- Умоляю вас, леди и джентльмен, не убегайте! - обратился он к ним, и странный голос его - отчетливый, громкий - испуганным эхом метнулся вверх и вниз по лестнице. - Я ваш гость и совершенно не опасен. Извините, что напугал вас. Я устал и немножко расслабился - тело приобрело естественный вид.
- Что он городит? - шепнула Айрис. - Он тоже сумасшедший? А куда девался этот… ну, осьминог?
- Леди и джентльмен! - Незнакомец, очевидно, расслышал шепот Айрис. - Я вполне нормален. Просто я не человек - тело-аналог выбрано для удобства общения и преодоления психологической несовместимости.
Человек выступил из тьмы коридора и церемонно поклонился. Лицо его было бледным, даже чуть зеленоватым и каким-то ненатуральным, словно перед ними стоял манекен. Одет незнакомец был в черный фрак с чересчур длинными фалдами и кружевную рубашку. Руки в белых перчатках сжимали такой же белый свиток.
- Говоря вашими понятиями, я - инопланетное существо. - Голос странного незнакомца лился ровно и спокойно, и тут Лоусон с ужасом понял, что голос идет неведомо откуда - рта незнакомец не раскрывал. - Я Чрезвычайный и Полномочный Посол Галактического Содружества. Вы можете принять мои верительные грамоты?
Незнакомец поднял свиток, и он мгновенно развернулся. На белом поле вспыхнули алые письмена. Они не только светились, но и двигались, сменяя друг друга, точь в точь как на экране дисплея.
- Это похоже на правду, - шепнула Лоусону пораженная Айрис. - И в то же время - явный бред.
Мысли Лоусона разбегались, но одно он знал точно и поэтому, не раздумывая, сказал:
- Нет, грамоты мы принять не можем. Вы должны вручить их главе государства. Или даже передать в ООН, Генеральному секретарю.
Звездный посол чисто по-человечески вздохнул и свиток как бы сам собой свернулся в его руках.
- Ваша планета уже дважды облетела вокруг светила, а я никак не могу вручить свои верительные грамоты. Я брожу по этому городу-лестнице и все посылают меня к черту. Это и есть глава вашего государства?
Айрис нервно хихикнула. Лоусон, оценив ситуацию, тоже улыбнулся:
- Это скорее абстракция… Форма отказа… Но вы не огорчайтесь. Когда-нибудь вы найдете тех, кто вам нужен. Мы рады, что встретили вас.
- Тогда я пойду вниз, - заявил Звездный посол. - Мне подсказали: там находится выход из города-лестницы.
Лоусон вспомнил о полицейских на площадке одного из нижних этажей, о том, что она простреливается засевшим в чужой квартире грабителем. Туда - и с верительными грамотами Галактического Содружества?..
- Мой вам совет, - сказал он Звездному послу. - Побудьте здесь до утра. Там, внизу, - он замялся, подыскивая понятные в данной ситуации слова. - Там сейчас идут… важные… переговоры. Вы можете помешать.
- О, конечно! - воскликнул вежливый Посол. - Я чту обычаи всех разумных существ. В таком случае я еще немного расслаблюсь и поплаваю под потолком в своей первичной форме. Пусть путь ваш будет приятным.
- Спасибо, - ответила Айрис. Она уже успела надеть туфли и стояла подтянутая и собранная. - Приятного вам плавания.
Они стали подниматься дальше. Буквально на следующей площадке Айрис, которая прикрывала губы рукой, не выдержала и громко рассмеялась.
- Ой, не могу! Бедный пришелец… Он никому не нужен - понимаете? Вместе со своими верительными грамотами - никому! И нам в том числе. Потому что единственное, чего нам хочется, - добраться домой, принять душ и упасть в постель. И никаких тебе пришельцев!
Генри промолчал. В самом деле. Не тащить же Звездного посла к себе в квартиру. А спускаться на ночь глядя вниз, куда-то ехать с ним, доказывать, что вы оба не сумасшедшие - где взять на это силы? Тут своих неприятностей вагон и маленькая тележка. Айрис права: люди поголовно эгоисты, даже те, кто играет в альтруизм. Просто им так выгоднее, удобнее. Например, он. Спас девушку от насильников, проявил благородство, а значит, тем самым возвеличил себя и теперь может втайне любоваться собой: ах, какой я хороший, какой благородный…
- Мы уже прошли все сто десять или сто двадцать этажей! - заявила Айрис. - Все, я больше не могу.
