Когда кабина фуникулера исчезла из вида, Андрей достал из нагрудного кармана рубашки фотографию отца, с которой никогда не расставался, и долго рассматривал ее. Карточка изрядно потерлась, уголки загнулись. Зойка сняла Сергея ночью, инфразором. Совсем юный, похожий на мальчишку, он стоял у костра, задумчиво глядя на котелок, в котором закипала уха. Позади поблескивала широкая гладь Волги.
Андрей любил вглядываться в глаза отца на этой фотографии. Отец глядел прямо и строго, а губы его, казалось, вот-вот сложатся в усмешку. Это фото Андрею нравилось больше тех, парадных, с большим скопищем народа: на них капитан Торопец выглядел слишком торжественно.
Разглядывая фотографию, Андрей начал грезить, как он встретится с отцом. Это должно случиться скоро, очень скоро, нынешней осенью. Они придут сюда с мамой и станут ждать с утра. Чудесные лучи, о которых рассказывала мама, вспыхнув в районе звезды Проксима Центавра, пронзят космическое пространство, как игла протыкает туго свернутый рулон, чтобы закончить свой путь здесь, на Пятачке, на полигоне синтеза.
Мгновение – и отец возникнет перед ними на ровном, как стеклышко, поле, окруженном генераторами. Вон, на том самом… Он вернется со звезд в оранжевом скафандре. Увидит их издали, махнет рукой, улыбнется. В тот момент защитное поле, конечно, разомкнётся, и они побегут навстречу друг другу. Отец подхватит его на руки и высоко подбросит в воздух, а мама будет стоять рядом.
Только нужно не пропустить тот день и час, когда отец вернется.
– Опять подрался? – спросила мать, когда Андрей вечером пришел домой.
– Опять, – вздохнул Андрей, поправляя порванную рубашку и потупив глаза, словно там, на полу, было что-то чрезвычайно интересное.
– И в кого ты такой драчун? – вздохнула Зоя Алексеевна. – Снимай рубашку, поменяю.
Мальчик с готовностью принялся расстегивать пуговицы, предварительно вытащив из кармана фотографию. Умолчал о том, что ни с кем не дрался, а снова пытался прорваться сквозь защитное поле Пятачка и опять, разумеется, безуспешно.
9
На розовеющем экране -
Окрестный мир, еще чужой.
Корабль, снижаясь, шел в тумане
Перед последнею межой.
После того как "Анастасия" миновала активный участок торможения, ускорение упало – разумеется, отрицательное, – перегрузки ослабли/и капитан мог снова свободно посещать отсеки.
Тусклая Проксима на головном экране с каждым днем увеличивалась в размерах, вырастала буквально на глазах. Семь лет полета истекали. Близился решающий час, пик Эксперимента. Ускорение продолжало таять, как ледышка в теплой воде. Приближаясь к финишу, корабль шел почти по инерции, на малой тяге, и предметы в отсеках практически потеряли вес.
Река фотонного пламени, в течение семи лет изливавшаяся из дюз, теперь превратилась в прямоточный ручеек, и из ослепительно белой стала темно-красной. От нее рассыпались рубиновые звезды, угасая в вечной ночи.
Приборы, вынесенные белковыми на внешнюю обшивку лобовой поверхности, непрерывно замеряли простирающиеся впереди по курсу силовые поля, ища среди них те, которые обнаружил с Земли Макгрегор с сотрудниками. Именно эти поля после корректировки могли сыграть для Торопца роль отправных, передающих.
Итак, Сергей готовился совершить прыжок через четырехмерное нуль-пространство на далекую землю. Это будет, он понимал, экзамен не только для него, но и для Алонда Макгрегора, и для тысяч и тысяч специалистов и рабочих, которые участвовали в подготовке Эксперимента.
