Мужчина развернул ее к себе лицом, потом встряхнул за плечи. Легко, словно тряпичную куклу. Анна даже не решилась сопротивляться, хотя был соблазн пнуть его ногой в колено или повыше. Впрочем, она не сомневалась, что ничего не выйдет. Разве только хватка станет покрепче.
- Один раз я дал тебе убедиться, что опасности ты не чувствуешь. Мне казалось, что урок был наглядным. Второй раз тебя спас Серебряный.
Анна удивилась - откуда же Флейтист знал об инциденте на реке? Потом вспомнила, что он, кажется, не спал, а притворялся: уж больно легко и быстро проснулся тогда. Наверное, молча лежал и слушал, что происходит. И в любой момент был готов вмешаться. Пережитый страх уже почти стерся из памяти. Ну, подумаешь, окунулась с головой - а оказалось слишком глубоко. Ничего особенного не произошло, зачем так волноваться. С огненными змейками, конечно, было пострашнее - но тоже ведь все кончилось хорошо…
- Сколько еще уроков тебе нужно, чтобы понять, что нельзя совершать действия, последствия которых ты не в состоянии себе представить? - на этот раз Флейтист встряхнул ее так, что Анна клацнула зубами и едва не прикусила язык.
- Да это же просто старый сундук!..
- Ты в этом уверена? - Усмешка Флейтиста подсказывала, что уверенность эта - ложная, но гордость мешала девушке признаться, что она вообще ни о чем не думала. Только очень хотела заглянуть в сундук.
- Да.
- Хорошо, открывай, - отпустил ее плечи Флейтист.
Вот теперь-то прикасаться к защелке уже совсем не хотелось. Анна с опаской поводила руками над оскаленными челюстями льва. Замок открывался так, что верхняя и нижняя челюсти должны были разойтись. Казалось, что они, как в каком-то детском фильме, в любой момент могут зашевелиться и вцепиться в руку. Девушка вспомнила, как назывался фильм, вспомнила и способ, который применил главный герой к кровожадно книге с кусачей защелкой. Правда, лишнего тяжелого ботинка у нее не было, а разуваться не хотелось.
- Открывай, открывай, - приказал Флейтист, стоявший сбоку.
Анна осторожно взялась двумя пальцами за верхнюю челюсть, потянула. В следующее мгновение она уже летела на груду железа справа от себя, а между ней и Флейтистом просвистело что-то размером с капустный кочан, только багрово-красное и пышущее жаром. Штуковина пролетела через всю постройку и с грохотом врезалась в стену. Шума было - словно от пушечного ядра. Температура воздуха ощутимо повысилась - градусов на пять, не меньше.
- Ой, мамочки… Настоящий файрболл! - радостно пискнула девушка, выбираясь из-под кольчуг и кованых нагрудников. - Они и в самом деле бывают!
Флейтист оптимизма Анны не разделял - видимо, никогда не играл в компьютерные игры. Так что понять все счастье человека, долго читавшего в книгах про магов, смотревшего про них фильмы и гонявшего смешных персонажиков по оцифрованным пейзажам не мог. Ему явно недоступно было чувство, которое испытываешь, видя материальное проявление того, что казалось только вымыслом авторов с богатой фантазией. Какая же фэнтези без мага, прекрасной принцессы и файрболла? Магов уже было две штуки, в принцессы можно было записать себя, а вот и файрболл. Полный комплект для настоящего эскаписта. Анна рассмеялась - посмотреть на приключения под таким углом ей еще в голову не приходило.
- Что смешного? - скрестив руки на груди, поинтересовался Флейтист.
- Ой, - ухохатывалась Анна. - Погоди… ой, не могу, вот надо же, какая фигня, настоящий…
Флейтист схватил ее за руку и подволок к противоположной стене. Анна не упиралась, просто не могла идти от смеха. Ее буквально складывало пополам. Уже болели мышцы пресса, не хватало воздуха. Но смеяться она перестать была не в силах.
