Однажды поздним октябрьским вечером двенадцатилетний мальчик Тайлер Дюпре вышел во двор и посмотрел на небо. Как будто дожидаясь этого, звезды вдруг все разом ярко вспыхнули и погасли. Их поглотила тьма. Тайлер и его лучшие друзья, Джейсон и Диана Лоутон, стали свидетелями явления, которое получило название "Спин" и определило течение их жизни.
Мир изменился. Солнце практически прекратило своё астрономическое существование, хотя продолжало посылать Земле тепло. Луна исчезла - но приливы по-прежнему чередовались с отливами. Искусственные спутники просто посыпались с неба, но по их уцелевшим фрагментам можно было подумать, что пробыли они на орбите во много раз дольше, чем в действительности.
Когда Тайлер, Джейсон и Диана выросли, зондаж околоземного космического пространства обнаружил барьер вокруг Земли, созданный гигантскими объектами неизвестного происхождения. За барьером время ускорило бег, за один земной день там пролетает сотня миллионов лет. Этот темп предвещает смерть Солнца всего лишь через четыре земных десятилетия…
Содержание:
Роберт Ч. Уилсон - Спин 1
Художественное оформление книги 96
Примечания 96
Роберт Ч. Уилсон
Спин
Четыре миллиарда лет от Рождества Христова
Все куда-то падают и куда-то попадают. И вот мы сняли комнату на третьем этаже "колониального" отеля в Паданге - устранились и уединились.
За девятьсот евро в сутки здесь, оказывается, тоже можно уединиться. И любоваться с балкона на Тихий океан. В ясную погоду - а такая и стояла в последние дни - мы видели на горизонте начало Арки. От горизонта вертикально взмывала и таяла в небе туманная полоса. Конечно, с западной оконечности Суматры всей Арки не увидишь. Вторым концом она упиралась в горы подводного хребта Карпентера, за тысячу километров, похожая на обручальное кольцо, упавшее на ребро в мелкую лужу. На суше она могла бы перекрыть всю Индию от Бомбея до Мадраса. Или, грубо говоря, достала бы от Нью-Йорка до Чикаго.
Диана весь день проторчала на балконе, нежилась под вылинявшим полосатым зонтом и восхищалась видом. Я же втихомолку радовался, что она после всего случившегося не утратила способности хоть чем-то восхищаться.
На закате я присоединился к ней. Закат - лучшее время суток. Сухогруз, обвесившись ожерельями огней, спешил вдоль берега в порт Телук-Байюр и продвигался, как казалось нам с балкона, бесшумно и без усилий. Видимый отсюда конец Арки пылал, как раскалённый гвоздь, скрепивший небо и море. Мы следили, как наползает на Арку тень суши, как темнеет город.
Пресловутая "техника на грани фантастики". Чем, как не фантастикой, объяснишь свободное перемещение огромных водных и воздушных масс из Бенгальского залива в Индийский океан и обратно и целенаправленное перемещение судов в удалённые порты назначения? Какое чудо инженерной мысли позволяет конструкции радиусом в тысячу километров выдерживать свой собственный вес? Каким образом, из чего, из какого материала это умудрились соорудить? Как эта структура функционирует?
Возможно, Джейсон Лоутон смог бы всё это популярно растолковать, но Джейсон от нас далеко.
Диана уютно устроилась в шезлонге, её жёлтый сарафан и смешная соломенная шляпа с непомерными полями едва различимы в темноте. Угадывается её чистая, гладкая, смуглая от загара кожа. Глаза, отражающие последние отблески солнечного света, глядят настороженно. В этом она не изменилась.
Она взглянула на меня:
- Весь день места себе не находишь.
- Надо бы что-нибудь написать, пока не началось. Сохранить впечатления для памяти.
- Боишься что-то потерять? Боишься что-то забыть? Нечего бояться, Тайлер. Память тебе никто не сотрёт.
Не сотрёт, но воспоминания и сами смажутся, расплывутся, потеряют чёткость. Другие побочные последствия этого средства носят характер временный, вполне терпимы, но возможность потери памяти меня приводила в смятение.
