* * *
Спустившись через подвальный люк в канализационный туннель, Рувинский тут же забыл про Ставрова, потому что за первым же поворотом наткнулся на засаду спецназовцев, перекрывавших все возможные пути отхода из отеля. Архитектора спасло только то, что полицейские получили приказ своего руководства брать террористов живьем. Они хотели получить однозначный ответ на вопрос: заминирован все-таки отель термоядерным устройством или нет?
А Рувинский сдаваться не хотел и сопротивлялся очень жестоко. У него был наготове стозарядный компакт-автомат, и самых первых желающих обездвижить его он срезал длинной очередью в упор. Ему попытались выжечь глазные нервы с помощью гранат-"слепилок", но пол туннеля был покрыт тонким слоем сочившейся из древних труб скверно пахнувшей жидкости, и гранаты погасли, не успев по-настоящему разгореться. По Рувинскому стали стрелять из парализаторов, но он укрылся за трубой и, в свою очередь, превратил в решето тела нескольких своих противников.
На него налетели сзади, стремясь обезоружить и скрутить с помощью хитрых приемов, и тогда он показал всё, что умел по части рукопашной борьбы. Умел он, как выяснилось, многое, потому что рукопашный бой в темном, вонючем и низком туннеле был коротким, но потрясающим по своей жестокости… Буквально через пару минут два спецназовца представляли собой трупы с проломленными черепами, двое других выли во весь голос от ужасных ранений, нанесенных им Рувинскими без применения каких-либо специальных средств, а остальные члены засадной группы вынуждены были отступить за поворот туннеля и изменить тактику своих действий.
Впрочем, Рувинский все равно был обречен на поражение в этом подземном бою.
Несмотря на временные неудачи, полицейским наверняка удалось бы в конце концов использовать свое превосходство как в количественном отношении, так и в плане вооружения - тем более, что к месту схватки уже спешили вызванные на помощь резервные группы…
Валерия спас взрыв.
Когда почти над самой головой грохнуло так, что слух на какое-то время пропал, и железобетонные плиты перекрытий заходили ходуном, а с потолка посыпалась пыль и мелкие камушки, а где-то в недрах туннеля лопнула труба, и поток нечистот устремился с ревом прямо на полицейских, те не выдержали и предпочли ретироваться, видимо, опасаясь, что вот-вот произойдет обвал. Путь перед Рувинским оказался свободен, и он воспользовался этим обстоятельством. Нырнув через пару шагов в одно из ответвлений подземного лабиринта, он перешел на бег и мчался, разбрызгивая воду, до тех пор, пока не увидел стальную лестницу, поднимающуюся наверх. В иной ситуации он бы не рискнул выбраться по ней из канализационного люка, потому что люк мог быть в центре площади, на виду у всего кордона полицейских, но сейчас взрыв неизбежно должен был вызвать панику в городе, которой грех было бы не воспользоваться.
Сложив компакт-автомат до размеров сигаретного блока и сунув его в специальный потайной карман своей куртки, Рувинский проворно стал карабкаться по лестнице.
Не успел он подняться и на пару метров, как по туннелю, смывая всё на своем пути мощным напором, прокатился, подобно ударной волне, поток жижи - видимо, трубы полопались уже в нескольких местах, и авария в подземелье превращалась в серьезное бедствие. Валерий невольно содрогнулся, представив, какая смерть постигла бы его, если бы он не заметил лестницу или кинулся бы бежать по другому маршруту…
Выход на поверхность оказался расположенным по другую сторону эстакады пневмопоездов, проходившей над тем местом, где когда-то стояло здание Курского вокзала. Прежде чем вылезти из люка, Валерий осторожно высунул голову, но тут же понял, что в невообразимой суматохе, которая творится вокруг, едва ли кто-то обратит на него внимание. Район был погружен в полумрак, потому что системы уличного освещения во многих местах вышли из строя. Отовсюду по тротуарам и даже по проезжей части улицы куда-то бежали люди, то и дело на бешеной скорости пролетали с воем сирен машины "скорой помощи" и пожарные установки, похожие на танки на воздушной подушке, только без орудий и ракетных систем… Рувинский выбрался на тротуар, аккуратно закрыл за собой люк, пересек улицу и побежал, влившись в кучку прохожих.