Вести "Анастасию" в обратный путь капитан поручил вместо киберпилота, как планировалось поначалу, головному манипулятору, который заслужил это право всеми своими действиями во время долгого пути к Проксиме. Корабль представлял собой для землян немалую ценность, и загубить его на обратном пути было бы непростительной ошибкой. Орландо научился гибкой тактике и в сложных условиях, надеялся капитан, сумеет принять нужное решение. Все эти соображения Торопец изложил белковому.
– Будь самостоятельным, не бойся рисковать, – сказал в заключение капитан. – Помни, как я действовал, когда летели сюда.
– Забывать не умею.
– Ну вот, мы обо всем договорились.
– Жаль будет расставаться с тобой, капитан, – произнес неожиданно белковый.
– Мне тоже, – просто сказал капитан. Он подумал, что 14 лет в космосе – неплохая школа для белковых, или, как сказал бы спортсмен, неплохая тренировка.
– Гляди, капитан! – сказал манипулятор, указывая щупальцем на выпуклую поверхность катодного осциллографа: две кривые, пульсирующие на нем– алая и синяя, – начали сливаться. Это означало, что корабль приближается к силовому полю, которое необходимо для Эксперимента.
По команде Торопца корабль лег в дрейф. Пламя в дюзах корабля погасло– впервые за семь лет пути. На "Анастасии" сразу воцарилась полная невесомость.
Капитан и головной маник направились к переходной камере, где еще на Земле, до старта, все было подготовлено для опыта. Манипулятор включил питание, и дремавшие системы ожили.
Сергей облачился в скафандр, необходимый для выхода в открытый космос. Орландо в скафандре не нуждался. Кончив переодевание, капитан нажал кнопку, и круглый люк беззвучно отворился, обиаружив угольно-черное звездное небо. Оно медленно поворачивалось – это корабль вращался вокруг своей оси. Воздух из отсека мгновенно улетучился, легким белесым облачком растаял в ненасытном вакууме.
Сергей покинул корабль через люк, и глазам его открылось передающее сооружение, которое накануне смонтировали белковые по готовой схеме. Он наблюдал за его возведением по обзорному экрану, отдавая необходимые распоряжения. Коррекцию передающего поля капитан провел сам, ни на кого не полагаясь.
Сооружение, свободно парящее в пространстве, немного напомнило Торопцу то, которое они с Зойкой видели когда-то на Пятачке из бункера.
– Давай прощаться, дружище, – сказал белковому капитан и вдруг, повинуясь внезапному порыву, крепко пожал упругое и гибкое щупальце манипулятора, дрогнувшее в его руке.
– До свидания на Земле, – произнес Орландо. Они помолчали, стоя на внешней обшивке корабля близ люка.
– Завидую тебе, капитан, – нарушил паузу маник. – Через несколько минут ты очутишься на нашей планете, а нам плестись до нее семь лет или немногим меньше.
Оранжевый скафандр капитана тускло отсвечивал в неярком свете Проксимы. Торопец включил индивидуальный двигатель и не спеша двинулся в сторону передающего сооружения, оставляя за собой узкий шлейф искристого пламени.
Манипулятор не отрываясь наблюдал, как оранжевая фигура летит к передающему устройству, постепенно уменьшаясь в размерах. Передающая система свободно плавала в самой сердцевине мощно вибрирующих электромагнитных полей, невидимых человеческим глазом. Только приборы подтверждали их наличие. Кроме маника имелся еще один наблюдатель, который записывал на цветную пленку все происходящие события: это был выносной автофиксатор. Видеоглаз, выдвинувшийся на телескопической башне, поворачиваясь с величавой медлительностью, запечатлевал картины, которые должны были составить для землян исключительный интерес.
