- Не совсем так. Но в целом верно. Не стоит их жалеть, странник, ведь это не люди. У них нет души - за стенами города обитают лишь сгустки тьмы, злобы и ярости - всего того, от чего издавна мечтал избавиться человек.
- Сгустки тьмы… вашей тьмы! - которую вы вселяете в какие-то иные тела?
- Тела домашних животных. Новорожденных телят, ягнят, поросят. Конечно, после этого они перестают быть домашними животными, кроткими, приносящими пользу. Становятся отвратительными - и внешне, и внутренне.
- Бедные ягнята и поросята… Но ведь вы отсекаете не только тьму! А также способность страдать, печалиться. Сужу по моей милой хозяйке.
- Это тоже негативная способность, тоже тьма. Когда вы станете одним из нас, станете человеком - вы почувствуете, насколько легче и приятнее жить без всего этого груза.
- Постойте, вы хотите сказать, что и меня подвергнут этой вашей операции?!
- Конечно. Но не стоит бояться: как я уже сказала, теперь это делается быстро и безболезненно.
- А если я откажусь, вы выгоните меня в пустыню, к текрам?
- Конечно, нет! - Принцесса укоризненно рассмеялась. Она беспечно теребила аметистовое ожерелье, длинное, спускающееся до пояса, - то завязывая на нем узелки, то расплетая. - Вы просто покинете наш мир. Превыше всего мы ценим свободу - как свою собственную, так и чужую. Только зачем вам это? Вы ведь давно путешествуете, скажите: встречался вам мир, подобный нашему? Только честно. Это просто чудо, что вы к нам попали. У нас нет ни войн, ни голода, ни болезней, ни отчаянья. Даже слов таких нет - в памяти большинства моих подданных. Нам незнаком страх смерти, мучающий разумных существ от начала времен. Смерть здесь приходит вовремя, долгожданной гостьей, прекрасной и ласковой, а не безносой старухой с косой и чумным дыханием… Впрочем, я даю вам время подумать. Не хочу торопить с выбором. Посоветуйтесь со своей маленькой спутницей - по словам Уни, она умна не по годам.
- А можно мне взглянуть на этих ваших текров? Можно побывать за стенами города?
- Если вы пойдете туда в одиночестве, вас растерзают на части. Но вы можете пойти со мной: каждый вечер я пою для них с западной городской стены.
- Поете? - изумился промир. - Но зачем?
- Это один из заветов Королевы. Мы не все их понимаем, но, тем не менее, стараемся неукоснительно соблюдать.
- Я пойду с вами. Думаю, это будет любопытное зрелище.
- Тогда вы можете пока осмотреть мой дворец. Я сама найду вас, когда придет время. А сейчас прошу извинить: меня ждут дела.
Принцесса поднялась с кресла, шурша одеждами, на миг обретя величавость, приличествующую ее сану. Впрочем, светло-лиловое платье с обилием оборок, оказавшееся чересчур пышным и не слишком длинным - тут же нарушило это впечатление, как и бантики в волосах, и перепутанные нити аметистов…
Дийку всегда казалось, что в королевских дворцах должно быть полно народу - охрана, фрейлины, придворные, - но за все то время, что он гулял, ему встретился лишь один задумчивый юноша, сидевший на широком подоконнике и что-то вдохновенно строчивший в длинном свитке. Он даже не заметил промира - настолько был поглощен своим занятием.
Но это оказалось не единственной странностью дворца. Живая природа здесь так плавно и незаметно переходила в творение человеческих рук и обратно, что грань не всегда можно было различить. Дийк проходил по залам, где колоннами служили огромные дубы и платаны, а их причудливо переплетенные ветви заменяли потолок. Причем часть деревьев была натуральной, а другая - искусно стилизованными изваяниями из малахита и нефрита. В другом месте прямо посередине зеркального пола был вырезан овальный пруд - настоящий пруд с кувшинками, темной илистой водой и парой черных лебедей с красными клювами. При виде промира птицы издали предупредительное шипение и забили по воде крыльями, роняя острые смоляные перья…
Дольше всего Дийк задержался в зале с зелеными и желтыми шарами. Огромные, бесшумные, они то взмывали вверх, к потолку, выложенному мозаикой из кусочков янтаря разных оттенков, то опускались к узорному паркету. Он не мог понять, что это и для чего служит. Дотронувшись до одного из шаров, промир почувствовал, что поверхность его теплая и влажная. Она была приятной на ощупь, но сказать, живое это существо или искусственное, он бы не смог.
