В другом месте разбрелась кормящаяся группа стегоцерасов. Эти пахицефалозавры были ростом с человека. Самцы щеголяли огромными костяными наростами на черепе, предназначенными для защиты их крохотных мозгов во время сотрясающих землю брачных поединков, когда они врезались друг в друга головами, словно горные бараны. Даже сейчас два крупных самца дрались, сталкиваясь своими упрочнёнными головами, и костяной стук от ударов эхом разносился по равнине. Этот вид принёс в жертву такого рода состязаниям значительную часть своего эволюционного потенциала. Необходимость поддерживать существование огромного защитного костяного нароста ограничила развитие мозга пахицефалозавра на миллионы лет. Будучи пленниками биохимической логики, эти самцы не обращали внимания ни на движущиеся огни в небе, ни на двойные тени, которые скользнули по земле.
На этом берегу тянулся обычный день мелового периода. Ничего особенного.
Но с юга приближалось нечто.
Сейчас кратер представлял собой пылающую чашу расплавившихся от удара и раскалённых добела кипящих пород, достаточно широкую, чтобы вместить в себя окрестности Лос-Анджелеса от Санта-Барбары до Лонг-Бич. И её глубина была вчетверо больше высоты Эвереста, а края поднимались над дном выше, чем следы сверхзвуковых самолётов над поверхностью Земли. Это был кратер девяносто километров в поперечнике и тридцать километров глубиной, образовавшийся за считанные минуты. Но это огромное образование было временным. Его стены уже начали выгибаться дугой, и чудовищных размеров оползни шириной в десятки километров начали ломать его крутые стены.
И морское дно прогнулось. Лежащие в глубинах породы Земли вдавились сокрушительным ударом кометы вниз, в мантию. Теперь они отрикошетили, поднимаясь на двадцать километров и прорываясь к поверхности сквозь озеро расплава. Глубинная порода, которая сама едва не расплавилась, быстро превратилась в обширную круговую структуру - горный хребет сорок километров в поперечнике, который вырос за секунды. Тем временем вода стала заливать яму, которая образовалась в океанском дне. И на движущееся дно кратера уже падали назад обломки выброшенных ударом пород, дождь горящего камня. Температура измерялась тысячами градусов - этого было достаточно, чтобы заставить гореть сам воздух: азот соединялся с кислородом, образуя яды, которые сохранялись в течение последующих нескольких лет. Это была хаотическая битва огня, пара и падающих камней.
Раскалённый воздух распространялся с места удара с космическими скоростями. Огромный кольцевой поток ветра хлынул с Юкатана вдоль Южной Америки и через Мексиканский залив. Ударная волна ещё двигалась со сверхзвуковой скоростью десять минут спустя, когда достигла побережья Техаса.
К югу от пляжа тонкий столб света раскрылся в стороны, словно веер. Он стал менее плотным на вид и изменил цвет, став более насыщенным, оранжево-белым. Были заметны крошечные оранжевые пятна, летящие вокруг его основания. И теперь полоса тьмы распространялась по южному горизонту. Всё это, однако, разворачивалось в тишине. То, что наступало, по-прежнему двигалось значительно быстрее скорости звука. Стада динозавров не обращали на это внимания; молодые пахицефалозавры по-прежнему сражались, полностью поглощённые своим дарвиновским танцем.
Но птицы и птерозавры знали небо. Группа птерозавров охотилась в океане, скользя над самой поверхностью воды и надеясь подцепить рыбу своими гидродинамически совершенными клювами. И вот они развернулись и направились в сторону суши, хлопая крыльями, чтобы лететь быстрее. Их примеру последовала стая мелких птиц, похожих на чаек, взлетая на своих серовато-белых крыльях, которые словно пульсировали в свете раскалённого камня.
Из тысяч динозавров только самка зухомимуса отреагировала на световое шоу. Она посмотрела на юг и щелевидные зрачки её глаз сузились от того, что она увидела. Какой-то инстинкт заставил её выскочить из воды и отойти на берег повыше. Тёплый песок проминался под её ногами, замедляя движение. Но самка зухомимуса всё равно бежала.