Добравшись до передающей системы, капитан долго устраивался на неудобном сиденье. Оно ускользало из-под него, а поручни были гладкими, и перчатки по ним скользили. Наконец он занял нужное место в пространстве, что подтвердили датчики, которыми он был облеплен. На мгновение Торопец зажмурился, затем открыл глаза и в последний раз посмотрел на корабль. "Анастасия" с погасшими дюзами являла собой грустное зрелище. Колоссальная чаша-отражатель, казавшаяся безжизненной, закрывала треть неба, края ее еще слабо светились, не успев остыть от чудовищного пламени, в течение долгих семи лет толкавшего звездолет. Вскоре корабль развернется, чтобы начать свой далекий дуть на Землю, полный опасностей. Однако он, капитан, этого не увидит: он будет уже там, на родимой планете.
Сергей Торопец сосредоточился, включил передающее устройство, и ослепительная вспышка полыхнула в небе.
Действие происходило беззвучно, как и все, что свершается в космическом вакууме. Манипулятор, который наблюдал за происходящим, подумал: какой бы вокруг стоял оглушительный грохот, если бы нуль-транспортация происходила в атмосфере!
Вспышка медленно погасла, вместе с ней исчез капитан. Когда автофиксатор, свободно плававший в пространстве, закончил свою работу, маник обхватил его щупальцем и, плавно подталкивая, медленно двинулся к люку корабля.
Оставалось демонтировать установку, после чего готовить корабль к обратному пути на Землю. "Капитан, видимо, уже там, на родной планете", – подумал Орландо, захлопывая за собой люк переходной камеры. Он проверил герметичность и направился в головную рубку – отдавать распоряжения по переводу корабля на новый, ускоренный режим полета.
Это было первым его самостоятельным решением в качестве капитана "Анастасии".
* * *
Возвращение капитана Торопца предполагалось со дня на день, и чувство ожидания стало для Зои и Андрея невыносимым. Каждая вторая фраза Андрюши начиналась словами: "Вот когда приедет папа…"
Однажды он пришел из школы необычно возбужденный. Бросил ранец с книгами и тетрадками на стол и сказал:
– А у нас новая вожатая!
– Очень хорошо, – сказала мать, которая листала семейный альбом. Двухлетний Сережа Торопец лежал на леопардовой шкуре, опершись на локти и вопросительно глядя прямо в объектив.
– Она красивая, хотя у нес шрам на лице, – продолжал Андрюша. – Мама, послушай. Когда приедет папа, поедем все вместе на экскурсию.
– Поедем, – рассеянно сказала Зоя Алексеевна, листая альбом.
– Ура! – захлопал в ладоши Андрей. – Я завтра так и скажу Марте.
– Кто это – Марта?
– Я же говорю – наша новая вожатая.
– Так. И куда вы собираетесь?
– В Тристаун.
– В Тристаун? – поразилась Зоя Алексеевна, с треском захлопнув альбом. Ей показалось, что она ослышалась.
– Вот, давай покажу! – Андрей схватил, мать за руку, чтобы подвести к географической карте, висевшей на стене.
– Я прекрасно знаю, где Тристаун, – сказала Зоя Алексеевна, тихонько забирая руку. – Но почему Марта решила пригласить вас именно туда?
– Марта родом из Тристауна.
– Ну и что?
– Кроме того, она свидетельница тех событий, которые разыгрались тогда.
– Свидетельница… – повторила мать. – Но она ведь, насколько я понимаю, молодая девушка. Сколько же ей тогда было?
– Сколько мне сейчас. Семь лет.
– И она все помнит?
– Конечно. Она рассказывала нам. Все классы собрались… И директор пришел.
– Знаешь, сынок, твой отец был в Тристауне.
– Правда, мама? – посмотрел на нее Андрей. – А ты мне никогда не рассказывала.
– Отец был там накануне событий, буквально за день-два. Он летел на Луну, где мы с ним и познакомились. Я помню то время… Тревожное время, – покачала мать головой. – Мы с жадностью ловили каждое новое сообщение из Тристауна, с ужасом и надеждой ждали известий. Туда были стянуты лучшие медицинские силы… И как все радовались, когда эпидемия безумия, охватившая этот город, не распространилась, пошла на убыль!..