В зале с загадочными шарами и нашла его Принцесса. В рассматривании причудливых интерьеров дворца Дийк не заметил, как прошло полдня. Приветливо улыбнувшись и качнув прической с бантами, правительница поманила его за собой. Она поменяла наряд: теперь статную фигуру облегало строгое и длинное платье, совсем как у Королевы на портрете.
Когда они подошли к зеркалу, сквозь которое промир попал во дворец, Принцесса протянула ему платок, влажный и пахнущий чем-то острым, но приятным.
- Воздух там очень ядовит, - объяснила она. - Нужно обмотать этим нижнюю часть лица, чтобы не отравиться.
- А вы?
- Мне это не грозит. Как не будет грозить и вам - если вы сделаете правильный выбор.
Дийк послушно обмотал платком ноздри и рот. Принцесса провела ладонью по зеркальной поверхности, а затем шагнула за резную раму. Промир последовал за ней.
Они оказались на гребне городской стены, широкой, обнесенной резными дубовыми перилами. Разница между городом и загородом была огромной. За их спинами цвели сады, высились чудесные дома, окруженные мостиками и беседками. Впереди же простиралась - нет, не пустыня, как говорила Уни, но бесконечная свалка. Бесформенные груды железа и пластика, искореженные ржавые механизмы, осколки посуды, лохмотья, ветошь…
По грудам мусора ползали уродливые создания. Объединяло их всех одно - чувство омерзения, возникавшее даже при беглом взгляде в их сторону. Сходство с животными, в чьи тела заключили отрезанную человеческую тьму, было самым отдаленным: одни текры отличались толщиной, крошечными гноящимися глазами и мятой лепешкой вместо носа, другие, наоборот, были чрезмерно худыми, словно иссушенными, с вытянутыми конечностями с несоразмерно большими копытами. Кое-кто был покрыт клочковатой свалявшейся шерстью, иные - голые, грязно-розовые и серые, усеянные язвами и паршой, третьи же производили впечатление существ с недавно содранной кожей.
Вся эта отвратительная живая масса пребывала в движении. Текры выискивали что-то в грудах мусора, торопливо спаривались, дрались, пожирали поверженного соседа. Над бескрайней шевелящейся свалкой царили соответствующие звуки: подвывание, рев, скулеж, кашель, мычание, истерический хохот, зубовный скрип…
Промир почувствовал, как к горлу подкатывает тошнота. Даже повязка не спасала от всепроникающего смрада. Отвернувшись от ужасного месива, он спросил:
- Чем они питаются?
- Все объедки и пищевые отходы по трубам спускаются сюда из города, - объяснила Принцесса. - Впрочем, среди них есть и плотоядные: нападают на тех, кто послабее, кушают друг друга - как вы сами можете видеть.
Ее улыбчивое лицо оставалось беззаботным и благодушным - ни следа отвращения или страха.
Тем временем внизу происходило некое оживление. Завидев их с Принцессой, текры начали сползаться в кучу - или толпу, к подножию стены.
Принцесса сделала шаг вперед, вплотную к ограждению и возвела глаза к небесам с заходящим светилом - поверх шевелящегося живого и неживого мусора. Подняв руку, она растрепала свою прическу (два бантика - двумя бабочками спланировали вниз) и запела. У нее оказался красивый голос - звучный и чистый. Слов не было, но мелодия, привольно заполняя пространство, дарила ощущением гармонии, покоя и неги.
Промир поразился перемене, произошедшей с ней: Принцесса больше не казалась инфантильной пожилой девочкой. Парящий над свалкой голос, пылающие глаза, глубоко вздымающаяся грудь - производили впечатление уверенной и вдохновенной силы.
