Группа армий "Б" под командованием генерал-полковника Максимилиана фон Вейхса начала наступление на Сталинград.
Только безумец решился бы встать на пути у стальной лавины. Достаточно было взглянуть на нее сверху, чтобы понять - нет и не может быть такой силы, которая способна противостоять удару исполинского бронированного кулака.
Степные травы ложились и умирали под лязгающими гусеницами танков.
Но шли дни, и движение стальной армады замедлилось. А потом одна ее часть повернула на юг, а вторая, постепенно теряя темп, продолжала продвигаться к Волге.
Здесь были собраны отборные механизированные дивизии бывшей группы армий "Центр", которая решением фюрера была разделена на две части. На острие удара находилась 6-я армия Фридриха фон Паулюса. Высокий, подтянутый, аккуратный, никогда не снимавший перчаток Фридрих фон Паулюс был не боевым полководцем, а классическим штабным стратегом. За всю свою карьеру он мог похвастаться разве что командованием моторизованным батальоном. Он был в восторге, когда Гитлер отдал ему 6-ю армию, но с самого начала допустил несколько важнейших тактических ошибок.
Паулюс свято верил в полководческий гений фюрера. Если фюрер считал, что наступление на Кавказ важнее, чем взятие Сталинграда, Паулюс ни на секунду не мог позволить себе усомниться в его словах. Гитлер велел Паулюсу взять Сталинград к концу июля, но при этом отдал основные запасы горючего группе армий "А", двигавшейся на Кавказ. Паулюс не посмел возразить, и когда горючее закончилось, его армия остановилась посреди степи.
В ставку фюрера "Вервольф" под Винницей полетели отчаянные депеши. Паулюс просил у фюрера горючего - как можно больше горючего. В двухстах километрах к востоку стояли у Калача 1-я танковая и 62-я армии русских, защищавшие первый рубеж обороны Сталинграда, а он не мог добраться даже до них.
Гитлер согласился неохотно: горючее было нужно не только Паулюсу, а румынские скважины давали не так много нефти, чтобы ее хватало всему вермахту. Он отругал Паулюса за плохую логистику, но распорядился прислать ему дизельного топлива для тяжелых танков и авиационного бензина для легких.
Как ни странно, в организационной структуре вермахта отсутствовала специальная служба, обеспечивавшая армию горючим. Этим занималась служба главного квартирмейстера, который по совместительству являлся начальником военно-промышленного штаба. Поскольку у военно-промышленного штаба было много других забот, накладки с горючим происходили в вермахте постоянно.
Воевать в Европе было легко и приятно - танки мчались по ровным шоссе, останавливаясь на гражданских бензоколонках. Но в украинских степях не было ни шоссе, ни бензоколонок. Горючее приходилось подвозить к месту дислокации танковых соединений на грузовиках, и эти растягивающиеся на много километров конвои были лакомой целью для советских истребителей.
Победа идет по следам танков, гордо провозгласил когда-то Гудериан. Но еще один гений танковой войны, Эрвин Роммель, однажды записал в своем дневнике - "Самые храбрые солдаты не могут ничего сделать без оружия, оружие - ничто без боеприпасов, но в условиях мобильной войны ни оружие, ни боеприпасы не имеют большой ценности до тех пор, пока нет транспортных средств с достаточным количеством бензина для двигателей".
В самом конце июля, когда, по первоначальному плану Гитлера, армия Паулюса должна была уже взять Сталинград, большой конвой с горючим выдвинулся из Молдавии к Волге. В составе каравана были не только грузовики, забитые бочками с топливом, но и специальные автомобили-цистерны, которые могли ехать только по бетонке и застревали на бездорожье. Маршрут конвоя проходил в пятидесяти километрах южнее Винницы.