Два молодых раптора, игриво обследовавших панцирь выброшенной на берег морской черепахи, с вопросительным интересом подняли головы, когда она пробежала мимо. В самом дальнем уголке сознания зухомимуса пульсировал сигнал тревоги. Она нарушала многие из своих врождённых правил; она сделала себя уязвимой. Но более глубокий инстинкт говорил ей, что пятно тьмы, расползающееся по горизонту, несло в себе намного больше угрозы, чем любой из рапторов.
Она достигла группы низких дюн. Меховой комок с негодованием выскочил у неё из-под ног и удрал с огромной скоростью.
Над прибрежной равниной начал меркнуть свет.
Динозавры, наконец, забеспокоились. Огромные стада травоядных, утконосые динозавры и анкилозавры, оторвали головы от еды и посмотрели на юг.
Сейчас веер разлетающегося камня был невидим - его скрывала стена тьмы, охватившая горизонт. Но это была движущаяся стена, передняя сторона которой клубилась и колыхалась. Молния сверкала на движущейся поверхности, заставляя её сиять пурпурно-белым.
Даже сейчас, в эти последние секунды, сохранялось некоторое ощущение странности. Это напоминало жуткие сумерки. Некоторые из динозавров даже почувствовали сонливость, тому что их нервная система отреагировала таким образом на уменьшение освещённости.
А потом с юга пришёл фронт ударной волны. Тишина сменилась бедламом в один миг. Ударная волна смешала стада животных. Утконосых динозавров швырнуло в воздух, огромные взрослые особи корчились, а их мычание терялось среди внезапно налетевшей бури. Состязание крепкоголовых стегоцерасов закончилось безрезультатно, и вряд ли ему было суждено продолжиться. Некоторые из крупных анкилозавров остались на земле; они повернулись головами против ветра и легли, словно бронированные блиндажи. Но саму землю вокруг них сорвало, растительность была выдрана и разбросана вокруг; даже из озёр мгновенно выдувало всё воду. Невысокая дюна взорвалась над самкой зухомимуса, похоронив её на месте в песчаной тьме.
Но ударная волна ушла так же быстро, как и пришла.
Почувствовав, что дрожь земли прекращается, самка зухомимуса начала царапать землю. Она чихала, вычищая песок из ноздрей, большие прозрачные веки заработали, очищая её глаза, и она поднялась на ноги.
Она осторожно сделала один шаг. Новой землёй был рассыпанный слоем щебень, перекатывающийся под ногами, трудный для ходьбы.
Прибрежная равнина изменилась до неузнаваемости. Дюна, которая её защитила, была уничтожена - кропотливая работа ветра, продолжавшаяся века, сметена за считанные секунды. Равнина усеяна мусором: здесь были частицы превращённого в пыль камня, ил с морского дна, даже несколько плетей морских водорослей и мелкие морские животные. Над её головой бурлили облака, летящие на север.
Шум по-прежнему продолжался: раскатистые трескучие удары, дождём сыпавшиеся с неба, когда звуковые волны накладывались одна на другую. Но самка зухомимуса не слышала ни одного из них. Она оглохла в первый же момент прохождения ударной волны - её нежные барабанные перепонки лопнули.
Повсюду лежали динозавры.
Даже самые крупные утконосые динозавры были расплющены ударом об землю. Они лежали, сломанные и перекрученные, под разбросанным песком и грязью. Группа хищников лежала вместе, их гибкие тела переплелись друг с другом. Повсюду лежали старые и молодые, родители рядом с детьми, хищники и жертвы - смерть объединила их. Многие бедствия вроде наводнений и пожаров избирательно воздействовали на самых слабых - молодых, старых и больных. Иные же делали своей целью тот или иной вид - эпидемии, которые, возможно, занёс невольный хозяин по сухопутному мосту между континентами. Но на сей раз не остался в живых никто, и ничто не спасёт самых удачливых, таких, как самка зухомимуса.
