Затем капитан в сопровождении двух опытных сыскарей спустился в спецхранилище и принялся прочесывать его ящик за ящиком. Хранилище было огромным и обыскать его целиком вряд ли удалось бы за месяц. Но тут Шибанову неожиданно повезло. Кто-то из сыскарей вспомнил, что все вещдоки, попавшие в хранилище после тридцать седьмого года, хранились в шкафах с литерами "Л", "М" и "Н". Поскольку Гумилева арестовали в тридцать восьмом году, круг поиска сужался в несколько раз. К тому же в хранилище имелись подробные описи, занимавшие два десятка толстенных гроссбухов.
Ни в одном из шкафов, отмеченных этими литерами, изъятых у Гумилева предметов, однако, обнаружить не удалось. Шибанов перетряс все ящики и заставил сыскарей сверить находившиеся там вещдоки с описями. Здесь его ждал очередной удар: согласно записям в гроссбухах, предмет из серебристого металла, изображавший птицу, и карта с неизвестным шифром должны были находиться в ящике с маркировкой М 58/77. Капитан бросился проверять ящик и обнаружил, что он пуст.
Ситуация складывалась аховая: личное дело Гумилева и обнаруженные им в Туркестане предметы исчезли, единственный человек, который мог что-то знать об обстоятельствах их исчезновения, был мертв. Шибанов не без труда выяснил, кто из следователей вел дело о гибели сержанта Андреева и пробился к нему в кабинет. Поначалу следователь, рослый здоровяк с погонами майора, наотрез отказывался сообщать ему какую-либо информацию и едва ли не хамил Шибанову в лицо. В конце концов капитан потерял терпение и прямо из кабинета следователя позвонил порученцу Берия Саркисову.
Следующие пятнадцать минут Шибанов злорадно наблюдал, как майор становится меньше ростом и уже в плечах. Отборный мат Саркисова было слышно даже на лестнице.
К тому моменту, когда порученец Берия израсходовал большую часть своего богатого запаса обсценных выражений, следователь был уже полностью укрощен и готов к сотрудничеству. Дрожа от перенесенного потрясения, он рассказал Шибанову, что сержанту Андрееву, скорее всего, сломали шейные позвонки профессионально нанесенным ударом из арсенала боевого самбо, и что убийство совершено, вероятно, теми же злоумышленниками, которые проникли в здание управления со стороны улицы Каляева, вырезав стекло в окне первого этажа.
- Интересно тут у вас, - проговорил капитан, представив себе крадущихся по коридорам Большого дома злоумышленников. - И что, часто к вам этак по-свойски воры залезают?
- Клянусь! - рыдающим голосом закричал майор, зачем-то прижимая к груди телефонную трубку. - Первый раз за пятнадцать лет! Никто! Никогда! Даже подумать не мог! Чтобы! Покуситься!
- Следы хоть какие-нибудь остались? - спросил Шибанов, уже догадываясь, что ответит ему следователь.
- Нет! Все чисто! Только в хранилище пулю нашли от нагана и пятна крови. А так они даже стекло, которое вырезали, тряпочкой протерли!
"Профессионалы работали", - подумал Шибанов. Он поднялся и с легким сожалением взглянул на следователя.
- Колыма тебе светит, майор, - сказал он и вышел.
Тем же вечером Шибанов вылетел в Москву. Когда У-2 пролетал над позициями немцев в районе Луги, по нему открыла огонь зенитная батарея. Капитан с интересом обнаружил, что совершенно не испытывает страха.
"А может, ну его к черту, - подумал он, - пусть лучше собьют… Меньше позора будет".
Но то ли ему везло, то ли судьба хранила его, как бычка, предназначенного на заклание. У-2 благополучно миновал немецкие огневые рубежи и спустя три часа сел на одном из подмосковных аэродромов.
Выйдя из самолета, капитан крепко задумался. В Ленинград его посылал лично Лаврентий Павлович Берия, и докладываться он должен был именно ему. Но что-то подсказывало Шибанову, что если он примчится к наркому с информацией о пропавших из спецхранилища ленинградского НКВД предметах, то из кабинета Берия он может отправиться не на базу "Синица", а прямиком в Лефортово. С одной стороны, он, Шибанов, вроде бы ни в чем и не виноват, а с другой - кража была совершена именно в то время, когда он валялся в беспамятстве на больничной койке. Для подозрительного наркома этого может оказаться достаточно, чтобы подвергнуть незадачливого эмиссара допросу с пристрастием.
