Вахрушев был асом своего дела, уже по звуку работающего двигателя он определял неполадки: что нужно подрегулировать, что - заменить, а после ремонта честно ставил в известность, какой узел сколько проработает. И всегда оказывался прав. Но и брал за ремонт недешево.
Толика я нашел в гараже, блиставшем до того никогда не виданной чистотой и опрятностью. К моему удивлению, Толик предстал предо мной не в замасленной донельзя спецовке и перепачканный автолом до макушки, а чистенький, свеженький, в белоснежном, выглаженном халате, будто здесь была не автомастерская, а платная поликлиника высшего разряда.
- Привет, - поздоровался я, с нескрываемым недоумением оглядывая механика сверху донизу. Всегда всклокоченные волосы были расчесаны на безукоризненный пробор, очки в легкой золоченой оправе, ранее тусклые от пятен автола, блистали сиреневыми бликами просветленной оптики. - Никак на повышение пошел, руководишь, руками не работаешь?
- Привет. - Толик протянул ладонь и снова поразил меня чуть ли не холеной чистотой руки без привычной траурной каймы под ногтями. - Нет, работаю по-прежнему механиком, просто стиль работы изменился.
- М-да… - недоверчиво покрутил я головой, еще раз придирчиво оглядывая фигуру Толика. - Почти как в анекдоте…
- Каком еще анекдоте?
- О стиле работы.
- Ну-ну? Толик заинтриговано глянул на меня, привычным движением поправив очки. Именно из-за этого движения его очки постоянно были в автоле. Но не сейчас.
- Звонок в дверь, - начал я рассказывать анекдот. - Хозяйка открывает и видит, что на пороге стоит этакий денди во фраке, белоснежной манишке, с бабочкой. В руках кейс, словно у дипломата. В общем, "весь из себя" молодой человек. Картинка из журнала мод. "Сантехника вызывали?" - спрашивает он. "Да…" - лепечет хозяйка в полном недоумении. "Что у вас случилось?" - "Унитаз сломался…" - "Показывайте". Хозяйка ведет его в санузел. Молодой человек раскрывает кейс, а в нем инструменты, блистающие хромом и никелем, и каждый в отдельной секции. В общем, такими стерильными инструментами разве что хирургу в операционной пользоваться, а не сантехнику. Берет он никелированный разводной ключ, откручивает унитаз, снимает и начинает и так и этак, чуть ли не на просвет рассматривать. Затем поправляет белоснежную манжету на рукаве и засовывает руку по локоть в унитаз. С минуту копается внутри, вынимает руку, смотрит на ладонь, нюхает и оскорбленно восклицает: "Да вы что, гадили в него, что ли?!"
Мы посмеялись, но, несмотря на столь очевидный намек, Толик раскрывать тайну своего перевоплощения не стал.
- Так что у тебя на этот раз? - спросил он. - Опять аккумулятор подсел? Вроде рановато…
За просветленной оптикой очков в его глазах играли ехидные искорки. Отомстил он за анекдот, намекая на мою полную беспомощность в обслуживании автомобиля. В прошлый раз я к нему обращался именно из-за аккумулятора, не понимая, почему мотор плохо тянет.
- Хуже… - покачал я головой, согнал с лица улыбку й состроил горестную гримасу. Пришла пора играть роль убитого горем автолюбителя, который без машины не видит смысла жизни и не постоит за ценой, лишь бы ремонт был проведен как можно быстрее.
- Давай посмотрим, - понимающе кивнул Толик. Мы вышли из гаража и подошли к "Жигулям".
- У-тю-тю! - присвистнул Толик, обходя машину со всех сторон, - Тут запять минут це управишься…
- Понятное дело, - поддакнул я и сунул ему в карман халата сложенные пополам купюры. Три тысячи, которые не взял гибэдэдэшник.
Толик как-то странно глянул на карман, но проверять сумму не стал. Понимал, что это даже не задаток, а так, наживка, чтобы склонить его к первоочередности ремонта "Жигулей". Основную сумму он сдерет по окончании работ. Помимо официальной, по квитанции, естественно.
