади нас поднимался голубой Оуэлс, чтобы вскоре выпрыгнуть из-за горизонта и залить мир ярким светом. Под нами чернела равнина моря, мрачная и морщинистая.
Вокруг завывал холодный ветер. Я поплотнее завернулся в одеяло. Лодка мягко покачивалась. Раздутые баллоны над головами казались неподвижными. Морское пространство под нами - неподвижным и плоским.
Мои сыновья упорно крутили педали. Я представил, как позади нас остаются потоки взбаламученного воздуха. Их работа сопровождалась ровным звуком, скорее ощутимым, чем слышным - постоянная вибрация наполняла лодку.
А затем настало утро - пронзительное и голубое. Яркая точка Оуэлса появилась на краю мира. Пока Пурпурный отыскивал полосу земли под водой, Вилвил и Орбе отдыхали. Ориентиром была цепь невысоких холмов, на фоне поднявшейся воды они должны были выделяться более светлой линией.
Сперва Пурпурный решил, что мы сбились с курса, но потом заметил холмы слева от нас. Должно быть во тьме ветер чуть-чуть стих. Мальчики не знали этого и продолжали крутить педали, и в результате мы отклонились немного к востоку. К счастью, ветер продолжал дуть на северо-восток, поэтому Пурпурный разрешил ребятам отдохнуть, пока мы опять не окажемся над нашим ориентиром.
Мальчики перебрались в лодку, но не отказались от своих страховочных ремней, пока не оказались в безопасности. Они жадно выпили пузырь пива, передавая его друг другу. А потом растянулись на обтянутых тканью рамах, заменявших на "Ястребе" койки. Через минуту они уже спали.
Я пробрался вперед между пакетов с припасами. Шуга только что улегся и зевал. Он приветствовал меня угрюмым ворчанием.
- Не спишь? - поинтересовался я.
- Конечно нет, Лэнт. В нашем распоряжении только час темноты. Я наблюдаю за лунами. Луны, - он раздраженно оскалил зубы, - мне нужны луны!
- Шуга, - сказал я. - Тебе не нужны луны…
- Да ну, ты видимо хочешь, чтобы я проиграл дуэль?
Я понял, что его не переубедишь.
- Иди на корму, - сказал я. - Иди на корму и поспи немного.
Шуга пошарил у себя в рукаве, но нашел только отсыревший чесоточный шар.
- Проклятие, - пробормотал он. - Они его испортили. Детишки твои испортили мой шар! Я надеялся, что он высохнет, но…
Шуга пожал плечами и швырнул промокшую массу за борт.
- Я собираюсь спать, Лэнт, - буркнул он и поковылял прочь.
Я пробрался на самый нос лодки и выглянул. Вид отсюда не загораживали ни балконы, ни снасти. Я летел над серебристо-голубым морем. Казалось, я плыву в тишине. Спокойствие было подавляющим, оглушающим. Воздух был свежим и в то же время теплым. Голубой Оуэлс уже разогревал воздух.
- Красиво, не правда ли?
Я оглянулся. Сзади ко мне подошел Пурпурный. Он положил руки на перила и разглядывал голубой океан.
- Мне кажется, что все меняется, - сказал он, - изменяется свет солнца, меняется и цвет воды.
Я кивнул.
Я еще не чувствовал себя расположенным к разговору. Кости все ныли от ночного холода, солнце еще только начинало изгонять его.
- Лэнт, - попросил Пурпурный, - расскажи еще раз о своем путешествии. Я пытаюсь подсчитать, как далеко вы ушли и сколько мне понадобится времени, чтобы преодолеть это расстояние на летающей машине.
Я вздохнул. Мы говорили об этом уже много раз. Именно на основании рассказа о нашем переселении Пурпурный подсчитал количество баллонов и необходимых припасов.
- Мы шли сто пятьдесят дней, Пурпурный. Мы двигались по той цепочке холмов, потому что море очень быстро поднималось.
Он кивнул.
- Хорошо, хорошо, - затем замолчал и углубился в свои мысли, точно производил в голове подсчеты. Немного погодя он снова принес свою измерительную шкуру и снова начал глядеть на солнце.