В Лефортово капитану не хотелось. И он решил пойти ва-банк: прежде, чем предстать перед наркомом, доложить о ЧП в Большом доме своему непосредственному начальнику, Виктору Абакумову.
Было начало третьего ночи. Абакумов, скорее всего, еще сидел в своем кабинете на площади Дзержинского, но туда Шибанову хода не было: слишком много внимательных глаз могли заметить, что он навестил шефа раньше, чем Лаврентия Павловича. Поэтому капитан поехал к Абакумову домой, в Телеграфный переулок.
Окна большой пятикомнатной квартиры комиссара госбезопасности были темны. Шибанов прислонился к стене дома напротив и приготовился к долгому ожиданию.
Ждать, ему, впрочем, пришлось не больше часа. Черный "ЗИС" со шторками на окнах бесшумно подкатил к подъезду Абакумова в четыре часа утра. Шофер выскочил и распахнул перед Абакумовым дверцу.
- Поезжай домой, Степа, - распорядился комиссар госбезопасности. - Завтра заедешь за мной в двенадцать ноль-ноль.
Гулко хлопнула дверь подъезда. Когда "ЗИС" завернул за угол, Шибанов сорвался с места и стремительной тенью пересек переулок.
Абакумов поднимался по лестнице медленно, усталой походкой человека, заканчивающего долгий и трудный день. Услышав, что кто-то вбежал за ним в подъезд, он тут же обернулся и сунул руку в карман плаща.
- Товарищ комиссар госбезопасности, - торопливо проговорил капитан, - это я, Шибанов.
- Что ты тут делаешь? - спросил Абакумов, не вынимая руку из кармана. Капитан понял, что одно неверное слово или движение - и он может получить пулю.
Шеф не видел его уже три недели - с того самого момента, как по личному распоряжению Берия Шибанова отправили на базу "Синица". За эти три недели с капитаном могли сделать все что угодно - перевербовать, запугать, обколоть наркотиками или просто убедить в том, что его начальник - враг народа.
- У меня для вас очень важная информация, - сказал Шибанов, глядя на шефа снизу вверх. - Никто не должен знать, что я с вами встречался. Поэтому я позволил себе прийти к вам домой. Если об этом узнает товарищ нарком, мне крышка.
Абакумов засопел и вытащил руку из кармана.
- Поднимешься? - спросил он будничным тоном. - Или так и будем на лестнице стоять?
В огромной квартире было пусто - жена и сын Абакумова летом жили на даче. Комиссар госбезопасности жестом пригласил капитана в кухню, открыл холодильник, достал оттуда початую бутылку водки и глиняную тарелку с солеными огурцами.
- Выпьешь?
- Я же не пью, товарищ комиссар госбезопасности.
- Пьяниц не люблю, трезвенников опасаюсь, - проворчал Абакумов, наливая себе полстакана водки. - Не я сказал, а сам товарищ Горький. Ну, и что там у тебя стряслось, капитан?
Он выпил водку залпом и вкусно захрустел огурцом.
- В воскресенье по личному распоряжению наркома внутренних дел я был направлен в Ленинград, - начал Шибанов, но шеф перебил его.
- Это ты мне можешь не рассказывать. Все, что связано с операцией "Вундеркинд", я курирую лично.
"А я думал, нас товарищ Берия курирует", - подумал Шибанов. Вслух он сказал:
- В Ленинграде ЧП, товарищ комиссар госбезопасности. Из хранилища ленинградского управления НКВД похищены предметы, изъятые у Льва Гумилева летом тридцать восьмого года.
Абакумов посмотрел на него тяжелым взглядом. Глаза у него были красные от недосыпания.
- Что-то я не понял, капитан, - сказал он медленно. - Что значит - похищены?
Шибанов коротко и четко доложил ему все, что узнал в Ленинграде. С каждой минутой Абакумов мрачнел все больше.
- Ты понимаешь, что это значит? - спросил он.