- Заходи завтра после обеда, - сказал он. - Устраивает?
У меня перехватило дыхание. На сервис по высшему разряду и надеяться не мог. Мне казалось, что на ремонт уйдет не меньше недели.
- Ну, спасибо! Ну, уважил! - искренне восхитился я.
- Да чего уж там… - неожиданно сконфузился Толик, чего я раньше за ним никогда не замечал, и махнул рукой. - На это время могу дать стопоход. Берешь?
- Что? - не понял я.
- Ах да… - спохватился Толик и бросил на меня быстрый взгляд. В его глазах промелькнуло то же выражение, что и у "гибэдэдэшника", стоявшего на посту за околицей города. Будто оба жалели меня за то, чего мне понять не дано.
- Это я так… - поморщился он, глядя в сторону. - В общем, завтра после обеда. Пока.
Он протянул мне руку.
- Пока…
Отойдя от автосервиса, я оглянулся. Толик подошел к дверям гаража, вынул что-то из кармана, мельком глянул и выбросил в урну. Я споткнулся на ровном месте и остолбенел. Различить отсюда, что выбросил в урну механик, было невозможно, но жуткая по своей сути догадка обожгла сознание. Подождав, пока Толик не скроется за дверью гаража, я, воровато оглядываясь по сторонам, приблизился к урне и заглянул. На дне урны сиротливо покоились сложенные пополам пятисотки. Толик даже не удосужился их пересчитать.
Глава 10
Возвращаясь домой пешком, я затравленно рыскал глазами по сторонам, пытаясь понять, что изменилось в городе. Эксперименты, наподобие тех, как поворошить палкой муравейник или накрыть жука на столе стаканом, проводятся умозрительно. Слишком они просты, чтобы проверять их на практике. Поэтому не стоило тешить себя надеждой, что, накрыв Холмовск куполом, пришельцы этим и ограничатся. Сделали они что-то еще, причем кардинально, но этого "чего-то" я и не замечал. Или не понимал - о чем красноречиво свидетельствовала жалость ко мне в глазах гибэдэдэшника и механика автосервиса Толика Вахрушева.
Вокруг вроде бы ничего не изменилось - те же дома, те же люди… Кроме розового света, льющегося с небес. От этого света мир вокруг казался радужным и веселым, вопреки стойкой мрачной предубежденности. Машин на улицах было мало, но Холмовск никогда не отличался насыщенностью автотранспортом - не столица, заштатный городок.
Вглядываясь в прохожих, я вдруг обнаружил, что с их лиц исчезла озабоченность, они стали одухотвореннее, что ли… Никто никуда не спешил, все шли спокойно, не суетясь, с каким-то внутренним достоинством и в то же время душевной открытостью. Казалось, заговори с любым, и он тут же остановится и ответит тебе радушием. Но я прекрасно понимал, что в данном случае сказывается известный даже ребенку эффект розовых очков, помимо воли настраивающий психику на благодушный лад. А потом - давно ли я смотрел на встречных, обращал внимание на выражение их лиц? Честно говоря, до сегодняшнего дня мне было наплевать, кто чем озабочен или чему радуется. Жил в свое удовольствие исключительно ради себя. Так же, как подавляющее большинство в этом мире.
И все же в городе что-то изменилось, но что именно, я уловить не мог. То ли было не дано, то ли сознание еще не справилось с потрясениями сегодняшнего утра. Как бы в подтверждение моего неадекватного состояния, мне постоянно мерещился запах весенней фиалки. Даже в гараже автосервиса, где атмосфера была пропитана запахами бензина и машинного масла, напрочь отбивающими тонкие ароматы. Как понимаю, навязчивый залах не имел никакого отношения к обонянию, скорее, к подсознанию. Что-то вроде идеи фикс на обонятельном уровне.
Дойдя до своего дома, я в нерешительности остановился. Идти в квартиру и слушать сентенции говорящего пса с сознанием пришельца и наполовину (как он сам охарактеризовал) земным телом не хотелось.
