Начались крики, беготня, треск оружейных выстрелов. В открытые двери швырнули маленькие чёрные шарики, и они взорвались. Воздух начал заполнять белый дым.
Джоан искала террористов, пробуя считать. Двое из них упали, когда высадили двери. Ещё двое, которые бежали и отстреливались, упали, пока она смотрела, внезапно превратившись в кувыркающиеся куклы. Многие из её делегатов лежали на полу или съёжились под мебелью. Два, три, четыре из них, похоже, получили повреждения: в дыму она видела неподвижные формы, кроваво-красные брызги в серой мгле.
Новая серия болезненных импульсов пробежала по животу Джоан.
Елисей стоял перед нею и улыбался. Он держал длинный чёрный шнур, который тянулся от его пояса.
По крайней мере, Бекс отпустили: девочка убегала прочь, мать придерживала её руками.
- Елисей, ты не должны умирать.
Его улыбка стала шире.
- По всей планете пятьсот из нас одновременно делают одно и то же заявление.
Алиса была на полпути к нему.
- Не делай этого, ради бога…
- Вам это не повредит, - сказал он и натянул балаклаву обратно на голову. - Я умираю таким же, каким я жил. Безликим.
- Елисей! - закричала Джоан.
Он рванул за шнур, словно запускал бензиновый двигатель. Вокруг его талии блеснула вспышка, на миг появился пояс из света. Потом верхняя половина его тела съехала с нижней. Когда части его тела упали, аккуратно разделённые пополам, почувствовался запах крови и кислое зловоние содержимого желудка.
Алиса вцепилась в Джоан.
- О, боже, боже.
Дым становился всё гуще и непрогляднее; Джоан кашляла, словно хронический курильщику. Сейчас боль вернулась, плескаясь по её животу туда-сюда. Она держалась за Алису.
- Встречала ли ты что-нибудь более мальадаптивное, чем групповое самоубийство?
- Ради бога, Джоан…
- Я имею в виду, что иногда индивидуальное самоубийство может быть оправданным - с биологической точки зрения. Возможно, самоубийство снимает бремя с семьи. Но какое биологическое объяснение вообще можно предложить для группового самоубийства? Способность верить культурным предписаниям была адаптивной. Она должна быть такой, или же этого явления просто не было бы. Но иногда механизм даёт сбои…
- Мы сошли с ума. Ты это хотела сказать? Мы все сошли с ума. Согласна.
- М’дам, пожалуйста, пройдёмте со мной, - перед ней возникла тень. Она напоминала солдата в космическом костюме, и приближалась к ней.
Боль снова прокатилась по ней, целенаправленные мысли исчезли. Она прижалась к Алисе Сигурдардоттир. Послышался другой взрыв. Она подумала, что это был просто очередной этап военной или полицейской операции.
Она ошибалась - это всё же случилось. Это был Рабаул.
Как только море проникло в магматическую камеру, взрыв стал неизбежным.
Фрагменты расплавленной магмы взлетели в воздух быстрее скорости звука, достигнув высоты в пятьдесят километров. Они разлетелись на застывающие кусочки размерами от крохотных частиц пепла до кусков около метра в поперечнике. Это всё смешалось с кусками самой разрушенной горы. Эти скальные обломки швырнуло далеко за пределы тропосферы, намного выше самолётов и воздушных шаров, даже выше озонового слоя - куски Рабаула, смешивались с метеоритами, сгорали ярко и быстро. Это было небо, полное камня.
А на земле ударная волна распространялась от разбитой вдребезги кальдеры вдвое быстрее скорости звука. Она приходила в тишине и сметала всё на своём пути - здания, храмы, деревья, мосты. Там, где она прошла, в воздух выделялось огромное количество энергии, сжимая его и разогревая до чудовищной температуры. Всё, что могло гореть, было охвачено пламенем.
Люди видели, что приближается ударная волна, но не могли услышать её, и, разумеется, не могли убежать от неё. Их лишь охватывало пламя, и они исчезали, словно сосновые иглы в костре. Это было только начало.