- В любом случае у тебя все шансы. Ты и сам это должен понимать. Конечно, риск… Есть какая-то вероятность, остаётся… Но ведь ничтожная, так?
И если эта вероятность выпадет на её долю, то, скорее всего, можно будет считать, что ей повезло.
- Всё равно лучше записать, пока не поздно, - не сдавался я.
- Не хочешь - не надо. Никто тебя не торопит. Убеди себя, приготовься как следует.
- Нет-нет, я готов… - В этом я, во всяком случае, пытался себя убедить.
- Тогда сегодня и приступим.
- Да-да. Но потом…
- Потом тебе, может, и самому ничего писать не захочется.
- Кто знает… - Графомания - один из наиболее терпимых побочных эффектов.
- Посмотрим, что ты запоёшь, когда тебя укачает. - Она улыбнулась мягкой, утешающей улыбкой. - Каждый боится что-то утратить.
Это меня беспокоило, об этом я старался не думать.
- Диана, может, пора?
Воздух дышал тропиками; снизу до нашего балкона, до третьего этажа, поднимался от бассейна запах хлорки. Паданг превратился в крупный международный порт, забитый иностранцами. Индусы, филиппинцы, корейцы, даже американцы попадались, вроде нас с Дианой, шушера, не имеющая возможности обеспечить себе достаточного комфорта и не подпадающая под программы переселения ООН. Город бурлящий, во многом беззаконный - особенно с тех пор, как власть в Джакарте захватили новые реформазы.
Но отель плюёт на политические перемены, держит марку, звёзды его, в отличие от небесных, не меркнут. В небе всё затмевала вершина Арки, похожей на перевёрнутую латинскую U, выписанную неумелой рукой полуграмотного Бога. Символ непознаваемого, ворота в неизвестность. Не отрывая взгляда от Арки, я сжал руку Дианы.
- О чём ты думаешь? - спросила она.
- О том вечере, когда я в последний раз видел старые созвездия.
Дева, Стрелец, Скорпион… Теперь всего лишь термины из лексикона этих ловких жуликов, составителей гороскопов, пометки на полях книги истории.
- Отсюда они, наверное, выглядели бы иначе. Южное полушарие… - Я подумал о широтном смещении.
Уже совсем стемнело, когда мы вернулись в комнату. Я включил свет, а Диана задёрнула шторы и уверенными движениями распаковала шприц и ампулу. Я мысленно похвалил себя как способного учителя. Она наполнила шприц, нахмурилась, выгнала из него пузырёк. Руки у неё всё же дрожали. Я снял рубашку и улёгся на кровать.
- Тайлер…
Она колебалась.
- Смелее, смелее, - подбодрил её я. - Я всё прекрасно представляю. Мы уже сто раз всё обговорили.
Она кивнула, тщательно протёрла спиртом моё предплечье у локтевого сгиба. Шприц в её правой руке, поднятый вверх, перестал дрожать. Содержимое его с виду ничем не отличалось от воды из-под крана.
- Давно это было, - проронила она негромко, нерешительно.
- Что?
- В это же время суток. Мы смотрели на звёзды.
- Спасибо тебе, что не забыла.
- Такое не забывается… Ладно, работай кулачком.
Боль укола. Обычная. Во всяком случае, сначала.
Большой дом
В тот вечер, когда звёзды исчезли с неба, мне было двенадцать, близнецам по тринадцать.
В октябре это произошло, за несколько недель до Хэллоуина. Родители устроили вечеринку для взрослых, а нас выгнали в подвал дома Лоутонов. Мы называли этот дом "большим".
