Он встал и оглянулся на все еще сидящего в странной позе Сердолика - подогнув под себя ноги и устроив костлявый зад на пятках. От одного его вида хотелось потянуться до хруста в коленях.
- Ничего ты не понял, - вздохнул Корнеол. - Ладно, - хлопнул он себя по бедрам, словно наконец-то приняв затруднительное для себя решение. - Все равно это необходимо сделать. Дам тебе помощника… друга… слугу… денщика! - громко щелкнул пальцами, подобрав нужное слово. - Конги!
В противоположной от окна стене возник широкий проем и внутрь шагнуло нечто, принятое Ферцом поначалу за человека, облаченного в нелепый, громоздкий бронекостюм со шлемом, какие одно время стояли на вооружении у материковых выродков, но затем были списаны за полной бесперспективностью. Гидравлика у подобных сооружений часто выходила из строя, не выдерживая броневой нагрузки, что превращало их и сидящих внутри людей, прикованных к рычагам управления, в легкую добычу для десантников Дансельреха. Главное заключалось в том, чтобы заставить выродка до капли выжать боекомплект, периодически поддразнивая его ложными атаками, - несложная задача, учитывая панику стиснутого в стальных внутренностях водителя, который под водопадом раскаленной смазки отчаянно дергал рычаги управления в безнадежных попытках оживить бронекостюм.
И когда тот окончательно замирал, начиналось особое развлечение, которое десантники называли "жаркое". Попадались выдающиеся мастера приготовления "жаркого", так умело поджигавших этот ходячий бронированный хлам, что тот горел весьма длительно, столь же медленно, но верно превращая визжащего выродка в славно пропеченное блюдо. Степень удачности приготовленного "жаркого" определялась лишь после того, как выродок в собственном соку наконец-то вываливался из импровизированной печи, и его розовая плоть, покрытая золотистой корочкой, легко отслаивалась от костей дымящимися кусками.
- Знакомьтесь, - сказал Сердолик. - Конги, это наш гость - господин Ферц. Ферц, это Конги, с сегодняшнего дня - ваш денщик. Располагай им по своему усмотрению. Спрашивай у него все, что интересует, он подключен к Информаторию, - Сердолик похлопал вставшего рядом с ним Конги по бронированной руке, и только теперь Ферц понял - насколько же огромен его новый надсмотрщик.
- Приветствую вас, господин Ферц, - сказал Конги неожиданно приятным, располагающим голосом, который настолько не соответствовал его виду, что Ферц невольно заподозрил Сердолика в умении чревовещания. Грозное создание должно не говорить, а взрыкивать, лязгать и грохотать, желательно испуская клубы дыма и подтекая смазкой. - Поступаю в полное ваше распоряжение.
Ферц обошел Конги, придирчиво рассматривая истукана со всех сторон, но опасливо заложив руки за спину, дабы невольно не коснуться брони. Несмотря на некоторую схожесть, Конги не шел ни в какое сравнение с грубыми поделками материковых выродков. Все его сочленения надежно прятались под броневыми щитками, наиболее уязвимые места прикрывали дополнительные наросты, под которыми, как решил Ферц, имелись антикумулятивные заряды. На широких плечах крепились турели с продолговатыми насадками, бдительно следящие темными отверстиями за офицером Дансельреха. Единственное, по мнению Ферца, бравый вид Конги портили торчащие из металлической башки шары, похожие на прожекторы.
Сделав полный обход и составив предварительное представление о боевых качествах Конги, удовлетворенный Ферц встал перед машиной, качнулся с пятки на носок, упер руки в бока и, состроив грозную физиономию, со всей мочи рявкнул:
- Звание?!
- Не понимаю вас, господин Ферц, - мягко ответил Конги. Все-таки голос настолько не подходил ему, как если бы баллиста при пуске ракеты вдруг принялась ворковать по-птичьи, вместо того, чтобы издать утробный взрык, именуемый вояками "пердежом".