– Приедет папа – я расспрошу его, что он видел в Тристауне накануне событий, – произнес мальчик, задумчиво разглядывая карту обоих полушарий Земли.
– А что вам рассказывала Марта? – вздохнув, спросила Зоя Алексеевна.
– Она жила в Тристауне с матерью. Беда началась внезапно, Марта говорит– грянула, как гром с ясного неба. Людей охватило какое-то безумие, и они ринулись вон из города. На улицах образовалась ужасная давка. Побежали и Марта с матерью. Они держались за руки, но толпа их разъединила. Марта упала на асфальт, и ее едва не затоптали. Какой-то мужчина вынес ее на плечах и спас. Но когда девочка упала, кто-то из бегущих задел ее башмаком по лицу, и теперь у нее шрам через всю щеку.
– Шрам – не беда, – сказала Зоя Алексеевна. – Мы попросим тетю Женевьеву, и она удалит его, сделает пластическую операцию. И следа не останется.
– Здорово!
– А что было дальше? Мама Марты нашлась?
– Нет, – покачал головой Андрей. – Ее следы затерялись. Марта много раз ездила туда, опрашивала тех, кто возвратился. Никто ничего определенного не знает, не помнит. Но я… мы поможем ей разыскать маму. Правда?
– Правда, сынок, – произнесла Зоя Алексеевна и погладила сына по голове. – А сейчас – мыть руки и ужинать.
Гроза собиралась исподволь, черная, страшная. Она рядилась долго, как бы вызревала. То таилась, уходила в сторонку, то снова погромыхивала. И все-таки никому из горожан не верилось, что гроза может разразиться такой поздней осенью, хотя старожилы твердили, что в прежние времена такое случалось.
Порывы ветра разгоняли тучи, но они снова и снова с пугающей настойчивостью накапливались в районе знаменитой двуглавой горы и стекали с нее в близлежащие долины. Дождь то прекращался, то начинался снова. Тяжелые капли прибивали пыль на дорогах, разбивались о ветровые стекла аэробусов, ползли по пластику окон, собирались в легкое облачко пара над защитным куполом территории Пятачка.
Кто-то даже предложил расконсервировать десяток лет бездействующую станцию управления атмосферными явлениями, разогнать грозу. Ученые, однако, возражали: крайней необходимости в этом нет, грозу и непогоду можно перетерпеть, а вмешиваться в атмосферные дела без особой необходимости ни к чему. Это может привести, как убеждались не раз, к далеким и трудно предсказуемым последствиям. Собственно, потому и законсервировали атмосферную станцию, на которую поначалу возлагали большие надежды. "Природа мудра и в наших подсказках не нуждается", – говорили философы древней Атлантиды. Справедливые слова. Разве не из-за вмешательства внешних сил в природные, естественные, и погибло их могущественное государство, в одну ночь проглоченное разгневанным морем?..
Расчетное время возвращения Сергея Торопца миновало, а он на синтез-полигоне все не появлялся. У генераторов поля давно уже было установлено круглосуточное дежурство, капитан мог "вынырнуть" из субпространства в любую минуту. По ночам вокруг поля включали прожектора, сияющие снопы света перекрещивались в центре круга. Проходил день за днем – Сергея не было.
– Все идет как надо, – отвечали каждый раз сотрудники комплекса в ответ на настойчивые расспросы Зои Алексеевны. – Оснований для беспокойства нет.
– Но пошел восьмой год…
– Расчеты носят условный характер, – объясняли ученые. – Плюс-минус, например, месяц в столь сложных вычислениях – элементарное дело. Корабль мог попасть в тормозящие пой и замедлить скорость, мог встретить непредвиденное препятствие, наконец, нужные поля могли переместиться за семь лет полета в другое место, да мало ли что еще могло случиться на столь долгом пути!
– Что же делать, Алонд? – спросила она однажды Макгрегора с отчаянием.