Подвал нам вовсе не казался местом заключения. Диану и Джейсона оттуда силком не вытащишь, да и я там у них отирался целыми днями. Их папаша чётко разграничил "взрослую" и "детскую" части дома, но у нас не возникало желания нарушать навязанные границы. К чему? Подвал оснащён классной игровой платформой, дисков с киношками навалом, прикольные мультики, приключения… Даже бильярдный стол настоящий. И полная свобода, никаких надсмотрщиков, если не считать одну из их домработниц, пожилую миссис Труэл, под предлогом присмотра за малолетками сбегавшую время от времени от шумной компании в подвал и сообщавшую нам очередные новости "сверху": парень из "Хьюлет-Паккард", слышь ты, жмёт сок из жены обозревателя "Пост", глаза бы не глядели… Сенатор надрался, как свинья, стыд-то какой… Не хватало нам лишь тишины, как считал Джейсон. Вверху утробно урчала "взрослая" танцевальная музыка, как кишки в брюхе голодного людоеда. И неба из подвала не увидишь.
Тишина и небо. Джейсон решил, что нам необходимо и то и другое.
Диана и Джейсон, разумеется, двойняшки разнояйцевые, не "стопроцентные". Собственно, никто их, кроме матери, близнецами и не называл. Джейсон безапелляционно утверждал, что они представляют собою результат "поражения биполярным сперматозоидом противоположно заряженных яйцеклеток". Диана, "коэффициент интеллекта" которой почти не отличался от джейсоновского, с таким же апломбом пользовалась определением из иного словаря: "два совершенно разных узника, вырвавшихся из одной и той же клетки".
Я балдел от обоих.
Джейсон в свои тринадцать уже вымахал шести футов ростом. Парень подтянутый, мускулатурой не отличался, но вынослив, силён, всегда бодр. По физиономии его почти постоянно гуляла несколько смущённая кособокая улыбка. С детства блондин, волос жёсткий, как солома.
Диана ростом на пять дюймов меньше брата, смуглее. Кожа у неё на диво чистая, если не считать веснушек вокруг глаз. "Маска енота" - так называла она эту россыпь конопушек. Что мне в ней больше всего нравилось - это улыбка. Я уже дорос до возраста, когда такие детали ещё не осознаются, но уже производят сногсшибательное впечатление. В отличие от брата она улыбалась редко. Зато как улыбалась! Она вбила себе в голову - и совершенно напрасно, - что у неё слишком "лошадиные" зубы, и то и дело прикрывала рот рукой, особенно когда смеялась. Мне нравилось смешить её, но больше всего я балдел от её улыбки.
Как раз накануне Джейсон получил от отца отличный астрономический бинокль, мощный, дорогой прибор. Джейсон всё время крутил его в руках, наводил на плакат турфирмы, приклеенный над телеэкраном, воображая, что рассматривает юкатанский прибрежный городишко из-под Вашингтона. Наконец, он встал, вздохнул и решительно заявил:
- Надо всё-таки на небо глянуть.
- Вот ещё, - тут же отозвалась Диана. - Там холод собачий.
- Зато ясно. Давно уже не было ясных ночей. И не холодно вовсе, а приятная свежесть, прохладно.
- Утром на газоне снег лежал.
- Не снег, а иней, - поправил Джейсон.
- Уже поздно, за полночь.
- Ну и что. Пятница, ночь на выходной.
- Нам нельзя выходить из подвала.
- Нам нельзя мешать взрослым. Никто ни слова не говорил, что нельзя выходить из подвала. И никто нас не увидит, если ты боишься, что поймают.
- Ничего я не боюсь.
- Тогда в чём дело?
- Большая мне радость, слушать твой бубнёж, когда у меня ноги мёрзнут.
Джейсон повернулся ко мне:
- Тайлер, ты как считаешь? На небо стоит глянуть?
Вот чего я не люблю, так это их привычку притягивать меня в качестве арбитра. Невыигрышная позиция. Согласись я с Джейсоном - конечно, это не понравится Диане. Но если слишком часто соглашаться с Дианой, может создаться впечатление, что я в неё… ну, в общем…
И я вильнул:
- Даже не знаю, Джейсон, но что там не жарко, это уж точно.
Диана протянула мне руку помощи. Она и вправду положила ладонь мне на плечо и сказала:
- Да ладно. Лучше глотнём свежего воздуха, чем всё время выслушивать его причитания.