Только свернув за угол и миновав еще один квартал, он разрешил себе оглянуться назад.
Картина катастрофы была поистине ужасающей.
На месте отеля "Айсберг" в пасмурное беззвездное небо поднималось густое облако черно-белого дыма, отчетливо различимого даже в темноте ночи. Иногда тьма озарялась вспышками пламени, и тогда слышались какие-то резкие хлопки - видимо, что-то взрывалось на месте пожара. Лучи прожекторов с висевших в воздухе джамперов лихорадочно шарили по соседним зданиям, ревели истошно моторы мощных машин, слышались неразборчивые крики в мощный мегафон. Мимо Рувинского на полной скорости промчался с ревом грузовик, в крытом кузове которого сидели люди в комбинезонах Спасательной службы. Его словно преследовал по пятам микроавтобус с надписью на борту: "Sтегеоvidеniе Evrо-Nаtsiй", и корреспондент с развевающимися длинными волосами, стоя прямо на подножке, что-то возбужденно кричал в радиомикрофон, а из дверцы по другую сторону машины оператор, опасно высунувшись до пояса и ежесекундно рискуя выпасть на полном ходу, снимал происходящее вокруг портативной голокамерой…
Рувинскому с трудом удалось отыскать свободную Кабину Уединения: почти везде испуганные прохожие использовали их, чтобы пересидеть панику, и узнать последние новости. Оказавшись в Кабине, он привел свою внешность в почти нормальный вид, а потом включил стереоэкран. Все каналы либо передавали экстренные инфо, либо вели прямые репортажи из района отеля "Айсберг". Бывшего отеля, потому что от стодвадцатиметрового "карандаша", как сообщалось, после взрыва остались лишь развалины и пара чудом устоявших стен-"граней". К счастью, вещали наперебой дикторы, обрушение отеля произошло вовнутрь, и таким образом взрыв не привел к большому количеству жертв, которое, несомненно, имело бы место в том случае, если бы здания завалилось на бок…
Работы по устранению последствий катастрофы длились всю ночь. Утренние инфо на все лады обсуждали тот факт, что под обломками здания отеля был найден обгоревший труп мужчины, и Рувинский, сидевший за стойкой бара-автомата, прикрыл глаза, прошептал: "Ну что ж, Гера, значит, так суждено было тебе…" - и опрокинул в себя сто пятьдесят граммов чистейшей, как роса, водки, неожиданно оказавшейся очень горькой на вкус…
Глава 39
Было уже начало октября, но солнце светило, будто в разгар лета, и только разноцветный лес, красивый и по-философски задумчивый, предательски выдавал осеннее угасание природы…
За три часа Резидент облазил почти весь парк, но все "почтовые ящики", где могли быть спрятаны сообщения Ассоциации, были пусты. Никаких следов контейнеров, содержащих многоступенчатую начинку, в условленных местах не было, и он понял, что случилось нечто из ряда вон выходящее.
Между тем, позарез надо было передать в Центр ту информацию, которая накопилась за последнее время. А сделать это можно было лишь с помощью Трансгрессора, координаты которого Центр должен был сообщить Резиденту посредством "почтово-подземной связи".
Резидент знал, что только он один из всей "референтской" сети удостоен высокого доверия Ассоциации и что вся информация о Трансгрессоре может попасть рядовым агентам лишь через него. Но он также знал, что эта информация отправляется Центром через каждые три-четыре дня с неуклонностью смены дня и ночи. Даже если Ассоциации будет грозить опасность уничтожения, она должна изыскать время и способ отправить послание в будущее своему резиденту. Еще ни разу это железное правило не представляло исключений. Постепенно Резидент привык к бесперебойной связи с Центром, и теперь, когда эта нить внезапно оборвалась, это казалось равносильным своему собственному провалу. Сегодня он приехал сюда впустую уже третий раз подряд, так что последние сомнения в том, что нарушение связи с Центром обусловлено либо случайностью, либо чьей-то халатностью, отпали сами собой. Всё говорило за то, что Ассоциация намеренно не отправляла Резиденту сообщений. И основных причин этого могло быть, по мнению Резидента, две.