- Привал так привал, - согласился Лоусон. Он тоже изрядно устал. Ноги гудели от напряжения, сердце билось тяжело и громко, как большая рыба, которую вытащили на берег. - Можем, кстати, перекусить.
Айрис снова сняла туфли. Немного подумав, Лоусон достал папку с рукописью, положил на ступени.
- Садитесь. Да садитесь же, ничего ей не будет. Это для автора даже пикантно: таким образом определить судьбу своей книги.
Лоусон достал из сумки сыр и печенье, затем, выдержав паузу, извлек оттуда уцелевшую бутылку вина.
- Вы не просто мой спаситель, - сказала Айрис, и голос ее был таким, что Генри тотчас захотелось стать пожизненным альтруистом. - Вы - ангел! Ангел во плоти, который пьет красное вино и курит хорошие сигареты, сумка которого набита швейцарским сыром и отменным галетным печеньем. Давайте же быстренько все это на стол!
Айрис постелила на ступеньку газету, и они стали ужинать, перекидываясь ничего не значащими фразами и передавая друг другу вино - пить пришлось прямо из горлышка.
- Теперь мы будем знать мысли друг друга, - засмеялась Айрис. - Есть такое поверье: кто пьет из одной посуды…
- Вы рискуете, - предупредил ее Лоусон. Ему нравилась и их болтовня, и сама девушка - по-видимому, усталая и несколько разочарованная в жизни, но такая живая и непосредственная.
- Мне нечего терять, - махнула рукой Айрис. - Хотя, конечно, с писателями связываться опасно. Из-за вас и с обыкновенными людьми начинают происходить чудеса. Объясните мне: что это за калейдоскоп встреч и приключений на какой-то вонючей лестнице? В жизни ведь так не бывает.
- Разве наша жизнь это жизнь?! - Лоусон отломил кусок сыра, запил его глотком вина. - Мы движемся по одним и тем же замкнутым орбитам. Дом, работа, магазин, несколько приятелей или приятельниц. Плюс "окно в мир" - телевизор. Мы потому так охотно поглощаем синтетические модели жизни, что они безопасны. Книгу можно отложить, телевизор выключить. А здесь, на лестнице, все настоящее - непредсказуемое, порой опасное.
Лоусон помолчал, затем вздохнул и с горечью продолжил:
- Вот вы думаете: раз я писатель, у меня интересная, насыщенная жизнь. Ничего подобного. Во-первых, тяжкий ежедневный труд, борьба с собственным косноязычием и несовершенством. Во-вторых, многие из нас, литераторов, только делают вид, что исследуют реальность. На самом деле они бегут от нее, и я - в первых рядах этих беглецов. Вы правильно сказали о Посреднике, то есть обо мне, его создателе - "чего он так выпендривается". А все потому, что мне легче представить и описать беседу с богом, чем вас, или, например, тех, кого мы встречали на этой лестнице.
- Разве я такая уж загадка? - удивилась Айрис.
- Нет. Но вы - тоже мир в себе. Чтобы его изучить и понять, нужно время, усилия. Кроме того, нужно владеть одним из труднейших умений - искусством общения.
- По вечерам я обычно бываю дома, - улыбнулась Айрис. - Заходите, изучайте.
- Я всегда думал, хоть и не распространялся об этом, что жизнь познать невозможно, а главное - не нужно. Мол, душа моя настолько обширна и загадочна, что ее хватит на всю жизнь. Только пиши… Оказалось, этого мало… Я все время, пока мы тут карабкались вверх, думал о своем романе. Его отвергли не потому, что он так плох. Беда его, очевидно, в оторванности героя от реального мира. Я сам живу синтетической, искусственной жизнью и таким же сделал своего героя. Самоанализ, копание в своих чувствах… Он тоже, как комета, ходит по замкнутой орбите. В нем есть вращение, но нет движения. А без него нет чувств. Он - неинтересен, понимаете?