Солдаты в космических костюмах вытолкали Джоан из заполненного дымом бара и из гостиницы на свежий воздух. Её уложили на носилки, которые везли бегом. Вокруг неё бушевала буря движения: бежали люди, мчались автомобили, под ней летело асфальтовое шоссе, а в оранжевом небе кружили вертолёты.
Вот они втолкнули её в задние двери фургона. Скорая помощь? "Раз, два, три, подняли!" Носилки скользнули внутрь машины, вдоль своего рода узкой койки. На стенах находилось незнакомое оборудование, ничего не пищало и не жужжало, ничего не напоминало оборудование в медицинских диагностических центрах, где ей как-то приходилось работать.
Она помахала рукой в воздухе.
- Алиса.
Алиса схватила её за руку.
- Я здесь, Джоан.
- Я похожа на амфибию, Алиса. Я плаваю в крови и моче, но вдыхаю воздух культуры. Ни одно, ни другое…
Над ней маячило вытянутое лицо Алисы - растерянное и испуганное.
- Что? О чём ты сейчас говорила?
- Сколько времени?
- Джоан, следи за дыханием. Верь мне, я прошла через это; тебе это очень пригодится.
- Сейчас день или ночь? Я потеряла нить. Не могу сказать по небу.
- У меня часы сломались. Думаю, ночь.
Кто-то работал над её ногами - срезал одежду? Машина скорой помощи дёрнулась и поехала; ей был слышен отдалённый вопль сирены, словно в тумане потерялось какое-то животное. Всё, что ей было видно - голая, однотонно окрашенная крыша машины, те непонятные части оборудования и узкое лицо Алисы.
- Послушай, Алиса.
- Я здесь.
- Я никогда не рассказывала тебе настоящую историю моей семьи.
- Джоан…
Она сердито сказала:
- Если я не смогу сделать этого, расскажи моей дочери, откуда она родом.
Алиса сдержанно кивнула.
- Вы попали в Америку в качестве рабов.
- Мой прадед проследил историю. Мы прибыли из места, которое в наше время является Намибией, недалеко от Виндхука. Мы были из народа сан, который они назвали "бушменами". Нас почти истребили банту, а в колониальную эпоху нас убивали как паразитов. Но мы сохранили определённую культурную идентичность.
- Джоан…
- Алиса, исследования частоты встречаемости генов показывают, что женская линия ДНК среди женщин народности сан разнообразнее, чем где-либо ещё на Земле. Смысл этого в том, что гены сан существовали в Южной Африке намного дольше, чем любые гены где-либо в другом месте на Земле. Люди, происходящие от сан - самые близкие к прямой линии потомков, происходящих от нашей общей бабушки, от нашей митохондриальной Евы…
Алиса спокойно кивала.
- Понимаю. Поэтому твой ребёнок - один из самых молодых людей на планете - и он же самый старый, - Алиса взяла её за руку. - Обещаю, что расскажу ей.
Сейчас боль нахлынула волнами. Она ощущала себя так, словно её разум тускнел, и боролась за возможность продолжать мыслить.
- Знаешь, нормальные человеческие роды, по статистике, с большей степенью вероятности происходят ночью. Древняя особенность приматов. Также это нужно, чтобы твой ребёнок оказался в безопасности в твоём гнезде на верхушке дерева.
- Джоан…
- Дай мне говорить, чёрт подери. Разговор заставляет боль отступить.
- Препараты заставляют боль отступить.
- Оу! А в этот раз ощущается по-другому. В этом долбаном фургоне есть акушерка?
- Они все квалифицированные медработники. Тебе нечего бояться.
- Думаю, что моя дочка очень сильно хочет увидеть внутренности этой потрёпанной скорой помощи.
- Твои уроки закончились. Дыши. Тужься.
Она начала дышать неглубоко и часто: "уф, уф, уф…"
Алиса продолжала смотреть туда, где всё происходило.
