- Не было ли среди них некоего Викентия Павловича Ремишевского?
- Ты чего, Артемушка? - жеманно улыбнулась она. - Я ведь их не по именам помню…
- Он здесь, неподалеку, в двух кварталах от ресторана работает. Замдиректора банка "Абсолют". Вполне может в "Chicago" обедать.
Улыбка у Верунчика стала еще шире.
- Их профессиями тем более не интересуюсь, - уточнила она. - Разве фотку покажешь, может, узнаю.
Я вынул ручку и на салфетке секунд за десять набросал портрет Ремишевского.
- Ух ты! Как живой… - восхитилась Верунчик. - Да ты художник, Артем! А меня сможешь?
"Как живой…" - рефреном отдалось в сознаний. Определенно видела.
Я быстренько набросал и ее портрет, естественно, приукрасив. Нарисовал улыбающуюся, с чуть большими, чем на самом деле, глазами, искрящимися весельем.
- Вот это да! А красками на холсте сможешь? - загорелась Верунчик. - Я в комнате у себя повешу…
- Портрет маслом дорого стоит. Твоего годового заработка не хватит.
- Опять лапшу на уши вешаешь? - Она подозрительно уставилась на меня. - Видела я картины местных мазил - они в сквере Пушкина каждый день торгуют. Самая дорогая сотню деревянных тянет.
- Извини, соврал. - Я сделал вид, что сконфузился. И соврал второй раз: - Не умею я красками рисовать.
- Жаль… - расстроилась она, продолжая рассматривать свой портрет. - А здорово было бы… Я уже портрет в своей комнате на стене представила… Люсяка от зависти лопнула бы…
- Так видела ты этого человека или нет? - мягко повторил я, возвращая ее из мечтаний на грешную землю.
Она оторвала взгляд от своего портрета, посмотрела на меня и неожиданно возмутилась:
- Да что ты все допытываешься, кто он да что он? Ты не из ФСБ?
- А что, похож?
Верунчик в очередной раз окинула меня взглядом.
- Не-е… - то ли разочарованно, то ли с облегчением протянула она. - Те коньяк жрут, что лошади, и задарма в постель тащат.
- Тогда колись, - рассмеялся я.
- Ну, видела, - пожала она плечами. - Только ведь информация денег стоит.
- Приехали, - фыркнул я. - Я тебя обедом угощаю, а ты мне помочь не хочешь.
- Выходит, обед не бескорыстен, как ты божился? - поймала меня на слове Верунчик. И это была уже не женская логика. Обычная, нормальная. Более того - железная, против которой, как против лома, аргументов
- Держи. - Я протянул Верунчику десять долларов. - Только Афанасию не показывай, отберет.
- Ага… - как-то неуверенно сказала она, пряча купюру в кармашек курточки, и я понял, что Афанасию не придется деньги отбирать - сама отдаст. Странные все-таки создания эти женщины. Сутенер проституцией заниматься заставляет, бьет, если мало заработает, а ей только одного и надо - лишь бы он рядом был, защитничек хренов.
- Рассказывай, - вздохнул я.
- Так рассказывать-то нечего! - рассмеялась Верунчик. - Не числится этот лысый среди моих клиентов. Заходит сюда изредка, обедает. Пару раз, как ты, обедом угощал, но на этом и все. Уж я так и эдак, а он ни в какую, лишь посмеивается. А когда Афоня за мой "простой" попытался с него деньги востребовать, то он с ним гораздо мягче, чем ты, поступил. Достал из кармана целковый, согнул между пальцами, а затем между ладонями прокатал. Не так чтобы до конца, а до половины. Посмотрел на свою работу, сказал огорченно, что, мал, постарел, раньше в трубочку скатывал, а сейчас только так может. Сунул Афоне в карман и пошел себе. Я тогда, как морду растерянную Афони увидела, дико захохотала, а он, гад, мне за это фингал поставил…
Да уж, я с Афоней поступил жестче. Молниеносно, так что вокруг никто ничего не понял, ткнул под шейную мышцу прямой ладонью, й сутенер минут на пять выключился. После такого удара, спазмирующего сонную артерию и обрекающего мозг на кислородное голодание, человек себя чувствует похуже, чем после нокдауна. Главное, не переусердствовать. Ударишь сильнее, и перед тобой труп. Но чувство удара у меня, кажется, заложено на генетическом уровне. Рука сама знает, с какой силой бить заморыша, а с какой - культуриста. Впрочем, на генетическом уровне у меня и не то еще записано - ежели бы сведущие люди знали, в кунсткамеру поместили.