Айрис, чье лицо в полумраке лестницы казалось осунувшимся и усталым, вздохнула.
- Но ведь так живут многие, - сказала она. - Большинство. Не каждый же день обесточиваются небоскребы, и даже не каждый день тебя хотят изнасиловать… Однообразие нашей жизни, увы, не исключение, а правило.
- Значит, читателя надо обманывать, - заключил Лоусон. - Давать ему искусственную, но гальванизированную жизнь. Нарочито активную, нашпигованную неожиданностями и приключениями. Заметьте: моды и пристрастия меняются, а боевики и детективы всегда в ходу.
- Вам виднее, - Айрис пожала плечами. - Хотите, я прочту ваш роман и скажу, чего ему не хватает. Я не критик, но белое от черного отличить смогу.
- Буду признателен, - обрадовался Генри. - Кроме того, это идеальный повод увидеть вас еще раз.
На лестнице зацокали женские каблуки. Кто-то тоже поднимался на самую верхотуру Вавилон-билдинга.
Айрис подвинулась, чтобы пропустить путницу, завернула остатки сыра в газету. И тут же, приглядевшись к устало плетущейся по ступеням женщине, обрадовано воскликнула:
- Джулия, ты?! Привет!
- Айрис? - удивилась та. - Привет! Как тебя сюда занесло? О, да ты с парнем. Поздравляю.
- Спасибо, - засмеялся Лоусон. - Давно меня так не называли.
- Я иду с первого этажа, - ответила Айрис, - Такого насмотрелась… Если бы не Генри…
- Ну, ты даешь! - воскликнула Джулия. - Да тут даже днем небезопасно. Я живу тут, на лестнице, и то по вечерам не знаю, проснусь ли утром. Если, конечно, есть время спать.
Она хихикнула, повернулась к Лоусону.
- Ты береги ее, парень. Айрис - классная подруга. Я иногда захожу к ней погреться, и она, заметь, нос не воротит. А что? Проститутки - тоже люди.
Джулия попросила сигарету и, профессионально вихляя бедрами, пошла дальше. В полумраке снова громко зацокали ее каблуки.
- Гуд бай, - бросила она на прощанье. - Прошвырнусь немного, ребятки. А то одной да еще в темноте сидеть - скучища.
- Как хорошо! - воскликнула Айрис. - Мы уже почти у цели. Джулия живет на сто тридцать втором этаже. Да, прямо на площадке. Ты удивлен?
- Я уже ничему не удивляюсь, - сказал Лоусон, пряча в сумку рукопись романа и коробку с печеньем. - Пойдем. В самом деле скоро ночь.
- Она в лифтах подрабатывает. Снимает… клиентов. Как-то попросила сигарету, заговорила… Вообще-то ее зовут Джульеттой, но у меня язык не поворачивается…
Айрис и Генри преодолели пять или шесть лестничных маршей и остановились перед "домом" Джулии. Он представлял собой два больших картонных ящика из-под мебели, скрепленные клейкой лентой. На стене его кто-то размашисто вывел: "Мисс Вавилон".
- Вот вам и сюжет, Генри. Готовый. Под рукой, - сказала Айрис, и Лоусон про себя заметил, как резко потускнел ее голос.
- Да, наш местный Данте прав: на свете Рая нет…
Лоусон устал от впечатлений. Последние годы он жил равнинной жизнью, а тут вдруг налетел ветер приключений и бросает его из одной невероятности в другую. В самом деле, мир полон сюжетов. Айрис права. Оказывается, они рядом, под рукой, в скучной громадине небоскреба, где он бездумно, как трава, прожил десять лет.
- На сто сорок восьмом этаже есть смотровая площадка, - сказала Айрис. - Я помню, когда проектировали, никак не могли выяснить, зачем она. Говорили, для каких-то технических целей.
- И вы предлагаете?
- Глотнуть свежего воздуха, полюбоваться ночным городом - и разбежаться по домам.
- Гениальное предложение. Вы знаете, я уже тоже едва бреду.
Остальной путь они проделали молча.