Сейчас, после долгих блужданий по парку и многократных упражнений в саперном деле он сидел на каким-то чудом сохранившемся в гуще леса старом толстом пне - смотрители лосинооостровского заповедника очень тщательно следили за тем, чтобы ни одно дерево не пострадало от топора или пилы любителей натуральной древесины - и пытался определить, какая из этих причин была более вероятной.
Одно из двух: либо Ассоциация полностью перестала существовать, либо Центр больше не доверял Резиденту. Первое было практически невозможно, а во второе Резиденту не хотелось верить…
Он вновь и вновь спрашивал себя и перебирал в уме события последних дней и даже недель, пытаясь определить, почему же Ассоциация сочла его ненадежным, но так и не мог прийти к какому-либо выводу. Может быть, он не так уникален, как полагал ранее, и у Центра в этом времени есть специальный агент, который призван контролировать его, Резидента, и который обладает своим собственным каналом связи с Ассоциацией?.. Но если это так, то он, Резидент, сейчас подвергается смертельной опасности, и каждый день промедления лишь увеличивает этот риск.
Потому что для любых тайных организаций существует категорический императив: ненадежных следует убирать как можно быстрее, чтобы не допустить превращения мелкой царапины в гнойную рану, грозящую заражением крови и, следовательно, гибелью всего организма… Вот сидит он сейчас на пенечке, греется под щедрыми лучами октябрьского солнышка, а стуит ему показаться на стоянке возле центральных ворот, где он оставил небрежно свой турбокар - и подойдет к нему какой-нибудь второй ставров, чтобы разрядить ему в затылок допотопный ТТ или "вальтер"…
Эта мысль огнем обожгла Резидента, и он с невольным ужасом оглянулся на треск веток, раздавшийся сзади него, но это был всего лишь лось-мутант, обреченно продиравшийся сквозь заросли. За пятьдесят лет обитания вблизи радиоактивных свалок и неустанно дымящих кислотными парами ТЭЦ эти гордые и грозные красавцы превратились в чахлых, слабогрудых и безрогих лесных коров, которых уже не стоило опасаться…
Что ж, сказал себе Резидент, покидая гостеприимный пень, если гора не идет к Магомету, то Магомет отправится в горы…
* * *
Перед самым уходом Резидент все-таки решил навестить свою "тайниковую" точку. С одной стороны, его снедало любопытство: что же стало с тем гигантским "яйцом"? А с другой, инструкция требовала перед уходом посетить все явки и "точки" с целью их "консервации"…
На этот раз он вошел в квартиру спокойно, не дергаясь, только перед тем, как заглянуть в комнату, достал на всякий случай пистолет: а вдруг из "яйца" к этому времени успело вылупиться какое-нибудь невиданное инопланетное пресмыкающееся?
Опасения эти были, конечно же, смешны и глупы, и сам Резидент отлично понимал это, но его, как всякого профессионала, успокаивал сам факт наличия в руке оружия. Без пистолета он чувствовал себя в опасной ситуации словно голым среди одетых, хотя безукоризненно владел техникой безоружного боя и приемами единоборства с применением подручных средств…
В комнате не обнаружилось ни "яйца", ни следа от него. Все еще держа пистолет в руке, Резидент мягкой кошачьей походкой направился было в кухню, но тут из ванной послышались какие-то невнятные звуки, и он, покрывшись сразу холодным потом, замер спиной к стене. Потом классически рванул на себя дверь санузла, в готовности стрелять на малейшее подозрительное движение, но тут же понял, что стрелять пока не требуется…
На полу ванной, прикованный магнитонаручниками из крепчайшей стали к толстой водопроводной трубе, сидел с полузакрытыми глазами человек, которого Резидент узнал, несмотря на то, что лицо человека осунулось, под глазами были синие круги, а шея и скулы обросли колючей жесткой щетиной. Это был тот самый человек, который пришел на встречу со Ставровым и Рувинским в ресторан "Седьмое небо".