- Думаю, да. Противник провел на нашей территории наглую операцию. Работали наверняка профессионалы, диверсанты высокого класса.
Абакумов плеснул себе еще водки, выпил, скрипнул зубами.
- А ты отдаешь себе отчет, капитан, какие в этой игре теперь ставки? - спросил он хриплым голосом. - И сколько сил пришлось затратить немцам, чтобы вытащить эти цацки из блокадного города?
Некоторое время шеф сидел, глядя в одну точку. На его сильном лице играли желваки.
- Они знают про Гумилева, - сказал он, наконец. - Возможно, они знают о том, что мы ищем орла. Из этого следует два вывода. Ну-ка, капитан, скажи мне, какие.
Шибанов потер сломанный нос.
- Во-первых, не исключена утечка информации, - сказал он. - Где-то у нас завелась крыса.
Абакумов кивнул.
- Правильно. А во-вторых?
- Будем отменять операцию?
Комиссар госбезопасности внимательно посмотрел на него.
- Ты головой-то сильно ударился? - заботливо спросил он.
- Врачи говорят - сильно, - пожал плечами Шибанов.
- Оно и видно! - рявкнул Абакумов, хлопнув по столу ладонью. - Операцию надо проводить в кратчайшие сроки! Немедленно! Потому что если мы не вернем орла в ближайшие дни, мы не доберемся до него уже никогда! Понял, капитан?
Шибанов вскочил и вытянулся по стойке "смирно".
- Так точно, товарищ комиссар госбезопасности.
- Ты должен был сразу ехать к наркому, - буркнул Абакумов. - Почему поехал ко мне?
- В тюрьму неохота, - честно ответил Шибанов.
- Брось, никто бы тебя в Лефортово отправлять не стал. Но сделал ты правильно. Тебе, кстати, повезло - Лаврентий сейчас у Хозяина, на Ближней даче. Вернется не раньше одиннадцати. Ты к этому времени должен уже час сидеть у него в приемной, понял?
Абакумов с сожалением убрал ополовиненную бутылку обратно в холодильник.
- Я сейчас тут помозгую, как лучше все это повернуть, а утром поеду в контору. Прикрою тебя от Лаврентия. Давай, капитан, двигай. И поспи хотя бы минуток двести, а то у тебя рожа - краше в гроб кладут.
Выйдя на улицу, Шибанов глубоко вдохнул прохладный утренний воздух. Напряжение, владевшее им последние несколько часов, постепенно отпускало свою стальную хватку.
"Почему шеф сказал "если мы не вернем орла"? - неожиданно подумал капитан. - Он оговорился или… проговорился?"
Абакумов наблюдал в окно, как капитан идет к стрелке Телеграфного и Потаповского переулков. Дойдя до перекрестка, Шибанов покрутил головой и вдруг, развернувшись на носках, нанес несколько пушечных ударов невидимому противнику. "Молодой еще, - хмыкнул про себя комиссар госбезопасности. - Детство в заднице играет… боксер хренов…"
Он прошел в комнату и несколько раз крутанул диск рогатого черного телефона.
- Максим Александрович? - сказал он в трубку. - Это Абакумов. Прости, что разбудил. Тут у меня новости. Нет, нехорошие. Лучше ты ко мне. Жду.
Абакумов оказался прав: выслушав рапорт Шибанова о происшествии в Ленинграде, Берия потемнел лицом и пробормотал про себя какое-то грузинское ругательство, но кричать на капитана не стал, а велел ему немедленно возвращаться на базу С-212 и доложить об изменившейся ситуации командиру группы. Когда Шибанов вышел, нарком вызвал к себе своего заместителя Богдана Кобулова, человека, которому доверял почти как себе. Кобулов, огромный, толстый армянин, был начисто лишен каких бы то ни было сантиментов; Берия знал, что во время работы на Кавказе Богдан сам пытал подследственных, вырывая им ногти.
- Поедешь в Ленинград, - велел Берия. - Тамошние чекисты крепко проштрафились, надо их наказать.
- Есть, товарищ народный комиссар внутренних дел, - прогудел Кобулов. - Накажем так, что никому мало не покажется.
- Это не все, - перебил его Берия. - Возможно, там поработала немецкая разведка. И если это так, то мне нужны улики. Настоящие, а не вырванные с мясом, ясно?