Текры, сплотившись еще теснее, в один шевелящийся серо-бурый комок, тянули вверх уродливые конечности. Они пытались подпевать ей, но глотки издавали лишь нечленораздельный вой. Они закатывали глаза, они дрожали в экстазе: жирные - как желе, худые - как струны…
Принцесса замолчала. Песня оборвалась слишком резко, и твари у подножья стены издали громкий единодушный вопль. Он был полон такой муки, что в груди у Дийка всё перевернулось - на этот раз от жалости.
- Пойдем!
На плечо ему легла маленькая повелительная ладонь. Но промир не сразу оторвал взор от клокочущего моря текров, отвратительных мерзких текров, что продолжали тянуть уродливые лапы, копыта и пальцы к единственному прекрасному, что было доступно для них. Ему вдруг подумалось, что среди них есть и частичка Уни - ее печаль или вспыльчивость, слезы одиночества или лень - и он с содроганием осознал, что никогда больше не сможет прикоснуться к ней, не испытав при этом отвращения.
Дийк повернулся и молча последовал за Принцессой. Ее растрепанные серебристые волосы подрагивали на плечах в такт походке - так бодр и беспечен был ее шаг…
Наки никогда в жизни не проводила время настолько весело. Дети, с которыми она гуляла по окрестностям, не шли ни в какое сравнение с мальчишками из ее селения. Они не обзывались, как те, не норовили в игре подставить ножку или дернуть за волосы. И еще они совсем не боялись рыша, который был радостно удивлен этим обстоятельством.
Девочка долго плескалась в озере с водой небесной голубизны, брызгаясь и плавая наперегонки с новыми друзьями, а потом они развели костер на берегу и до темноты рассказывали друг другу смешные истории. Счастливая и усталая до ощущения невесомости, она вернулась в дом Уни поздним вечером.
Дийк встретил ее и Гоа неприветливо. Он был таким угрюмым, словно провел день не во дворце Принцессы, а на соляных копях.
- Собирайся! Мы уходим.
Наки мгновенно ощерилась. Ей нигде еще не было так хорошо, так уютно и радостно, а он требует уходить отсюда? Да по какому праву?!
- Хочешь - уходи, а я никуда не пойду! Мне здесь нравится.
- Дурочка. Это не настоящий рай, это лишь иллюзия! Ты хочешь всю жизнь прожить в иллюзии, в подделке, так и не увидев настоящего?
- Мне здесь хорошо, мне никогда не было так хорошо! - запальчиво возразила она. - Я не хочу больше ничего искать, не хочу никуда идти. Я устала!
- А как же твоя сестра?
- Что я слышу? - язвительно рассмеялась Наки. - Разве не ты всегда твердил, что я глупая мечтательница и никогда не найду ни сестры, ни Алуно?
- Не совсем так. Но пусть, ладно. Послушай, малышка, ты не знаешь главного. Они не настоящие, жители этого мира, они не полные, понимаешь? И тебя такой сделают. Небольшая операция - и ты станешь доброй, милой, всегда улыбающейся, а то, что кажется им в тебе ненужным и темным: дурные черты характера, грустные мысли, тяжелые воспоминания - они отрежут и наградят этим новорожденного теленка или ягненка. И он, превратившись в нечисть, уродливую и бездомную, будет корчиться за городом, на огромной свалке, среди мириадов таких же. Это не выход, понимаешь? Мы должны сами справляться со своей тьмой, сами проживать свои страдания. Их нельзя просто так отрезать, выбросить и забыть.
- А может, я хочу так? Может, я хочу легко и быстро? Как ты смеешь решать за меня? Тебе не нравится этот мир - ну, и пожалуйста! Путь открыт, твой мелок всегда при тебе. Решать за меня ты не имеешь никакого права!
- Ты права, - помолчав, сказал Дийк. - Ты действительно вправе решать сама, где тебе жить и что делать. Пойдем, Гоа!