Покопавшись в карманах, я наскреб около трехсот рублей. На пиво хватит. Чисто русская привычка: если на душе тошно - напейся. Пить водку - с души воротило, а вот пиво - в самый раз. Мягкий напиток, хорошо снимает стресс. К тому же "хождение в народ" могло дать пищу для ума. Постою за стойкой, послушаю чужие разговоры, авось кто-либо из работяг поболе моего знает. Авось - это ведь тоже чисто по-нашенски…
Но "хождения в народ" не получилось. Обойдя липовый сквер, я увидел, что пивной ларек закрыт, а двое рабочих в оранжевых фирменных комбинезонах срезают автогеном металлический стол. Вот тебе и перемены в городе, но к пришельцам, понятное дело, они никакого отношения не имели. Не понравилось кому-то, что на бойком месте торгуют дешевым пивом, и решили ларек закрыть. Причем не дожидаясь, когда демонтируют металлический стол, поставили рядом пластиковые столики с зонтиками и торговали тем же пивом, но, естественно, уже по завышенным ценам.
Унылым взглядом я окинул контингент посетителей нового кафе на тротуаре. Разочарование полное. Вполне приличные интеллигентные люди - кто пил пиво, кто ел мороженое. В такой среде стресс не снимешь… Уж лучше взять в гастрономе бутылку водки, разыскать в сквере бомжей, часто ночующих здесь, и напиться с ними, чем чинно глотать пиво среди новых интеллигентов, озабоченных исключительно курсом акций.
Я уже развернулся, чтобы идти в гастроном; но тут меня окликнули:
- Артем! Идите сюда!
Оглянувшись, я узнал писателя-фантаста. Он сидел за крайним столиком и был единственным в кафе, перед кем на столе стояли четыре кружки пива. И единственным, кто курил, в противовес всем присутствующим в кафе, показывая как количеством пива, так и сигаретами, что ведет активный нездоровый образ жизни. С таким человеком пиво пить можно. Настоящую интеллигенцию издалека видно.
- Добрый день, Валентин Сергеевич, - поздоровался я, подходя.
- Не уверен… - вздохнул писатель и поморщился. - Присаживайтесь, угощайтесь.
Он был рад встрече, но в то же время в его глазах читалась некая настороженность.
Я сел в пластиковое кресло и потянулся к кружке пива.
- Как жизнь? - поинтересовался Валентин Сергеевич, пытливо вглядываясь в мои глаза. Ему явно что-то было нужно от меня, но я не стал ломать над этим голову. Хотелось пива.
- А… - отмахнулся я рукой. - Что жизнь? Проходит…
Залпом опорожнил кружку, выдохнул, замотал головой.
- Что так? - вновь спросил он, не сводя с меня пристального взгляда.
- Не помогает…. - пожаловался я.
- Берите вторую.
Я взял вторую кружку, но всю осилить не смог, только половину. Перевел дух, полез в карман, достал деньги.
- Восполним убыток, - сказал я, оглядываясь в поисках официанта.
- Так вы ничего не знаете… - протянул писатель.
- Чего не знаю?
Я продолжал оглядываться. Ни бармена за стойкой блистающего хромом и пластиком фирменного киоска, ни какого-нибудь другого обслуживающего персонала нигде не было.
- Пиво бесплатное.
- Что значит бесплатное? Предприниматель решил расщедриться по поводу открытия нового кафе?
- Нет. С сегодняшнего дня в городе ВСЕ БЕСПЛАТНО. Если бы меня ударили обухом по голове, эффект
был бы тот же. Или даже лучше - по крайней мере, потерял бы сознание, а не застыл сидячей статуей. Мысли смешались, как все в доме Облонских, и я начал заикаться:
- К-как вы с-сказали?
- С сегодняшнего дня в городе все бесплатно, - повторил Валентин Сергеевич.
- Эт-то что? Наступила эра свет-тлого ком-мунизма? Получилось насмешливо, но спрашивал я серьезно.
- Я бы сказал - розового, - поправил меня он. Настороженность исчезла из глаз писателя, и он с явным облегчением откинулся на спинку пластикового кресла. - Не заметили, что свет от солнца стал розовым, а небо зеленым? И еще запах какой-то тонкий… Как вчера на кладбище.
