- Конечно. Заседание было назначено на вчера "для обсуждения ратификации договора с Западной Канадой". Но боссмены разбросаны по всей стране, каждый живет в своем округе. Они все должны были добраться до Сан-Франциско. Но не всем это удалось по самым разным причинам. И получилось, что сколько-то самых стойких приверженцев Бродского не поспели вовремя. Сенат имел кворум, но состоял он главным образом из сторонников Фаллона, так что ястребы получили большинство. К тому же собрались они в выходной день, когда горожане заняты своими личными делами. Тут быстренько импичмент - и новый судья! - Шпейер сунул сигарету в рот и стал шарить по карманам в поисках спичек. Мускулы его лица подергивались.
- Ты уверен? - пробормотал Макензи. Мысли путались, и он чувствовал себя, как в тот день, когда однажды в Паджет-сити был приглашен на яхту, а она попала в сплошной туман. Все вокруг холодно и неясно, и сам ты словно слепой, и не знаешь, за что ухватиться.
- Конечно, я не уверен! - угрюмо рявкнул Шпейер. - И никто не будет уверен, пока не станет слишком поздно. - Спичечный коробок дрожал в его кулаке.
- Они, э… у них уже и новый главнокомандующий, я заметил.
- Угу. Они хотят как можно скорее заменить всех, кому не могут полностью доверять, а Де Барро был ставленником Бродского. - Спичка вспыхнула с дьявольским треском. Шпейер затянулся что было сил. - Естественно, включая тебя и меня. Оружие в полку будет сведено до минимума, так что никто и не помыслит о сопротивлении, когда прибудет новый полковник. И к тому же на всякий случай он приведет с собой батальон. Иначе он воспользовался бы самолетом и был бы здесь уже завтра.
- А почему не поездом? - Макензи почувствовал запах дыма и потянулся за своей трубкой. В кармане кителя она все еще оставалась теплой.
- Возможно, все подвижные составы отправлены на север, чтобы внедрить войска туда, где боссмены могут поднять восстание. В долинах сейчас спокойнее, там только мирные фермеры и колонии эсперов. Никто из них не попытается помешать фаллонитам проникнуть на сторожевые посты Эко и Доннера. - Шпейер произнес это с величайшим презрением и гневом.
- Что же нам делать?
- Я полагаю, сторонники Фаллона облекли все в законные формы, у них должен быть кворум, - сказал Шпейер. - Никто теперь не установит, было ли все действительно конституционно… Я читал и перечитывал это чертово сообщение с той минуты, как Эрвин расшифровал его. Там есть многое между строк. Я думаю, например, о том, что касается Бродского. Если бы он был арестован, они сказали бы это, и их меньше беспокоила возможность мятежа. Может быть, его личной охране удалось вовремя помочь ему скрыться. Теперь за ним, понятно, охотятся.
Макензи вынул трубку, но тут же забыл о ней.
- Том прибудет с теми, кто заменит нас, - тихо сказал он.
- Да. Твой зять. Хитро задумано, не так ли? Вроде бы залог твоего хорошего поведения, ну и скрытое обещание, что ты и твои близкие не пострадают, если ты выполнишь все, что приказано. Том славный парень. Он будет стоять на своем.
- Это ведь и его полк. - Макензи расправил плечи. - Он хотел, конечно, воевать с Западной Канадой. Молодость и… и много жителей тихоокеанского побережья погибло на границе с Айдахо во время стычек. В том числе женщины и дети.
- Ладно, - сказал Шпейер, - ты командир полка, Джимбо. Что будем делать?
- О Господи, не знаю. Я всего лишь солдат. - Черенок трубки треснул в пальцах Макензи. - Но мы ведь здесь не личная боссменская милиция. Мы клялись поддерживать Конституцию.
- В том, что Бродский отступил от некоторых наших требований, связанных с Айдахо, я не вижу оснований для импичмента. Я считаю, что он был прав.