Наблюдатель Май, вот кто это был такой…
Тысяча мыслей промелькнула одновременно в голове Резидента, но ни одна из них не могла убедительно объяснить пребывание Мая в ванной этой квартиры. Тогда Резидент сел на корточки рядом с пленником и ткнул его стволом пистолета под ребра в качестве приветствия.
Наблюдатель нехотя поднял веки, но не охнул и не простонал от боли. Выражение его лица не изменилось, даже когда он увидел, кто его навестил.
- И давно ты тут сидишь? - осведомился мирным тоном Резидент. - Какой это негодяй так жестоко с тобой обошелся?
Наблюдатель только покосился на пистолет, зажатый в руке Резидента, но ничего не ответил.
- Понятно, - притворно вздохнул Резидент. - Сие есть великая тайна… Что ж, не буду настаивать. Мне, в общем-то, на это плевать с высокой колокольни, просто интересно было, кто это решил оказать мне непрошеную помощь… Одно только я знаю точно: это был не Ставров, царство ему небесное!..
В глазах Наблюдателя что-то дрогнуло. Резидент распрямился, и у него на несколько секунд потемнело в глазах - не то от злости, не то от прилива крови к голове после неудобного сидения на корточках.
- Да, - констатировал он, - вы с вашим Гйрой проиграли, Май… Не надо было считать себя хитрее всех - вот в чем была ваша ошибка. Вы думали, что убийством Юлова вам удастся вбить клин между Службой и Ассоциацией, но просчитались.
Ассоциация и Служба - близнецы-братья, - кривясь в усмешке, с пафосом продекламировал он. - "Кто более матери-истории ценен?"… С самого начала вы были здесь чужаками и вели себя, как чужаки, а с этим вашим дурацким принципом невмешательства вы вообще сели в лужу…
Наблюдатель молчал.
- Послушай, Май, - сказал задушевным голосом Резидент, - а может быть, мы все-таки договоримся с тобой, а?.. Ну, сам подумай: что нам делить? Предлагаю тебе небольшой обмен информацией. Ты рассказываешь мне всё, что интересует меня, а я рассказываю тебе всё, что интересует тебя… Идет?
Наблюдатель разлепил ссохшиеся губы, и Резидент услышал:
- Какой в этом смысл? Ты же все равно потом убьешь меня…
- Да, убью, - усмехнулся Резидент. - Не буду впадать в грех сознательного обмана… Но разве тебе не хочется хотя бы перед смертью получить достоверную информацию? Ты ж Наблюдатель, Май!
- Да, - сказал пленник. - Я - действительно Наблюдатель… Но это значит, что я до самой смерти не имею права пытаться что-либо изменить в окружающем мире. Ты прав, я действительно проиграл, потому что поддался соблазну вмешаться в ход событий. Не надо было этого делать… Пусть всё бы шло само собой, и тогда ваш мир был бы спасен. Жаль, правда, что Георгий не довел своего дела до конца…
- Нет! - воскликнул Резидент. - Меня тошнит от этих ваших штучек насчет невмешательства!.. И проиграл ты вовсе не случайно - ты обречен был на проигрыш, Май!.. И теперь-то я знаю, почему в один прекрасный день ваш мир погибнет - потому что до самого конца вы будете сидеть сложа руки и наблюдать, как он рушится в бездну!..
- Может быть, - невозмутимо откликнулся Наблюдатель. - А тебе не приходила в голову мысль, что иногда мы сами своими попытками что-то изменить лишь приближаем конец света?..