Здесь, под Винницей, конвой сделал короткую остановку - к нему присоединилась танковая рота, которую Гитлер высылал на подмогу застрявшему в приволжских степях Паулюсу. По пути рота должна была охранять конвой от возможных атак русских. Впереди каравана шли пять легких танков-разведчиков. Еще четыре танка двигались параллельно. В арьергарде, на расстоянии километра, следовал взвод средних танков "Панцеркампфваген-IV". Одним из танков, носившим неофициальное имя "Милая Берта", командовал унтер-офицер Ганс Майер, недавний выпускник военного училища в Кельне.
Командир экипажа "Pz-Kpfw-IV" Ганс Майер вылез на броню, стащил с вспотевшей головы шлем и с удовольствием затянулся папиросой.
Стояла тихая украинская ночь. Крупные звезды перемигивались в темно-фиолетовом небе. Легкий ветерок приносил из степи дурманящие запахи. Спрятавшись под купами плакучих ив, весело журчал невидимый ручеек.
Майеру нравилось на Украине. Здесь пекли чудесный хлеб, здесь в огородах росли крупные сладкие помидоры, а ласковые украинские женщины гнали отличный самогон и готовили превосходное розовое сало. За те два месяца, что он провел на Украине, Майер ни разу не столкнулся с теми ужасами Восточного фронта, о которых рассказывали ветераны, побывавшие прошлой зимой у стен Москвы. Унтер-офицер был оптимистом и надеялся, что так будет продолжаться и впредь.
С грохотом открылся люк отделения управления. Оттуда выбрался вечно недовольный механик-водитель Гельмут Йост.
- Трансмиссия барахлит, - пожаловался он. - Я же поручал этому старому лодырю Шульце проверить, как машина ведет себя на повороте, а он наверняка ничего не сделал.
- Почему же сам не проверил? - лениво поинтересовался Майер.
- Можно подумать, у меня есть время на сложные расчеты! - возмутился Йост. - Тогда бы мы не выехали из Винницы до завтрашнего утра.
- Я ничего такого не заметил, - сказал Майер. - Наверняка это тебе показалось. Слушай, Гельмут, я уверен, что с трансмиссией все нормально. Давай лучше организуем привал. Скажи ребятам, чтобы доставали жратву и разводили костер. А я пока прогуляюсь к реке.
- В одиночестве? - нахмурился Йост. - Это небезопасно, командир.
Ганс усмехнулся и выкинул окурок в траву.
- Мы в самом сердце наших новых восточных владений, Гельмут. Русские армии отброшены к Волге, а местные жители готовы целовать нам руки за то, что мы освободили их от тирании Сталина. Самая большая опасность, которая нам тут грозит - это обожраться жареной свининой.
- А партизаны? - Йост постучал по броне костяшками пальцев. - Я разговаривал с парнями из зондеркоманды, они считают, что каждый третий мужчина в этих краях так или иначе связан с подпольем.
- Партизаны прячутся в лесах, мой дорогой Гельмут, - Майер соскочил с брони на землю и сделал несколько приседаний, разминая затекшие мышцы. - Где ты видел здесь лес? Может быть, это? - он указал на заросли плакучих ив. - И сколько там укроется партизан? Человек пять?
Он демонстративно расстегнул кобуру своего "Люгера" и похлопал ладонью по рукоятке.
- И все-таки, - стоял на своем Йост, - я не стал бы идти туда в одиночку. Вы - командир, и не забывайте, что вы несете ответственность за весь экипаж "Милой Берты".
За то недолгое время, что Майер провел в рядах Панцерваффе, он успел сделать вывод, что спорить со стариной Йостом почти бесполезно.
- Ладно, - махнул он рукой, - можешь составить мне компанию. Хотя, видит Бог, я хотел всего лишь спокойно отлить в кустах да посмотреть в одиночестве на звезды.
- Тогда подождите минутку, - озабоченно проговорил механик-водитель, - я предупрежу Дитмара и Людвига, чтобы они начинали готовить ужин.
- Отличное местечко, - сказал Майер, когда они с Йостом подошли к берегу ручья. Ручей прорыл себе довольно глубокое русло, и танкисты стояли на краю невысокого обрыва. - Когда закончится война, куплю здесь большой участок земли, построю дом и заживу, как барон.