- А о чем вы за столом с ним говорили?
- Да ни о чем, - передернула плечиками Верун-чик. - Так, треп пустопорожний… Как с тобой вот. - Она посмотрела на меня, и вдруг зрачки ее расширились. - Слушай, я все поняла! Вы оба - "голубые"! Ты его ревнуешь, да?
В этот раз я подавился салатом, что называется, по-настоящему. Даже слезы выступили, пока откашливался, а Верунчик стучала обоими кулачками по моей спине.
- Все, достала ты меня… - прохрипел я. - Весь аппетит отбила… Тебя послушать, так вокруг - сплошная педерастцветная мгла. Заруби себе на носу - никак я не отношусь к "голубым"! Во всех смыслах.
И опять я соврал, однако откровенничать на эту тему с Верунчиком больше не хотел. "Голубых" я недолюбливал. Но не за их сексуальную ориентацию, а за то, как вызывающе они выставляют ее напоказ, почти что рекламируя. Секс, независимо от ориентации, - личное дело каждого, и незачем о своих сексуальных пристрастиях бахвалиться на весь белый свет. Все-таки это еще и интимное дело.
В этот момент у столика появился официант Валера с моей порцией шурпы.
- Спасибо, Валера, - кивнул я и расплатился. - Достаточно?
Он глянул на деньги, кивнул.
- Заходите к нам еще.
- Всенепременно.
Официант скрылся за дверью в зал ресторана, и я поднялся из-за стола.
- Ты куда? А шурпа? - несказанно удивилась Верунчик.
Тогда я наклонился и сказал, глядя в глаза, полные недоумения:
- Верунчик, сегодняшним обедом и общением с тобой я сыт по самое некуда.
И провел большим пальцем по горлу.
Глава 3
Сев в "Жигули", я выехал со стоянки. И черт меня дернул принять участие в телевизионной викторине! Словно ее название "Кому повезет?" подтолкнуло лишний раз убедиться, что я действительно Везунчик! Если бы деньги представляли для меня особый интерес, давно махнул бы в Лас-Вегас, сорвал куш миллионов в двадцать на каком-нибудь электронном игровом автомате, чтобы никто подкопаться не смог к моему везению, и жил бы себе без бед, припеваючи… Но чувство самосохранения подсказывало, что так делать нельзя. Будто имелся в сознании предохранитель, запрещающий выделяться из общей массы, и над всем превалировало предчувствие - стоит проявить себя, как мной тут же заинтересуются. Нет, не пресловутые компетентные органы, а некто похуже, неопределенный, как ужас из детских снов, а потому неотвратимый. Поэтому я использовал свое везение по чуть-чуть: играл во всевозможные тотализаторы, стараясь в каждой букмекерской конторе появляться не чаще, чем раз в полгода; в казино, чтобы не засветиться в глазах персонала, срывал: банк исключительно на игровых автоматах, чаще "одноруких бандитах"; покупал билеты различных лотерей, опять же с невысоким призовым фондом… В общем, как я уже говорил, у меня имелся тысяча и один способ легкого и безопасного получения нетрудовых доходов средствами, не противоречащими, за редким исключением, Уголовному кодексу. Главное - не жадничать и не "светиться". Хотя мог позволить себе и квартиру с евроремонтом, и иномарку, а не "Жигули"… Да многое себе мог позволить, однако даже в ресторанах не шиковал, лишь изредка заказывая к обеду что-нибудь из деликатесов. Как красную икру с Верунчиком.
