Он стоит один на открытом пространстве, языки тени медленно расходятся в стороны.
– Пошёл в пустоту, Заро!..
Тень целится в координатора.
Милена бросается вперед и успевает сбить Заро с ног.
"Всё", – шепчет внутренний парень.
Нет. Не всё. Милена успевает увидеть, как между дисками тени проскакивает голубоватая молния.
Вспышка!..
Глава 18
Времени было слишком мало, чтобы увидеть всю жизнь. Лишь несколько мгновений пронеслось перед ней. Ком сладкой ваты, купленный на аттракционах. Там же, с родителями, на чертовом колесе. Потом вдруг третий класс, урок математики. После этого сразу первый курс и экзамен по английскому. Затем неожиданно город чистой расы. Хозяйка "Томной Розы Ветров" предлагает мутанта-ублажителя (какая глупость!). Балкончик и мелкая рябь на воде… Вик!.. И ещё несколько вопросов. Что было смыслом твоей жизни? Что ты искала? Что нашла? И куда теперь?
Осторожный шаг.
Тот парень, что жил внутри, тоже шагает навстречу. Выходит наружу, становится рядом.
– И я умер, – говорит он. – Мы оба.
Милена о смотрит на свои руки, ноги.
Замечательно, что на ней опять та же старая юбка, блуза… Вообще, всё замечательно. Так легко.
– Всё реальное! – говорит она. – И… я мыслю – выходит, существую! Я смогу ещё увидеть землю?
Парень коротко улыбается.
Навстречу, из густого фиолетового тумана выходит немолодой мужчина. Это человек крепкого телосложения со здоровым румянцем и лохматыми седыми бакенбардами. На нём жилетка поверх голого тела, мятые штаны. Вид у него суровый и скучающий.
– Всё как ты сказал, Харт, – говорит парень, назвавший себя кашатером. – Три мира, а потом смерть… Это и был путь становления.
Он оборачивается к Милене.
– Всё будет так как ты сама захочешь.
Старик поднимает руку. Туман рассеивается.
– Ты почти прав, – говорит Харт.
– Почему: почти?
– Она так и не побывала в иной вселенной.
Харт указывает в сторону моря.
– Тебе туда, девушка.
– А что там? – Милене кажется, что она чувствует дыхание моря.
Ей уже не нужны эти двое. Она всё знает сама.
Только бы не потерять ощущение реальности.
Она идёт, ускоряя шаг, к воде. На ходу сбрасывает с себя блузу, юбку и всё остальное…
Милена оборачивается, не замедляя шаг. Сзади всё та же серебристо-белая пустота. Там ничего нет. Всё – впереди.
– Свобода!
Ей становится несказанно легко.
Милена радостно вскрикивает и, легко толкаясь босыми ногами, несётся вперёд, в ласковую пену прибоя.
Глава 19
Балмар резко оборвал связь и отстранился от пульта. Руки дрожали. Смерть стояла перед глазами.
Итак, история изменилась. Это значит, что ему никогда и не перед кем не придется отвечать за случившееся.
Та история, которая была прежде, стала его личным достоянием. Теперь он – жрец-не-происшедшего.
Балмар добрел до кресла и, развернувшись, опустился в него.
Ему надо было осмыслить то, что только что случилось.
Женщин было две. Одна из них должна была стать Журдиланой, другая Ладо.
Только что одна из женщин была уничтожена.
Кем ей суждено было стать? Ладо? Журдиланой? Одной из равновеликих божеств, которым поклонялась треть вселенной…
Что было дальше?
Нет, он не в силах был смотреть.
Боги умирали.
Когда-то скандальная слава этих кумиров докатывалась до противоположного берега вселенной.
Богов-хомунов боялись и уважали.
Теперь одно из имен навеки стерто из памяти вселенских сущностей. Даже те кашатеры-хомуны, которые участвовали в операции, мгновенно о нем забыли. Так было задумано. Временные способны и на большее.
