* * *
И все же Шерон чувствовала, что этот хаос подчинен какой-то закономерности, что в нем таится рисунок, и она приближалась к нему, словно кошка - бесшумными полушажками, никогда - прямиком. Быть может, не хватало только одного верного взгляда, чтобы увидеть прекрасное. Вспомним Квазимодо или Чудовище Красавицы.
- Черт побери!
Чужой голос вторгся в ее мир. Шерон услышала, как Том хлопнул по своему компьютеру, и зажмурилась, пытаясь не слушать. Еще чуть-чуть, и она смогла бы понять. Формулы указывали на многосложные группы вращений, соединенные мета-алгеброй. Но…
- Durak! Bunozo! Jdki!
Но мир распался стеклышками калейдоскопа, и на минуту Шерон ошеломило чувство безвозвратной потери. Она швырнула ручку на кофейный столик, где та звякнула о чайные чашки из белого английского фарфора. Очевидно, Господу пока еще не угодно, чтобы она разобралась с геометрией Джанатпурова пространства. Она посмотрела на Тома, склонившегося над клавиатурой с неразборчивым ворчанием.
Кое-что о Шерон Нэги выдавала маленькая деталь: молодая женщина пользовалась ручкой, а не карандашом. Пожалуй, это свидетельствовало о некотором высокомерии.
- Ладно, - сказала она. - Что такое? Ты весь день бранишься на разных языках. Что-то раздражает тебя. Я не могу работать, и это уже раздражает меня.
Том повернулся на своем вращающемся стуле в ее сторону:
- Клио не дает мне правильного ответа!
Шерон недовольно скривилась:
- Ну, надеюсь, тебе удастся выбить его.
Он открыл было рот, затем закрыл и соизволил принять смущенный вид, и в этом - суть его характера. Есть два типа людей, и Том Шверин - из тех вторых. Что у него на уме, то и на языке. Он был громким человеком, то есть вы непрерывно его слышали.
Сейчас он нахмурился и скрестил руки на груди:
- Я расстроен, вот и все.
Кто бы сомневался. Шерон относилась к его словесному попкорну как скупец к транжире. Она была из той породы людей, для которых выражение "ясно без слов" буквально и подразумевало молчание. В любом случае, сейчас огорчение Тома было только симптомом.
- Почему ты расстроен?
- Да с Эйфельхаймом проблемы! Не встраивается в схему.
- А должен?
Он широко развел руками:
- Его там просто нет!
Шерон, у которой наготове было еще одно "почему", потерла переносицу. Будь терпелива, и он наконец образумится.
- Хорошо, хорошо! - сдался он. - Это звучит глупо, но… Видишь ли, Эйфельхайм - деревня в Черном лесу, которую люди покинули и так никогда и не вернулись.
- И что с того?..
- То, что должны были. Я провел два числовых моделирования с сетью поселений Шварцвальда, и каждый раз место оказывалось заселено.
У нее не было времени на его проблемы. Будучи историком, Том не создавал миры, только обнаруживал; поэтому он был действительно другим человеком. Шерон соскучилась по своим пространствам и измерениям. Она почти разобралась с ними. А Том даже не подобрался к решению.
- Моделирование? - со злостью сказала она. - Тогда поменяй неправильную модель. Ты допустил многовариантность в условиях или что-то в этом духе.
Эмоции, особенно глубокие эмоции, всегда задевали Тома за живое. Его эмоции ограничивались короткими шквалами. Шерон могла взорваться как вулкан. В половине случаев он не мог понять, за что она на него злится; в половине он был неправ. Он на мгновение изумленно уставился на нее, затем закатил глаза.
- Конечно. Отбросить теорию Розена - Зипфа - Кристаллера. Один из краеугольных камней клиологии!
- Почему нет? - сказала Шерон. - В подлинной науке теория сообразуется с фактами, а не наоборот.
Лицо Тома покраснело, поскольку она наступила (о чем ей прекрасно было известно) на одну из его любимых мозолей.
- А cuisla?В самом деле? Не Дирак ли сказал, что важнее, когда формулы красивы, чем когда они подтверждаются экспериментально? Я читал где-то, что измерения скорости света с годами показывают все меньшие значения. Почему бы не отбросить теорию, что скорость света постоянна?
Шерон нахмурилась:
- Не глупи. - У нее были свои любимые мозоли. Том не имел о них никакого понятия, но умудрялся раз за разом угодить прямо по ним.
- Не глупи, черт! - Том так резко ударил рукой по терминалу, что Шерон слегка подскочила на месте. Затем он отвернулся и вновь уставился в экран. Воцарилось молчание, следующий этап ссоры.
И все же Шерон имела уникальную способность смотреть на ситуацию со стороны, которая особенно ценна, если человек не зацикливается на позиции внешнего наблюдателя. Они оба глупили. Она злилась из-за того, что был нарушен ход ее мыслей, а Том злился потому, что какая-то из его математических моделей не работала. Она взглянула на свою работу и подумала: я не помогу себе, если не помогу ему - что, возможно, было плохим стимулом для проявления милосердия, но другого не было.
- Прости.