- У тебя всё прекрасно получается.
- Даже если у меня таз австралопитецина.
- В тебе и вправду так много дерьма, Джоан Юзеб.
- Боюсь, что уже нет.
- Она идёт. Она идёт, - сказала Алиса.
Кости черепа ребёнка и швы между ними были мягкими и могли деформироваться под давлением, когда протискивались через родовые пути. И она могла выдерживать отсутствие кислорода до момента рождения.
Эти последние мгновения были временем самых разительных физических изменений из всех, которым она подвергнется за всю свою жизнь, вплоть до самой смерти. Но тело ребёнка было переполнено естественными опиатами и анальгетиками. Она совсем не ощущала настоящей боли - было лишь продолжение долгого сна, начавшегося в матке, из которого постепенно сгустилось её "я", её самосознание.
Одетый в космический костюм медработник взял ребёнка Джоан, подул ему в нос и шлёпнул сзади. Машину скорой помощи заполнил вопль, принёсший удовлетворение. Мокрый комочек плоти торопливо завернули в одеяло и вручили Джоан.
Выбившаяся из сил Джоан с удивлением коснулась щеки своей дочери. Ребёнок повернул голову, и её рот задвигался, отыскивая, что можно сосать.
Алиса улыбалась, вспотевшая и утомлённая, как всякая гордая тётушка.
- Боже мой, посмотри на неё. Она уже по-своему общается с нами. Она уже человек.
- Думаю, она хочет сосать грудь. Но у меня пока совсем нет молока, верно?
- Всё равно, позволь ей сосать, - посоветовала Алиса. - Это даст твоему телу стимул производить больше окситоцина…
Теперь Джоан вспомнила свои курсы для беременных.
- … который заставит мою матку сокращаться, уменьшая кровотечение, помогая отторгнуть плаценту…
- Об этом не беспокойтесь, - сказал космический костюм. - Мы вам его уже ввели.
Джоан позволила ребёнку облизать её сосок.
- Ты только посмотри на неё. Она делает хватательные движения. И похоже, что она шагает. Я могу ощущать её ноги.
- Если бы твоя грудь была покрыта шерстью, она, вероятно, смогла бы держать свой вес, и, возможно, ползать по тебе. И если бы ты внезапно двинулась, она бы вцепилась ещё сильнее.
- Это на тот случай, если я буду скакать с дерева на дерево. Смотри, она успокаивается.
- Дай ей ещё минут двадцать, и она станет высовывать язык, увидев тебя.
Джоан ощущала себя так, словно парила, словно вокруг не было ничего реального, кроме хрупкого тёплого существа в её руках.
- Я знаю, всё это врождённое. Я знаю, что перепрограммируюсь, поэтому не отвергну этого мелкого мокрого паразита. И всё же, всё же…
Алиса положила руку на плечо Джоан.
- И всё же это то самое, чему была посвящена вся твоя жизнь, но ты просто никогда не знала об этом раньше.
- Да.
Послышался телефонный звонок. Алиса вытащила из кармана мобильник. Её лицо осветилось яркими изображениями и вспышками от их движения.
Космический костюм пробормотал, обращаясь к Джоан:
- Мы приближаемся к больнице. Не стоит бояться. У них есть безопасный пристроенный въезд.
Джоан взяла ребёнка на руки.
- Ну, Люси, ты только что прошла по одному длинному тёмному тоннелю, и теперь собираешься войти ещё в один.
Космический костюм нерешительно переспросил:
- Люси?
- Какое же имя лучше всего подходит девочке-примату?
Алиса расплылась в улыбке.
- Джоан, ты не единственный свежеиспечённый родитель.
- Хм?
- Робот-рабочий Яна Моугана на Марсе сумел создать полностью работоспособную точную копию самого себя. Ему удалось самовоспроизвестись. Судя по тону этого текста, он очень счастлив.
- Он, что - скинул тебе это текстом?