Горе мне, горе… Уж лучше бы пережить страшный позор и сгинуть самому, чем продолжать существовать с невидимым клеймом убийцы собственных богов!
Сигнал до лаборатории долетает мгновенно. Это значит, что смерть не рожденной богини случилась только что.
За женщиной должны последовать и остальные кандидаты. И, может быть, уже все мертвы. Пульт выключен, и Балмару неведомо, что там происходит сейчас.
Есть ещё один способ узнать это.
Если из кластеров памяти вселенной удалены сведения о существе, то должны исчезнуть все факты, подтверждающие его существование.
В учебном зале висят (висели?) портреты Стаброка, Журдиланы, Ладо и Махалуса.
Если боги умерли, портреты должны исчезнуть.
О, всемирное зло! Теперь никогда больше не увидеть их лики.
Безжалостный луч солитонатора испепелил эфирное тело молодой женщины, и, скорее всего, задел ещё кого-нибудь. Движение вправо, движение влево – и весь пантеон разрушен.
За секунду до этого, Балмар узнал в огромном, двухметровом красавце Махалуса, которому сто земных лет назад приготовил смертельную ловушку в Глубине Мегафара.
И теперь он убивает его во второй раз. Но этот раз обещает быть последним.
Балмар беззвучно застонал, схватив лицо руками, и вдруг резко поднялся и вышел из лаборатории.
Он втиснулся в лифт и, нажав на кнопку, стал подниматься вверх, не замечая, как тик дергает половину лица.
Ладно. Что дальше?
Боги умрут, и больше не будет богов ни на территории Хомофара, ни в сердце твоего народа.
Кто же их заменит, если не ты, главный хомун? Ведь тебе больше не опасен шантаж Временных, поскольку и самого компромата больше не существует. Запись разговора с Персоназами должна исчезнуть, поскольку ты не смог бы приготовить ловушку несуществующему кашатеру.
Но неожиданно Балмару пришло в голову, что, если не станет Махалуса, то не будет и его заслуг перед Кантаратом. А значит, Хомофар уже не является членом совета главной тройки…
Лифт остановился, дверь открылась и внутрь собиралась войти девушка в зеленой форме, но, узнав Балмара, остановилась и, почтительно поклонившись, отступила назад.
Дверь вновь закрылась, и лифт пополз дальше.
Все образуется, подумал Балмар.
Пусть слабым, но все же утешением служит то, что Хи имеет привычку сдерживать свое слово. И может быть, он вернет кашатера Криброка.
Расина, вероятно, рано или поздно отыщут, но надеяться на то, что его возвратят в Кантарат, глупо.
Расин успел стать кашатером, и о нем не забудут, хотя вскоре шум, поднятый им, утихнет. Тогда можно будет попытаться вылепить из погибшего кашатера подобие нового героя.
Об этом он подумает позже.
А сейчас – прочь, глупые мысли. Старой истории приходит конец. Он – главный хомун – жертвует ею во имя новой.
Лифт остановился.
Сердце ёкнуло в тот миг, когда дверь начала открываться.
Балмар придал лицу солидное выражение на случай, если в зале окажется кто-нибудь из курсантов, и шагнул вперед.
Зал был пустым.
Выйдя на середину, Балмар оглянулся.
С четырёх портретов на него с легким укором смотрели боги.
– Что я такое теперь? – спросил Вадим, когда Милена скрылась из виду.
– Ты прошел три васты, умер и побывал в четвёртом измерении, – ответил старик.
– И что с того? Я теперь бог? – Вадим огляделся. – Где мы? Где Доэ? И зс какой целью ты отобрал у меня память? Я кое-что вспомнил, но до сих пор не знаю, всё ли.
– В этом мире не осталось никого, кто мог бы следить за судьбами, – сказал Харт. – Относительно устойчивые прежде связи давно нарушены. Всюду хаос. Вселенной давно уже требуется починка. Раньше в Мегафаре была гармония и справедливость. А теперь неразбериха.