- Ну…
- Coup d'etat как его ни назови, всегда одинаково отвратителен. Пусть ты и не так, как я в курсе всех текущих событий, Джимбо, но ты не хуже меня знаешь, что будет означать судейство Фаллона. Война с Западной Канадой - это, пожалуй, еще меньшее из бед. Фаллон стоит за сильное центральное правительство. Он найдет способы разделаться со старыми боссменскими семействами. Потомки тех, кто жил здесь с незапамятных времен, первыми сложат головы - он уж постарается! Иных обвинят в тайном сговоре с людьми Бродского - не вполне без оснований - и накажут материально. Общины эсперов получат прекрасные большие наделы, так что экономически они смогут подорвать другие хозяйства. Дальнейшие войны надолго отвлекут боссменов от их собственных дел, которые за это время пойдут прахом. Таким вот путем мы будем двигаться к великолепной цели Воссоединения.
- Если центр эсперов поддерживает его, что мы можем сделать? Я достаточно наслышан о пси-бластах. Я не могу предложить моим людям столкнуться с этим.
- Ты можешь предложить своим людям столкнуться с водородной бомбой, Джимбо, и они на это пойдут. Больше пятидесяти лет Макензи командуют "непоседами".
- Да. Я думал, когда-нибудь Том…
- Мы уже давно наблюдаем эту стряпню. Помнишь наш разговор на прошлой неделе?
- Угу.
- Я могу напомнить тебе также, что Конституция была написана, чтобы четко "подтвердить древние права и свободы каждого отдельного региона".
- Оставь меня в покое! - не выдержал Макензи. - Говорю тебе, я не знаю, что хорошо, а что плохо! Оставь меня в покое!
Шпейер умолк, наблюдая за ним сквозь завесу дыма. Макензи некоторое время расхаживал взад-вперед, сапоги его выбивали по полу барабанную дробь. Наконец он швырнул через комнату свою сломанную трубку, которая теперь разлетелась вдребезги.
- О'кей. - Каждое слово давалось ему с таким трудом, точно застревало в горле. - Эрвин хороший человек, он умеет держать рот на замке. Пошли его перерезать телеграфную линию на несколько миль повыше. Чтобы выглядело так, будто она повреждена бурей. Небу известно, телеграф достаточно часто выходит из строя. Тогда официально мы вообще не получали сообщения генштаба. Это даст нам несколько дней, чтобы связаться с командованием штаба Сьерры. Я не хочу выступать против генерала Крукшанка… но я уверен, что знаю, какой путь он выбрал бы, будь у него такая возможность. Завтра мы подготовимся к действиям. Это не фокус отвести назад батальон Холлиза, а им потребуется время, чтобы выдвинуть реальную силу против нас. Еще до этого выпадет первый снег, и мы будем отрезаны от всех на зиму. А лыжи и снегоступы есть только у нас, мы сможем поддерживать связь с другими соединениями и что-нибудь организовать. Весной же - ну, там видно будет.
- Спасибо, Джимбо. - Ветер почти заглушил слова Шпейера.
- Я… я лучше пойду предупрежу Лауру.
- Да. - Шпейер сжал плечо Макензи. В глазах майора стояли слезы.
Макензи вышел строевым шагом, проигнорировав Эрвина; спустился в холл, сошел вниз по другой лестнице в противоположном конце, миновал ряд охраняемых дверей, никого не замечая, машинально отвечая на приветствия, и так дошел до своей квартиры в южном крыле.
Его дочь уже спала. Он снял с крюка фонарь в унылой маленькой гостиной и вошел в комнату дочери. Она вернулась сюда на то время, пока ее муж был в Сан-Франциско.
