- Хотите сказать, вы не знали? Я прочитала об этом совершенно случайно, но думала, что вы… Ну, это было месяц назад, кажется. Брат, занимающийся теологией, попросил отыскать для него одну редкую рукопись, отсканировать ее и загрузить в базу данных. Название "Эйфельхайм" привлекло мое внимание, поскольку я к тому моменту уже отсканировала несколько запросов для вас. Это была отметка на полях напротив названия "Оберхохвальд".
Том замер с несколькими папками в руке:
- О чем там говорилось?
- Я не знаю. Я читаю на латыни, но там было по-немецки. О, если бы я только знала, я бы написала вам по электронной почте. Но я думала…
Том положил ладонь на ее руку:
- Вам не в чем себя винить. Она у вас? Рукопись, которую заказывал ваш брат. Мне нужно взглянуть на нее.
- Оригинал в Йельском университете…
- Копии будет вполне достаточно.
- Да. Я собиралась вас спросить об этом. Мы храним копии pdf-сканов в нашей базе, раз в месяц приходят компьютерщики и сводят все в единый каталог. Документ можно легко найти.
- Не могли бы вы сделать это для меня? Bitte sehr? Я хочу сказать, очень прошу вас! Я сам соберу, что осталось.
Том полез под стол, чтобы достать еще одну папку. Черт! Очередной удар по его интуитивной прозорливости. Он положил сверху еще два дела. Неудивительно, что он не мог найти ни одного упоминания современников об Эйфельхайме. Тогда это место еще не называли Эйфельхаймом. Он бросил взгляд на библиографа - та уже сидела перед компьютером, выполняя просьбу.
- Entschuldigung, - позвал он. Она помедлила и повернулась. - Я даже не спросил вашего имени.
- Джуди, - ответила она. - Джуди Као.
- Спасибо вам, Джуди Као.
* * *
Рукопись оказалась первым небольшим сдвигом, тонкой ниточкой, тянущейся из старого клубка фактов. Когда-то в XIV веке странствующий минорит по имени фра Иоахим, по-видимому, прочел проповедь о "колдунах в Оберхохвальде". Текст проповеди не сохранился, но ораторская слава брата Иоахима пережила века, и соответствующий комментарий был включен в трактат по искусству проповеди против ведовства и культа Сатаны. Читатель более позднего времени - XVI века, если судить по каллиграфии, - и добавил пометку на полях "Dieser Dorf heiß jetzt Eifelheim". "Эта деревня теперь называется Эйфельхаймом".
А это значит…
Том застонал и положил распечатку на стол. Джуди Као положила ладонь на его руку:
- Что-то не так, профессор Шверин?
Том стукнул по столу:
- Мне придется просмотреть заново все эти папки. - Он провел рукой по волосам. - Ну ладно. Povtorenie - mat' uchenia. - Он придвинул поближе папку.
Джуди Као взяла папку из коробки и, опустив глаза, повертела в руках.
- Я могу помочь, - предложила она.
- О, - смущенно покачал головой Том. - Я не могу просить вас об этом.
- Нет, я серьезно. - Она подняла голову. - Считайте меня добровольцем. После восьми вечера на сервере всегда затишье. Запросы из Калифорнии прекращаются, а ранние утренние обращения из Варшавы или Вены приходят намного позднее. Математикой я заняться не смогу, но исследование и документацию… Мне, конечно, надо проверять все подлинники, но я также могу выискать что-нибудь в Интернете.
- Я умею пользоваться поисковой системой, - возразил Том.
- Не обижайтесь, профессор Шверин, но никто не превзойдет профессионального библиографа. В Сети столько информации, настолько плохо организованной - и такой лживой, - что знать о том, как искать, - само по себе наука.
Том застонал:
- И не говорите! Я запустил поиск и получил тысячи результатов, большинство из которых были Klimbim, и будь я проклят, если понимаю, как они попали в список ответов.
- Большинство сайтов не оправдали бы стоимость бумаги, будь они напечатаны, - сказала Джуди. - Половина из них создана чудаками или энтузиастами-любителями. Вам нужно организовать поиск по булевому принципу. Я могу прописать "червю" задачу выискать не только упоминания Оберхохвальда, но и любых ключевых слов, связанных с этим местом. Например…
- Например, Иоганн Штерн? Или троица Троиц?
- Или каких-либо еще. "Червь" можно научить искать в контексте - в этом сложность - и игнорировать единицы, которые нерелевантны.