– Харт, ты, как всегда, говоришь загадками.
Вадим сделал несколько шагов в ту сторону, где только что плескалось море, но всё застилал непроглядный туман.
– Она исчезла в волнах, – вздохнул Вадим. – Для этого ей пришлось проделать такой трудный и бестолковый путь. Ты всё устроил, да?
– Её ждёт то, что она искала, – ответил Харт.
– Сокровища? Это хорошо… – Вадим обернулся, посмотрел старику в глаза. – Так где же Доэ?
– Она в пути, – сказал Харт. – Так же, как и ты.
– Где она, Харт? Я хочу знать.
– Я уже дважды говорил тебе, что во вселенной вы обречены, – сказал старик. – Повторю и в третий раз: вы обречены. Всё оружие мира нацелено на точку, через которую вы войдете в Мегафар, будь то Глубина, будь то оболочка.
– Но я же завершил путь становления!
Харт покачал головой.
– Нет.
– Что нет?! Я должен ещё что-то сделать?! Ещё десять раз умереть?!
– Сделай выбор, – сказал Харт.
– Но путь уже пройден…
– Если так, то зачем задаёшь глупые вопросы? – проворчал Харт. – Реши сам, кто ты такой и что должен делать. А теперь выбирайся.
– Постой! Что ты сделал с моей памятью?
Но видхар исчез.
Глава 20
Ладно, сказал себе Вадим. Он остановился на том, что он – это он, а не какой-нибудь там бог или что-то ещё. К чему выдумывать имя, если оно у тебя уже есть? Разве ребенку после того, как он научивлся ходить, дают другое имя или новое звание?
Оставшись наедине с самим собой, Вадим задумался.
Для начала необходимо расставить приоритеты. Многое изменилось с тех пор, как он покинул родной город и пошагал вглубь уровней, уверовав в свою необходимость там, на линии огня.
Он сражался с дивноголосыми контролёрами, летал над крышами домов, нёс весть в Кантарат, мчался по колодцу Глубины, умирал от голода, разговаривал с грибом, сражался с ледорубами – и остался все тем же Вадимом Расиным. Он боролся с чернью, спасал Криброка, охотился на Захватчика, отдавал на суд присяжных-ледорубов, а затем снова похищал, покидал пределы вселенной, проникал в разум девушки и даже умирал. И, несмотря на это, если с него снять сейчас лиловый костюм летающего кашатера, надеть белый халат и вернуть в больницу, он снова сможет пойти на обход, опрашивать пациентов и давать через плечо указания постовой медсестре.
Он всё тот же и, вместе с тем, совершенно другой. Теперь не обстоятельства выбирают его, а он выбирает обстоятельства. И пускай Доэ не рядом, и Харт не дал ответа, будущее всецело зависит от его выбора. А ему действительно есть из чего выбирать.
Первое. Если раньше он был хирургом и жил в столице Украины Киеве, то теперь будет хомуном-странником и должен отыскать место, которое иногда будет его приютом. Место, где он сможет восстанавливать силы и размышлять о преходящем и вечном. Где он сможет скрыться от преследователей, ведь не просить же ему всякий раз помощи у Харта.
Второе. Балмар, главный хомун, начальник Кантарата. Как можно допустить, чтобы этот человекообразный бюрократ правил громадным куском вселенной и считал себя отцом и благодетелем человечества? Вадим обязательно вернётся в Пустыню и отыщет хомунов, недовольных правлением слабодушного императора, приложит все силы к тому, чтобы устроить переворот. Увы, он слишком мало времени провел в Кантарате и не знает ещё ни единой достойной кандидатуры на место главного хомуна.
Третье. Доэ. Надо сказать себе правду о ней. А чтобы сказать себе правду о Доэ, необходимо время и место, чтобы подумать.
