Двое её детёнышей по-прежнему нерешительно жались к стволу дерева и издавали мяукающие звуки, характерные для новорождённых. Но, хотя эти сигналы были обращены к ней, Плези лишь подняла голову и подёргивала мордой. Она попыталась стимулировать детёнышей следовать за ней, и начала грызть один из плодов, висевших гроздьями на этом новом дереве.
Наконец, детёныши отозвались. К удивлению Плези, первой вышла вперёд маленькая Слабая. Она побежала к концу ветки - возбуждённая, нерешительная, но показывающая хорошее чувство равновесия. Она задрала хвост и напрягла мускулы, потом нервно отступила, почистила шерсть на морде - и затем, наконец, прыгнула.
Она немного переоценила расстояние. Она прилетела, кувыркаясь в воздухе, и врезалась в мать, заставив Плези зашипеть в знак протеста. Но её проворные кисти и ступни сразу же вцепились в шероховатую кору, и она оказалась в безопасности. Дрожа, Слабая подбежала к матери и ткнулась мордой в её живот, разыскивая сосок, который уже был пустым. Плези позволила ей пососать, поощрив её поддержкой.
Но вот что-то мелькнуло, стремительно бросившись с соседнего дерева. Сильная, отстав, внезапно рванулась вперёд; её неокрепшие ступни скользнули по коре. И, не оценив обстановку достаточно тщательно, не попробовав использовать свои врождённые навыки для оценки расстояния, она прыгнула в воздух.
Боль сковала Плези изнутри.
Сильная долетела до ветки, но приземлилась слишком жёстко. Она сразу же стала съезжать назад. На мгновение она повисла на ветке: её маленькие ладони напрасно царапали кору, а задние лапы болтались в воздухе. А потом она упала.
Плези видела, как она кувыркнулась в воздухе, извиваясь, сверкнув белым животом; её руки и ноги хватали воздух. Даже сейчас Сильная издавала писклявый крик потерявшегося детёныша. Потом она упала в листья и через мгновение пропала, затерявшись в зелени внизу, которая поглощала всё, что умерло в лесу.
Плези, дрожа, вцепилась в свою ветку. Всё случилось очень быстро. Один детёныш пропал, остался один мелкий слабак. С этим не стоит мириться. Она с вызовом зашипела в сторону таящей угрозу зелени.
Покинув Слабую, беспомощно вцепившуюся в ствол дерева, Плези начала спускаться вниз - навстречу зелени, к самой земле.
В конце концов она добралась до нижнего яруса ветвей и посмотрела вниз, в оазис света.
Это была одна из немногих полянок в бескрайнем лесу. Несколько месяцев назад престарелое дерево из полога леса упало, выеденное изнутри и поражённое случайным ударом молнии. Обрушившись вниз, оно проломило просеку среди густых крон. Но эта поляна не будет существовать слишком долго. Сейчас растения из подлеска, такие, как наземные папоротники, эти жизнестойкие чемпионы по выживанию, получили возможность расти, и подлесок был необычно густым и зелёным. И уже тянулись вверх проростки деревьев, начав безжалостную растительную гонку и пытаясь перекрыть друг другу свет и заткнуть своей кроной прореху в пологе леса.
Лес был удивительно статичным местом. Громадные деревья, образующие полог леса, конкурировали друг с другом, стараясь уловить как можно больше солнечного света. Во мраке лежащих ниже ярусов свет был слишком слабым, чтобы поддерживать рост, а подлесок обычно был усыпан мёртвым растительным мусором и костями разных зверей или птиц, которым не посчастливилось свалиться вниз. Но молчаливая земля скрывала в себе семена и споры - ожидающие столетия и даже, если надо, тысячи лет, того дня, когда слепой случай откроет прореху в пологе леса, и тогда начнётся гонка, призом в которой будет жизнь.