- Ну, теперь сами разберетесь, - улыбнулся Сердолик. - Развлекайтесь, - сдала ручкой и исчез из комнаты.
Ферц в отсутствие Корнеола не удержался и в полнейшем восхищении еще раз обошел Конги. Эх, такое бы да в устье Блошланга - легендарное и священное место для каждого гражданина Дансельреха, куда стремятся пройти армады дасбутов, но лишь немногим счастливчикам удается безнаказанно прорваться сквозь плотный огневой вал, сквозь минные заграждения и боны, пройти сложнейшим фарватером и не сесть на мель! Одним таким чудищем там, конечно, не обойтись, но взводом, ротой, бригадой…
Ферц аж зажмурился, пытаясь представить грозные ряды таких вот Конги с тяжелыми пулеметами наперевес стальным клином врубающихся в орды материковых выродков, сея смерть налево и направо, оставляя после себя лишь фарш из мертвых легионеров, перемолотых мясорубкой свинцового ливня. Ему даже показалось, будто он ощутил едкую пороховую вонь, сдобренную тяжким запахом крови, которая так перемешалась с дымом, что оседала на еще живых крупными каплями багрового дождя.
- Твое вооружение? - хотел так же грозно рявкнуть Ферц, но от столь милых сердцу видений он неожиданно осоловел, точно вылакал целую флягу спирта в компании старых боевых друзей. Рявкнуть не получилось, но бравый офицер Дансельреха компенсировал столь досадный факт могучим тычком в корпус Конги, от которого тот, будь он человеком, должен был согнуться попалам, дабы заполучить бодрящий удар сапогом по морде или локтем по почкам.
Однако Конги даже не пошевелился и своим уже до крайности раздражающим педерастическим голосом невозмутимо произнес:
- У меня нет оружия. У меня другая задача.
- Какая? - прошипел Ферц, пытаясь унять боль в отбитых пальцах - Конги оказался тверд, как скала.
- Я создаю изображения. Я робот-психотерапевт.
- Что? - не поверил своим ушам Ферц. - Какие еще изображения?! - Он вознамерился пнуть необученную деревенщину в коленную чашечку, но вовремя одумался, сообразив, что на ногах у него не старые добрые говнодавы, а нечто легкомысленное на тесемочках, более подобающее продажным девкам, нежели офицеру Дансельреха.
- Разные, - ответствовал Конги. - Необходимые для формирования реальности, наилучшим образом обеспечивающей психотерапевтический эффект субъекта суггестии…
Странно, говорил Конги вроде по-человечески, но Ферцу сказанное показалось тарабарщиной, кехертфлакш, почище той, на которой общались Сердолик и Парсифаль. Ферц от отчаяния зарычал, стиснул кулаки, по-звериному оглядывая комнату в поисках чего-нибудь очень тяжелого и очень железного, но тут через порог шагнул Сердолик, ободряюще потрепал его по плечу и, не говоря ни слова, вновь исчез за дверью.
Неожиданно для самого себя Ферц успокоился и даже расслаблено опустился в услужливо возникшее кресло, достав из воздуха нечто прохладительное, но, к сожалению, без единой капли алкоголя.
- Изображения говоришь? - буркнул он в стакан. - Ну, покажи чего-нибудь.
- Я уже показал, - сказал Конги. - Корнеола Сердолика, который вошел в комнату и потрепал вас по плечу. Я посчитал, что именно это окажет наилучшее общетерапевтическое воздействие на вашу психику.
- Угу, - только и смог выдавить из себя Ферц. Его пальцы так сжали стакан, что тот рассыпался на кусочки, залив ему штаны прохладительным. Со стороны могло показаться, будто бравый офицер Дансельреха обмочился.
Дорога оказалась идеально прямой, словно некто лезвием полоснул по заросшему густой растительностью брюху равнины, и оно расползлось в стороны, обнажив пружинящую подложку запекшейся крови.