Командир положил ей руку на шею и заставил пригнуться к одному из нагрудников, точнее, тому, что от него осталось. Темное пятно окалины, оплавленный край, на котором застыли капли металла. Анна послюнила палец и коснулась одной из капель - зашипело. Она отдернула руку, вытирая слезы, выступившие от смеха.
- Ты хотела бы ощутить это на своем лице? - Флейтист уже буквально тыкал ее носом в остатки нагрудника, и сейчас она кожей чувствовала исходящий от него жар.
- Нет, - сквозь смех выдавила Анна. - Отстань, у меня истерика… сделай что-нибудь…
Рывок за шкирку - ноги оторвались от земли. Две хлесткие пощечины. Не больно, но так неожиданно, что Анна дернулась и замолчала. После этого ее осторожно поставили обратно.
- Ага, спасибо, помогло, - прижимая руки к пылающим щекам, сказала она.
- Продолжаем нашу увлекательную беседу, - как ни в чем не бывало, заговорил Флейтист. - Три - хорошее число. Как ты считаешь, Анна, тебе достаточно трех неприятностей за двое суток, чтобы начать думать перед действиями?
- Пожалуй, да, - кивнула девушка. - Я больше не буду лезть, куда ни попадя.
- Хотелось бы верить, что ты говоришь всерьез, - вздохнул Флейтист.
Он опять скрестил руки на груди, смотрел на Анну сверху вниз. Ей трудно было догадываться, о чем думают полуночники - что Флейтист, что Серебряный. У обоих были слишком непроницаемые глаза. Потом что-то толкнуло ее вперед, она сделала шаг и положила ладони на его плечи, чуть повыше локтей. Мужчина спокойно наблюдал, стоя неподвижно.
Сначала не было ничего, потом Анна прикрыла глаза и вдруг ощутила на плечах неимоверную тяжесть. Казалось, что за спиной - рюкзак, а в нем помещается вся компания, включая ее саму. И удобной ношей была лишь Софья, остальные толкались, пытались вырваться наружу, мешали друг другу и несущему. Самая непоседливая - сама Анна. Ответственность ощущалась как вбитый в позвоночник жесткий стержень, как оковы на руках, не позволяющие сбросить неудобный груз. Боль в груди, в плечах - страх за тех, кто так стремился найти на свою голову неприятностей. И затихающий уже колокол в висках: только что пережитая тревога, боязнь не успеть вовремя.
Анна убрала руки, потерла глаза, пытаясь стряхнуть чужие ощущения. Пережитое поразило ее куда больше, чем перспектива получить в лицо пресловутый файрболл. До этой минуты ей даже в голову не приходило, насколько для Флейтиста все серьезно. Надежный командир, опытный старший товарищ - все это она видела, и потому доверяла ему. Теперь она знала, как он устроен. Как говорили англичане - прошлась в его ботинках. Стыдно было до крайности. Она не хотела быть такой, какой увидела себя: прыткой безмозглой девочкой, самым тяжелым элементом груза. Анна робко подняла глаза, поймала взгляд собеседника. Теперь уже его лицо не казалось непроницаемым, а ход мысли непостижимым.
Нужно было извиняться, просить прощения, объяснять, что она вовсе не дура и не издевается нарочно, только слова теснились в горле тугим комом, путались, мешая друг другу. Стыд заткнул рот получше кляпа. Девушка хлопала глазами, надеясь, что по ее лицу понятно хоть что-то.
- Ты увидела, - спокойно кивнул Флейтист. - Теперь ты знаешь. Больше не будем говорить об этом.
- Да, - так же твердо и спокойно ответила Анна, вдруг набравшись сил и уверенности. - Больше не будет надо… Слушай, а где остальные? Они нас не слышат, что ли?
- Я делаю так, чтобы не слышали. Думаю, мы прекрасно поняли друг друга и без собрания с вынесением строгого порицания, - Флейтист улыбнулся, Анна оценила немного угловатую шутку, и тоже улыбнулась.
- А ты мог бы рассказать, почему ты такой?
