Некоторое время назад я решил откровенно поговорить с ним, но не смог набраться смелости. И зная, что он относится ко мне также уважительно, я никогда не решусь испортить наши отношения вопросом, который может заставить его уйти с фермы.
Есть еще одно, что отличает Вильяма Джонса от других наемных рабочих. На первые же заработанные деньги он купил себе пишущую машинку и в течение первых двух или трех лет, что он жил у нас, вечерами долгие часы что-то печатал на ней в своей комнате. При этом он вставал и расхаживал по комнате, как человек, что-то обдумывающий. Однажды ранним утром, еще до того, как все пробудились, он собрат большую кипу бумаг, очевидно, конечный результат его работы, и сжег ее. Я следил за ним из окна своей спальни и видел, что он оставался там, пока последний лист бумаги не превратился в пепел. Затем он повернулся и медленно побрел к дому.
Я никогда в разговоре с ним не упоминал об этом случае, так как чувствовал, что он не хотел, чтобы кто-нибудь знал об этом.
Так я могу продолжать на протяжении многих страниц и рассказывать еще о многих других, может быть, малозначительных и не имеющих системы единичных случаях, но о которых я в последнее время постоянно думаю. Это ничего не прибавит к тому, что я здесь рассказал, и даже наоборот, приведет к тому, что читатель подумает, что я немного свихнулся. Тому, кто читает это, я хотел бы сделать еще одно заявление. Хотя моя теория, мое объяснение этих событий, может быть неправильной, я хочу, чтобы читающий поверил мне: все это было правдой. Я действительно видел эту машину на пустоши, я действительно разговаривал с этим необыкновенным человеком, я действительно нашел гаечный ключ, на котором была кровь, одежда была украдена с бельевой веревки, а человек по имени Вильям Джонс сейчас наливает воду из ведра у колодца, поскольку день стоит сегодня очень жаркий.
Искренне ваш Джон К.Саттон".
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
Саттон сложил письмо, и шуршание старой бумаги неестественно громко прозвучало в тишине комнаты. Затем он что-то вспомнил и снова развернул стопку листов и нашел среди них эту вещь. Бумага была желтой, старой и не такого хорошего качества, как та, на которой было написано письмо. На ней чернилами был написан ряд строчек, чернила выцвели так, что едва можно было прочесть. Дата была неясной, кроме последней цифры 7. Саттон с трудом разобрал, что там написано:
"Джон К.Саттон был сегодня осмотрен мной,
и я нашел его здоровым. Он вполне здоров как
умственно, так и физически".
Подпись была неразборчива, впрочем, она, вероятно, была неразборчивой и тогда, когда едва успели высохнуть чернила, но две буквы в самом конце были ясно видны, Это были буквы "Д" и "М" (Доктор Медицины).
Саттон, глядя в пустоту комнаты, представил себе сцену, которая происходила в тот дальний, дальний день…
- Доктор, я намерен написать свое завещание. Не могли бы вы… Джон К.Саттон, конечно, не мог сказать доктору действительную причину того, зачем ему понадобился этот документ.
Саттон мог легко представить себе автора письма. Человек с медленной походкой, делающий все, только предварительно хорошо обдумав. Это обдумывание занимало у него много времени. И еще он верил в те жизненные принципы, которые уже в то время были для большинства людей устаревшими, а теперь совершенно забылись в течение прошедших столетий.
Было очень вероятно, что для своих родных он был выживающим из ума семейным деспотом. Возможно, он был объектом насмешек своих соседей, которые издевались над ним за его спиной. Этому человеку недоставало чувства юмора, и он с недоумением поднимал брови, сталкиваясь с различными тонкостями этики и этикета.
Он получил образование в области права, и интеллект его сформировался под действием данных факторов - что отчетливо было видно из этих записей. Его склад ума проявлялся в пристрастии к деталям, медлительности мышления, обстоятельность проистекала от близости к земле, преклонный возраст проявлялся в категоричности суждений. Не было никаких сомнений в том, что это был человек искренний. Он верил, что действительно видел эту странную машину и действительно разговаривал с этим необычным человеком, и подобрал с земли гаечный ключ, на котором была…
Ключ!
Саттон резко поднялся в постели.
Ключ был в сундуке. Он, Ашер Саттон, держал его в руках и бросил на кучу старых бумаг вместе с обглоданной костью и тетрадками, оставшимися со времени обучения в колледже.
Рука Саттона дрожала, когда он клал письмо обратно в конверт.
Его внимание сначала привлекла марка на нем, которая сейчас стоила бы бог знает сколько тысяч долларов… затем само загадочное письмо и вот теперь этот ключ. Он все объяснял.