Когда Айрис толкнула узкую дверь, в лица им пахнуло свежестью и одновременно легким запахом тлена - то ли прелых листьев, то ли истлевшего от времени мусора. Вечерний полумрак смешивался с облаками, прятал огни огромного города.
"Откуда здесь листья? - посмеялся над собой Лоусон. - Это же тебе не парк. И даже не "висячий сад"".
- Там кто-то сидит, - шепнула Айрис.
В дальнем конце смотровой площадки стояло пластмассовое кресло. В нем спиной к ним сидел человек в глубокой шляпе с обвисшими полями.
- Добрый вечер, сэр, - поздоровался Лоусон.
Незнакомец не ответил, даже не пошевелился. Казалось, он напряженно высматривает что-то в сумрачном пространстве за перилами ограждения.
Какое-то смутное чувство шевельнулось в душе у Лоусона. Уж не ожил ли его Посредник, его дерзкая выдумка, и не разговаривает ли он сейчас с грозным Яхве?
Они приблизились к незнакомцу.
Айрис в который уже раз за этот вечер испуганно охнула.
Человек был мертв.
Он сидел здесь, по-видимому, многие годы, под дождем и на солнцепеке, занесенный зимой снегом и продуваемый всеми ветрами. Тело его успело не только разложиться, но и до предела сжаться, иссохнуть. На черепе с провалами рта и глаз болтались остатки кожи, седой бороды.
- Боже мой, - сказал Лоусон. - Вот смысл нашей жизни, Айрис, всего нашего восхождения. Мрак, уничтожение, распад… Знаете, чего мне сейчас хочется? Развязать папку и вытряхнуть ее в пропасть, за перила. А когда сотни листков закружатся в небе, - перешагнуть через перила, полететь вслед за ними. Представляете, как это хорошо?..
- Перестаньте! - с неожиданной силой и страстью оборвала его Айрис. Она взяла Лоусона под руку, повела обратно ко входу на смотровую площадку. - Что вы все время хнычете, черт побери?!
- Но ведь жизнь в самом деле бессмысленна. Девочка моя, неужели ты не видишь этого?
- Вижу. Смерть, однако, еще бессмысленней. Жизнь такова, какой мы ее представляем. Только и всего.
- Но ведь это ужасно, Айрис. - Голос Лоусона срывался. - Все ужасно. Этот дом, эта лестница…
- Нет, не все. У меня дома есть свечи и кофе. А вы, в отличии от осла с одиннадцатого этажа, не поленитесь плеснуть в чашки кипятка.
- Везде мрак и холод… Посредник мертв. Он ничего не сумел выпросить у бога, Айрис. Ни себе, ни людям. Вот как должен кончаться мой рассказ.
Айрис захлопнула дверь на смотровую площадку, нашла в темноте Лоусона, привлекла его к себе. Сердце его билось громко и неровно.
- Глупенький, - шепнула она, гладя его волосы, лицо. - Почему вы все просите у бога? У бога, дьявола, судьбы? Это все равно, что у мертвых просить. Проси у людей, у меня. В мире есть все, что нужно человеку для счастья. Слышишь! Проси у меня. Все, что хочешь.
ПОВЕСТИ
Без вас невозможно
Черное пламя
- Откройте окно, - попросил Антуан.
Илья Ефремов взглянул на Павлова - лечащий врач хмуро кивнул.
Илья включил проницаемость окна, и в палату ворвался ветер - порывистый, насыщенный влагой и солью. За Большим коралловым рифом гремел и ярился океан. Отсюда, с двадцать восьмого этажа, риф казался белым шрамом на теле океана - месиво из пены и брызг прятало известняковые гряды.
- Собрались наконец… Вся девятая группа, - прошептал Антуан. Его лицо стало спокойным. Раньше на нем проступал тщательно скрываемый страх - не смерти, нет, скорее всего, непонимания происходящего, а вот сейчас, с приходом друзей, отпустило.
- Все трое… - Антуан слабо улыбнулся. - Как вы вовремя, ребята! И все в форме. Значит, при исполнении.