- Мой знакомый из штаба говорил, что ветеранам Восточного фронта будут давать землю бесплатно, - возразил Йост. - А в придачу еще и пару десятков местных жителей, чтобы не горбатиться на этой земле самому. Вроде бы существует подробный план заселения восточных земель, и он сам его видел.
Майер молчал, зачарованный глубиной ночного украинского неба.
- А земля-то здесь жирная, - продолжал беседовать сам с собой Йост, - сама так и просится, чтобы ее как следует обработали да засеяли. Какую пшеницу можно будет здесь растить! Знаете, командир, я, наверное, открою после войны мастерскую по ремонту тракторов и комбайнов - сдается мне, что это будет самое доходное здесь занятие.
- Мастерскую? - рассеяно переспросил Майер. - А, ну да, конечно… А я, пожалуй, умоюсь.
Он скинул черную куртку, стащил через голову гимнастерку и по крутой тропинке побежал вниз, к ручью. Вода была обжигающе-холодной, но Майер с удовольствием зачерпывал ее горстями и щедро поливал разгоряченное дневным переходом тело. Он плескался, фыркал и ухал, пока, наконец, не почувствовал себя свежим и бодрым. Тогда Майер повернулся, чтобы позвать Йоста, и замер.
Йоста на краю обрыва не было.
Конечно, он мог отойти на несколько шагов назад. Но Майер слишком хорошо знал старого ворчливого механика-водителя, чтобы поверить, что он мог оставить своего командира без присмотра.
- Гельмут! - позвал он громко. - Эй, Гельмут!
Ему показалось, что кто-то ему ответил. Тогда Майер вытащил из кобуры пистолет и поспешил вверх по тропинке.
Он уже почти достиг обрыва, когда споткнулся то ли о корень, то ли о неожиданно возникший на пути туго натянутый шнур. Майер упал, как кошка, выставив вперед руки, но сверху на него навалилась чья-то тяжеленная туша, широкая ладонь крепко зажала рот, а "Люгер" вырвали из руки прежде, чем он успел нажать на спусковой крючок.
- Ruhe! - прошептал ему в ухо голос с варварским славянским акцентом. - Пошевелишься или пикнешь - убью!
"Партизаны! - в панике подумал Майер. - Йост был прав! Но где же они прятались?"
В рот ему воткнули какую-то вонючую тряпку. Потом рывком поставили на ноги.
Майер увидел, как весело пляшут вдали языки разожженного Дитрихом и Людвигом костра, отбрасывая тени на стальной борт "Маленькой Берты". Самих ребят он не видел - до костра было метров двести. Двести метров отделяло его от прежней жизни - жизни, в которой была веселая война и мечты о собственном поместье. В новой жизни не было ничего, кроме вонючего кляпа и ствола пистолета, уткнувшегося ему под ребра.
"Убегу, - отчаянно подумал Майер. - Собью с ног этого верзилу и брошусь в степь. Трава высокая, сразу они в меня не попадут. А когда начнут стрелять, ребята тут же поднимут тревогу…"
Он уже почти решился было, уже собрал все силы для отчаянного рывка, когда увидел Йоста. Механик-водитель лежал чуть поодаль в какой-то черной луже и смотрел в звездное украинское небо широко раскрытыми глазами. У него было аккуратно перерезано горло.
- Ну, что будем делать? - спросил капитан Шибанов.
Пленный фриц, голый по пояс, сидел на земле, широко раскинув длинные ноги. Его била мелкая дрожь.
Шибанов притащил его в их убежище под плакучей ивой. Убежище было идеальным - из него степь просматривалась во всех направлениях, но густая листва ивы надежно прятала его от постороннего взгляда.
Гумилев смотрел на пленника во все глаза. Это был первый живой фашист, которого он видел в жизни. Ничего ужасного в его облике не было, наоборот, выглядел он довольно жалко. Молодой парнишка, лет двадцати двух - двадцати трех. Худые плечи, тонкая шея.
- Где его вещи? - Жером рассматривал трофейный "Люгер". - Он что, купался?