Они разговаривали в контрапункт. Шерон подняла глаза, Том повернулся к ней, мгновение они смотрели друг на друга, и безмолвное перемирие было заключено. Самый легкий способ достичь мира и согласия заключался в том, чтобы выслушать Тома; поэтому Шерон пересекла комнату и присела на краешек его стола.
- Хорошо, - сказала она. - Объясни. Что это за теория Зип-какого-то?
В ответ он повернулся к клавиатуре, ввел команды со стремительностью пианиста и отъехал на стуле в сторону.
- Скажи, что ты видишь?
Шерон слегка вздохнула и встала за ним, скрестив руки на груди и наклонив голову. Экран высветил сеть шестиугольников, в каждом из которых было по точке. Одни точки были ярче других.
- Пчелиные соты, - ответила она. - Пчелиные соты со светлячками.
Она прочитала названия рядом с точками. Омаха. Де-Мойн. Оттумуа.
- Чем ярче точка, тем крупнее город. Правильно?
- Вообще-то vice versa; но да, правильно.
Что еще? Почему он не может просто сказать? Ему обязательно необходимо устроить игру на угадывание. Студентов Тома, ожидавших его лекций с открытыми клювами, часто беспокоил тот же самый вопрос. Шерон сосредоточилась на экране в поисках очевидного. Она не считала клиологию особенно глубокой наукой, если та вообще была наукой.
- Хорошо. Большие города образуют разомкнутый круг. Вокруг Чикаго.
Том ухмыльнулся.
- Ganz bestimmt, Schatzi. Здесь их должно было быть шесть, но вклинилось озеро Мичиган, и потому круг не замкнут. Теперь - что окружает каждый из больших городов?
- Кольцо не таких больших городов. Какие фракталы! Но рисунок несовершенен…
- Жизнь несовершенна, - ответил он. - Микрогеография и пограничные условия разрушают рисунок, но я подправил его, изменив координаты для эквивалентной, неограниченной плоскости.
- Копия. Умно, - сказала Шерон. - В чем заключаются твои изменения?
- Оптимальное расстояние как функция времени и энергии, необходимой, чтобы добраться из одной точки в другую. Неабелева, что усложняет дело.
- Неабелева? Но тогда…
- …b может быть дальше от а, чем а от b. Действительно, почему нет? Португальцам оказалось легче плыть на юг вдоль берега Африки, чем возвращаться назад на север. Или возьми нашу собственную химчистку. На улицах движение одностороннее, поэтому ехать туда в три раза дольше, чем ехать назад.
Но Шерон больше не слушала. "Неабелева! Конечно-конечно! Как я могла быть такой глупой?" О счастливая, понятная жизнь крестьянина времен Абеля, Евклида, Хаусдорфа! Могло ли Джанатпурово пространство быть неизотропным? Могло ли расстояние в одну сторону отличаться от расстояния в другую? Путь домой всегда короче. Но теперь? Теперь?
Голос Тома вновь разрушил ее фантазии:
- …упряжки быков или автомобили. Поэтому карта постоянно переходит от одного равновесия к другому. Теперь смотри.
Если она не подержит его за руку, когда он жалуется, то она никогда не закончит с собственной работой.
- Смотри на что? - спросила Шерон, возможно, резче, чем хотела, поскольку Том бросил на нее уязвленный взгляд, прежде чем вновь склониться над клавиатурой. Пока он был занят, Шерон пересекла комнату и открыла блокнот, чтобы зафиксировать свои скачущие мысли.
- Исходное исследование Кристаллера, - сказал Том, не заметивший ее вылазки, - Земля Вюртемберг, XIX век.
Шерон удостоила экран беглого взгляда:
- Хорошо. - Затем практически против собственного желания она склонилась над компьютером. - Еще одни соты, - сказала она. - Это схожий рисунок?
Он не ответил. Вместо этого показал ей серию карт. Исследование Джонсоном поселений позднего Урука вокруг Варки. Реконструкция Альдена политий тольтеков в долине Мехико. Анализ Скиннера чехуанских деревень. Аномальное исследование Смитом Западной Гватемалы, открывшее две сети рек, Индио и Ладино, наложенные друг на друга, подобно двум параллельным вселенным.
- А теперь сравни с этой картой. Подтвержденные раскопками поселения древних шумерских и эламских пуэбло.
К собственной досаде, Шерон оказалась заинтригована. Одна подобная карта могла быть курьезом, две или три - совпадением, но не так много.
- Почему эта точка красная? - спросила она. Том снисходительно посмотрел на экран.
- Мое притязание на славу. В том месте не было известных поселений. Но в древних источниках часто упоминаются места, которые мы так и не смогли точно определить. Ну, я отправил е-мэйл старику Хотчкиссу, указав ему направление раскопок. Это свело его с ума - он микроисторик старой школы. Но что реально добило его, так это когда он в конце концов обнаружил руины два года спустя в точности там, где я ему и сказал.
Так его рисунки тоже имели прогностическую ценность! Рисунки были интересны. Они могли привести, как и астрология, к подлинной науке.