- Мы опять уклонились от нашего курса, - сказал он озабоченно. - Лучше разбудить мальчиков.
Вскоре я почувствовал вибрацию от возобновивших свое вращение велосипедов. Я пробрался на корму, чтобы разделить с Пурпурным завтрак - мое первое принятие пищи на борту воздушного корабля. Шуга громко храпел на своей койке. Пурпурный откусил от кислой дыни, а потом сказал:
- Иногда я удивляюсь, Лэнт, почему вы зовете меня Пурпурным?
- Как? Разве это не твое имя?
Он поднял голову.
- Что ты имеешь в виду? Я знаю, это слово означает мое имя на вашем языке, но когда мое говорящее устройство оказалось уничтоженным, я обнаружил, что это же слово обозначает на вашем языке яркий пурпурный цвет.
- Но ты же сам давным-давно сказал мне, что это твое имя…
- Не говорил я такого. Это не так.
- Как же не так? Но… я подумал, что это твое имя.
- А-а! - протянул он, - говорящее устройство…
Как будто этим все объяснилось.
- Да, Лэнт, иногда у нас бывают неприятности из-за говорящих устройств.
- Я тоже так подумал, - согласился я, - иногда приходилось сомневаться, правильно ли оно работает. Порой оно говорило очень глупые вещи…
- И что же оно говорило?
- Говорило о пылевых облаках, других солнцах…
- Я имею в виду мое имя.
- О, оно сказало, что твое имя - как цвет - оттенок пурпурно-серого. Мы подумали, что это очень странно.
Пурпурный казался сконфуженным. Он смахнул остатки дыни с подбородка.
- Как цвет оттенка пурпурно-серого. Не вижу каким образом…
Но тут его глаза вспыхнули. На лице появилось восхищенное выражение.
- Так то же игра слов! Игра слов! Конечно! Конечно! Попался же переводчик, который конструирует двуязычный каламбур. Как цвет оттенка пурпурно-серого. Как розоватого либо лиловый. Нет, как интересно!
Я с недоумением глядел на него.
Пурпурный объяснил:
- Он, должно быть, попытался перевести отдельные слоги моего имени на ваш язык.
- Тогда имя Пурпурный - не настоящее твое имя?
- Нет, конечно, нет. Это просто плохой перевод. Мое же настоящее имя…
Он произнес свое имя на демонском языке. Я почувствовал, как холодный озноб прошел у меня по позвоночнику. Ничего удивительного, что первое проклятие Шуги не получилось - он использовал неправильное имя!
Храпение Шуги позади нас прекратилось. Он лежал на спине, вместо глаз узенькие щелочки.
Интересно, слышал ли он наш разговор?
Глава тридцать шестая
Ветер прекратился совершенно. Пурпурный дал сигнал Вилвилу и Орбе отдохнуть, пока он снова не замерит в этот раз точное положение солнц.
- Это очень трудно, - признался он, - здесь нет Полярной звезды, и даже магнитный компас мало помогает. Я должен, в основном, полагаться на солнца, чтобы узнать где мы находимся.
Ребята снова перебрались в лодку, жадно глотали пиво и жевали сухари.
- Отдохните, - говорил им Пурпурный, - раз мы попали в штиль, то нечего беспокоиться, что мы отклонимся от курса.
Мальчишки прилегли вздремнуть. Шуга оставался на носу лодки, решив помолиться Макс-Вотцу и попытаться выпросить у него ветер.
А Пурпурный полез на снасти, чтобы проверить свои баллоны. Я тоже прошел на нос. Путешествие начинало становиться скучным. Делать здесь было совершенно нечего, только сидеть и смотреть вокруг и вниз. Шуга покончил со своей молитвой и опустился на скамью. Он принялся распаковывать свое волшебное оборудование.
- Вонючие подонки, - поминал он своих подмастерьев. - Забыли положить мою флейту.
- Ты должен радоваться, что у тебя вообще есть подмастерья, - сказал я. - С недавних пор мало кого на это тянет. Большая часть молодежи деревни желает стать либо ткачами, либо производителями электричества. Немногие стремятся следовать старым обычаям.