Итак, приоритеты.
Новый дом.
Балмар.
Доэ.
Вадим посмотрел под ноги. Сероватый грунт. Туман, окутывающий со всех сторон, подбирается к самым стопам.
Безусловно, он не в Мегафаре, равно как и не в одной из трёх васт. Тогда где же? В каком-нибудь кармане вселенной Харта?
Нет сомнения в том, что в Пустоте кроме вселенных и васт возможно существование непостоянных миров, таких, как лабиринт из каналов, по которым Вадим бродил, когда Харт его вышвырнул со своего берега, или как этот маленький пятачок под ногами.
Что ж, приступим.
Вадим хлопнул в ладоши, и пространство мгновенно расширилось до размеров футбольного поля.
Хорошо. Да нет, просто прекрасно. К сожалению, нет способа подтвердить или опровергнуть реальность этого места. Это вполне может оказаться чем-то вроде сна. Впрочем, все призрачно.
Кстати, можно было обойтись и без хлопка.
Вадим оттолкнулся от грунта и пронесся над полем, разбрасывая по пути всевозможные предметы: скамейку, урну, скульптуру в виде мальчика с горном, велосипед и… Воображение больше не могло ничего придумать.
Вадим сделал вираж, пролетел мимо только что созданных предметов и, даже не приближаясь к ним, увидел, что все они ни качеством, ни дизайном похвастаться не могут.
Да уж, не достаточно быть создателем, надо быть ещё художником и хорошим ремесленником.
Вадим опустился рядом с велосипедом. Он был сделан из легкого металла, покрытого зеленой краской, – именно так Вадим его себе представил. Чего-то явно не хватало в этой конструкции. Рама была какой-то неправильной. Вадим проверил педали: те оказались неподвижными. Ещё бы. Ведь, создавая велосипед, он не думал ни о подшипниках, ни о цепи, ни об осях.
Пусть будет действующим! – мысленно сказал Вадим, но ничего не изменилось.
Вадим вздохнул.
Трудно быть богом, подумал он, вспомнив Стругацких.
Перебросив ногу через раму, Вадим уселся на сиденье, поставил ступни на педали и… издавая громкий скрип, сдвинулся с места.
Приспосабливаясь к телу, велосипед менял форму. Ход улучшился, стал тише.
– Быстрей! – приказал сам себе Вадим.
Ноги замелькали, почти не ощущая нагрузки.
– Ветер навстречу! – скомандовал Вадим и почувствовал, как поток воздуха ударил в лицо.
Пугающее всесилие…
Он мчался по узкой лесной тропинке.
Эх, видели бы его сейчас ученые мужи космических ведомств!
Трава, стелющиеся кустарники, обрамляющие тропу, исчезали в пустоте. Не было ни звезд, ни тьмы.
Тропинка вела к тому участку колодца "Кантарат – ледяное сердце", где располагался карман персолипа. У Вадима не было ни путеводителя, ни каких-либо навигационных приборов, однако тропинка направлялась прямо к месту назначения. Он так хотел.
Возможно ли было преодолеть это расстояние мгновенно? Безусловно, да. Но Вадим добирался именно тем способом, которых подсказала интуиция.
Он ехал не спеша. Тропинка петляла, огибала несуществующие стволы деревьев, проваливалась и взлетала вверх. По расчетам Вадима, она должна была постепенно перейти в сам колодец.
Но может ли он, пособник Захватчика, так просто взять и вынырнуть где-нибудь среди вселенной, да ещё на полпути от центра к Кантарату.
Разумеется, нет.
Вадим не собирался игнорировать предостережение Харта, он кое-что замыслил и оттого не слишком торопился. Требовалось время, чтобы освоиться с новым состоянием и проверить хотя бы часть своих возможностей.
По ходу движения Вадим несколько раз проводил эксперимент.