И все же долго так продолжаться не могло. Выигрывая время от времени в столь небольшом городке, как Холмовск, я рано или поздно обратил бы на себя внимание. Поэтому и решился поучаствовать в телевизионной викторине с относительно небольшим призовым фондом. Двадцать тысяч долларов должны были на год-два обеспечить меня безбедным существованием, а дальше можно и возобновить свою деятельность. С максимальной осторожностью.
В случае с викториной предчувствие опасности не сработало, и после разговора с Верунчиком я понял, почему. Слишком много общего между мной и Ремишевским если не по крови, то по духу. Тревожное предположение, с детства угнездившееся в сознании, что не я один такой в нашем грешном мире, обратилось в твердую уверенность. Я никогда не предпринимал попыток искать встречи с себе подобными - на подкорковом уровне сознания был уверен, что ни к чему хорошему это не приведет. Личность бунтовала и не хотела становиться одной из многих; хотелось быть в единственном числе и не менять уклад жизни. К сожалению, не только от меня это зависело… И напрасно я клял себя за то, что рискнул участвовать в телевизионной викторине. Из-за одного случая с выигрышем двадцати тысяч долларов на меня никто бы не обратил внимания. Каждую неделю таких счастливчиков с десяток по стране наберется, к тому же с выигрышами покрупнее. Так что наверняка заинтересовались мною давно…
Нехорошо засосало под ложечной. Что-то я упустил, недооценил. В том числе и ситуацию. Похоже, с предположением, что в Холмовске я смогу пробыть еще две-три недели, придется расстаться. Не пришлось бы, как в шпионских детективах, "рвать когти" немедленно.
Припарковав машину возле универмага, я вошел в магазин и купил адидасовские кроссовки. Если уж предстоит удариться в бега, то обувь должна быть добротной. Хотел купить еще неброские джинсы и пару футболок, но передумал. Если меня "пасут", то цель покупок станет очевидной. Никакое преддверие лета не оправдает их в глазах наблюдателя.
Бросив коробку с обувью на переднее сиденье, я отъехал от тротуара и только тогда почувствовал, что в салоне машины я не один. Поздно почувствовал - подвела в этот раз интуиция.
- Сиди спокойно, не оглядывайся, в зеркальце не смотри, - донесся с заднего сиденья хрипловатый мужской голос, и в затылок уперлось холодное дуло пистолета. - Руки от баранки не отрывай.
Непроизвольно глаза все же скосились на зеркальце заднего вида, но оно оказалось предусмотрительно отвернуто в сторону непрошеным пассажиром.
- Я сказал, не смотреть, - пожурил он. - Если, конечно, не хочешь, чтобы твои мозги по ветровому стеклу расплескались.
Первый испуг прошел, ив голове воцарилась холодная рассудительность. Психологи спецподразделения "Аз" и не тому учили, хотя полный курс я пройти не успел из-за отчисления. И я стал поступать по инструкции, предписывающей разговором отвлечь налетчика, рассеять его внимание, чтобы обрести шанс для маневра.
- У меня во внутреннем кармане двести долларов с мелочью, - сказал я. - Все, что есть. Сам достанешь портмоне или мне вынуть?
- Не надо.
- Что же тогда? Машина понадобилась?.
- Твоим "Жигулям" место на свалке, - хмыкнул налетчик. - Даже на запчасти не годится.
- Тогда что нужно? - продолжал я, потихоньку наращивая скорость и выискивая глазами на обочине столб помощнее.
- Пока нужно, чтобы сбросил скорость и ехал спокойно. Врежешься в столб, я, в худшем случае, несколькими переломами отделаюсь, а тебя с дыркой в голове никто не реанимирует.
Я сбросил скорость. Версия об ограблении отпадала. Да и не очень-то в нее верилось с самого начала. Будь это обыкновенный грабитель, я бы почувствовал его присутствие, садясь в машину. Как бы он ни прятался.
- Куда ехать?
- Прямо и строго соблюдая правила дорожного движения.