Плези съехала вниз по досковидному корню и оказалась на земле. Под широкими листьями наземного папоротника она с волнением перебежала через пятачок, освещённый прямым солнечным светом. Твёрдая земля, которая не пружинит и не колышется, ощущалась ею как нечто очень странное, столь же необычное, как дрожь землетрясения, ощущаемая человеком.
Здесь, на поляне, жили другие животные, привлечённые сюда возможностью отыскать что-нибудь новое. Здесь были лягушки, саламандры и даже несколько птиц, снующих в воздухе в поисках насекомых и семян, словно вспышки ярких красок.
И ещё здесь были млекопитающие.
Здесь жили существа, похожие на енотов, но приходящиеся более близкими родственниками копытным животным будущего, и сновали насекомоядные, среди потомков которых будут землеройки и ежи. Здесь бродил тениодонт, похожий на небольшого жирного вомбата. Он рылся в почве, весьма преуспев в поиске корней и клубней. Ни одно из существ, роющих землю на этой полянке, не было знакомо взгляду человека. Они были скрытными, странными, неуклюжими, почти рептилиями по своим повадкам; они всегда были настороже, словно мелкие воришки, боящиеся возвращения хозяина дома.
Эти млекопитающие были пережитками мелового периода. В те времена вся Земля была чем-то вроде обширного города, спланированного в соответствии с потребностями его хозяев - динозавров. Но сейчас доминирующие обитатели ушли в небытие, большие здания были разрушены до основания, а единственными существами, оставшимися в живых, были те городские жители, которые населяли канавы и канализацию, питаясь отбросами.
Но возрождающаяся Земля превратилась в место, очень сильно отличающееся от сказочного мелового периода. Новые леса Земли были гораздо гуще. Крупных травоядных не было совершенно: зауроподы исчезли, а появление слонов было делом далёкого будущего. Не было животных, достаточно крупных, чтобы валить эти деревья, пробивать поляны и коридоры, создавать парковую саванну. В ответ на это растительность словно взбесилась, заполняя мир зеленью такой плотности и обилия, каких не видел мир с тех пор, как первые животные вышли на сушу.
Но это была до странности пустая сцена. В этих густых джунглях больше не было хищных динозавров - но также не было ни ягуаров, ни леопардов, ни тигров. Практически все лесные жители были мелкими млекопитающими, жившими на деревьях, как Плези. На протяжении неожиданно огромного промежутка времени - целые миллионы лет - животные цеплялись за свои привычки, появившиеся в меловой период, и ни один вид млекопитающих не вырос даже до среднего размера. Они всё ещё довольствовались темнотой и задворками опустевшего мира, грызли насекомых и сторонились любых эволюционных новшеств, которые были хоть чуть-чуть интереснее, чем новый набор зубов.
Словно заключённые, отбывающие долгие сроки наказания, выжившие после удара кометы существа жили по своим законам. Динозавры давно исчезли, но млекопитающим было не так легко отказаться от привычек, укоренившихся в их поведении за гораздо больший срок - за целых сто пятьдесят миллионов лет тюремного заключения.
Но обстоятельства менялись.
Наконец, Плези услышала тихое мяуканье своего детёныша.
На краю полянки Сильная трогательно забилась в своего рода гнездо из побуревших листьев папоротника. После того, как она сорвалась с дерева и, кувыркаясь, упала на полянку, ей, по крайней мере, удалось отыскать укрытие. Но она вовсе не была в безопасности: большая хищная лягушка с ярко-красным брюхом следила за ней своими бесчувственными блестящими глазами. Увидев Плези, Сильная бросилась вперёд и прыгнула к матери. Она попробовала отыскать соски Плези, как её сестра, но Плези огрызнулась в ответ, отказывая ей в поддержке.