Ключ означал, что действительно существовала эта загадочная машина и еще более странный человек… человек, который достаточно разбирался в искусстве ведения разговора и в психологии, чтобы произвести сильное впечатление на престарелого и самоуглубленного Джона К.Саттона. Он обладал достаточно быстрой реакцией, чтобы направлять разговор с этим фермером, встреченным им во время прогулки, и удержать его от тех вопросов, которые тому очень хотелось задать.
- Кто вы? Откуда вы прибыли? Что это за машина? Я никогда раньше не видел такой. Как она работает? На все эти вопросы было бы не легко ответить, будь они заданы.
Но они так и не были заданы.
Джон К.Саттон оставил последнее слово за собой. Это всегда было в его манере.
Ашер Саттон весело рассмеялся, думая об этом его качестве, и представляя, к чему это в конце концов привело. Старина был бы доволен, знай он об этом… Конечно, кое в чем был и явный просчет. Письмо было утеряно, отправлено не туда, куда следует, и, наконец, каким-то совершенно невероятным образом попало в руки представителя рода Саттонов, но только через шесть тысяч лет.
И, вероятно, так было лучше для Саттона, потому что эти записки не были бы правильно оценены в свое время.
Люди, которые путешествовали во времени, и чьи машины выходили иногда из-под контроля, что приводило, так сказать, к "вынужденным посадкам во времени" на пастбищах для коров, были… И были другие люди, которые сражались во времени, и чьи горящие корабли падали в болото…
"Бой произошел в 83-ем", - именно так сказал умирающий юноша Не битва при Ватерлоо, не сражение на орбите Марса - просто в "83-ем".
Был человек, который перед смертью произнес имя и, приподнявшись, сделал какой-то странный знак сложенными пальцами.
"Итак - я известен, - подумал Саттон. - В 83-ем и позднее, как следует из его слов, то есть в его время, три столетия спустя".
Он сперва потянулся к своему пиджаку и вытащил письмо вместе с книгой из кармана, затем встал с постели и начал одеваться.
Ему пришло в голову, что нужно кое-что сделать. Прингл и Кейс прибыли на астероид на каком-то космическом корабле, и, пока они здесь, его нужно найти.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Дом казался покинутым. Большой и пустой, он вызывал ощущение одиночества у Саттона, который, казалось бы, должен уже привыкнуть к этому чувству. Но он содрогнулся, лишь эта пустота коснулась его. Он стоял некоторое время в дверях комнаты, прислушиваясь к еле слышным звукам, случайным шорохам и скрипам, как будто дом слегка вздыхал. Они походили на звуки, которые издают бревна, охваченные морозом, на звуки прикосновения ветра к оконному стеклу. Другие шумы не были ни на что похожи, но это были почти живые голоса того, что не было живым.
Ковровое покрытие пола приглушало шаги, когда он спускался вниз по лестнице, придерживаясь рукой за перила. Потом он достиг холла, немного постоял, привыкая к затаившейся темноте. Постепенно предметы, похожие на контуры чудищ, приобретали привычный образ стульев, диванов, стола, шкафа, - на одном из стульев сидел человек. Словно почувствовав, что Саттон увидел его, человек пошевелился и повернул к вошедшему свое лицо. Было слишком темно, но Саттон знал, что это был Кейс. Тогда же он подумал, что храпевший в комнате человек был Прингл, но он понимал, что для него безразлично, кто из них поджидает его.
- Итак, мистер Саттон, - медленно сказал Кейс, - вы решили пойти посмотреть, где находится наш корабль?
- Да, - ответил Саттон, - именно это я и хотел сделать.
- Чудесно, - усмехнулся Кейс, - больше всего люблю, когда человек говорит то, что думает. _ - Он вздохнул. - Приходится встречать так много скрытных людей, людей, лгущих вам или говорящих полуправду. И притом, считая себя умнее вас, думающих, что вы им верите.
Он поднялся со стула, высокий, прямой и очень строгий.
- Мистер Саттон, - заявил он. - Вы мне очень нравитесь.
Саттон чуть было не рассмеялся над абсурдностью ситуации, но в голосе Кейса была холодность и жестокость, которая давала понять, что здесь не до смеха.
На лестнице за его спиной послышались приглушенные шаги, и голос Прингла тихо прозвучал в комнате.
- Итак, он решил попробовать.
- Как видишь, - ответил Кейс.
- Я говорил тебе, что он попытается, - проговорил Прингл почти с торжеством. - Я говорил тебе, что он все это уже продумал.
Саттон проглотил комок, подступивший к горлу… и на смену пришла злость, злость на то, что они говорили о нем так, будто его здесь не было.
- Боюсь, - обратился Кейс к Саттону, - что мы вас слишком беспокоим. Мы очень нетактичные люди, а вы - человек чувствительный. Но давайте забудем обо всем этом. Я полагаю, что вы хотели что-то сделать с нашим кораблем?
Саттон пожал плечами.