Он расширял пространство по сторонам и снизу, а сверху оставлял все таким, как есть. Когда трава и кустарники разбегались на десятки шагов и из земли вырастали деревья с изогнутыми стволами, Вадим вдруг набрасывал на себя тонкостенный колпак из… пустоты. Созданный из его собственной силы лес превращался в лабораторию, в центре которой находился невидимый мирок.
Поначалу эксперимент удавался плохо. Колпак то и дело терял форму, искажался, стенки его рвались, и мирок оказывался недолговечным.
Тогда Вадим пошел на хитрость. Вместо леса он создал подобие кратера, а колпак из пустоты соорудил в форме шара. Такой мирок оказался значительно устойчивее.
Пустота, которая не была даже вакуумом, мало-помалу начинала его слушаться. Вадим вновь и вновь сооружал шары, пока не добился идеальной формы. В таком виде колпак для своего жизнеобеспечения почти не требовал энергетических затрат и мог существовать неограниченно долго.
Оставшись довольным своим изобретением, Вадим приказал тропинке свернуть и, надавив на педали, выехал в колодец.
"Приветствую вас, Мастер Справедливости! – воскликнул персолип, лишь только Вадим завершил сотворение пустотного пузыря. – Ну, вы и шуму подняли в Мегафаре! Разговоры до сих пор не утихают. Однако я слышал, что вам удалось сбежать. Что Иное Подобие предоставил вам убежище. Это правда?"
– Мастер Справедливости? А что, пожалуй мне нравится это имечко. Скажи-ка, Странное Создание, ты по-прежнему мечтаешь пожить среди хомунов?
Персолип задумался.
"Если вы хотите отправить меня куда-нибудь в оболочку вселенной, то думаю, это не очень хорошая идея".
Вадим усмехнулся.
– А если ты сам при этом будешь в человеческой шкуре?
"Ах!"
Вадиму показалось, что гриб шевельнулся. Но нет. Такого не может быть. Персолип – форма статичная.
Странное Создание на чем-то усиленно сосредоточивалось: Вадим это чувствовал.
"Вы очень изменились, – наконец сказал персолип. – Что стало с вашими мыслями?"
– С мыслями всё в порядке, – ответил Вадим. – Но теперь они недоступны для других. Такая уж выработалась привычка. Ты на вопрос не ответил.
"Готов быть вашим вечным слугой и личным советником за обещанную человеческую шкуру!" – торопливо отчеканил персолип.
– Советником, говоришь… Что ж, это кстати. В таком случае, прежде чем приступить к экспериментам, давай поговорим. Вопрос первый. Что ты знаешь о Харте?
"Так у вас и впрямь есть лишняя человеческая шкура?"
– Возможно, даже не одна. Но твоё нетерпение мне не нравится. Ты просидел в пещере много веков. Попробуй подождать ещё немного. Итак, я спросил тебя о Харте.
"О, – спохватился гриб. – Безусловно! Харт – Иное Понимание. Он же – Иное Подобие".
– Почему так говорят?
"Харт состоит из величины, которой нет ни во времени, ни в пространстве, ни в сознании. Он – антипространство и антивремя. И даже антисознание".
– Что же это за величина, которая отсутствует в абсолютных вастах?
Персолип выдержал паузу и объявил:
"Это – точка".
– Точка?
"Математическая".
Вадим хмыкнул.
– Точка есть и в пространстве, и во времени, и… в сознании тоже. Точка есть везде.
"Вовсе нет. Три чистые васты изначально точки лишены. Вы скоро это поймёте. Один лишь Харт – истинная точка в математическом смысле".
– Как так?
"Попытаюсь объяснить близкими вам понятиями. Итак, точка. Она бесконечно мала. Математики всех двенадцати фаров единодушно заявляют, что это неоспоримый факт. Вдумайтесь в смысл слова "бесконечно". Бесконечно мала – это значит, мала до полного исчезновения. Понимаете? Точка – небытиё. Другими словами, точка физически вообще не может существовать".