Самка зухомимуса увидела серебристую рыбу. Она ещё билась, пролетев десятки километров за считанные секунды, всё ещё живая. В кишечнике зухомимуса мягко заурчало. Даже сейчас, когда миру пришёл конец, она была голодна.
Но работа ветра ещё не закончилась. Над океаном воздух уже устремился обратно, чтобы заполнить вакуум, образовавшийся на месте удара. Это напоминало вдох невероятных масштабов.
Самка зухомимуса, играя со своей рыбой, снова увидела приближающуюся стену тьмы. Но на сей раз она шла из глубин суши и несла с собой мусор - грязь, камни, вырванные с корнем деревья, и даже огромного мёртвого самца тираннозавра, который вертелся высоко в воздухе.
Самка зухомимуса снова нырнула в песок.
Ударная волна продолжала распространяться из адского горнила кратера, словно волны от упавшего в воду камня. Дальше на суше, где Гигант разграбил гнездо тираннозавра, ударная волна вызвала опустошение на площади огромного круга, достаточно большого, чтобы внутри него поместилась Луна.
Вблизи надвигающегося фронта вращались торнадо, словно злые дети, ломающие всё подряд.
С точки зрения Гиганта смерч был трубой из тьмы, которая соединила небо и землю. У его основания поднималось в воздух, кружилось и летало нечто, похожее на щепки. Предки гиганотозавров вторглись на континент. И сейчас Гигант выпрямился и зашипел, взмахивая головой, а его глаза сфокусировались на приближающейся угрозе.
Но это был не конкурент из числа ящеров. Когда смерч приблизился, он стал ещё больше, возвышаясь над ним, словно огромная башня.
Наконец, что-то в мозгах Гиганта переключилось на прутья, которые были раскиданы в основании этого климатического монстра. Эти "прутья" были деревьями - секвойями, гинкго и древовидными папоротниками, которые он разбрасывал с такой лёгкостью, словно это были сосновые иголки.
Его братья подумали о том же самом. Все трое развернулись и обратились в бегство.
Основание вихря прорывалось напролом через сплошной лес, уничтожая деревья и расшвыривая камни. Животных весом в пять тонн и больше бросало в воздух - огромные медлительные травоядные внезапно взлетали вверх. Многие из них умерли от шока ещё до того, как упали на землю.
У себя в норе Пурга вскочила, проснувшись от грохота земли. Она и её самец обвились вокруг двоих детёнышей и слушали вой ветра, грохот и хруст ломаемых деревьев, крики умирающих динозавров.
Пурга закрыла глаза, сбитая с толку, испуганная и страстно желающая, чтобы шум стих.
А в предгорьях Скалистых гор мать-аждархид почувствовала приближение могучего ветра. Она торопливо сложила крылья и пошла вперевалку к своему гнезду, опираясь на запястья и колени.
Детёныши окружили её, но ей нечем было их покормить, и они сердито клевали её. Птенцы ещё не умели летать, перепонки их крыльев ещё продолжали расти. Пока у них были лишь свободно свисающие бесполезные складки кожи, натянутые между летательными пальцами и задними лапами. И всё же они уже были по-своему красивы; чешуи, разбросанные по их тонким шеям, отголосок их рептильного происхождения, отражали солнечный свет, струящийся с небес, сверкая и блестя.
Но сейчас солнце заслонили бегущие по небу облака. Вихри не поднимались так высоко. Но ударная волна всё ещё оставалась обжигающей стеной бурлящего воздуха, ещё не потеряв своей силы даже так далеко от места столкновения.
Первый порыв пронёсся над гнездом. Птенцы взвизгнули и замерли.
Не раздумывая ни мгновения, мать взмахнула крыльями и поднялась в воздух. Примитивный императив взял верх. Если она выживет, будут и другие выводки. Птенцы, оставшиеся где-то внизу, кричали от злости и страха.