- Хм! - фыркнул Шуга. Он поглядел на меня, - и что они будут делать теперь, когда воздушная лодка закончена, а? Спроса на воздушную ткань больше нет, генераторы крутить ни к чему. Вот и получается, что работы у них тоже нет.
- Ну, не знаю, - ответил я. - Недавно я слышал, как Леста и Гортин обсуждали возможность постройки еще одной летающей машины. Больше этой. Чтобы доставлять из деревни товары на материк и обратно.
- Это вполне вероятно, - пробурчал Шуга. - Но у меня пока что есть дураки-помощники. И они забыли положить в мой мешок саранчу и мои трубы…
- Значит ты плохо учил их, - сказал я. - Со своими у меня неприятностей не было.
- Хм, не так это легко, как ты думаешь, Лэнт, научить стать волшебником. Как вспомню свою учебу…
И он замолчал.
- В чем дело? - спросил я.
- Лэнт, ты прав. Я мало их бил.
- Не понимаю.
- Конечно. Учить волшебника это совсем не то, что учить резчика или ткача. Ученика надо бить три раза в день, чтобы он не стал самодовольным. Затем ты должен бить его еще три раза, чтобы он захотел слушать, и еще три раза, чтобы внушить к себе страх - пусть они будут недовольны своей жизнью, пусть даже восстанут разок против тебя.
- Что-то слишком много битья, - заметил я.
Шуга кивнул.
- Это необходимо. Вечное величие волшебника прямо пропорционально количеству побоев, которые он перенес.
- Твои годы учебы, должно быть, были ужасными…
- Так и было. Мне повезло остаться в живых. Старик Алгер не шел отдыхать, пока не выбивал из меня все недовольство. Мы смастерили на него около сотни различных волшебных ловушек, и ни одна не сработала - он все их разгадал.
- Ты хочешь сказать, что ученик волшебника должен стараться убить своего учителя?
Шуга кивнул.
- Конечно. А как же ты узнаешь, что ты лучше, чем он. Это необходимо, ученики всегда стараются так поступить. Потому что это самый короткий путь к величию. И это проще, чем ждать нормального посвящения.
- Но Шуга, - забормотал я. - Значит твои ученики тоже постараются убить тебя.
- Конечно. И я этого жду. Но я умнее и искуснее, чем любой из них, чем оба вместе взятые. Насчет их я не беспокоюсь. Они до сих пор даже не выучили, как проклясть родных. Каждый раз, когда покушение у них срывается, я их сурово наказываю. Таким образом, они получают очередную порцию вдохновения. И в следующий раз все стараются сделать лучше. А значит, учатся планировать более тщательно. Но, конечно, у них опять не получается. Они очень стараются, и вот такое состязание приносит много радости волшебнику. Кто кого перехитрит.
Я покачал головой. Я много не мог понять в жизни, в том числе и этого.
Я пошел на корму, немного вздремнуть. Лодка, подвешенная на раздувающихся баллонах, мягко покачивалась, и через мгновение все заботы волшебников уплыли прочь.
Глава тридцать седьмая
Мы провели час темноты в дрейфе, собравшись все пятеро на дне лодки. Вести наблюдение смысла не было - почти ничего не было видно, кроме черной воды. Немного погодя Пурпурный поднялся и завернулся в одеяло. Мы слышали, как он бродит взад-вперед по корме, ощущали сквозь тонкие доски палубы его шаги.
- Он беспокоен и нетерпелив, - прошептал Орбе.
- Будем надеяться, что ветер повременит немного, - сказал Вилвил. - Слишком холодно, чтобы влезать и крутить педали.
Я высунулся из-под одеяла. Пурпурный глядел вверх, на баллоны. Они были пугающе высвечены и ярко сверкали в темноте. Пурпурный что-то бормотал об утечке водорода. Орбе и Вилвил переглянулись.
- Он не хочет приземляться, - сказал один.
- Придется, - ответил другой. - Если надо будет подкачать баллоны. Но без этого не обойтись.
Я содрогнулся. Под нами слышался плеск волн, случайные всплески и стоны пещерной рыбы. Лучше бы нам совсем не приземляться, подумал я. Хотя, если водород утекает, то выбора тут не осталось.