Плези была сильно взволнована. Перед карполестидом, который любил сидеть в гнезде, но у которого не было инстинктов для жизни на деревьях, и кому не хватало ума вести себя тише, оказавшись в опасности, открывались весьма неважные перспективы в плане выживания. Внезапно после всех этих происшествий Сильная перестала выглядеть такой сильной. Плези почувствовала странный позыв отыскать брачного партнёра и родить новый выводок. Но сейчас, однако, она просто ущипнула Сильную острыми резцами в бок и повела её обратно на дерево, с которого слезла.
Она успела пройти не больше, чем несколько длин своего тела, и замерла.
Пустые глаза хищника уставились на Плези, производя убийственный подсчёт.
Хищник назывался оксикленус.
Это было стройное четвероногое животное с тёмной шерстью: длиннотелый, с сильными лапами, он напоминал ласку-переростка, хотя головой и мордой больше походил на медведя. Но он не приходился родственником ни ласке, ни медведю. В действительности же он был копытным, ранним представителем той большой группы, в которую однажды будут входить такие копытные млекопитающие, как свиньи, слоны, лошади, верблюды, и даже киты и дельфины.
Глазу, который уже видел гепарда и волка, этот оксикленус мог бы показаться неуклюжим, медлительным, и даже незавершённым. Но его вид научился преследовать добычу в редкостойном подлеске бескрайнего леса. Он даже умел лазить по деревьям, преследуя своих жертв на нижних ветвях. В это архаичное время у оксикленуса было мало конкурентов.
И когда оксикленус глядел на робкую, сжавшуюся фигурку Плези, его мозг сверлили два холодных вопроса: "Как мне тебя изловить?" и "Хороша ли ты на вкус?"
Дрожа, Плези припала к лесной почве; её вибриссы дёргались, а маленькие острые зубы были оскалены. Но она обладала инстинктами, отточенными за более чем миллион веков жизни под ногами у динозавров. И она начала с холодной головой переоценивать все риски. Спрятаться на этом открытом месте она не могла. Она не могла добраться до дерева, чтобы залезть на него, избежав зубов оксикленуса. Конечно, если бы она попробовала поиграть с ним в догонялки, он бы легко поймал её одним из своих безжалостных когтей.
Выбор сводился только к одному.
Она выгнула спину, разинула рот и так яростно зашипела, что обрызгала оксикленуса своей слюной.
Оксикленус вздрогнул от неожиданной агрессии этого крохотного существа. Но она не несла никакой угрозы. Разозлённый оксикленус быстро вернул себе самообладание и приготовился ответить на блеф Плези.
Но Плези скрылась в подлеске. Она вовсе не собиралась нападать на оксикленуса; ей нужно было лишь выиграть драгоценную секунду времени. И она бросила Сильную.
Молодая самка карполестида, застыв под пронзительным взглядом хищника, прижалась к земле. Оксикленус придавил Сильную лапой и вцепился в позвоночник маленького примата. Сильная, страдая от боли, развернулась к нападающему, желая воткнуть свои зубы в его плоть. В последние мгновения своей жизни Сильная проявила что-то вроде храбрости. Но пользы это ей не принесло.
Оксикленус немного поиграл с раненым животным. А затем он приступил к еде.
По мере того, как мир восстанавливался, меняющиеся условия оказывали влияние на облик его обитателей.
Млекопитающие начинали пробовать себя в новых ролях. Предки собственно хищников, которые в итоге превратятся в собак и кошек, всё ещё были мелкими, похожими на хорька животными, суетливыми и неспециализированными всеядными существами. Но у оксикленуса начали развиваться специализации, характерные для более поздних хищных млекопитающих: вертикальные ноги для поддержания скорости движения, сильные постоянные зубы, укреплённые в челюсти двойными корнями и обладающие заходящими друг за друга буграми, предназначенными для того, чтобы рвать мясо.
Всё это было частью древнего шаблона. Все живые существа старались остаться в живых. Они добывали пищу, заживляли раны, росли и избегали хищников.