- Весенней фиалки? - с замиранием сердца спросил я.
- Вот-вот! - обрадовался писатель. - А я долго не мог понять, чем это пахнет!
"Выходит, я не ошибся, с тоской пронеслось в голове. - Нет у меня обонятельной галлюцинации…"
Я допил пиво, повертел в руках кружку. Мысли никак не хотели упорядочиваться.
- Так где тут бесплатное пиво наливают? - только и нашелся что спросить, хотя пива уже не хотелось. Хотелось водки, чтобы упиться до потери сознания.
- Здесь самообслуживание. Только берите в крайнем автомате слева. В остальных пиво безалкогольное.
Я взял пустые кружки и направился к автомату. Механической походкой, будто сам был автоматом. Безалкогольное пиво - этого я не понимал и в нормальное время. Пиво должно быть алкогольным, как масло масляным. Это неотъемлемые составляющие. Можно ли себе представить нежирное масло? Впрочем, сейчас появилось и такое…
Налив пива, я вернулся, сел и окинул взглядом соседние столики. Пиво пили только два человека, но по их лицам было понятно, что пиво у них без определяющего напиток ингредиента.
- А водку здесь не дают? - запоздало спросил я. Можно было и самому посмотреть, что там за стойкой на прилавке.
- Нет, - тяжело вздохнул Валентин Сергеевич. Похоже, он испытывал те же чувства, что и я. - Есть вино, но тоже безалкогольное.
Я отхлебнул пива и икнул.
- Возьмите, попробуйте.
Валентин Сергеевич пододвинул ко мне тарелку с мясистыми темно-зелеными листьями.
- Что это?
- Не знаю. На ценнике, или как его там теперь называть в эпоху бесплатности, написано: "Паториче к пиву".
Взяв лист, я попробовал. С виду хрупкий, из-за больших разветвленных прожилок лист оказался неожиданно плотным и по вкусу напоминал воблу. Только без запаха. Не приходилось мне ранее слышать о таком растении, как паториче. Впрочем, слова "ауфлемэ" и "тэмбэсаддон" я тоже услышал недавно.
- Что же произошло? - спросил я, беспомощно озираясь.
За голыми кронами низеньких лип, не выпустивших пока ни одного листочка, по дороге проносились автомобили, по тротуару шли люди, и вроде бы ничего не изменилось. Но над головой простиралось зеленое небо, город заливал розовый свет, и на столе в тарелке передо мной лежал лист неземного растения. То, что на Земле такого растения быть не может, я понял сразу - иначе Россия закупала бы его сотнями тонн. Любят у нас пиво с воблой… И еще было одно, что я понял только сейчас. С самого раннего утра все в городе: и гибэдэдэшник за околицей, и механик в автосервисе, и даже Валентин Сергеевич - знали, что с сегодняшнего дня деньги ничего не значат. Один я не знал.