- Теперь ваш ход, - сказал он.
- Но вы нас неправильно поняли, - возразил Кейс. - Мы ничуть не возражаем. Пожалуйста, идите и делайте, что хотите.
- Вы имеете в виду, что я не смогу найти корабль?
- Мы имеем в виду, что вы сможете найти корабль. Мы не пытались его прятать, можем даже показать вам дорогу. Мы даже пойдем вместе с вами, и тогда это займет у вас гораздо меньше времени.
Саттон почувствовал, как между лопатками у него бежит холодная струйка пота, а лоб покрылся испариной.
"Это открыто расставленная мне ловушка, ловушка, без всякой приманки. И я вошел в нее, даже не заметив", - подумал Саттон.
Но теперь было уже слишком поздно. Возможности повернуть назад не осталось. Он попытался придать своему голосу безразличие.
- О’кей, - сказал он, - я буду играть по вашим правилам.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Корабль был реальной вещью - необычной, но вполне реальной. Но это было единственно реальным: все остальное, что окружало его, было чем-то феерическим, как будто это был сон. И в любой момент он мог проснуться.
- Та карта вон там, - сказал Прингл. - Она вас озадачила, вне всякого сомнения. И это не удивительно, поскольку эта карта времени.
Он рассмеялся и потер затылок своей большой ладонью.
- По правде говоря, я и сам не вполне понимаю эту штуку, но Кейс разбирается во всем. Кейс - человек военный, а я только специалист по пропаганде, а пропагандист не обязан знать то, о чем он говорит, если говорит об этом достаточно убедительно. Только военный человек должен это знать. Может случиться так, что он окажется за восьмым шаром и его жизнь будет зависеть от того, знает он или нет.
"Вот оно, - подумал Саттон. - Вот то, что меня беспокоило, вот ключ к той разгадке, которая все время от меня ускользала, и это же все объяснило в отношении Кейса. Именно это беспокоило меня, когда я пытался догадаться, что представляет из себя Кейс, и почему он оказался здесь, на астероиде… Вот оно что - военный человек".
"Я должен был догадаться, - продолжал думать Саттон, - но я мыслил в категориях настоящего, а не будущего или прошлого. В сегодняшнем мире нет военных как таковых, но они были в прошлом и, возможно, появятся в тех веках, которые еще будут".
Он обернулся к Кейсу.
- Война, которая ведется в четырех измерениях, наверное, довольно-таки сложная штука.
Он сказал так не только потому, что его интересовала данная тема, но в основном оттого, что, как он предчувствовал, была его очередь сказать что-нибудь. Нужно было поддержать этот разговор, напоминающий беседу за чаепитием у Сумасшедшего Зайца.
"Да, - сказал он себе, - именно так это и выглядит… Совершенно абсурдная ситуация. Психопатическая прелюдия к чему-то, что, конечно, имеет какой-то смысл, но совершенно непонятный в настоящий момент".
- Пришло время, - пошутил Прингл, - поговорить о различных вещах. О башмаках, кораблях, сургуче, капусте и королях…
Кейс улыбался, губы его при этом растягивались в тонкую щель: точная, жестокая, военная улыбка.
- Прежде всего, - произнес он, - речь идет о картах, об очень специализированном знании и об интуиции. Если вы догадываетесь, где находится противник и что он делает, вы ударяете первым.
Саттон пожал плечами.
- По сути дела, - усмехнулся он, - этот принцип действовал всегда. Ударить первым…
- Да, - согласился Прингл, - но сейчас у противника куда больше возможностей в выборе места и способа действовать.
- Приходится работать с графическими изображениями мысли, с картами отношений и с историческими знаниями, - проговорил Кейс так, как будто его никто не прерывал. - Нужно изучить некоторые события, которые произошли в прошлом, а затем вы направляетесь туда и стараетесь изменить эти события… чуть-чуть, не понимаете? Никогда нельзя изменять слишком сильно. Как раз настолько, чтобы окончательный результат был немного другим, менее благоприятным для противника. Небольшое изменение здесь, небольшое изменение там - и победа за вами, на вашей стороне.
- Это может свести с ума, - доверительно сообщил Прингл, - поскольку здесь нужно быть совершенно, абсолютно уверенным. Вы выбираете какое-то достаточно перспективное историческое событие и изучаете его до мельчайших деталей. Затем вы находите основной ключевой пункт, в который нужно внести изменение, отправляетесь в прошлое и совершаете это изменение…
- А затем, увы, - сказал Кейс, - всегда получается так, что вас что-нибудь подводит.
- Потому что, понимаете ли, - продолжал Прингл, - или историк дал неправильную оценку события, или часть материала, которым он пользовался, не была правдой, или же его метод был просто неудачным…
- Где-то в своих исследованиях, - пояснил Кейс, - он допустил просчет.