Рыш подполз к нему на брюхе, издавая тихий скулеж, призванный растопить ледяное сердце хозяина: ему было очень жаль расставаться с девочкой, которая так часто чесала его за ухом, старалась угостить вкусненьким и никогда не кричала. Но ослушаться хозяина зверь не мог. Промир был для него всем - и вожаком стаи, и отцом, и богом.
- Ах, да! - крикнула вослед им Наки. - Чуть не забыла тебя поблагодарить.
Дийк обернулся.
- За что?
- За то, что ты передумал и забрал меня тогда из "скудного дома". Благодаря тебе я не закончу свои дни в солдатском борделе.
- Каком борделе? Ты бредишь?..
- Только не говори, что ты не знал, что всех мальчиков, попавших в "скудный дом", делают пушечным мясом для разборок лордов, а девочкам нет иного пути, кроме как в солдатский бордель. Когда им исполняется четырнадцать, красивых выкупают, некрасивых же отдают даром, избавляются, как от мусора. Или ты не знал этого?
Промир не ответил. С проступившей на скулах краской он медленно повернулся и продолжил свой путь.
- Эй! - снова крикнула Наки. - Так ты знал или не знал?!..
Не оборачиваясь, он вышел за дверь нарядного, похожего на праздничный торт домика и замер в уютном дворике, мощеном мраморными плитами цвета кофе со сливками. Ему было на редкость досадно и противно. Дийк ненавидел себя - за то, что накричал на глупого ребенка, ненавидел Наки - за тупое упрямство, ненавидел весь мир - за последние ее слова. Рука дрожала, и начерченный круг получился неровным, больше смахивавшим на корявый овал.
- Ты уже уходишь? Но почему?!
Уни стояла на крыльце, удивленная и непонимающая. Она шагнула к нему и хотела доторонуться, но Дийк отшатнулся, словно от прокаженной.
- Пожалуйста, не надо.
- Ты так на меня смотришь, словно я превратилась в животное, или у меня отросла вторая голова. Что я тебе сделала? Оставайся! Тебе вовсе не обязательно жить со мной. Если я тебе разонравилась, ты можешь найти кого-нибудь другого. Или можешь попросить Принцессу, и она выделит тебе участок земли, и ты построишь себе дом, какой захочешь. Как только ты станешь человеком, ты обретешь все права, какие есть у нас, жителей Дилль.
- Пожалуйста, оставь меня.
Дийк говорил очень тихо. Он пытался взнуздать себя, чувствуя, что еще немного - и сорвется, совершит что-то резкое и непоправимое.
- Я не понимаю, но ухожу - раз такое твое желание. Мне будет тебя не хватать, странник!
Уни улыбнулась ему на прощанье - легко и беззаботно, как всегда, и вошла в дом, плотно прикрыв дверь.
Промир потянулся к мелку, чтобы начертить более ровный круг. Внезапно его охватила апатия, безразличие ко всему и всем. Апатия и тошнота… Он замер, застыл, безвольно опустив руки.
В ладонь ткнулся недоуменный влажный нос Гоа. И тут же зверь радостно взвизгнул.
Дийк поднял голову, зная, кого увидит.
- Ты пришла, чтобы сказать "прощай"? Не стоит: не люблю мелодраматических сцен.
- Я пришла, чтобы уйти с тобой. Не потому, что это нужно мне. Просто без меня ты станешь таким, как был, и никогда не найдешь Алуно. Так что можешь начинать меня благодарить и говорить, какая я хорошая и самоотверженная, прямо сейчас.
- Я займусь этим позже, когда мы выберемся отсюда. А когда вдоволь рассыплюсь в благодарностях, так тебя проучу, что ты долго сидеть не сможешь. Потому что ты самая упрямая и несносная девчонка из всех, кого я когда-либо встречал. А видел я многих, можешь мне поверить!
- Звучит как комплимент.
- Это не комплимент, а предупреждение.