- Что произошло? - переспросил Валентин Сергеевич и глубоко затянулся сигаретой, - Как говорят, это вопрос вопросов. С самого утра ломаю над ним голову. Проснулся я, как всегда, поздно, выпил кофе и направился в магазин за хлебом… Кстати, - он невесело усмехнулся, - хлеба так и не взял, надо бы не забыть, когда буду домой возвращаться… Так вот, выхожу из подъезда и вижу - все вокруг залито розовым светом. Подивился я, что на старости лет сподобился лицезреть необычное атмосферное явление - и в мыслях тогда не было, что никакое это не атмосферное явление, а настоящее светопреставление. Подхожу к киоску, хочу сигарет купить. А мне их бесплатно дают, но предупреждают, что сигареты скоро закончатся и новых поступлений не будет. Пора, мол, завязывать с вредными привычками. И смотрит на меня продавец так это жалостливо, сочувствующе, как на безнадежно больного. С кем потом ни заговаривал, все на меня так смотрят. Оторопел я немного от сообщения продавца, что все в городе теперь бесплатно, не поверил, но, однако, зашел в универмаг, где давно себе курточку присмотрел, но все не решался купить - дороговато… И оказалось, смотрите, - он показал на себе новую куртку, - тоже бесплатно. В общем, получилось, как в анекдоте: ни хрена себе - за хлебом сходил… Я тогда по-настоящему растерялся и принялся ходить по магазинам. Действительно все, ВСЕ БЕСПЛАТНО! Но, что удивительно, никакого ажиотажа не наблюдается. Заходят люди в магазин, берут, что надо, и уходят. Спокойно, обыденно, будто всю жизнь жили при бесплатном режиме. Этакие новообращенные самаритяне. Честно скажу, сам атеист до мозга костей, но показалось мне тогда, что умер я и попал вот в такой вот загробный мир. Рай в розовом свете. Заболело у меня тогда сердце, не молодой человек все-таки, доплелся сюда и стал пиво пить. Так и сидел, пока вас не увидел. Вы - первый нормальный человек в розовом раю. А все эти… - Он поморщился, широко махнул рукой. - Алкоголь не потребляют, не курят, все такие правильные… Вы только прислушайтесь, о чем и как говорят эти люди. Такое впечатление, что это не обычный промышленный городок в российской глубинке, а, по крайней мере, университетский городок в Оксфорде.
Не поворачивая головы, я прислушался к разговору за соседним столиком.
- …По-моему, Сергей Павлович, - говорил хорошо поставленный баритон, - при синтезе нуклеотидов лучше использовать наработки Майлетской лаборатории. Метод программированной витализации позволяет на порядок снизить нежелательные хромосомные аберрации.
- Олег Борисович, вы забываете, что у нас не исследовательская лаборатория, а промышленное производство, - корректно возражал суховатый, надтреснутый голос. - Метод программированной витализации разработан для тиражирования клеточных структур биомеханизмов. Но то, что хорошо для производства биотехники, где тиражирование приветствуется, не годится для синтеза промежуточных носителей. Однотипность хромосомного набора существенно ослабит их популяцию. Не забывайте к тому же, что средняя продолжительность жизни промежуточных носителей и без того составляет всего десять лет. Природа не терпит единообразия, поэтому хромосомные аберрации должны иметь в нашем производстве широчайший спектр…
- Послушали? - спросил Валентин Сергеевич. - Мне их треп напоминает наукообразные диалоги из фантастической литературы времён застоя.
Я повернулся и посмотрел на соседний столик. Двое прилично одетых мужчин лет по пятьдесят вели спокойный наукообразный диалог. В отличие от Валентина Сергеевича, мне они вовсе не показались персонажами. Спокойно и очень естественно ели Из вазочек мороженое, пили безалкогольное вино, разговаривали. Нет, не спорили, сидя истуканами, как в дебильных фантастических романах, и доказывая друг другу свою точку зрения, и даже не дискутировали, а просто обменивались мнениями по какой-то научной проблеме. В одном был прав Валентин Сергеевич: эта пара смотрелась бы естественно где угодно, в том же кафе научного городка в Оксфорде, но никак не в захолустном Холмовске.
- Простите, что вмешиваюсь, - сказал я, верный своему принципу "хождения в народ", - но мы вот тут сидим, краем уха слушаем ваш разговор и никак не можем понять, о чем идет речь. Если не секрет, не могли бы объяснить попроще, в двух словах?
Я ожидал какой угодно реакции - от уничижительной отповеди до оскорбления. Ничего подобного.
- Отнюдь не секрет, - пожал плечами худой, костистый мужчина с бледноватым лицом. - Мы обсуждаем теоретическую проблему, как продлить жизнь таким, как вы.
- Вы геронтологи? - вмешался Валентин Сергеевич, переводя недоуменный взгляд с них на меня. - Тогда при чем тут Артем с его-то годами? Скорее уж речь может идти о моем возрасте…
- Лично вы - случай особый, - заметил второй, небольшого роста, плотный мужчина.
Оба смотрели на нас открытыми доброжелательными взглядами, но где-то в глубине их глаз читалось нечто вроде сочувствия.