- Так точно, - сказал Шибанов. - Его там ефрейтор стерег, ну я его и это…
Он провел ребром ладони по шее.
- Старшина, принесите вещи, - скомандовал Жером. Теркин мгновенно исчез во тьме. - Значит, так. Времени у нас мало. Его могут начать разыскивать в любую минуту. Поэтому задача перед вами, капитан, стоит непростая. Вы должны внушить нашему гостю, что его долг перед фюрером - уничтожить предателей в экипаже его танка. И сделать это ему надо быстро и тихо.
- Как же я ему внушу, товарищ майор, я же по-немецки хреново шпрехаю, вы же сами говорили…
- Ничего, - сказал Жером. - Для того, чтобы объяснить, что ему следует делать, вашего словарного запаса вполне хватит. Только для начала узнайте, как зовут его бойцов.
Гумилев, затаив дыхание, наблюдал за Шибановым. Он уже давно знал, что капитана включили в группу из-за выдающихся способностей к суггестии, но ни разу не имел возможности воочию убедиться в его таланте. Жером занимался с Шибановым отдельно, предупредив курсантов, что капитану строго-настрого запрещено использовать свой дар в отношениях с товарищами по группе.
Шибанов уселся на землю напротив немца. Уставился на него тяжелым немигающим взглядом.
- На меня смотри, - сказал он по-немецки. - Смотри на меня, говорю!
Немец поднял голову и испуганно захлопал глазами.
- Сейчас тебе вынут кляп, - медленно проговорил капитан. - И ты будешь отвечать на мои вопросы и слушать все, что я тебе говорю.
Немец торопливо кивнул. Шибанов сделал знак Гумилеву, и тот, подойдя сзади, освободил пленника от кляпа.
- Как тебя зовут? - спросил капитан. Акцент у него действительно был сильный, но немец явно все понимал.
- Ганс, - ответил он прыгающим голосом, - Ганс Майер…
- Твое воинское звание?
- Унтер-офицер. Я командир танка…
- Как зовут членов твоего экипажа?
- Гельмут Йост, водитель-механик, обергефрайтер. Дитмар Гезе, стрелок-радист, гефрайтер. Людвиг Фегеляйн, наводчик, панцеробершутце. Аксель Бауэр, заряжающий, панцершутце.
- Кто из них был с тобой у ручья?
- Обергефрайтер Йост. Аксель Бауэр вчера сломал ногу и поэтому я пока остался без заряжающего. Завтра должны прислать замену.
- Значит, у танка осталось двое? Дитмар Гезе и этот… Фегеляйн?
- Так точно.
"Он принимает его за старшего по званию, - догадался Лев. - Интересно, гипноз уже начал действовать?"
Все бойцы группы "Синица" были одеты в серую военную форму Ваффен СС. У Шибанова в петлице были три звезды и четыре полосы гауптштурмфюрера, и унтер-офицер Майер смотрел на него, как на бога.
- Слушай внимательно то, что я тебе скажу, - сказал капитан с чудовищным акцентом. - Дитмар Гезе и Людвиг Фегеляйн - предатели. Они твари. Отщепенцы. Они продали фатерланд. Они хотят убить великого фюрера.
Ганс Майер отшатнулся, словно получив пощечину.
- Да, это так. Ты должен остановить их, унтер-офицер. Сейчас ты оденешься и вернешься к своему танку. Ты не должен показывать, что знаешь об их предательстве. Ты дождешься, пока они заснут и убьешь их обоих. Ты сделаешь это тихо. Вот этим.
Шибанов протянул Майеру десантный нож. Тот, слегка поколебавшись, осторожно взял его и принялся с интересом рассматривать.
- Потом ты вернешься и доложишь о выполнении приказа. Ты никому не будешь о нем рассказывать. Ты сделаешь все сам и доложишь об этом лично мне.
- Так точно, господин гаупштурмфюрер, - ответил Майер. Он явно приободрился. - Я уничтожу предателей и спасу фюрера.
Он вдруг заколебался.