Когда стена ветра приблизилась, наступил момент спокойствия.
Скорость полёта самки аждархида упала. Она протянула и расправила крылья - запустилась инстинктивная ответная реакция. Она расправила длинный летательный палец и заднюю конечность, и колено отрегулировало натяжение её крыльев. Она представляла собой изящный летательный механизм, аппарат из сухожилий, связок, мускулов, кожи и шерсти, форма которого оттачивалась десятками миллионов лет эволюции.
Но ветру, рождённому кометой, было абсолютно всё равно.
Вначале ветер добрался до гнезда. Со скального выступа было сдуто всё подчистую, гнездо разлетелось на куски. Кости жертв птерозавров, в том числе кости Второго, кружились в воздухе вместе с остатками гнезда. Птенцы летели: совсем недолго, лишь один раз, и прямо навстречу смерти.
А затем мать-аждархид почувствовала, будто она влетела в стену пыли, брызг и даже кусков растений, дерева и камня. Она почувствовала, как трещат её хрупкие кости. Она кувыркалась снова и снова, беспомощная, словно мёртвый листок.
Самка зухомимуса опять силилась встать на ноги. У неё болели и передние, и задние лапы, спина, хвост и голова, куда пришлись удары летящего мусора, обломки её мира.
И вновь пляж превратился в совершенно незнакомое место. Теперь земля была вновь усеяна мусором, но уже принесённым с суши - кусками разбитых деревьев и истерзанных животных, мёртвыми или умирающими птерозаврами и птицами, и даже илом со дна озера. Ничто не двигалось - только умирающие существа и самка зухомимуса.
Она помнила рыбу, которую собиралась съесть. Рыба исчезла.
Над её головой по небу мчались группы тёмных облаков, словно опускающийся занавес. Солнце пропало; его ещё долго нельзя будет увидеть.
А на юге небосклон подсветился зловещим оранжевым светом. Бриз донёс до её носа острый характерный запах. Озон. Запах моря. Она думала о волнах прибоя, о блестящей рыбе на мелководьях. Она должна добраться до моря. Она всегда получала от моря всё, что ей было нужно; там ей было бы безопаснее. С жалобным мычанием, которое не могла услышать даже она сама, она с трудом побрела в направлении, откуда доносился запах, не обращая внимания на ужасные обломки под ногами.
Морской черепахе крупно повезло. Когда упала комета, она плыла над морским дном вдали от места её падения.
Её разновидность принадлежала к числу самых примитивных представителей великой династии рептилий. Но, будь она сколь угодно примитивна, эта черепаха была успешным охотником. Её тело был нетребовательно: ему требовалась всего лишь одна двадцатая часть пищи по сравнению с требуемой для динозавра равного с ней веса. Она была надёжно защищена хорошо укреплённым панцирем и осторожна даже в роли охотника; единственным риском, которому она подвергалась на протяжении своей жизни, был ежегодный выход на сушу - она должна была выбираться на берег, чтобы отложить яйца, а потом спешить обратно в безопасную воду.
У неё был маленький мозг, а её сознание было тусклым. Она жила в одиночестве в мире бесцветной монотонности. У неё не было никаких обязательств, связывающих её с родителями, братьями и сёстрами; она совершенно не давала себе отчёта в том, что из яиц, которые она отложила, выведется новое поколение. Но она была древним, осторожным и выносливым существом.
Сейчас, однако, нечто внесло сумятицу в её тоскливый мир одиночества. Чудовищное течение потянуло море на юг.
Черепаха стала уныло загребать ластами воду, стремясь вниз. Её инстинкты, отточенные миллионами лет тропических штормов, снабдили её простой инструкцией: нырни глубоко, доберись до дна, найди укрытие.
Но это не было похоже ни на одно течение, в которые она когда-либо попадала. Сквозь всё более и более грязную и бурную воду она видела намного более крупных существ, даже гигантских плиозавров, которых несло задом наперёд этим могучим потоком. По мере того, как она плыла вниз, она сталкивалась с мусором, беспомощными аммонитами, улитками, кальмарами и даже с камнями, сорванными со дна.