Дийк поднялся на ноги. И тошнота, и апатия куда-то исчезли…
…………………………………
- Проходите, Лелечка, осматривайтесь. Вот ваш подопечный - наш Алексей. Он у нас уже год, абсолютно безнадежный случай. В ваши обязанности входит содержать тело в чистоте, предотвращать появление пролежней, следить за работой аппаратуры. Впрочем, вы и так все знаете. Вас рекомендовали как отличную, опытную медсестру. До вас тут работала одна медсестричка, мы ее повысили, можно сказать, за хорошую работу. Теперь обслуживает вип-палаты, важным птицам укольчики делает. Вас, Лелечка, тоже повысим со временем, если стараться будете.
- Анатолий Семенович, могу я вас попросить не называть меня уменьшительным именем? У меня с детства на него аллергия.
Голоса в его муторных снах порой бывали резкими и неприятными, еще чаще - бесцветными и никакими. Но этот новый женский голосок был ему приятен: он не напрягал, не сверлил мозг, напротив - от него исходило прохладное умиротворение.
- Конечно, дорогуша, как скажете. Что ж, приступайте к вашим обязанностям, а я вас покину.
Наступила пауза, а затем снова зазвучал, зажурчал приятный голосок. Он то приближался, то удалялся - видимо, новая медсестра ходила по палате.
- Ты не против, если я буду разговаривать с тобой, Алеша? Бедный ты, бедный, лежишь в тесной душной палате, а за окном лето. Вчера такая жуткая гроза была, воздух до сих пор пахнет озоном. Чуть не забыла: меня зовут Леля. Моя матушка тащится от славянской мифологии, вот и назвала в честь богини любви. А я мучайся! - Девушка тихонько рассмеялась: видно, несмотря ни на что, свое редкое имя ей все-таки нравилось. - Хочешь, я тебе почитаю? Ой, какая же я тупая: взяла сегодня только учебники! Ну ничего, в следующее дежурство принесу какую-нибудь хорошую книжку. Ты сказки любишь? - Теперь голос звучал близко-близко. А еще пришел запах: прогретого солнцем песка, сосновой смолы и лавандового мыла. Девушка, как видно, не пользовалась духами, и отчего-то это было прекрасно. - Знаю-знаю, ты не можешь кивнуть. Даже моргнуть не можешь, бедненький! Но я все равно слышу - хочешь верь, хочешь нет - что ты сейчас отвечаешь мне "да". Ты любишь сказки - те, что и для детей, и для взрослых. А также всякие фантастические истории и истории о красивой любви. Вот такие книжки я и буду тебе читать, Алеша, Лешенька…
Он почувствовал, как на миг запах стал совсем явственным. И тут же отдалился. Что это было? Поцелуй?..
- Грязный ты, грязный… И не причесывали тебя лет сто. И это называется хорошая работа? Интересно, за какие-такие заслуги ее повысили - ту, что была здесь до меня… - В голос впелся звон воды, а запахи заглушил аромат апельсинового шампуня. - Ничего, я вот сейчас тебя вымою и причешу, и станешь ты чистым и симпатичным…
Степной мир. Окно
Промир нес девочку на руках. Она вся горела и находилась в полубессознательном состоянии. Наки начала покашливать вчера утром, но поначалу недомогание казалось легким и не внушающим опасения. Но вечером она, никогда не ноющая, вдруг пожаловалась на усталость и почти рухнула на землю. Тут еще полил дождь, и шел полночи, что не могло не усугубить ее состояния.
Дийк чувствовал, что силы его на исходе. Руки ломило, в спину как будто был вбит раскаленный гвоздь. Вокруг расстилалась степь, рыжая и бесконечная, придавленная у горизонта громадой бесцветных небес. Трава была такой высокой, что доставала промиру до пояса, а от рыша виднелась только черная кисточка на хвосте, скользившая в отдалении. Ни опасных хищников, ни каких-либо разумных существ в округе не наблюдалось. Именно потому, что мир этот не производил впечатления враждебного, Дийк не спешил менять его на иной. Мало ли что могло поджидать его в новом месте - с беспомощным больным ребенком на руках?
Промир осторожно опустил девочку на землю, а затем переложил на расстеленное одеяло. Наки тихонько застонала, повернулась на бок и зашлась в долгом приступе кашля. Гоа мгновенно очутился рядом и лизнул горячий висок с проступившими капельками пота.