- А обергефрайтер Йост? Он тоже предатель?
Шибанов подумал.
- Нет, унтер-офицер. Обергефрайтер Йост честный солдат. Поэтому ты отпустил его в деревню, к его знакомой вдовушке.
- Здесь нет деревни, - покачал головой Майер.
- Значит, он отпросился у тебя выпить шнапсу с друзьями из другого взвода. И он сидит сейчас с ними у костра и играет в карты.
"Неужели он и вправду его загипнотизировал? - спросил себя Гумилев. - Может быть, этот мальчишка просто прикидывается? А сам вернется к своему танку и закричит на всю степь: русские! русские идут!".
Из темноты появился Теркин, бросил на землю перед Майером его гимнастерку и куртку.
- Одевайся, - велел Шибанов. - И иди обратно, быстро.
- Слушаюсь, господин гаупштурмфюрер, - танкист принялся торопливо натягивать на себя одежду. Нож он сноровисто спрятал за голенище сапога.
- Проводи его, - велел Жером капитану. Тот серым призраком скользнул между свисающими до земли ивовыми ветвями.
- Неужели получится? - прошептала Катя. Она была в форме СС-хельферин, с серебряной звездочкой офицера войск связи. Гумилев не мог не признать, что вражеская форма ей очень идет.
После несостоявшегося поединка с капитаном Гумилев дал себе слово больше не заглядываться на сержанта медслужбы. Смешно - ведь вначале он даже не поверил Теркину, решив, что тот специально возводит на Катю напраслину, чтобы помирить их с Шибановым. Не поверил - но все-таки прокрался к дому Жерома и, спрятавшись в кустах, прождал несколько часов. И только когда перед самым рассветом дверь домика тихонько открылась, и оттуда вышла Катя - Гумилев окончательно убедился, что Теркин говорил правду. Катя стояла на крыльце, и в сером предутреннем свете ее лицо казалось еще более тонким и одухотворенным, чем обычно. Может быть, потому, что она выглядела очень счастливой…
В тот момент Гумилев четко понял две вещи. Во-первых, Катя была влюблена в Жерома, и изменить это было уже невозможно. Во-вторых, командир по какой-то причине ничего не сказал ей о дуэли.
На следующий день Жером уехал в Москву, сказав, что занятий сегодня не будет. Незадачливые дуэлянты слонялись по территории базы, рисуя в воображении картины будущего трибунала. Друг с другом они не разговаривали, хотя Гумилев с удивлением обнаружил, что больше не чувствует к Шибанову той обжигающей ненависти, которая заставила его вызвать капитана на дуэль.
Жером вернулся поздно вечером. В глазах его плясали злые азартные огоньки.
- Вы оба пойдете под трибунал, - сказал он Гумилеву и Шибанову. - Как я вам и обещал.
Оба дуэлянта молчали, глядя в пол.
- Но есть и хорошая новость - это случится еще не скоро.
Командир выдержал драматическую паузу.
- Не раньше, чем группа "Синица" выполнит свое боевое задание.
Гумилев быстро взглянул на капитана. "Если у меня такое же выражение лица, - подумал он, - то со стороны мы должны выглядеть, как два идиота".
- Приказ о начале операции "Вундеркинд" подписан, - сказал Жером. - Завтра мы вылетаем на юг.
"Как вовремя!", - подумал Лев, но вслух ничего не сказал.
- Можете считать, что вам повезло, - голос Жерома был сух, как папиросная бумага. - Никто, кроме коменданта базы, не знает об инциденте в оружейке. Коменданту я сказал, что мы проводили незапланированные учения. Кстати, на вашем месте я бы извинился перед рядовым Борко. Да, и вот еще. Было бы крайне нежелательно, чтобы о вашей идиотской выходке узнала сержант Серебрякова. Все, я вас больше не задерживаю.
- Да уж, подфартило так подфартило, - задумчиво проговорил капитан, когда они, ошеломленные услышанным, возвращались домой. - Вот уж и вправду - судьба Евгения хранила…
Лев искоса посмотрел на него.