Наконец она нашла мягкую грязь. Работая всем четырьмя ластами, она начала прокладывать себе путь сквозь грязь, не обращая внимания на попадающие в неё предметы, стучащие по её панцирю. Рано или поздно ей придётся подняться на поверхность за воздухом и теплом; но она могла надолго отложить это - возможно, до тех пор, пока не пройдёт этот чудовищный шторм.
Но сейчас сверкающая поверхность моря сама спускалась к ней - море высыхало - и она оказалась на солнце, в мокрой грязи, пузырящейся вокруг неё. Её слабый ум испытал нечто вроде шока. Мир перевернулся вверх дном; это было бессмысленно.
И вот грязь морского дна, оказавшаяся на воздухе, стала вздрагивать.
В изменчивом странном свете самка зухомимуса, наконец, увидела море. С хриплым криком облегчения она бросилась вперёд.
Но море бежало от неё, оставляя за собой поблёскивающую грязь. И пусть она бежала за ним быстро, море убегало ещё быстрее.
Ей на ноги шлёпнулась рыба. Она остановилась, подцепила её из липкой грязи и сунула в рот. В скудном сознании рыбы это было подобно своего рода облегчению; эта смерть была быстрой по сравнению с ужасным удушьем, которое она испытывала бы на вновь появившемся берегу.
Морское дно, обнажившееся впервые за миллионы лет, было сверкающим ковром жизни. Оно было усеяно двустворками, ракообразными, кальмарами, рыбами и аммонитами разных размеров, и теперь все они задыхались на воздухе.
Дальше к югу виднелись гигантские силуэты. Самка зухомимуса видела гигантского плезиозавра, лежащего на берегу, как и все остальные. Восемь метров в длину, он лежал, задыхаясь в грязи, и все его четыре плавника были вывихнуты, сломаны и раскинуты в стороны. Он ещё боролся - многотонный морской хищник толкался ластами, ползал по сторонам; огромные ласты взмахивали, опасные зубы щёлкали от злости на судьбу, которая выбросила его на сушу.
В любое другое время это было бы удивительное зрелище. Самка зухомимуса отвернулась в замешательстве.
Посмотрев на север, в сторону суши, она смогла различить живых существ, выползающих из опустошённых лесов и выдутых ветром болот. Многие из них были анкилозаврами и другими бронированными существами, которых защитила тяжёлая броня, появившаяся в процессе эволюции для защиты от зубов и когтей тираннозавров. Они ползли к обнажившемуся морскому дну в поисках убежища, питья и пищи.
Но вдруг анкилозавры разинули рты и снова начали отступать. Самка зухомимуса смотрела на них, ничего не понимая. Они ревели, но она не могла их услышать.
Она отвернулась обратно к морю. И увидела, что их испугало.
Вместо воздуха была вода.
С места столкновения, возникнув из-за мгновенного скачка температур, круговая ударная волна теперь распространялась наружу сквозь толщу океана. Её разрушительная сила была ограничена, потому что удар пришёлся не на глубинные океанские воды. Однако по мере своего приближения к береговой линии Северной Америки волна уже достигла почти тридцатиметровой высоты. А когда она достигла мелководий на побережье Техаса, высота цунами возросла от десяти до двадцати раз по сравнению с исходной высотой.
Ничто из эволюционного наследия самки зухомимуса не подготовило её к этому. Возвращающееся море выглядело, словно движущийся горный хребет, стремительно возвращаясь из отступившего океана. Она не могла услышать этого, но могла почувствовать, как оно заставляет дрожать обнажившееся морское дно, могла обонять острую вонь соли и превращённого в пыль камня. Она стояла, выпрямившись, и кивала головой, вызывающе скаля зубы в сторону приближающегося цунами.
Вода стеной поднялась над ней. Было мгновение давления, черноты, огромная сила, которая сжала её. Она умерла за одну секунду.