Ни один организм не жил вечно. Единственным способом противостоять ужасному опустошению, производимому смертью, было размножение. В процессе размножения организмы передавали генетическую информацию о себе потомству.
Но ни один потомок не был идентичен своим родителям. В любой момент времени любой вид обладал потенциалом увеличения разнообразия. Однако все организмы должны были существовать в рамках условий жизни, которые определяла их среда обитания - окружения из погоды, земли и живых существ, на которых, в свою очередь, они также оказывали влияние. Поскольку к выживанию стремились безжалостно и свирепо, рамки окружающей среды оказывались заполненными целиком: были представлены все возможные жизнеспособные вариации вида, которые могли найти себе место для жизни.
Но место для жизни было наградой. И состязание за это место протекало неустанно и бесконечно. Рождалось гораздо больше потомства, чем имело возможность выжить. Борьба за существование была неустанной. Проигравших отбраковывали голод, хищничество и болезни. У тех, кто хоть немного лучше приспособился к своему уголку местообитаний, неизбежно был чуть лучший шанс на победу в сражении за выживание, чем у других - и потому они передавали генетическую информацию о себе последующим поколениям.
Но окружающая среда могла меняться по мере того, как регулировался климат, или же континенты сталкивались друг с другом и виды, перемешавшиеся в ходе миграций по сухопутным перешейкам, оказывались в окружении новых соседей. Поскольку менялись окружающая среда, климат и живые существа, менялись и требования к адаптации. Но принцип отбора продолжал действовать.
Так популяции живых организмов поколение за поколением отслеживали изменения в окружающем мире. Отбором подхватывались все варианты, которые работали в новых рамках, а те, кто больше не был жизнеспособен, исчезали, оказываясь на страницах летописи окаменелостей, или вовсе в забвении. Это был бесконечный круговорот, бесконечная мельница. Пока в пределах доступного генетического спектра находилась "востребованная" вариация, изменения в популяции могли происходить достаточно быстро - так же быстро, как в руках у людей, занимающихся разведением домашних животных и культурных растений, воплощая в жизнь собственные представления о совершенствовании живых существ, находившихся в их власти. Но когда доступные варианты исчерпываются, изменения тормозятся до тех пор, пока не появится новая мутация - случайное событие, вызванное, возможно, воздействием радиации, и открывающее новые возможности для изменений.
Это была эволюция. В этом была она вся: это был простой принцип, основанный на простых и очевидных законах. Но она определяет облик каждого вида, который когда-либо населял Землю - от момента зарождения жизни до последнего вымирания всех, кто останется жить под лучами раскалённого Солнца в отдалённом будущем.
И сейчас она работала.
Было трудно.
Но такова была жизнь.
Плези заключила с оксикленусом негласную сделку: "Бери моего детёныша. Оставь мне жизнь". Даже пока она карабкалась обратно сквозь ярусы зелени в безопасный мир деревьев и искала свою дочь, оставшуюся в живых, эта отвратительная хитрость ещё отдавалась эхом в её сознании.
Она, и ещё то чувство, что всплыло из самых глубин её клеток - мысль, которую она смогла бы выразить как "Я всегда знала, что это было слишком хорошо, чтобы быть правдой. Зубы и когти не пропали. Они всего лишь спрятались. Я всегда знала, что они вернутся".
Её инстинкт был прав. Через два миллиона лет после нелёгкого перемирия, начало которому положила гибель динозавров, млекопитающие начали охотиться друг на друга.
В ту ночь Слабая в замешательстве и ужасе наблюдала, как её мать дёргается и рычит во сне.
ГЛАВА 5
Время долгих теней
Остров Элсмир, Северная Америка. Примерно 51 миллион лет до настоящего времени
I
Во время этих долгих дней арктического лета не было ни настоящего утра, ни настоящей ночи. Но когда облака расступились, открывая медленно ползущее по небу солнце, а свет и тепло пробились сквозь огромные листья деревьев, над болотистым подлеском поплыл туман, и чувствительные ноздри Нота наполнились приятным ароматом зрелых плодов, гниющих растений и влажного меха его семьи.