Какое-то мгновение Макензи не мог вспомнить, зачем, собственно, послал туда Тома. Он провел рукой по своим щетинистым волосам, словно стремясь выжать ответ из собственного черепа… О да, под предлогом заказа для полка новой формы; в действительности же он хотел убрать парня отсюда на время, пока не разрешится политический кризис. Том сам себе вредил своей излишней честностью; он был поклонником Фаллона и движения эсперов. Его откровенные высказывания привели к трениям между ними и другими офицерами, которые в большинстве своем были из боссменов или из видных, обеспеченных семей. Существующий общественный строй вполне их устраивал. Но Том Даньелиз начинал рыбаком в бедной деревушке на мысе Мендосино. В редкие свободные минуты он приобретал элементарные знания у местных эсперов; едва освоив грамоту, он вступил в армию и только благодаря упорному труду и хорошим способностям дослужился до офицерского звания. Он никогда не забывал, что эсперы помогали бедным и что Фаллон обещал помочь эсперам… Ну, и сражения, слава, Воссоединение, федеральная демократия - все, что порождает в молодости пылкие мечты.
Комната Лауры мало изменилась с тех пор, когда она в прошлом году, выйдя замуж, уехала отсюда. А было ей тогда всего семнадцать. В комнате так и остались вещи, принадлежавшие девочке: куклы с косичками и в крахмальных юбочках, любимый, а потому истрепанный до неузнаваемости плюшевый медвежонок, кукольный домик, который смастерил девочке отец, портрет ее матери, нарисованный капралом, который пал от пули у Солт-Лейк. Господи, до чего же она стала похожа на свою мать!
Темные волосы, разметавшиеся по подушке, в свете огня казались золотистыми. Макензи потряс ее со всей нежностью, на какую был способен. Она проснулась мгновенно, и он увидел ужас в ее глазах.
- Папа! Что-нибудь с Томом?
- С ним все в порядке. - Макензи поставил на пол фонарь и присел на край кровати. Пальцы дочери были холодными, когда схватили его руку.
- Не в порядке, - сказала она. - Я слишком хорошо тебя знаю.
- Он пока цел. И я надеюсь, останется цел.
Макензи собрался с духом. Так как она была дочерью солдата, он в нескольких словах сказал ей правду; но у него не хватило мужества смотреть на нее, пока он говорил. Закончив, он стал тупо прислушиваться к дождю.
- Ты собираешься взбунтоваться? - прошептала она.
- Я собираюсь проконсультироваться со штабом Сьерры и выполнить указания моего непосредственного командира, - сказал Макензи.
- Тебе известно, какими они будут… раз он будет знать, что ты его поддержишь.
Макензи пожал плечами. У него начинала болеть голова. Уже наступает похмелье? Ему потребуется выпить гораздо больше, чтобы уснуть сегодня. Нет, нет времени для сна… хотя да, есть время. Завтра он соберет полк на обычном месте, где всегда собирали "непосед" Макензи, и обратится к ним, и… Ему неожиданно вспомнился веселый день, когда он, Нора и эта вот девочка шли на веслах по озеру Тиха. Вода была цвета глаз Норы - зеленая и голубая с отблесками солнца на поверхности, но такая прозрачная, что видны были камни на дне; а Лаура была совсем крохотной.
Какое-то время дочь размышляла, затем ровным голосом произнесла:
- Я полагаю, отговаривать тебя бесполезно? - Он покачал головой. - Ладно, могу я уехать завтра с утра пораньше?
- Да. Я дам тебе экипаж.
- К черту экипаж! Я держусь в седле лучше тебя.
- О'кей. Но сопровождение я все равно тебе дам. - Макензи глубоко вздохнул. - Может быть, ты сможешь убедить Тома…
- Нет. Я не могу. Пожалуйста, не проси меня, папа.
Он сказал ей напоследок единственное, что мог:
- Я не хотел бы, чтобы ты осталась. Это было бы против твоего долга. Скажи Тому, я по-прежнему считаю, что он подходящая пара для тебя. Спокойной ночи, солнышко. - Это вышло слишком поспешно, но у него не хватило духу тянуть. Когда она начала плакать, он вынужден был разжать ее руки на своей шее и покинуть комнату.
- Но я не ожидал такого множества убийств!
- Я тоже… на этой стадии. Однако боюсь, их станет еще больше, прежде чем цель будет достигнута.