…Капитан Шибанов не любил проигрывать. А еще он очень не любил, когда его, как нашкодившего щенка, тычут носом в лужу - да еще на глазах у девушки, которая ему небезразлична.
Когда Жером перед всей группой отругал его за безынициативность, Шибанов едва сдержался, чтобы не полезть в бутылку. Голова у него трещала, как пустой орех, зажатый железными щипцами. После мягкой посадки на лес полученная в Ленинграде контузия снова дала о себе знать, и капитану приходилось тратить массу усилий, чтобы просто не грохнуться в обморок. Какая уж тут инициатива! Но Жерому, похоже, было на это наплевать. А может быть, он специально выделывался, чтобы опозорить капитана перед Катериной?
Шибанов чувствовал, что пока он загорал в ленинградской командировке, на базе происходили какие-то важные события. Во всяком случае, в поведении Катерины угадывалась какая-то отстраненность, которой он не чувствовал раньше. Неужели все-таки Левка, гад, подсуетился, думал капитан, поглядывая искоса на сержанта медслужбы. А что, вполне вероятно. Все-таки пять дней форы у него были.
Когда группа вернулась на базу, капитан улучил момент и шепнул Кате:
- Выходи через полчаса после отбоя на террасу, поговорить надо.
- Если не засну, - Катя улыбнулась, но Шибанову ее улыбка не понравилась. - Устала я сегодня безумно…
Капитан тоже чувствовал звенящую усталость в мышцах, но спать ему не хотелось совершенно. Он лежал в темноте, считая секунды. Шестьдесят секунд, шестьсот, тысяча восемьсот… Ему показалось, что дверь соседней комнаты едва заметно скрипнула.
"Вышла все-таки", - подумал Шибанов и пружинисто поднялся со своей койки.
- Далеко собрался? - сонным голосом спросил Теркин.
- Прогуляюсь, - бросил капитан. Он влез ногами в сандалии и вышел из комнаты. Странно, но на террасе никого не было.
- Катя, - шепотом позвал он. Тишина. Шибанов прошелся по террасе, зачем-то заглянул за перила. Никого. Капитан подумал, потом подошел к двери Катиной комнаты и тихонько постучал.
- Кать, это я, Саша.
Дверь оказалась не заперта. Шибанов усмехнулся и осторожно надавил на нее. "Скромница, - подумал он. - Заманивает!"
- Катя! - позвал он снова. В комнате было очень тихо. Капитан замер, прислушиваясь. Его специально натаскивали на распознавание засад: он умел улавливать почти неслышимое дыхание, легкий скрип половиц, шорох штор, за которыми мог прятаться враг. Сейчас он не слышал ничего.
- Ай-яй-яй, - сказал Шибанов. - Как не стыдно, Катерина, большая девочка, а до сих пор в прятки играешь!
Он шагнул через порог и замер. Слух, обоняние, интуиция - все говорило ему о том, что в комнате никого нет. Но куда же в таком случае делась Катя?
Капитан достал из кармана зажигалку и крутанул колесико. Слабый желтый огонек осветил по-спартански обставленную комнату, стол с кипой тетрадок на нем, аккуратно застеленную кровать… "Она что, еще не ложилась?" - озадаченно подумал Шибанов.
Он вдруг почувствовал себя неудобно. Вторгся в комнату к девушке, невежливо, как хрестоматийный незваный гость… А что, если Катя сейчас вернется и застанет его с глупейшим видом рассматривающим ее койку? Нет, нужно скорее уходить, решил капитан и повернулся к двери.
Поворачиваясь, он краем глаза увидел какой-то темный силуэт, заслонявший половину окна. Щелкнул зажигалкой еще раз - в трехлитровой банке на подоконнике стоял огромный букет роскошных бархатных роз.
- Ах вот как, - одними губами проговорил капитан. Он подошел к окну и провел пальцами по стеблям цветов. Укололся о шип и беззвучно выругался.
"Что ж, Катерина батьковна, - подумал Шибанов, - значит, пока я в Ленинграде контуженый валялся, вас тут цветочками заваливали… Понимаю".
Ему очень хотелось схватить букет и выкинуть его в окно, но он сдержался. Все-таки он находился не у себя в комнате, и сюда его никто не звал.