– Ждать. Терпеливо ждать, голубушка Зоя Алексеевна, – ответил астрофизик.
И она ждала, как все, хотя червь беспокойства точил сердце.
По-прежнему, когда выдавалось свободное время, ходила к Пятачку и до рези в глазах всматривалась с вершины холма в ровный квадрат синтез-поля, окруженный стройными рядами генераторов, постоянно включенных. Они поглощали столь чудовищную энергию, что, казалось, воздух над ними вибрировал и струился. За Зоей Алексеевной увязался и Андрей. Иногда, когда она была занята, он ходил один. Возвращался подавленный. "Почему папа и сегодня не вернулся?" – спрашивал он, и ей каждый раз приходилось придумывать правдоподобное объяснение.
Даже школа, новые друзья, интересные занятия не могли отвлечь мальчика от постоянных мыслей об отце.
Сегодня, как обычно, Зоя Алексеевна позвонила в научный центр.
– Есть новости? – спросила она.
– Есть, – улыбнулся ей с экрана знакомый дежурный. – Капитан должен появиться дней через пять – семь. Видите ли, астрофизики обнаружили на вероятном пути следования "Анастасии" от Земли метеоритное облако.
– Это опасно?
– Не думаю, – покачала головой ученый, – но притормозить корабль оно могло.
– А нельзя было… обогнуть это облако?
– Мы не исключаем и такой вариант, но на это тоже нужно время.
Об этом разговоре она рассказала Андрюше, когда он пришел из школы.
– Вот еще, – хмыкнул мальчик, – папа не будет огибать облако, он протаранит его!
Сделав уроки, Андрей решил закончить сборку отцовского корабля из деталей конструктора. "Анастасию" он неоднократно видел на фотографиях, а ее модель – в городском музее звездоплавания. Однако дело не ладилось, то ли детали были негодными, то ли мысли Андрея витали где-то в другом месте. Отвалился носовой отсек, а когда он, пыхтя от усердия, прикрепил его, фотонное пламя оказалось скособоченным. Каждому понятно, что это никуда не годится: корабль может полететь не туда, куда его направит капитан, и вообще выйти из повиновения. А потерять управление в открытом космосе чрезвычайно опасно – Андрей это знал. Поэтому, чтобы не испортить дело, он решил отложить окончательную доводку "Анастасии" до лучших времен. Какая-то властная сила тянула его к Пятачку.
Он подошел к окну и долго смотрел, как хмурится погода, как собирается и никак не соберется гроза. Зоя Алексеевна покормила его и села поверять тексты: сегодня в ее выпускном классе было сочинение на вольную тему, и перед нею на столе высилась горка разноцветных тетрадок. Проверять письменные она любила по старинке, самостоятельно, не перепоручая этого компьютеру.
Отодвинув в сторонку конструктор и недостроенную "Анастасию", Андрей куда-то засобирался.
– В чем дело? – спросила она.
– Погуляю.
Зоя Алексеевна оторвалась от очередной тетрадки, внимательно посмотрела на сына:
– В такую погоду?
– Ничего страшного.
– Будет гроза.
– Ветер разгонит тучи. Гляди, как он хозяйничает, – показал Андрей в окно.
Там, за пластиком, на уровне окна проносились равные клочья облаков.
Пока она колебалась, отпускать ли его, Андрей надел плащ, непромокаемые башмаки, натянул поглубже кепку.
– Может, отложишь прогулку, сынок?
– Мам, это никуда не годится! – воскликнул Андрей.
– Папа точно сказал бы: ты воспитываешь неженку. Весь в Сергея, – вздохнула мать. – Ладно уж, ступай. Только далеко не заходи. Зонтик с собой возьми! – сказала она вдогонку.
– Не надо, – упрямо мотнул головой Андрей.
Зоя Алексеевна смотрела ему вслед, пока не захлопнулась дверь. Ей и в голову не могло прийти, что сын задумал сходить к Пятачку…