- Вот именно, - с готовностью подтвердил Прингл, - он допустил просчет, и сразу после того, лишь вы произвели изменение, конечный результат оказывается более благоприятным для вашего противника, чем для вас.
- А теперь, - сказал Саттон, - мистер Бон, можете ли вы объяснить мне, почему цыпленок бежит через дорогу.
- Джистер, Кинтер Лохъютер, - ответил Прингл, - потому что он хочет перейти на другую сторону.
"Мы в точности, как Матт и Джер", - подумал Саттон, и сцена из мультфильма о сумасшедшем коте предстала перед его глазами.
Но Прингл был весьма неглуп и к тому же специализировался на пропаганде. Он хорошо изучил все тонкости искусства разговора. Он даже знал психологию героев старых детских сказок. Прингл слишком много знал о человеческой расе, поскольку эти знания могут оказаться полезными в его путешествиях во времени.
Человек высадился на пустоши шесть тысяч лет назад. Джон К. Саттон, эсквайр, в это время спускался по холму, опираясь на палку, - конечно, он всегда прогуливался с палкой, вырезанной обязательно из вереска собственным перочинным ножом; и этот человек применил с ним те же методы, какие сейчас Прингл применяет в разговоре с ним, его отдаленным потомком.
"Продолжай, - усмехнулся про себя Саттон, - говори хоть до хрипоты. Поскольку я тебе нужен, а в этом я уверен, может быть, мы скоро поговорим и о деле".
Как будто прочитав его мысли, Кейс сказал Принглу.
- Джек, это не срабатывает.
- Пожалуй, да, - согласился Прингл.
- Давайте сядем, - предложил Кейс.
Саттон почувствовал облегчение.
"Сейчас, - подумал он, - я узнаю, чего они хотят, и, возможно, получу ключ к пониманию происходящего".
Он сел в кресло, с которого мог видеть переднюю часть кабины корабля, в довольно ограниченном пространстве которой все было размещено с наибольшей целесообразностью. Панель с приборами находилась перед креслом пилота, но не было никаких рычагов управления. Ряд кнопок, одна или две ручки, всего несколько тумблеров, управляющих, быть может, освещением кабины или входными люками, или чем-то подобным. И это все, что там было. Целесообразно и просто. Ничего лишнего. Минимальное количество вещей, нужных для манипулирования вручную.
"Этот корабль, - предположил Саттон, - может летать без помощи человека, по крайней мере, без его вмешательства".
Кейс опустился в кресло, положив ноги одну на другую, почти лежа Прингл присел на самый краешек стула, наклонясь вперед и потирая свои волосатые руки.
- Саттон, - начал Кейс, - чего вы хотите?
- Прежде всего, - ответил Саттон, - меня интересует, что все-таки с этим путешествием во времени…
- Разве вы не знаете? - удивился Кейс. - Ведь его открыл человек вашего времени, который и сейчас живет, в данный момент…
- Кейс, - перебил его Прингл, - сейчас 7990 год, и Майкельсон действительно очень мало сделал к этому времени и был неизвестен вплоть до 8003-го года.
Кейс хлопнул себя по лбу.
- А, вот о чем идет речь. Я все время забываю об этом.
- Вот видите, - обратился Прингл к Саттону, - конечно, вы понимаете, что я имею в виду…
Саттон кивнул головой, хотя даже не представлял себе, что Прингл имел в виду.
- Но как? - спросил Саттон.
- Это все сводится к мыслительной деятельности человека, - ответил Прингл.
- Конечно, - добавил Кейс, если вы перестанете думать о чем-то, то, следовательно, уже знаете, что это такое.
- Время представляет собой концепцию разума, - невозмутимо продолжал Прингл. - Субстанцию времени искали повсюду, пока не обнаружили, что она является принадлежностью человеческого разума. Думали, что это и есть четвертое измерение. Вы помните Эйнштейна?
- Эйнштейн не утверждал, что это четвертое измерение, - возразил Кейс. - Оно не является измерением в том смысле слова, как вы думаете о длине, ширине или высоте. Он думал о времени, как о продолжительности…
- А это "четвертое измерение", - вновь продолжал Прингл.
- Нет, это не так, - возмутился Кейс.
- Джентльмены, - прервал их Саттон, - Джентльмены!
- Во всяком случае, - сказал Кейс, - этот самый Майкельсон из вашего времени догадался, что время представляет собой концепцию разума, существует только в человеческом разуме и не имеет никаких физических свойств, кроме человеческой способности понимать его. Он обнаружил, что человек, у которого достаточно сильное чувство времени…
- Есть люди, вы знаете, - перебил Прингл, - с обостренным чувством времени. Они могут сказать, что прошло десять минут с какого-то момента и окажутся правы, более того, они могут контролировать даже секунды с точностью лучших хронометров.