- Какой именно? - с интересом склонил голову к плечу Флейтист. - Почему я так выгляжу? Что-то еще?
- Нет… почему ты такой ответственный за других? Вот - ну, тебе детей хотелось спасти, теперь нас вот себе на шею повесил… - бурно жестикулируя, принялась объяснять Анна. - Зачем тебе это все? Ну, оторвало бы мне голову - возни меньше…
- Некоторые считают, что мы рождаемся из ваших желаний и грез. Быть может, кому-то я нужен был именно таким… Мы еще менее властны над своей природой, чем подданные Полудня. Нам труднее меняться и мы не в силах изменить свою суть. Вот это - в моей сути. Я просто не могу быть иным. То, что ты зовешь ответственностью - не достоинство, как не достоинство твой цвет волос, хоть он и встречается редко.
- Ну, знаешь. Что же, достоинство только то, что делаешь через силу и через не могу? Я вот драться не могу. Мне трудно человека ударить, если без повода. Что, если я буду заниматься мордобоем - это достоинство?
- Едва ли, - улыбнулся Флейтист. - Не думаю, что ты преуспеешь, и даже не думаю, что стоит пробовать.
- Ну вот, о чем я и говорю. Одно дело - выпендриваться тем, что ноги длинные. А другое - делать что-то. Уже неважно, почему. Не можешь не делать или там просто нравится. Важно, что получается, понимаешь? Есть ли от этого польза. А если тратить меньше сил, делать то, что получается, то их больше на эту пользу остается!
- По-своему ты права, - признал Флейтист. - Впрочем, об этом можно спорить всю жизнь. И аргументы больше говорят о том, кто спорит, чем приближают к истине. Твоя позиция называется "прагматизм", и мне она понятна, но позволь мне остаться на своей.
- Не вопрос, - развела руками Анна. - Если тебе так удобно - так зачем я буду чинить не сломанное?
- Именно так, - кивнул собеседник. - Пойдем отсюда, не будем забывать, что мы здесь лишь гости. Мне бы не понравились гости, которые стали бы в мое отсутствие копаться в шкафах.
- Мы пленники… - насупилась девушка.
- Тем не менее, пойдем. Здесь могут быть и менее очевидные ловушки.
Анна вышла первой. Флейтист тщательно прикрыл дверь и задвинул в петли засов. Девушка поискала взглядом Вадима, ожидая, что он опять рассердится за то, что она провела столько времени наедине с другим мужчиной. Но любимый и единственный мирно сидел на краю моста. Заметив Анну, он приветливо помахал обоим рукой. За ночь явно что-то изменилось. Как к этому относиться, девушка пока что не представляла. То ли это добрый признак, то ли - первый вестник равнодушия. Озадачившись, Анна помахала в ответ, но к Вадиму не пошла. После двух эмоциональных встрясок хотелось перекусить, а потом отдохнуть в тишине и одиночестве.
С одиночеством вышли проблемы. У дверей ее поймал Серебряный, и, не говоря ни слова, пристроился за спиной. Впрочем, кое-какая польза от него была - огонек-подсветка помог не свалиться в колодец и отыскать в полутемной зале нужную еду. Плошки, видимо, загорались только когда собиралась вся компания. Но когда Анна соорудила себе пару бутербродов из остатков хлеба, мяса и соленого огурца и отправилась в свою комнату, владетель поперся следом. Это было уже откровенно лишним, и Анна попыталась его выгнать.
- Прости, но это распоряжение Флейтиста, - пожал плечами Гьял-лиэ.
- И что же он сказал?
- Не оставлять тебя в одиночестве.
- Ну, спасибо, блин, огромное! - надула губы Анна.
Бутерброды очень хотелось "зачитать" какой-нибудь книгой. Есть без источника знаний она не любила. Или в компании, под болтовню, или - что гораздо приятнее - в обнимку с книгой или журналом. Под вкусную пищу и скучные книги дочитывались с удовольствием, и какая-нибудь быстрорастворимая каша казалась вполне пригодной для употребления внутрь. Но ни одной книги не было. Вместо книг предстояло любоваться физиономией Серебряного, сидевшего на противоположном краю кровати.