Было чувство утра, чувство начала. По молодому телу Нота разлилась приятная бодрость.
Присев на сильные задние лапы и задрав торчком жирный хвост, он прогнулся вдоль ветки, чтобы придвинуться поближе к своей семье - отцу, матери и своим новым сёстрам-близнецам. Собравшись вместе, семья радостно занималась чисткой шерсти. Ловкие пальцы их маленьких чёрных рук расчёсывали шерсть, выбирая из неё кусочки коры, остатки высохшего помёта детёнышей и даже нескольких паразитических насекомых, которые, насосавшись крови, превратились во вкусное лакомство. Было также немного вылезшей шерсти, но взрослые адапиды уже расстались с большей частью прошлогоднего зимнего меха.
Возможно, свет, который становился всё ярче, вдохновил всех на пение.
Оно началось вдали: слабый звук пения самца и самки по очереди - очевидно, одной пары брачных партнёров. Вскоре к дуэту присоединилось ещё больше голосов: хор ухающих криков, который добавил к основной теме контрапункт и гармонию.
Нот передвинулся на самый конец ветки, чтобы лучше слышать. Он смотрел сквозь пучки гигантских листьев, которые были развёрнуты на юг, в сторону солнца, словно множество миниатюрных пляжных зонтиков. Местность легко просматривалась. Лес, кольцом опоясывающий полюс, был достаточно редким, и деревья - кипарис и бук - находились на некотором расстоянии друг от друга, поэтому их листья могли улавливать свет низкого арктического солнца. Здесь было множество широких полян, на которых рылись неуклюжие наземные травоядные. Глаза Нота, окружённые маской из чёрной шерсти, были огромными - как у его дальнего предка Пурги, они были хорошо приспособлены к темноте, но свет дня слепил их.
Значение песни было простым: "Вот, кто мы! Если ты не родственник, держись подальше - нас много и мы сильны! Если ты родственник, иди домой, иди домой!" Но красота песни выходила за рамки её практической ценности. Значительную её часть составляли случайные звуки и бульканье - бессмысленный набор звуков. Но в своём лучшем проявлении это была спонтанная вокальная симфония, исполняемая много минут подряд, с пассажами необычайной гармонической чистоты, что зачаровывало Нота.
Он поднял морду к небу и издал зов.
Нот принадлежал к разновидности приматов, которая получит название нотарктус, из группы под названием адапиды, происходящей от плезиадапид, живших в первые тысячелетия после падения кометы. Он очень напоминал мелкого лемура. У него была высокая коническая грудная клетка, длинные сильные ноги и сравнительно короткие руки с чёрными хватательными кистями. Его лицо было небольшим, с выраженной мордой, нос - любопытным, а уши - остроконечными. И ещё он обладал длинным сильным хвостом, в котором откладывался жир - его продуктовый склад на время зимней спячки. Ему было чуть больше года.
Мозг у Нота был значительно крупнее, чем у Плези или Пурги, и, соответственно, его отношения с окружающим миром были гораздо богаче. Жизнь Нота была чем-то большим, чем прото потребности в сексе и пище, а также боль - в ней оставалось место для чего-то вроде радости. И эту радость он выражал в своей песне. Мать и отец быстро присоединялись к нему. И даже сёстры Нота, ещё совсем детёныши, поддерживали его, как могли, добавляя свои тонкие мяукающие голоса к крикам взрослых.
Был полдень, и солнце находилось в наивысшей точке пути, который оно проделывало сегодня, но всё равно оно стояло в небе довольно низко. Косые лучи приглушённого, отфильтрованного зеленью света пробивались между деревьями, освещая плотный тёплый туман, который поднимался над источающей пар лесной подстилкой на земле, а стволы деревьев отбрасывали тени, ложащиеся полосами в подлеске.