- Хорошо, - сказал Том. - Вы убедили меня. Я буду выплачивать вам стипендию из своего гранта. Это не очень много, но я дам вам официальную должность. Помощник в исследованиях. И ваше имя будет идти в заглавии после моего. - Он поднял с пола свое кресло. - Я дам вам специальный код доступа к CLIODEINOS, чтобы вы могли сбросить мне файлы, когда бы и что бы вы ни нашли. Тем временем мы… Что-то не так?
Джуди отпрянула от стола:
- Нет, - она отвела взгляд. - Я думала, мы могли бы встречаться здесь периодически. Для координации нашей деятельности.
Том махнул рукой:
- Проще будет это сделать через Интернет. Все, что нужно, - это смартфон и модем.
- У меня есть смартфон, - ответила она, дергая за тесемку, которой была перетянута папка в ее руках. - Мой телефон сообразительнее некоторых людей.
Том засмеялся, еще не понимая сути шутки.
* * *
Сказано - сделано. На столе уже лежали две отобранные папки; одну взял себе Том, вторую - Джуди, и стали просматривать, документ за документом. Том читал эти материалы уже второй раз за вечер, поэтому заставил себя сосредоточиться на словах. В поисках "Оберхохвальда" его взгляд цеплялся за все слова на "О" - и даже на "Q" и "С". Рукописи приводили в уныние разнообразием почерков; большинство были на латыни, но некоторые на средневековом немецком и даже на французском и итальянском. Пестрая подборка, которую не объединяло ничего, кроме их дарителя.
Прошел последний час дежурства Джуди, затем еще два часа. Устали и покраснели глаза, в голове все поплыло, а в руках Том держал один-единственный лист рукописи.
Джуди была все еще здесь, и она тоже нашла один манускрипт.
* * *
То, что Джуди умела читать на латыни, удивило Тома. Удивило его и то, что уроженка Юго-Восточной Азии может интересоваться культурой и историей Европы, хотя обратное его бы ничуть не озадачило. В тот вечер клиолог не нашел практически ничего нового об Эйфельхайме, но сказать, что не узнал ничего вообще, значило погрешить против истины. И на самом деле он несколько заблуждался в отношении интересов Джуди Као.
- Moriuntur amici mei…
Пока Джуди читала, Том слушал ее с закрытыми глазами. Это всегда помогало ему сконцентрироваться на том, что он слышал. Блокировав один канал поступления информации, он рассчитывал повысить эффективность оставшихся. Хотя ему никогда не приходило в голову заткнуть пальцами уши, если он хотел получше что-нибудь рассмотреть.
Однажды Том сказал мне, что мы, немцы, прячем глаголы в рукаве, так что смысл фразы не понятен, "пока не покажется конец предложения". Латынь же сыплет словами, как сладостями на Fasching, предоставляя суффиксам поддержание дисциплины. К счастью, средневековые ученые установили в латыни порядок - одна из причин, по которой их ненавидели гуманисты и по которой к этому языку испытывал склонность Том.
"Мои друзья умерли, несмотря на все наши усилия. Они ели, но не насыщались пищей, их конец был неотвратим. Я ежедневно молился, чтобы они не впадали в отчаяние, находясь в Оберхохвальде, так далеко от своего дома, а встретили Создателя с надеждой и верой в сердцах.
Еще двое приняли Христа в свои последние дни, что порадовало Ганса не меньше, чем меня. Не винили они и нас, зная, что и наш час близится. Слухи разносятся, как стрелы, и несут столько же боли. Чума, поразившая южные страны в прошлом году, ныне опустошила даже Швейцарию. О, пусть на нас падет не такая страшная болезнь! Да минует нас чаша сия".
И все. Только фрагмент дневника. Ни автора, ни даты.
- Где-то между 1348 и 1350-м, - предположил Том, но Джуди установила еще точнее:
- Середина-конец 1349 года. Чума достигла Швейцарии в мае 1349-го, а Страсбурга - в июле, что привело ее на порог Черного леса.
Том, почувствовав, что и у нарративной истории есть свои достоинства, передал ей второй листок:
- Я нашел это во второй коробке. Прошение о возмещении убытков от кузнеца из Фрайбурга к господину Манфреду фон Хохвальду. Кузнец жалуется, что слиток меди, оставленный пастором Дитрихом из Оберхохвальда в качестве платы за вытягивание тонкой медной проволоки, был украден.
- Датировано 1349 годом, канун праздника Пресвятой Богородицы. - Она вернула ему листок.
Том состроил гримасу:
- Как будто это что-либо уточняет… Половина года в Средневековье занята празднествами в честь Девы Марии. - Он сделал еще одну пометку в своем наладоннике.
Что-то беспокоило его в этом письме, но он не мог сказать что именно.