- Расскажи что-нибудь, что ли… - с набитым ртом попросила Анна.
- Что ты хотела бы услышать? Сказку или реальную историю?
- Историю. Причем персонально твою. Откуда ты взялся на наши головы?
- Из полых холмов, - рассмеялся Гьял-лиэ. - Госпожа моя, нет ничего интересного в моей истории. Она длинна, но незатейлива.
- Рассказывай, - потребовала девушка.
- Я родился за три века до бога христиан, и моей родиной была вовсе не Британия. Сейчас та страна называется Швейцарией, а озеро, на берегах которого я впервые осознал себя - Ла-Тен. Через две сотни лет по вашему счету мне пришлось покинуть Галлию. Там было слишком тесно, пришли многие народы. Соперничать с богами римлян я был еще не в силах, слишком юн я был тогда… - Гьял-лиэ переплел пальцы, задумчиво уставился на них, вспоминая. - И тогда я ушел в Британию. Вместе с народом катувеллаунов, тогда они были сильнейшими. Но и они не устояли перед напором римлян, впрочем, это уже не было так важно. Племен, населявших те земли, было много, и не все имена сохранились в памяти людей, а потому - не будем и мы тревожить их покой. То были интересные времена. От побережий, некогда подвластных белгам, я ушел, когда первый сакс ступил на берега Темзы.
- Стоп, - вскинула руку Анна. - Белги - это кто?
- Галльские племена. Катувеллауны принадлежали к ним. Приютом мне стали зеленые холмы Эрина.
- Так ты не настоящий Туата-Де-Данан? - удивилась девушка.
Серебряный рассмеялся, лукаво посмотрел на Анну, потом развел руками.
- Понимаешь ли, Туата-Де-Данан тоже были пришельцами. У народа, который жил вокруг холма Балора, были свои боги, клан Фир Болг. Когда-то они были богами племен белгов. И мы пришли на смену им. Зеленые холмы пришлось завоевывать. Те, кто победил, и стали зваться Туата-Де-Данан. Я же примкнул к ним в самом начале. Так что я - самый настоящий потомок богини Дану, член клана. И - предатель тех, кто породил меня, - еще одна лукавая улыбка. - Битва при Маг Туирэд была поистине грандиозной. Нашим противникам некуда было отступать, да и нам тоже. Сзади нас теснили другие. Из клана Фир Болг уцелели лишь немногие, и им во владение был отдан Коннахт.
- Серебряный, радость моя, а давай поменьше имен и названий? У меня уже голова циркулем идет, когда я пытаюсь понять, кто на ком стоял…
- Что, прости? - Полуночник мгновенно "завис", и Анне показалось, что на лбу у него появилась надпись "приложение выполнило недопустимую операцию и будет закрыто".
- Прошу тебя, рассказывай без подробностей.
- Хорошо. Итак, мы победили, но не стали уничтожать побежденных, ибо уважали их доблесть и отвагу. Позже заключались и расторгались союзы и браки, рождались новые боги. То были славные времена. Мы считали землю общей, хотя два клана не слились в один. Были и битвы, и клятвопреступления. Но мы вместе держали оборону против чужих богов. Так прошли долгие годы. Но оказалось, что истинная опасность была не в иных богах, а в смертных, подданных Полудня. Они называли себя гэлами, и были способны сражаться с нами на равных. Сыновья Мила убили многих. И еще многие навеки ушли… наверное, название Тир-на-Ог не слишком тебя запутает. Это страна вечной молодости. Не знаю, обрели ли ее ушедшие - никто не вернулся, чтобы рассказать об этом. О них больше не слышали, и никто не встречал их. Вот после тех войн и появились полые холмы, сиды. А уже по ним и обитателей стали называть Сидхе. И все же, победив нас, они оказались побежденными. Этот народ никогда не знал своих богов - в том и была причина их могущества, они не отличали Полдень и Полночь, считали всех равными себе. Мы стали их богами. И прошли сотни лет, прежде чем холмы начали пустеть, а Туата-Де-Данан - умирать в забвении. Нас сменяли другие - малый народец, например… Вот и все.