- Ну вот что, - сказал Резидент, машинально разглядывая свое лицо в настенное зеркало. - Мне сейчас некогда с тобой дискутировать, Май… Не хочешь говорить - не надо. Я и сам узнаю всё, что мне нужно… Поэтому не бойся, пытать тебя я не собираюсь. И не потому, что мне тебя жалко, а потому, что у меня нет на это времени… Прощай.
Он поднял пистолет и выстрелил Наблюдателю чуть выше переносицы. Склонив голову к плечу, оценил результат выстрела и, удовлетворенно качнув головой, убрал пистолет в кобуру под мышкой.
Переместившись из ванной в комнату, Резидент опустошил все тайники, собрав основное снаряжение в одну большую сумку. Потом положил в центре комнаты напалмовую мину замедленного действия и включил часовой механизм.
Термин "консервация" на языке Ассоциации означал не сохранение, а уничтожение явки.
* * *
Пустынная каменистая тропа вела вверх сложным зигзагом, напоминавшим дохлую змею, тело которой неестественно изогнуто под острым углом в тех местах, где перебит ее позвоночник. Рюкзак казался стопудовым, и Рувинский уже сотню раз пожалел, что так плотно набил его, но бросать груз на дно пропасти за несколько сотен метров до цели было бы глупо, и он, обливаясь потом и задыхаясь, упрямо тащил себя и поклажу на себе в гору. Время от времени Валерий останавливался, вытирал пот со лба и оглядывался на долину, которая виднелась далеко позади зелеными пятнами виноградников и разноцветными крышами домиков. Делать полноценный привал не представлялось возможным, потому что он слегка ошибся в своих прикидках, и теперь следовало спешить, чтобы успеть. Поэтому, сделав несколько энергичных вдохов и выдохов и налюбовавшись окружающим миром в течение нескольких секунд, Рувинский снова пускался в путь, внимательно глядя себе под ноги, чтобы не наступить на змею - этих ползучих гадов здесь водилось великое множество. Камни были раскаленными от висевшего почти в зените солнца, и когда Валерий на них сплевывал тягучую слюну, плевок шипел, как на сковородке, и мгновенно испарялся.
Он преодолел еще сотню метров и снова остановился. Поправил лямки рюкзака, врезавшиеся в плечи. В последний раз оглянулся на долину. Зачем-то заглянул в пропасть, открывавшую слева в двух метрах от тропы, и тут же отпрянул назад.
Прямо перед ним тропа делала очередной крутой поворот, и это был последний поворот, потому что за ним, если расчеты Валерия были верны, должен был через четверть часа открыться Трансгрессор.
В голове сами собой всплыли слова одной песенки, вошедшей в моду в середине восьмидесятых, когда он заочно заканчивал один престижный вуз:
Позади крутой поворот, позади обманчивый лед, позади холод в груди, позади - всё позади!..
Он не был сентиментален, но сейчас, перед этим поворотом, у него почему-то невольно навернулись слезы на глаза, не помнившие слез со времен розовощекой юности. Лишь высоко в горах он мог позволить себе эту слабость, потому что здесь некого было стыдиться…
Всё еще с влажными глазами он двинулся вперед, обогнул выступ скалы, похожий на голову диковинного зверя, и тут глаза его мгновенно высохли, а сам он застыл, как вкопанный. Взгляду Рувинского открылась довольно просторная площадка, усеянная камнями и валунами, и на одном из этих валунов, лицом к повороту, небрежно задрав одну ногу кверху и согнув ее в колене под прямым углом, сидел человек в безупречном черном костюме и белоснежной рубашке с галстуком, и свежий ветер из пропасти безуспешно пытался растрепать его прическу.
Ошибиться было невозможно. Это был Наблюдатель Май.
- Ну, наконец-то! - гостеприимным тоном воскликнул он. - А я уж думал, что ты заблудился…
Одним движением Рувинский стряхнул с себя тяжелый рюкзак, а после второго движения в его руке возник пистолет, нацеленный на Наблюдателя.