Маршировать по ней одно удовольствие, решил Ферц, пару раз притопнув ботинками, которые, как и форму, ему вернул Сердолик, ибо бравому офицеру Дансельреха вконец опостылело разгуливать голоручкой-голоножкой.
- Рядовой Конги, шагом а-а-арш! - зычно скомандовал Ферц, и робот немедленно перешел на строевой шаг, с силой впечатывая огромные ступни в похожую на резину поверхность дороги. - Песню за-а-а-певай!
Рядовой Конги запел на своем тарабарском наречии, но Ферц без труда понял, что это боевая песня, в которой наверняка поется о ненависти к врагу, о братстве по оружию, о близкой победе и еще более близкой героической гибели. Маршевую сопровождал могучий аккомпанемент военного оркестра с полагающимися медью и барабанами. Его оглушительное звучание перекрывал не менее могучий рык рядового Конги, который после утомительных тренировок и многочисленных нарядов вне очереди, куда входило не только традиционное драинье толчков, но и копание окопов в полный профиль под обстрелом вероятного противника (в чьей роли выступал сам Ферц, кидавший в рядового огромные булыжники), все-таки избавился от мерзкой привычки говорить так, словно ему отстрелили яйца. Теперь рядовой Конги говорил и пел как и подобало говорить и петь служивому Дансельреха - низко и хрипло.
Несмотря на отбивающую шаг огромную махину, на дороге не оставалось ни малейшего следа. Построй материковые выродки такую до самой столицы, и десантникам Дансельреха ничего не стоило бы перебросить по ней дивизион баллист и танков, чтобы на плечах драпающих легионеров ворваться в город и под чистую вырезать их сучий корень.
В анизотропности подобного гипотетического шоссе Ферц нисколько не сомневался, даже тени мысли у него не возникало, что это материковые выродки, перебросив на побережье несколько бронетанковых армий, огневой мощью сметут даже самый крупный десант Дансельреха.
Рядовой Конги говорил что-то об этих дорогах, которые в его трепотне обладали невероятными свойствами. По нему выходило, мол, дороги никто не строил, они сами росли, преодолевали водные и прочие преграды, становясь мостами, пока не опутали весь здешний мир до самых отдаленных закоулков. Однако самое фантастичное заключалось в том, что давным-давно дороги двигались сами по себе, будто твой подъемник в Крепости, и встав на нее где-нибудь в Задрещатье через долго ли, коротко можно было приехать в отдаленное Забубенье, нисколько не беспокоясь о ловли попуток.
На какой соляре работали дороги или через каждую тысячу шагов там стоял атомный движок - Ферц не разобрался, ибо выдумки Конги ему быстро наскучили.
Над густыми зарослями кустарника проглядывали полуразрушенные дома, покосившиеся столбы и решетчатые фермы, все оплетенные какой-то мочалистой дрянью - не то местной травой, не то вообще какой-то заразой, что высасывала из городских останков последние соки. Чем дальше они с Конги двигались по дороге, тем выше становились руины, тем увереннее они вырывались из цепких объятий кустарника, обломками стен отбиваясь от его ползучих атак.
Кое-где виднелись водоемы - все как на подбор правильной круглой формы, заполненные зеленоватой водой. Поначалу Ферц злорадно подумал о воронках от ковровых бомбардировок города, но потом приметил торчащие из них скульптуры жутковатого вида, что опровергало его предположения.
К тому времени, когда они дотопали до центральной площади города, стало совсем жарко. Ферц приказал Конги замолчать, ибо ему надоела воинственная тарабарщина - кто знает, о чем он на самом деле поет? Может о том, как хорошо порвать на куски его, Ферца, и оставить на съедение местным крысам, кехертфлакш.