- Ты же знаешь парней вроде него. Весь остальной мир может провалиться ко всем чертям, пока их новейший прибамбас делает то, для чего предназначен. Ах, да. Боевики Четвёртого Мира убили химерического питека Элисон Скотт. Полагаю, они подумали, что она была омерзительна. Интересно, что подумала она сама.
- Могу предположить, что ей хотелось всего лишь оказаться в безопасности, как и всем нам.
Джоан разглядывала своего нового ребёнка. Один мир начался всего лишь несколько мгновений назад, тогда как другой подходил к концу.
- А ведь мы были так близко, верно, Алиса? Конференция, манифест. Это могло бы сработать, правда?
- Да, я тоже так думаю.
- Просто нам не хватило времени, вот и всё.
- Да. И ещё удачи. Но мы должны надеяться, Джоан.
- Да. Надеяться нужно всегда.
Машина скорой помощи с грохотом остановилась. Двери со стуком распахнулись, и внутрь проник более прохладный воздух. Вокруг столпилось ещё больше космических костюмов, оттесняя Алису с дороги и желая забрать Джоан на носилках. Они попробовали взять у неё ребёнка, но она не позволила им.
Геологи давно уже знали, что на Земле подошёл срок крупной вулканической катастрофы.
Извержение Рабаула в 2031 году не было худшим в истории человечества - даже не было самым худшим за всю историческую эпоху. Тем не менее, Рабаул был гораздо серьёзнее, чем извержение Пинатубо на Филиппинах в 1991 году, которое остудило Землю на пол-градуса. Он был серьёзнее, чем взрыв Тамборы в Индонезии в 1815 году, который вызвал "год без лета" в Америке и в Европе. Рабаул был крупнейшей вулканической катастрофой, начиная с шестого века н. э., и одним из самых крупных за предыдущие пятьдесят тысяч лет. Рабаул внушал уважение.
Изменения климата не всегда были плавными и пропорциональными причинам, вызвавшим их. Земля была склонна к внезапным и решительным изменениям в климате и экологии, скачком переходя из одного устойчивого состояния в другое. Даже последствия небольших воздействий могли многократно усиливаться.
Рабаул был таким воздействием. Но оно не собиралось быть маленьким.
Но в действительности проблема заключалась не в Рабауле. Вулкан был лишь той самой последней соломинкой. В любом случае, ситуация накалилась до предела из-за необычайно быстрого роста численности людей. Это даже нельзя было считать плохим стечением обстоятельств. Если бы не было Рабаула, был бы другой вулкан, землетрясение, астероид или какая-то другая проклятая штуковина.
Но, когда природные системы планеты разрушились, люди, в конце концов, поняли, что они, несмотря ни на что, всё ещё оставались всего лишь животными, существующими в рамках экосистемы; и когда она умерла, они ушли вслед за нею.
Тем временем маленькие роботы на Марсе продолжали работать. Они терпеливо превращали тусклый солнечный свет, красную пыль и углекислый газ из воздуха в небольшие фабрики, которые, в свою очередь, производили копии самих роботов с суставчатыми ногами, панцирями из солнечных батарей и маленькими кремниевыми мозгами.
Роботы передавали новости о своих деяниях своим изготовителям на Земле. Им не приходило никакого ответа. Но они продолжали работать, несмотря ни на что.
Под выжженным оранжевым небом Марса их поколения сменялись быстро.
Конечно, никакая репликация, ни биологическая, ни механическая, не могла вечно быть точной. Некоторые варианты работали лучше, чем другие. На самом деле роботы были запрограммированы на обучение - чтобы сохранять то, что работало, и устранять то, что не работало. Более слабые из них исчезали. Более сильные выживали и передавали изменения в своей конструкции следующему металлическому поколению.
Так начали работать изменчивость и отбор.