- Узнаю родную ГИБДД, - проворчал я. - Вы теперь так взимаете штраф с водителей, не застегнувших ремень безопасности?
- Помалкивай! - оборвал меня невидимый пассажир за спиной. - Вопросы задавать буду я. Ты, никак, в поход собрался?
- О чем это вы? - изобразил я недоумение, хотя по спине пробежал холодок. Прекрасно понимал, о чем и почему спрашивал пассажир, но откровенничать с ним не собирался.
- О твоей покупке.
- О кроссовках, что ли? А при чем здесь поход? Лето на носу, а кроссовки - самая удобная летняя обувь, вы не находите?
- Я нахожу, что ты слишком много болтаешь, - процедил он. - Не пытайся отвлечь внимание, я выстрелю раньше, чем надумаешь что-то сотворить. Сейчас ты проделаешь незамысловатую операцию, но учти, одно неверное движение, и я стреляю.
- Стреляю это, стреляю то… Может, сразу, а? Пока я не успел подумать.
- Не умничай!
Он придвинулся ближе, и я почувствовал на затылке его дыхание. Одновременно ощутил тонкий запах то ли лосьона после бритья, то ли одеколона. Слабый фиалковый запах дешевой парфюмерии, причем скорее женской, чем мужской. Накаркала мне Верунчик "голубого", что ли?
- Сделай, как написано в окошке, - сказал он, и слева от меня появилась рука в перчатке с идентификатором имени. В окошке горела надпись: "Приложите большой палец правой руки клевому краю окошка". Следовало понимать, что мои полные Ф. И. О. были набраны заранее.
- Ничего не получится, - фыркнул я.
- Это еще почему?
- Сегодня утром уже пробовали. - Кто?
- Некто Ремишевский, замдиректора холмовского филиала банка "Абсолют".
- Даже так… Все равно прикладывай.
Деваться было некуда, и я приложил палец, хотя очень не хотелось. Может быть, утром в памяти прибора была неполная информация, ее добавили, скорректировали, и теперь идентификатор выдаст мое настоящее имя. Имя, о котором я и не подозревал. Бред, конечно, какое еще настоящее имя? - но холодок в груди не таял.
Налетчик убрал руку, прибор знакомо застрекотал, а затем замигал красным светом. Настолько ярким, что отсветы мигания отражались в ветровом стекле, и догадаться, какая именно надпись высветилась в окошке прибора у меня за спиной, не составляло труда.
"Еггог!"
- Я же говорил… - индифферентно проронил я, но с души словно камень упал. Непонятные действия всегда вызывают опасения. Как, скажем, результаты анализа в поликлинике действуют на несведущего. Что, сахар в моче нашли?! Значит, болен… Мой "сахар" пока не обнаруживался.
- М-да… - протянул за спиной непрошеный пассажир, и мне показалось, что в его голосе прозвучали нотки удовлетворения. Странно, утром на лице Ремишевского я увидел разочарование.
Пассажир за спиной завозился, то ли пряча прибор, то ли доставая что-то еще из карманов. Удобный момент для контрдействий, но я им не воспользовался, интуитивно понимая, что реакция противника не уступает моей. Сзади сидел отнюдь не сутенер Афоня, с которым я бы с закрытыми глазами справился.
- Не надо… - словно уловив мои мысли, тихо сказал он и чуть сильнее надавил дулом пистолета на затылок. Но, странное дело, угрозы в голосе уже не чувствовалось. - Руки с баранки не снимай, голову не поворачивай, а скоси глаза и посмотри на это.
На коробку с обувью что-то шлепнулось.
Я скосил глаза и увидел фотографию молодого парня, сероглазого, веснушчатого, коротко стриженного, с аккуратной рыжеватой бородкой.
- Я его не знаю.
- Знаю, что не знаешь. Скоро познакомишься. Сегодня, завтра, послезавтра встретишься. Подойдет к тебе вроде невзначай, завяжет разговор. В конфронтацию с ним не вступай, поговори, послушай. Если разговор…
- Вы что, вербуете меня? - возмутился я. Пассажир за спиной невесело рассмеялся.