Центр площади огораживали низкие столбики с протянутыми между ними ржавыми цепями, покрытыми все той же мочалистой щетиной, а в глубине между двумя домами с зияющими оконными проемами, наличествовал некий монумент, привлекший внимание Ферца. С того места, где они вошли, разобрать что же памятник изображал и в честь какого события воздвигнут, оказалось невозможно, так как сделан он был из иссиня-черного камня, который почти бесследно тонул в падающих на него густых тенях.
Более близкое знакомство с монументом ясности не внесло. На бесформенном, угловатом куске камня лежал распростертый человек в неуклюжем костюме противорадиационной защиты, а из его груди торчало нечто, похожее на оперение баллисты. Золотая надпись у подножия памятника на все той же тарабарщине гласила: "Zu Andenken an Allforscher".
- Вольно, - скомандовал Ферц стоящему навытяжку Конги и опустился на ступеньку монументы. - Что там такое? - ткнул он пальцем в ограждение.
- Подпространственный колодец, господин дасбутмастер! - рявкнул Конги.
- Какой еще колодец, кехертфлакш? - не понял Ферц. - Перегрелся, солдат?
- Никак нет, господин дасбутмастер! Не перегрелся, господин дасбутмастер! Все механизмы и логические блоки работают в штатном режиме, господин дасбутмастер! Подпростанственный колодец имеет своим предназначением экстренную эвакуацию населения в случае внезапной внешней агрессии, предположительно Вандереров, господин дасбутмастер! В соответствии с распоряжением Совета Небожителей подпространственными колодцами оборудовались все населенные пункты с числом проживающих в них свыше…
- Хватить тараторить, солдат! - хлопнул по колену Ферц. - Что-то я не вижу здесь никакого колодца, даже, кехертфлакш, подпространственного.
- В настоящее время колодец запечатан, господин дасбутмастер!
Ферц раскрыл было рот для продолжения допроса Конги на предмет того, что представляет из себя этот самый колодец, как работает, какова его пропускная способность и, кехертфлакш, кто такие Вандереры, чьей агрессии боялись еще более непонятные Небожители, но ему внезапно вновь стало так непереносимо скучно, что он оставил расспросы, найдя на какое-то время более интересное занятие - скусывание заусенцев.
В последнее время Ферц замечал за собой приступы вот такой скуки, когда информация, имеющая оперативную и разведывательную ценность, вдруг начинала вызывать челюстевыворачивающую зевоту. Насколько мог вспомнить Ферц, последний такой же приступ накатил на него, когда по какому-то поводу, который истерся уже из памяти, Конги вдруг, а может и не вдруг, а под давлением со стороны дасбутмастер, поддавшись его непревзойденному мастерству косвенного допроса, что позволяет выуживать конфиденциальную информацию во вполне дружеской беседе, принялся рассказывать о своем участии в некой экспедиции.
Поскольку Ферца не слишком интересовали черви, поселившиеся в мировой тверди, чьи дела представлялись ему чересчур уж мелкими и столь же малоаппетитными, как копошение их собратьев в гнилом дервальем мясе, то вел косвенный допрос исключительно из любви к искусству и желания лишний раз попрактиковаться в мастерстве, где требовалась не грубая сила сапог, могучими порциями выбивающих из материкового выродка всю достоверную и недостоверную информацию, а исключительная хитрость, дьявольская осторожность и полнейшее хладнокровие без руко- и ногоприкладства.
Что за экспедиция, куда и с какой целью направлялась, Ферц, честно говоря, не уловил, да и вряд ли это могло иметь хоть какую-то важность - мало ли что взбредет червям, почуявшим запах тухлятины.
Факты заключались в том, что в одной из полостей, которыми, оказывается, испещрен фирмамент, экспедиция обнаружила некое древнее сооружение, возведенное предположительно Вандерерами (подобная формулировка, означающая, по сути, полное отсутствие какой-либо достоверной информации, поминалась в здешнем мире с такой частотой, к месту и не к месту, что Ферц воспринимал ее как ругательство, наподобие "кехертфлакш" или даже "умгекеркехертфлакш", и вворачивал ее в разговорах с Сердоликом, чем повергал того в искреннее недоумение).