Роботы всё продолжали и продолжали трудиться, пока древнее морское дно и каньоны не заблестели, вымощенные металлическими панцирями, напоминающими насекомых.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Потомки
ГЛАВА 17 Длинная тень
Место и время неизвестны
I
Пробуждение от холодного сна совершенно не было похоже на нормальное пробуждение, когда лежишь в своей кровати, а у тебя под боком лежит жена. Это скорее напоминало всплытие с глубины в резервуаре, заполненном какой-то липкой и притупляющей восприятие жидкостью.
Но вот в темноте появился просвет, расширяющийся круг света, в центре которого было расплывчатое лицо. Лицо принадлежало Ахмеду, сплоту - старшему пилоту - а не командиру. Для Снежка это было первым признаком того, что что-то пошло не так.
Ахмед повторял:
- В порядке? С тобой всё в порядке?
Перед тем, как подвергнуться инъекциям, Снежок отрепетировал, как он собирался ответить на просьбу проснуться. Он улыбнулся и поднял средний палец правой руки.
- Любая посадка, с которой можешь уйти сам - удачная.
Его голос был скрежещущим, а рот - сухим, как в пустыне.
- Ты ещё не ходишь, хитрая задница, - мрачно сказал Ахмед.
- Где Лающий?
Роберт Мадд, благословлённый одним из самых неоригинальных прозвищ в Королевских Военно-Морских Силах, был командиром их группы.
- Потом, - сказал Ахмед. Он отошёл, позволяя Снежку оглядеть металлические стены Ямы. Он бросил упаковку сухого пайка на кровать.
- Выбирайся оттуда. Помоги мне с другими.
Снежок - Роберт Уэйн Сноу, возраст 31 год - был лейтенантом Британского Королевского Флота, который, по крайней мере, привил ему склонность выполнять странные приказы. Поэтому он приложил некоторые усилия, чтобы сесть.
Яма была всего лишь цилиндром серо-стального цвета с голыми стенами, на которых были лишь пульты датчиков и приборы. Свет поступал от экономичных флуоресцентных ламп, которые освещали всё бледным сиянием. Все приборы не работали - остались лишь пустые экраны. Было такое ощущение, словно находишься внутри нефтеналивной цистерны. И в Яме было много двухъярусных кроватей - всего двадцать, одна над другой. Поверх кроватей были установлены пластиковые коробы. Ахмед бродил по всей комнате, открывая коробы один за другим, но закрывая обратно многие из них.
Снежок был совершенно голым, но ему не было холодно. Он поднял свой пакет с сухим пайком. Это был чистый, герметично упакованный пакет, внутри которого были сушёные бананы, шоколад и другая вкуснятина. Он вскрыл его единственным доступным инструментом - собственными зубам. Пакет лопнул, и зашипел воздух. Он высыпал все вкусняшки на свою кровать и сунул в рот несколько кусков банана. Он чувствовал себя так, словно пробежал марафон. До этого его дважды погружали в холодный сон - для тренировки и с целью оценки, каждый раз всего лишь на неделю. У этого процесса была одна особенность: тебе никогда не бывает холодно, но ты всегда пробуждаешься голодным: если верить медикам, что-то происходило с твоим телом, медленно поглощающим свои запасы, чтобы остаться в живых.
Но с его койкой что-то было не так. Ему было видно, где он лежал: его тело оставило очень чёткий отпечаток, как в той ужасной сцене с кроватью мёртвой матери в фильме "Психоз". Он потыкал матрац. Тот был шероховатым и твёрдым. А простыни, на которых он лежал, разрушились, когда он ткнул в них, словно бинты мумии.
Он почувствовал, что внутри него нарастает чувство страха.
Ахмед помогал девушке на одной из верхних коек. Её звали Джун, но по жизни она была известна всем как Луна. Она была милашкой - и в одежде, и без неё; но сейчас, голая, она выглядела хрупкой и даже болезненной, и Снежок почувствовал лишь желание помочь ей, когда она неловко полезла вниз из своей койки, вздрагивая, когда её голое тело тёрлось об металл.
Когда Луна проснулась, у Снежка появилось ощущение стыда. Он полез под свою койку в поисках одежды.