- Хорошо… - Он сложил вместе машинописные копии, засунул их в портфель и щелкнул замком. - Точная дата не важна. Я пытаюсь понять, почему это место оставили жители, а не надул ли их священник местного ремесленника. Но, alles gefallt, я узнал то, что оправдало всю поездку.
Джуди закрыла одну из картонок и подписала формуляр, отпечатанный на ее крышке. Она коротко взглянула на него:
- Да, и что же?
- Я, может быть, не иду по следу, но, по крайней мере, знаю, где его искать.
* * *
Он вышел из библиотеки и обнаружил, что на дворе уже поздний вечер, а университетский городок безлюден и тих. Учебные корпуса заглушали дорожный шум с Олни, и в воздухе стоял лишь негромкий шум ветвей. Том повел плечами от усилившегося бриза и устремился к воротам кампуса. Итак, Оберхохвальд сменил свое имя на Эйфельхайм… "Почему именно Эйфельхайм?" - праздно удивился он.
Он уже наполовину пересек прямоугольник площади, как его осенило. Согласно документу "Моriuntur", деревня была названа Эйфельхаймом как раз накануне того, как туда пришла чума и стерла ее с лица земли.
Зачем деревне, которой больше не существует, вообще менять свое название?
V
Август, 1348
Праздник св. Иоахима. 16 августа
На Успение Пресвятой Богородицы Девы Марии Сеппль Бауэр доставил на церковный двор свою десятину гусями. Две дюжины птиц, больших и маленьких, белых, серых и пегих, вертели с любопытством головами во все стороны, возмущенно гоготали и распирались от самодовольства с истинным высокомерием гусиного племени. Ульрика, своей длинной шеей и задранным подбородком сама весьма похожая на гуся, бежала впереди стаи и удерживала ворота открытыми, пока пастуший пес Отто не загнал птиц во двор.
- Двадцать пять птиц, - объявил Сеппль, пока Ульрика запирала ворота. - Франц Амбах добавил одну лишнюю в качестве знака признательности за то, что вы выкупили его корову у герра.
- Передай ему мою благодарность, - сказал Дитрих со степенной церемонностью, - равно как и остальным за их щедрость. - Подать в виде стаи гусей определялась традицией, а не щедростью, и все же Дитрих всегда подходил к этому как к дару. Хотя он и управлялся с огородом по преимуществу самостоятельно, и у него была молочная корова, которую он держал ради Терезии, священнические обязанности отвлекали его от выращивания пищи, и потому селяне уплачивали десятину от своего имущества, чтобы обеспечить его пропитанием. Остальная часть его бенефиция поступала от архидьякона Вилли из Фрайбурга и от герра Манфреда, в чьей милости он находился. Из своей сумы он вынул пфенниг и положил на ладонь Сеппля. Это тоже было закрепленное обычаем подношение, и по этой причине юноши деревни боролись за привилегию доставить церковную десятину.
- Я положу его рядом с моим вторым фарлонгом, - объявил мальчик, опуская монету в мешок, - и не буду употреблять на то, чтобы откупиться от своих обязанностей, как некоторые.
- Ты бережливый парень, - ответил Дитрих. Ульрика присоединилась к ним и теперь стояла с мальчиком, взявшись за руки, а Отто тяжело и часто дышал, переводя взгляд с одного на другого в тревожном беспокойстве. - Итак, Ульрика, - сказал Дитрих, - ты уже подготовилась к свадьбе?
Девочка густо покраснела.
- Да, святой отец. - Через месяц ей исполнялось двенадцать, она становилась совсем уже взрослая, а союз Бауэров и Аккерманов готовился давно.
В хлопотах, понятных только амбициозному крестьянину, Фолькмар Бауэр затеял мену с тремя односельчанами, на которую пошло несколько фарлонгов, часть скота и мешок медных пфеннигов, чтобы манс Унтербах перешел его сыну. Сделки помогли также Бауэрам и Аккерманам свести свои наделы воедино в более компактном виде. Меньше поворачиваться плугу, объяснил Феликс Аккерман с глубоким удовлетворением.
Дитрих, наблюдая за тем, как юная пара отправилась восвояси, надеялся, что союз окажется столь же счастливым для самой пары, сколь выгодным он обещал быть для их родственников. Миннезингеры воспевали добродетель привязанности и ставили ее выше расчета, и крестьяне даже подражали манерам господ; и все-таки люди пытались сделать так, чтобы любовь не мешала получать выгоду. Все короли, несмотря на любовь к собственным детям, постоянно торговали ими. Как рассказывал Манфред, дочь короля Англии останавливалась в Бордо по пути на свадьбу с сыном короля Кастилии, и этот союз был заключен с единственной целью - досадить Франции. Схожим образом романтические отношения не останавливали и крестьян, хотя их царство было кратким, а владения - мизерными.