Шибанов погасил зажигалку и на цыпочках вышел из Катиной комнаты. Постоял немного на террасе, пытаясь успокоиться. Прохладный ветерок с реки ласкал его разгоряченный лоб.
"Прежде всего надо выяснить, кто это сделал, - сказал себе капитан. - Скорее всего, Левка, поступок вполне в его духе… Но надо удостовериться".
Он вернулся в свою комнату, подошел к кровати Гумилева и довольно бесцеремонно пнул ее ногой. Кровать неожиданно легко сдвинулась с места - никакого Гумилева на ней не было.
- Ты чего шумишь, капитан? - недовольно спросил Теркин. - Неужели не спится?
- Где Николаич? - спросил Шибанов, перешагивая через кровать Гумилева и подходя вплотную к койке Теркина. - Где наш враг народа, я тебя спрашиваю?
Теркин приподнялся на локтях и посмотрел на капитана.
- А я что, знаю, что ли? Может, отлить пошел. Я вообще-то спал, пока ты тут бузить не начал.
- Отлить? - с нехорошей интонацией переспросил Шибанов. - А цветы Катьке кто подарил?
- Какие цветы?
- Розы, курицу твою наизнанку! - Шибанов схватил Теркина за плечи, тряхнул. - У нее розы на окне стоят, огромный букет! Что, не видел?
Теркин перехватил его руку.
- Слышь, капитан, - сказал он спокойно, - ты бы охолонул маленько. А то тебя колотит, точно трактор перегретый. Розы Катерине на деньрождение ее подарили, и подарок это, можно сказать, коллективный. А на Николаича ты бочки не кати, он такой же враг народа, как мы с тобой.
Шибанов почувствовал, что рот его наполнился теплой соленой кровью - видно, в гневе он прикусил себе язык.
- Спелись, да? - спросил он, сплевывая кровь на пол. - Спелись тут все? Ну, посмотрим, как он у меня запоет.
Круто развернулся и, хлопнув дверью, вышел из комнаты.
Гумилева он искал почти час. За это время капитан успел передумать всякое. Сначала ему мерещилось, что Лев и Катя гуляют где-то над ночной рекой, держась за руки и шепча друг другу разные глупости. Потом, пройдясь по всем пригодным для романтических прогулок тропинкам, решил, что они отправились на противоположный берег, где им никто не смог бы помешать. Шибанов бросился искать лодку - и нашел ее привязанной к деревянным мосткам, около которых Гумилев обычно купался по утрам. Оставался последний вариант - Лев и Катя могли уединиться в каком-нибудь из учебных помещений. Капитан толкнулся в класс, где группа проходила радиодело - там было заперто. Заглянул в медицинский класс - и не обнаружил никого, кроме резинового Гоши.
- Ну, не на стрельбище же они, в конце концов! - сказал себе Шибанов.
Но на всякий случай отправился и туда. Уже подходя к стрельбищу, он понял, что на этот раз не ошибся - оттуда доносились какие-то странные звуки, тяжелое, прерывистое дыхание и приглушенные возгласы. Капитан, каменея лицом, преодолел последние двадцать метров, отделявших его от стрельбища, и замер, пораженный открывшейся ему картиной.
На пустынной, залитой лунным светом площадке стрельбища, метался человек. Он бегал зигзагами, переставлял ноги перекрестным шагом, падал, перекатывался, вскакивал, выбрасывая вперед согнутые ноги - в общем, делал все, чему учил их Жером, только без пистолетов. Иногда, впрочем, он направлял в сторону мишеней указательные пальцы сцепленных между собой рук и громко говорил "пуф-пуф". В другое время это зрелище только посмешило бы Шибанова, но сейчас он был зол и не расположен к веселью.
- Эй, - окликнул он Гумилева, - эй, ты, царь зверей!
Гумилев оглянулся. Лицо его приобрело растерянно-глуповатое выражение.
- А, Саша, - проговорил он неуверенно. - А я вот тут… тренируюсь.
- Это я вижу, - презрительно сказал Шибанов. Он подошел к Гумилеву и остановился в нескольких шагах перед ним, раскачиваясь с пятки на носок. - Стрелок-ганфайтер…