Я тосковал по огню, благословенному теплу. Но Пурпурный ничего такого не позволит - ни пламени, ни делающего искры устройства любого вида. Ничего, что могло бы угрожать неистово взрывающему водороду. Если бы мы не прихватили с собой солидный запас пива, то были бы теперь вдвойне более несчастными и вдвойне промерзшими. Мы с Шугой то и дело передавали друг другу кувшин. А когда немного погодя появилось солнце, то мы уже вообще ни о чем не тревожились.
Пурпурный вновь высмотрел наш ориентир. Вилвил и Орбе забрались на велосипеды. Они развернули "Ястреб" в нужном направлении и начали крутить педали. Пурпурный вернулся на свое место на носу лодки и захрапел, как пробудившаяся гора.
Шуга опять погрузился в угрюмость. Несколько раз во время темного периода он высовывался из-под одеяла, но лун все еще не было видно. В первое темное ненастное время небо затянул туман. Во второй раз было ясно, но луны не показывались.
Шуга был раздражен и растерян: это был знак Гафьи - знак того, что все боги отказываются слушать. Но Шуга был непреклонен. Он забрался на снасти, на небольшую платформу, которую Пурпурный назвал "воронье гнездо" и мрачно сидел там.
Позже, когда Пурпурный проснулся, то поинтересовался, отчего это Шуга такой хмурый. Я рассказал, что это все из-за лун. Шуге нужны луны, но он не может их увидеть. Я, правда, не стал объяснять, для чего именно нужны луны.
Пурпурный окликнул:
- Шуга, спускайся, я тебе объясню насчет лун.
- Ты? - фыркнул он. - Ты мне объяснишь насчет лун?!
- Но могу же я тебе о них рассказать, - настаивал Пурпурный.
- Послушать не вредно, - согласился я.
- Хм, - ответил Шуга, - ты что в этом понимаешь?
Но все же спустился.
Пурпурный снова достал шкуру животного и начал рисовать на ней линии.
- Прежде чем опуститься на летающем яйце к вам, вниз, я изучал пути ваших лун. Скорее всего, что они - осколки одной большой луны, но остались вместе на орбите. По крайней мере, сейчас они все вместе. И полагаю, бывают периоды, когда они отстоят далеко друг от друга.
Шуга кивнул. Все было правильно.
- Они часто меняют свою конфигурацию, - сказал он, - они проходят раз за разом ряд близких конфигураций, меняющихся с потерей каждой луны.
- Ага, - произнес Пурпурный. - Конечно, они влияют друг на друга. Одни отстают, другие выхватываются из потока обломков, которые следуют за ними на вашей весьма своеобразной орбите.
Я перестал слушать и побрел на нос корабля. Я не волшебник, и этот разговор мне быстро наскучил. Позднее, я заметил, Шуга брал волшебную карту Пурпурного и с интересом ее разглядывал. В глазах его сверкал яростный блеск, и он бормотал что-то угрожающее.
Глава тридцать восьмая
Третий голубой рассвет застал нас всего в нескольких человеческих ростах над водой. Огромные волны проносились под нами, вода вздымалась и опадала в постоянном беспокойном движении. Взбираясь на свои велосипеды Вилвил и Орбе ворчали из-за отсутствия высоты.
- Ветер эффективнее толкает нас, когда мы выше, - ворчал Орбе.
Пурпурный задумчиво кивал. Он посматривал на баллоны. Я же беспокойно косился вниз. Поверхность воды была пенистой и черной. Я видел волны, ощущал запах влаги в воздухе. Мы уже два дня упорно продвигались на север, подгоняемые иногда ветром, иногда воздухотолкателями. Если машина опускалась слишком низко, Пурпурный высыпал песок из балластных мешков, и мы снова поднимались. Но теперь оставался только один мешок с песком, и Пурпурный начинал беспокоиться. Он регулярно осматривал баллоны, начиная еще с первой ночи. Ему приходилось периодически взбираться на снасти и щупать их, затем он опускался, цокая языком и качая головой. Сейчас воздушные мешки опали, мы это видели, даже не поднимаясь на снасти.