По крайней мере Сеппль и Ульрика хорошо знали друг друга, в отличие от принца Педро и принцессы Иоанны. Их родители не пожалели времени и труда, взращивая отношения между двумя отпрысками с тем же терпением, с каким они подрезали виноградную лозу в надежде на будущий урожаи.
Дитрих вошел на свой двор, к неудовольствию гогочущей церковной десятины, и взял в заднем сарае полено и нож. Он обменялся приветствиями с Терезией, хлопотавшей на грядке с бобами, оглушил поленом одного из гусей, отнес в сарай и тщательно привязал за лапки к крюку. Он перерезал гусю горло, стараясь не отсечь позвоночник, иначе мускулы могли сократиться и сделать ощипывание более сложным делом.
- Прости, братец гусь, - сказал он тушке, - что мое гостеприимство - как и твоя жизнь - было столь кратким, но я знаю, что несколько странников, возможно, будут благодарны за твою плоть.
Затем он повесил гуся вниз головой, чтобы дать стечь крови.
* * *
На следующий день, когда гусь был ощипан, распотрошен и надежно завернут в охотничью сумку, Дитрих отправился к замку Хохвальд, где его поджидал Макс Швайцер с двумя взнузданными и готовыми к поездке испанскими скакунами.
- Достаточно спокойная для священника-седока, - пообещал сержант, предлагая одну из лошадей. - Кляча толста, как монах, - и будет останавливаться пощипать траву при всякой возможности, так что сходство не случайно. Хороший пинок под ребра стронет ее с места, если понадобится. - Он подставил Дитриху колено и подождал, пока священник не утвердится в седле. - Теперь вы знаете дорогу?
- Ты не едешь в этот раз?
- Нет. У меня несколько поручений от господина. Скажите мне, что знаете дорогу.
- Я знаю дорогу. Тропинка к печи до самого бурелома, затем пойду по зарубкам, как прежде.
На лице швейцарца отобразилось сомнение.
- Когда вы увидите… их, попытайтесь купить одну из тех трубок, которые они держат в своих мешках. Они навели их на нас в тот первый раз.
- Я помню. Ты полагаешь, что это оружие?
- Да. Некоторые демоны держали руки у мешков, пока мы были там. В схожей ситуации осторожный мужчина держал бы руки рядом с ножнами.
- Мои в подобной ситуации будут у распятия.
- Полагаю, это может быть чем-то вроде пращи. Миниатюрный pot-de-fer.
- Такие маленькие? Они же будут метать настолько крохотные снаряды, что это нельзя будет считать оружием.
- И Голиаф сказал то же самое. Предложите им мой бургундский квиллон, если поймете, что они готовы торговаться.
Он отстегнул свой пояс и передал его Дитриху вместе с ножнами и всем остальным.
- Тебе так нужна эта праща? Что ж, осталось выяснить, как я сообщу им об этом.
- Демоны наверняка знают латынь!
Дитрих не стал спорить о терминах.
- У них нет для этого языка и губ. Но сделаю все, что смогу. Макс, для кого тогда вторая лошадь?
Прежде чем солдат смог ответить, Дитрих услышал приближающийся голос герра Манфреда, и мгновение спустя хозяин замка вышел из ворот наружной стены под руку с Хильдой Мюллер. Он улыбался ей сверху вниз, накрыв ладонью ее руку, продетую ему под локоть. Дитрих подождал, пока слуга поставит скамейку и поможет Хильде взобраться в седло.
- Дитрих, на пару слов? - сказал герр Манфред. Он взял кобылу под уздцы и погладил ее морду, шепнув животному несколько нежных слов. Когда слуга удалился достаточно, чтобы ничего не услышать, Манфред продолжил, понизив голос: - Я так понимаю, что в наших лесах завелись демоны.
Дитрих бросил на Макса испепеляющий взгляд, но солдат только пожал плечами.
- Они не демоны, - сказал Дитрих властителю Хохвальда, - а страждущие паломники странной и чуждой нам наружности.
- Очень странной и чуждой, если верить моему сержанту. Дитрих, я не желаю, чтобы в моих лесах были демоны. - Он поднял руку. - Нет, и "паломники странной и чуждой нам наружности". Изгони их - или отправь своей дорогой - что сочтешь более уместным.
- Мой господин, мы с вами единодушны по этому поводу.
Манфред прекратил гладить животное:
- Ничего другого я и не хотел бы услышать. Зайди вечером, когда воротишься.
Он отпустил поводья, и Дитрих резко развернул голову лошади в сторону дороги.