Мы похватали свои куртки в обширном тамбуре подвального этажа и выскочили наружу.
Не скажешь, что "большой дом" такая уж грандиозная постройка, ненамного он и больше среднего строения в нашем отнюдь не бедном пригороде. Вот участок он занимал на самом деле приличный. Гладко выстриженный газон тянулся чёрт знает докуда и переходил в неухоженный сосновый лесок, который пересекал средней загаженности ручеёк, чуть ли не речка. Для наблюдения за звёздами Джейсон почему-то выбрал середину луга-газона, на полпути к сосновому борку.
Октябрь выдался в том году мягкий, тёплый, но за день до того в бабье лето врубился грубиян-мороз с ледяным томагавком, и Диане, пожалуй, не приходилось слишком притворяться, усердно растирая замёрзшие бока. Мне, правда, воздух казался лишь приятно прохладным, на диво свежим. Небо оставалось ясным, трава почти сухая - значит, к рассвету её снова прихватит мороз. Ни луны, ни облаков. "Большой дом" сиял, как пикниковый пароход на Миссисипи, бросал из окон снопы хищного света, но мы по опыту знали, что, стоит лишь шагнуть за дерево, и ты как будто провалишься в чёрную дыру, как будто тебя и не было.
Джейсон улегся на спину и уставил бинокль в звёздное небо.
Я уселся возле Дианы, по-индейски скрестив ноги. Она вытащила из кармана куртки сигарету. Наверное, стащила у мамаши. Её мать, Кэрол Лоутон, кардиолог, заявляла, что больше не курит, но почему-то всегда прятала пачки сигарет в туалетном столике, в письменном столе и в кухне. Мне об этом сообщила мать.
Диана сунула сигарету меж своих пухлых губ, и пламя зажигалки просветило её прозрачные пальцы. Она выдула клуб дыма, тут же растаявшего во тьме.
Глянув на меня, она спросила:
- Хочешь затянуться?
- Ему двенадцать, - сурово одёрнул сестру Джейсон. - У него и без того есть над чем ломать голову. Не хватает ему ещё рака лёгких.
Теперь это вопрос чести.
- Конечно, - киваю я.
Диана передала мне сигарету. Я потянул в рот дым, стараясь не вдыхать его, чтобы не закашлять. Она вынула сигарету у меня изо рта:
- Не увлекайся.
- Тайлер, - обратился ко мне Джейсон. - Ты в звёздах разбираешься?
Я глубоко дышал, проветривая лёгкие свежим холодным воздухом.
- Ну дак…
- Я не о том, что ты вычитал в своей макулатуре. Хоть какие-нибудь названия звёзд знаешь?
Покраснеешь от такого вопроса… Но, слава богу, темно, незаметно.
- Арктур. Альфа Центавра, Сириус, Полярная…
- А где живут клингоны?
- Кончай придуриваться, - возмутилась Диана.
Они оба до чёртиков образованные, кто ж спорит.
Я тоже не дурак, но из другого диапазона, мне до них не доплюнуть. Они учатся в школе для вундеркиндов, а я ползаю в школьном автобусе до обычной местной средней. Одно из социальных различий. Они живут в Большом Бунгало, я с маманей в домишке на окраине их усадьбы. Их предки делают большие бабки - ну, приличные, во всяком случае - на своих рабочих местах, а моя мать следит за их домом. Мы эти различия сознаём, но на них не зацикливаемся, и они нам не слишком мешают.
- Ну ладно, - уступил Джейсон. - А Полярную найти сможешь?
Полярная звезда, путеводная. Читал я книжки о борьбе с рабством, о Гражданской войне XIX века. Встречалась там песня беглых рабов:
Вернётся солнце, под крик перепёлки -
Иди за большим ковшом.
Там ждёт белый дед у колючей у ёлки -
К свободе иди за ковшом.
Вернётся солнце - значит, после зимнего солнцестояния в декабре. Перепёлки зимуют на юге. Большой ковш - Большая Медведица, ковш указывает краем черпака на север, к свободе. Я разыскал в небе ковш и не слишком определённо махнул рукой в его направлении.