- Ты говорил мне…
- Я говорил тебе о наших надеждах, Мвир. Ты, как и я, знаешь, что великая наука оценивает только широчайшие масштабы истории. Индивидуальные события могут статистически отклоняться.
- Легкий способ, не правда ли, описать гибель несчастных живых существ?
- Ты здесь недавно. Теория - одно дело, применение ее на практике - совсем другое. Думаешь, мне не больно наблюдать происходящее, когда я сам участвовал в составлении плана?
- О, я знаю, знаю. Но от этого мне не легче жить с чувством вины.
- С чувством ответственности, ты имеешь виду.
- Э, слова.
- Нет, это не семантические выкрутасы. Разница здесь реальная. Ты читал отчеты и видел фильмы, но я прибыл сюда с первой экспедицией. И я нахожусь здесь более двух столетий. Их агония для меня не абстракция.
- Но это было по-иному, когда мы впервые открыли их. Последствия их ядерных войн были еще столь ужасны. Бот когда мы по-настоящему были нужны им - несчастным, голодным, неприкаянным, - а мы, мы ничего не делали, только наблюдали.
- Ну, это уже истерика. Могли ли мы слепо, ничего не зная о последних событиях, сделать что-нибудь, не привнеся дополнительных разрушений? Ведь ми совершенно не могли предвидеть результатов собственных действий. Право, это било бы преступно, как если бы хирург взялся оперировать, едва увидев пациента и не ознакомившись с историей болезни. Мы должны били дать им идти их собственным путем, пока тайно всего не изучим. Ты не представляешь, как отчаянно мы трудились, чтобы добыть и проанализировать информацию. Эта работа продолжается. Только семьдесят лет назад мы почувствовали достаточную уверенность, чтобы ввести первый новый фактор в это отдельно взятое общество. По мере того, как мы будем узнавать больше, наш план станет развиваться. Для полного завершения миссии может понадобиться тысяча лет.
- Но тем временем они сами оправились от последствий катастрофы. Постепенно они сами решают свои проблемы. Какое право мы имеем…
- Я начинаю сомневаться, Мвир, что ты вправе называть себя даже подмастерьем в области психодинамики. Подумай, что в действительности означают эти их "решения". Большая часть планеты все еще в состоянии варварства. Этот континент более других продвинулся к восстановлению, потому что здесь до катастрофы шире была развита техника и все такое. Но какие образовались общественные структуры? Куча враждующих государств. Феодализм, где баланс политических, военных и экономических сил зависит от земельной аристократии, самой архаичной из всех возможных. Два десятка языков и субкультур, никак не связанных между собой. Слепое преклонение перед технологией, унаследованное от предков и совершенно необузданное, вернет их назад, к машинной цивилизации, такой же дьявольской, как та, что привела к страшной катастрофе три века назад. И тебя волнует, что несколько сот человек погибли оттого, что наши агенты не смогли осуществить революцию так гладко и безболезненно, как мы надеялись? Ладно, сама великая наука подтверждает, что без нашей помощи всеобщая деградация землян в течение следующих пяти тысяч лет на три порядка превысит величину ущерба, который может нанести любое наше вмешательство.
- Да. Конечно, я понимаю, что чересчур эмоционален. Полагаю, вначале без этого трудно.
- Ты должен быть благодарен, что твоя первая реакция на суровые неизбежности нашего плана была сравнительно мягкой. Главные трудности впереди.
- Да, мне говорили.
- Абстрактно. Но представь себе реальность. Правительство в своем стремлении восстановить старую нацию будет действовать агрессивно, вовлекаясь в затяжные войны с сильными соседями. Прямо и косвенно оперируя экономическими факторами, контролировать которые они неспособны, аристократы и землевладельцы будут разоряться в этих войнах. Новые власти введут свою систему, сначала коррумпировав капитализм, а затем применив прямую силу, направленную против центрального правительства. Но там не останется места для пролетариата, его вытеснят бывшие землевладельцы и иностранные корпорации. Любой демагогии они противопоставят плодородные земли. Империя подвергнется бесконечным конфликтам, гражданским распрям, деспотизму, упадку и внешнему вторжению. О, нам придется ответить за многое, прежде чем мы добьемся своего!