- Четверо! - поправил его Славик. - С тобой четверо. От Совета миров прилетел Шевченко, ты его знаешь. Илья - руководитель группы Садовников. Через час расширенное совещание всех специалистов… А тебя, Зевс, мы в два счета поставим на ноги.
Больной на школьное прозвище не отозвался. По-видимому, он вообще не слушал Славика - к лицу его опять подступила смертельная бледность. Руки Антуана блуждали по стерильному кокону жизнеобеспечения, пока не наткнулись на руку Ильи.
- Не надо обо мне! - вдруг быстро и жестко сказал больной. - Меня уже нет. Надо спасать людей! Сотни… не знаю, может, уже тысячи… Но это не эпидемия… Это беда! Что-то нарушило равновесие. Может, отдыхающие, может, Рай… Разберитесь, ребята. Как можно скорее… - Он задыхался от слабости. Рука его, поначалу цепкая и требовательная, вдруг истаяла, мертвым зверьком уткнулась в простыню. - Только маме, только маму… Не говорите ей. Придумайте что-нибудь. Мол, потерялся в космосе. Чтоб оставалась надежда…
Антуан взглянул на лица друзей, и ему стало жаль их. Он через силу улыбнулся и даже попытался пошутить:
- Я знаю, откуда беда, ребята. Мы не понравились Ненаглядной! Поверьте, я знаю женщин. Я все-таки француз…
Голова Антуана упала на подушку, створки кокона жизнеобеспечения сошлись над его лицом - заработали инжекторы. Машина в который раз ловила мятущуюся душу и возвращала ее умирающему телу.
Они вышли в коридор. И тут из белых пространств медцентра появился маленький лысый человечек - академик Янин и, не поздоровавшись, злым напористым басом заклекотал:
- Где он? Почему вы бездействуете? У вас куча возможностей. Почему Антуана до сих пор не отправили на Землю?
- Перестаньте кричать, - оборвал его Павлов. - Больной не подлежит перевозкам, а телепортация убьет его. Делается все возможное. Более того - к нам прибыли лучшие специалисты из всех Обитаемых миров.
- Картина крови? - Академик Янин усмирил свой бас, губы его горестно сжались.
- Полный обрыв кроветворения, - ответил за Павлова Илья. - Без малого две недели. Я в прошлом тоже, кстати, врач.
- Мальчик мой… - пробормотал академик. Он как-то съежился, стал еще меньше. С надеждой спросил: - Насколько я знаю, кокон может годами поддерживать?..
- Практически вечно, - сказал Павлов, глядя поверх головы Янина. - Некротированные ткани и органы постепенно убираются. Остается мозг. Вопрос в другом: захочет ли он…
- Нас учили управлять организмом, - пояснил Илья, преодолевая спазм в горле. - Когда он поймет, когда устанет… Короче, он сам может остановить сердце.
- Но ведь кокон!.. - опять вскричал академик. - Черт возьми, кто ему позволит…
- Рядовой Садовник умеет больше, чем йог высшего посвящения, - тихо сказал Егор. - Он погасит мозг.
- Извините, друзья. - Илья шагнул к выходу на кольцевую лоджию-сад - Через два часа совещание. Извините, мне надо побыть одному.
Он едва двигался в воздухе - по течению ветра. Память опять прокручивала кадры последних дней, а помимо них и сквозь них все проступало и проступало лицо Антуана, и сердце сжимала непроходящая боль. Откуда пришла беда? В чем она? Откуда проросли корни зла, где и почему вспыхнуло черное пламя смерти? Масса вопросов и ни одного ответа.
- Повтори сообщение Совета миров, - попросил он Помощника.
- Ненаглядная, ведущий курорт Обитаемых миров, аналог Земли, - зашелестел бесстрастный голос. - На планете находится на сегодняшний день свыше восемнадцати миллионов отдыхающих и обслуживающего персонала. Вспышка острой спонтанной лейкемии зарегистрирована четвертого марта. Жалобы - лихорадка, слабость. Экспресс-анализы показали, что у всех четырехсот шестидесяти пациентов кровь наводнена молодыми патологическими клетками. География эпидемии…
- Это не инфекционное заболевание, - поправил его Илья.