- Мальчик мой, - с непонятной горечью в голосе произнес он, - я предоставляю тебе всего лишь шанс выжить. Не больше и не меньше.
От его слов мороз продрал по коже. Ну ни фига себе! Жил спокойно, не тужил, никого не трогал, считал себя если не счастливчиком, то везунчиком из-за дара выигрывать в лотереи и любые игры… И на тебе - какое "счастье" подвалило!
- А теперь выслушай напутствие до конца и хорошенько его запомни, - продолжал невидимый "благодетель", разрешивший мне выжить. - Если разговор с этим человеком тебе очень не понравится - подчеркиваю, очень! - только в этом случае скажи собеседнику: "Тэмбэсаддон". Понятно?
Я немного помолчал, осмысливая ситуацию. Несмотря на драматическое положение - угрозу прострелить голову и обещание позволить мне выжить, - от слова "Тэмбэсаддон" за три версты несло фальшью. Только в детских играх придумывают красиво звучащие, непонятные взрослым пароли. В настоящей оперативной работе, с азами которой меня знакомили в спецподразделении, ключевые слова пароля должны звучать обыденно и неброско, чтобы не вызывать недоумение у посторонних.
- Понятно, - буркнул я, но все же не удержался от язвительной реплики: - "Тэмбэсаддон" - это, случайно, не "хозяин дома" по-йорокски?
Реплика произвела должное впечатление. Я почувствовал, как ствол у затылка дрогнул, и пассажир на некоторое время замолчал.
- Как посмотрю, ты уже кое-что знаешь. Тем хуже для тебя, - сказал он, но опять в его тоне не было угрозы, наоборот, сожаление сквозило в словах странного пассажира. - Прими последнюю рекомендацию: не вздумай драпать из города. Не советую.
В этот раз я промолчал. Советчик нашелся! Приму, конечно, к сведению. Дорогого такой совет стоит, о многом говорит. Но решать, "драпать" из города или нет, и если да, то когда, буду я.
- А сейчас сверни в переулок направо и метров через двадцать остановись, - приказал пассажир.
Только тут я заметил, что мы почти выехали из города и проезжали частный сектор Рудничного района, застроенный невзрачными одноэтажными домиками еще в советские времена по типу кто во что горазд. Коттеджей "сильных мира сего" здесь не было, они располагались на другом конце города, вдоль речки Лузьмы. Вряд ли в местных халупах мог квартировать заказчик моего похищения. Значит, здесь мы расстанемся… Интересно, как? Засветится пассажир или попытается выключить меня болевым ударом? Из его положения удобнее всего бить за ухом либо по мозжечку. Первый удар вызывает настолько дикую вспышку боли, что человек если и не теряет сознание, то корчится минуты три и ничего вокруг не видит. Второй удар почти безболезнен, однако сотрясение мозжечка надолго лишает человека зрения и нарушает координацию движений. Но это у обычного человека, не у меня. Чувство боли у меня настолько притуплено, что я никогда не испытывал болевого шока. Нет, боль я чувствую, но слабовыраженную, которая лишь сообщает о повреждении какого-то участка тела. Помню, в детстве, катаясь на велосипеде, я сорвался с обрыва в Лебединский котлован и метров сто катился по склону до самого дна. Сломал ключицу, левую ногу в двух местах, три ребра. Врач "Скорой помощи" чрезвычайно удивлялся, что я остался жив, не потерял сознание, но больше всего его поразило то, что я шутил и не обращал внимания на тряску, пока меня доставляли в больницу. Интересно, а как бы он отреагировал, если бы узнал, что кости через неделю срослись?
Я свернул направо, проехал немного но пустынному переулку и остановил машину у палисадника приземистого домика с мутными маленькими окошками и давно небелеными, в серых потеках стенами.
- Здесь? - спросил я, ожидая удара. Главное - правдоподобно изобразить болевой шок и потерю сознания с открытыми глазами.
Но изображать ничего не пришлось.