- Видал? - торжествующе спросила брата Диана, как будто я помог ей выиграть очко в каком-то их споре, мне неизвестном.
- Ну, молоток, - похвалил меня Джейсон. - О кометах слыхал?
- Угу.
- Хочешь глянуть?
- А то…
Я кивнул и подвинулся к нему, всё ещё ощущая во рту гадостный привкус от сигареты. Джейсон показал, как лучше упереть локти в землю, вручил мне бинокль и помог навести фокус. Расплывчатые пятна превратились в сияющие точки, и я нашёл - или мне показалось, что нашёл - пятнышко в тёмной бездне меж звёзд, оставшееся расплывчатым.
- Комета… - учительским тоном начал Джейсон.
- Знаю, знаю, - затараторил я. - Снежный ком, летящий к солнцу.
- Можно, конечно, и так выразиться, - снисходительно согласился Джейсон. - Знаешь, откуда они прилетают? Из-за границы нашей Солнечной системы, из пространства за Плутоном, и до половины расстояния до ближайшей звезды. Холод там такой, что и представить невозможно.
Я несколько неуверенно кивнул. Космической фантастики я начитался предостаточно, чтобы развился во мне священный ужас перед необъятными, не знающими жалости межзвёздными просторами. Об этом приятно было размышлять с замиранием сердца, хотя и чувствовал я себя в результате таких размышлений жалкой козявкой.
- Госпожа, не желаете взглянуть? - обратился Джейсон к сестре.
- Это приказ?
- Не хочешь, не надо. Сиди, дыми своей вонючкой, разрушай лёгкие, если тебе так нравится.
- Верблюд ослячий, - буркнула Диана, вдавила окурок в траву и величественно вытянула руку приблизительно в моём направлении. Я передал ей бинокль.
- Поосторожнее, - предупредил Джейсон. Он успел влюбиться в свой новый инструмент. От бинокля ещё пахло упаковочной плёнкой и полистирольной пеной.
Диана поднесла бинокль к глазам, настроила его. Помолчала. Вздохнула устало и разочарованно:
- И знаешь, что я вижу сквозь эту штуку, глядя на звёзды?
- Ну?
- Звёзды. Всё те же звезды.
- Головой работай. Используй фантазию, воображение! - кипятился Джейсон.
- А на кой мне чёрт тогда бинокль?
- Я имею в виду, думай о том, что видишь.
- А-а-а… - протянула она и тут же с энтузиазмом воскликнула: - О-о-о! Джейсон! Я вижу…
- Ну что, что?
- Знаешь, ведь это же… Да-да, это Боженька! У него длинная белая борода. И в руке плакат. А на плакате большими буквами:
ДЖЕЙСОН КОЗЁЛ!
- Ах, как остроумно! Отдай, бестолочь. Играй в куклы.
Джейсон протянул руку за биноклем, но Диана, не обратив на него внимания, перевела бинокль на окна "большого дома".
Пьянка у них началась довольно поздно вечером, как обычно. Мать моя эти мероприятия считала чуть ли не правительственными встречами на высшем уровне, на которых заключались крупные сделки, но она склонна преувеличивать. Большинство гостей, по словам Джейсона, немалые фигуры в аэрокосмическом бизнесе и в политике. Не самые верхи вашингтонского истеблишмента, однако всё же "сливки общества" со связями на западе и в военно-промышленном комплексе. И-Ди Лоутон, пахан Дианы и Джейсона, устраивал такие вечеринки регулярно, примерно раз в квартал.
- Всё путём, - комментировала Диана. - На первом этаже пьют и пляшут. Больше пьют, чем пляшут. Жрать, похоже, уже перестали, прислуга сворачивается и скоро намылится по домам. Кабинет зашторен. И-Ди в библиотеке, точит лясы с парой пиджаков. Ф-фу! Один дымит сигарой!
- Ай-ай-ай! Ваше возмущение разыграно неубедительно, мисс Мальборо.
Не обратив внимания на замечание брата, Диана продолжила обзор с комментариями.