- Этому должна быть причина, - сказала она. Он с удовлетворением кивнул:
- Ochen khorosho.
- Ладно, сдаюсь. Что это?
Он постучал ногтем по экрану:
- Ты видишь усредненный результат процесса реакции-диффузии. Каждое место обеспечивает определенную степень биолого-психологической "подпитки" для своих жителей. Тучные низины, серебряные жилы, обильные запасы гуано, все что угодно. Andere Lande, andere Sitte. Интенсивность данной подпитки определяет уровень ее потенциального превалирования над ландшафтом, и градиент данного потенциала является силой, которую мы называем привязанностью.
Шерон воздержалась от комментариев. Она никогда не считала "исторические величины" Тома чем-то большим, нежели простой метафорой. Она была физиком, а физики имеют дело с реальными величинами и законами.
- Если бы привязанность была единственной силой, - продолжал Том, - то все население засосал бы местный максимум. Но плотность населения сама по себе образует второй потенциал, поскольку ceteris paribus люди предпочитают открытые широкие пространства чьему-то локтю у своего уха. Поэтому существует обратная тенденция равномерного распределения населения по местности, подобно культурной "тепловой смерти". Взаимодействие этих двух сил порождает различные варианты процесса реакции-диффузии. Население накапливается в точках равновесия с размером поселений согласно шкале размеров по закону Зипфа. Каждое поселение вырабатывает поле культурного потенциала, чья сила пропорциональна его богатству и населению и уменьшается на квадрат расстояния. Географически эти поселения и их окрестности образуют по форме шестиугольники, так называемую сетку Кристаллера. Ert, Nagy kisasszony?
- Ertek jol, Schwoerin ur, - ответила она. Рассуждения Тома не совсем убедили Шерон, но ей не хотелось высказывать свою точку зрения и тем самым спровоцировать бесполезную дискуссию, которая лишь оторвет ее от Джанатпурова пространства. А ведь именно эта модель описывала удивительную согласованность распределения поселений. Шерон поджала губы. Нужно проявить максимум осторожности, чтобы не погрязнуть в решении его проблемы вместо решения собственной. - Итак, куда вписывается этот твой Эльфенхайм?
Том всплеснул руками:
- Он не вписывается. - Он вывел на экран еще одно окно. - Это Черный лес. Замечаешь что-нибудь странное?
После всех этих карт пустая клетка буквально бросилась ей в глаза. Шерон прикоснулась к экрану, ее палец переходил от одной деревни к другой. Баренталь, Оберрайд, Хинтерцартен, Санкт-Вильхельм… Все дороги пересекались на пустом месте, некоторые ответвлялись, чтобы обойти его. Она нахмурилась. Том был прав. Здесь должна быть деревня.
- Это, - возвестил он мрачно, - Эйфельхайм.
- Городок, которого тут не было, - пробормотала Шерон. - Но как может город, которого здесь нет, иметь название?
- Так же, как имело название эламское поселение. Достаточно упоминаний из разных источников, чтобы произвести триангуляцию его местонахождения. Attendez. - Том ввел еще одну команду. - Та же область в раннее Средневековье, реконструированная по фотографиям "Landsat"-a. - Он поднял голову. - C'est drole, mon chérie. Вблизи ты не увидишь чертову хрень; однако с высоты многих миль дух погибших деревень вырисовывается отчетливо. - Он посмотрел на экран и показал: - Эйфельхайм здесь.
Маленькая точка смотрела на нее из прежде пустого шестиугольника.
- Тогда я не понимаю. Ты нашел еще один "затерянный город", как в Шумере?
Но Том печально покачал головой.
- Нет, - сказал он, глядя на экран. - Поселения забрасывают потому, что их привлекательность падает или технология изменяет фактическое расстояние. Серебряные рудники истощаются, или через поселения прокладываются трассы. Но не в данном случае. Привлекательность должна стать причиной возникновения селения-преемника где-то в пределах этого шестиугольника, причем на протяжении жизни одного поколения. Посмотри на то, как Багдад последовал за Селевкией, Вавилоном и Аккадом в одном и том же шестиугольнике Междуречья.
- Твои снимки со спутника говорят, когда исчез Эйфельхайм?
- Основываясь на системе полос - фарлонгах, - я предполагаю, что в позднее Средневековье, возможно, в годы Черной смерти. Позже способы возделывания земли изменились.
- Но ведь в те годы опустело множество мест! Я читала где-то, что треть Европы вымерла. - Ей и впрямь показалось, что это можно принять за объяснение. Она на самом деле подумала, что Том это упустил из виду. Нам ведь всем порой кажется, что мы и сами неплохо разбираемся в предметной области ученого-соседа.
Том был глух к ее торжеству.
- Да, - сказал он небрежно, - и Ближнего Востока тоже. Ибн Хальдун писал… Ну, ушло две сотни лет на то, чтобы население восстановилось до средневековых показателей, но в любую другую заброшенную деревню жители в конце концов или вернулись вновь, или основали новую по соседству. Люди жили здесь четыре сотни лет и затем вдруг исчезли раз и навсегда.
Шерон поежилась. То, как он произнес это, звучало неестественно.