- Ты думаешь… когда мы увидим конечный результат… мы очистимся от крови?
- Нет, мы уплатим самую большую цену из всех.
Весна на вершинах Сьерры холодная, сырая; снежные сугробы при таянии наводняют реки, сбрасывая туда огромные камни, отчего звенят ущелья; ветер неистовствует, а дороги из-за талой воды становятся непроходимыми. Первая зелень, колышащаяся на осинах, выглядит несравненно нежнее хвойных деревьев, мрачно глядящих в яркое небо. Низко кружит ворон, высматривая добычу, - будь начеку! Но потом ты пересекаешь границу леса, и мир сразу становится иным в серо-голубой бесконечности, с солнцем, плавящим то, что осталось от снега, и ветром, гудящим в твоих ушах.
Капитан Томас Даньелиз (легкая кавалерия, лоялистская армия Тихоокеанских Штатов) повернул свою лошадь в сторону. Это был темноволосый молодой человек, стройный, со вздернутым носом. За ним с трудом, то и дело скользя и бранясь, забрызганный с ног до головы грязью, двигался отряд, старавшийся уберечь от повреждений орудийный лафет, спиртовой мотор которого был слишком слаб и способен лишь на то, чтобы крутить колеса. Пехота, грузно хлюпая, протащилась мимо. Люди шли тяжело, сутулясь, измученные высотой, сырыми привалами и пудом грязи на каждом сапоге. Линия растянулась, изогнувшись длинной змеей вокруг горы и до самого моста. Даньелиз чувствовал сильный запах пота.
Но они славные парни, - подумал он, - пусть и грязные, угрюмые, богохульствующие. Его собственная рота по крайней мере получит сегодня горячую пищу, даже если ему придется для этого сварить сержанта-квартирмейстера.
Копыта лошади ударили о блок старинного бетона, торчавший из грязи. Если бы это случилось в давние времена… но желания не воплотишь в реальность. За этой линией шла почти пустынная местность. На нее претендовали "праведники", которых никто больше не боялся, но коммерция с которыми шла туго. Так что высокогорные тропы никогда не рассматривались как стоящие восстановления, и железная дорога заканчивалась у Хэнгтауна. Поэтому экспедиционным войскам, направляющимся в Тахо, пришлось тащиться через безлюдные леса и обледенелые горные спуски. Господи, помоги беднягам.
Господи, помоги и тем, кто в Накамуре, - подумал Даньелиз. Он сжал губы, хлопнул в ладоши и без необходимости сильно пришпорил коня. Из-под копыт полетели искры, когда животное взбиралось по дороге к верхней точке моста. Сабля ударяла всадника по ногам.
Осадив коня, он достал полевой бинокль. Отсюда он мог наблюдать беспорядочную груду камней на вершине горы, где тени облаков скользят по скалам и валунам, уходя во мрак ущелья и снова выбираясь с другой его стороны. Несколько пучков прошлогодней коричневой, жухлой травы торчат из земли, и негромко посвистывает рано проснувшийся от зимнего сна сурок. Замка Даньелиз все еще не мог видеть. Да он и не ожидал этого. Он знал эти места… как хорошо он знал их!
Однако можно было все же ожидать, что удастся заметить хоть намек на вражескую активность. Жуткое это было ощущение: проделать такой путь, нигде не видя ни малейшего знака, оставленного врагом, вообще ничего; высылать дозоры на поиск мятежных соединений, которых нигде нет; ехать верхом в постоянном напряжении, ожидая снайперской стрелы, которая так ни разу и не пролетела. Старый Джимбо Макензи не из тех, кто будет пассивно ожидать врага, сидя за стенами, и "непоседы" не зря получили свое прозвище.