Исследование древних развалин, как пояснил Конги, показало их чудовищную древность, на что Ферц резонно заметил - какой же в этом интерес для червей, которые обожают тухлятину, но вот окаменелости им явно не по зубам, но Конги сарказма и каламбура господина дасбутмастера не понял или вежливо пропустил мимо своих металлических ушей, и принялся объяснять Ферцу всю важность подобных находок для их червивой жизни.
Самым удивительным оказалось то, что развалины оказались не развалинами, а специальной машиной, внутри которой хранились зародыши. Смысл и назначение хранилища оставались неясными, да члены экспедиции не слишком об этом задумывались, поскольку главной проблемой стало - что делать со вполне жизнеспособными эмбрионами? Уничтожить их или инициировать и посмотреть что народиться?
Среди людей начался разброд и шатания, поскольку даже червям ничто человеческое оказалось не чуждым, ибо каждый из них тщился выудить из находки максимальную выгоду и одновременно прикрыть задницу. Поэтому ни у кого не поднялась рука немедленно доложить руководству и компетентным органам о находке под смехотворным предлогом очередной проверки и перепроверки обнаруженных фактов.
Вот тут-то на сцену и вышел Конги, до сих пор выполнявший роль универсальной обслуги экспедиции, умело прикидываясь грузчиком, охранником, поваром, уборщиком и, даже, болваном железным, когда исследователи, разгоряченные спорами до хрипоты о судьбе находки, но вынужденные по причине дурного воспитания сдерживаться по отношению друг к другу, дабы не скатиться к рукоприкладству, подзывали Конги и срывали на нем всю накопленную ярость либо криком с брызгами слюны, либо пинками и тычками в железную грудь, либо и тем и другим одновременно.
На самом деле Конги являлся ничем иным, как штатным соглядатаем, коей полагался каждому подобному предприятию, ибо кто знает этих яйцеголовых, в своей неуемной страсти копаться в окаменевшем дерьме способных раскопать такое, что не удастся расхлебать и самым компетентным из всех компетентных органам.
Пока члены экспедиции надеялись, что задержка с сообщением о находке даст им фору в обделывании своих частных делишек, те, кому это полагалось по долгу службы, уже знали о всех перипетиях, и не только знали, а непрерывно заседали, вырабатывая самое обратимое из всех необратимых решение.
Собственно, ответ был известен изначально - никто в здравом уме и твердой памяти не решится сохранить чреватую самыми опасными и непредсказуемыми последствиями находку. Но решению зачистить экспедицию огневой мощью Конги (с последующим уничтожением эмбрионов и более тщательным изучением обнаруженных древних машин на предмет копирования полезных технологий в более спокойной обстановке закрытых научных центров) по какой-то причине хода не дали. То ли сказалась врожденная порченность червей, до дрожи трусящих хоть чем-то повредить своим сородичам, то ли у кого-то из высокопоставленных лиц имелись в составе проштрафившейся экспедиции родственники, друзья, любовницы. Подробностей Ферц не уловил, ибо к данному моменту приступ скуки у него обострился настолько, что хоть ложись и засыпай.
Конги получил приказ деактивировать весь состав экспедиции, ликвидировать эмбрионы и ждать прибытия представителей компетентных органов, что он и сделал.
Дабы избежать осложнений, а также воспользоваться удобным случаем натурного моделирования поведения ограниченного социума в подобных ситуациях (никто не мог гарантировать, что такая находка - первая и последняя, и что в следующий раз обстоятельства сложатся гораздо более драматично, когда сообщество червей поставят перед фактом необходимости принять и воспитать нежелательных отпрысков неизвестных родителей), всем членам экспедиции внушили, что древний агрегат все-таки разрешился от бремени орущими и гадящими младенцами со всеми вытекающими для посвященных последствиями.