- Не, не все! - погрозила пальцем Анна. - Самое интересное - кой черт тебя занес в Москву?
- Обо мне забыли, - просто сказал Серебряный. - Многие сотни лет никто не упоминал моего имени. Его нет в списках летописей, обо мне не говорили в легендах. И я умирал… растворялся. И уже на грани бытия и небытия почувствовал, что могу найти новый источник сил. Он был здесь. Я смог взять над ним власть.
- То есть, ты тут главный по кельтам?
- В каком-то роде. Я не один, но старший и по годам, и по титулу. Здесь все иначе, гораздо больше жизни. Я взял себе новое имя. До того я был безымянным, точнее, утратившим имя.
- Это как?
- Если никто не называет нас по имени, имена теряют силу и забываются. Госпожа моя, ты счастлива, хоть и не знаешь о том. Твое имя всегда с тобой. Терять его - все равно, что терять память, но не сразу, а постепенно, словно она вытекает из вскрытых вен…
- Так поэтому ты… ну, развел войну против Флейтиста?
- Госпожа моя, мне солгать или промолчать?
- Ответить правду, - потребовала Анна. - Тоже мне, заговорщик!
- Хорошо, но чем ты заплатишь мне за правду?
- Я должна платить? - искренне удивилась девушка. - Ну, хорошо, я тебе тоже отвечу на один вопрос. Честно. Идет?
- Я согласен. Что ж… Ты почти верно угадала. Я узнал тот страх, который выжигает душу. Страх забвения. И теперь он стал частью меня. Это похоже на жажду. Говорят, после потери крови людей мучает жажда, им нужно пить. А мне нужна власть. Чтобы восстановить свои силы, чтобы быть уверенным в том, что никогда уже я не стану безымянным… Я не могу не делать этого. Я должен бороться.
До разговора с Флейтистом, Анна не поняла бы этого признания. Разозлилась и прочитала бы нотацию, наверное. О том, что не важно, что там можешь и не можешь, делай так, чтобы было правильно. "Делай, что должно - и будь, что будет". Но сейчас она гораздо лучше понимала и чувствовала полуночников. Они были такими, какими были, и не везде ее понятие о должном годилось для подданных Полуночи.
Анна неожиданно вспомнила свою мать. У нее в голове никогда не умещалось, что этика может быть разной, что нет каких-то единых канонов. Впрочем, при твердокаменных убеждениях на словах, на деле последовательностью она не отличалась. Вечно у нее было семь пятниц на неделе. За одно и то же она могла хвалить, ругать или вообще не обращать внимания. "Четверка" считалась то нормальной оценкой, то позором, признаком лени и небрежности. Невымытую тарелку мать могла со страдальческим вздохом переставить в раковину, а в другой раз - швырнуть на пол. Но говорила она совсем другое. "Человек не может быть разным в школе и дома! Правила одни для всех! Нет двух правд, есть только правда и ложь!". Ее бы познакомить с обитателями Полуночи, и послушать, что скажет…
- Теперь моя очередь спрашивать, - вывел ее из задумчивости Гьял-лиэ. - Готова?
Анна кивнула, склонила голову набок, приготовившись услышать какой-нибудь подлый вопрос. Отчего-то ей казалось, что на другие Серебряный не способен. И если уж он получил возможность влезть к ней в душу, то непременно сделает это так, что причинит боль. Нарочно. В отместку за настойчивость Анны, например. Или просто так. По натуре своей.
- Для чего ты играешь со мной - то показываешь, что я отвратителен тебе, то ищешь встречи?
Боли вопрос не причинил. Но ответить на него честно было почти невозможно. Слишком многое пришлось бы объяснять, а она и сама не понимала, почему так происходит. Нужно было заглянуть глубоко в себя, а Анна это умела очень плохо. Иногда, на грани сна и пробуждения, она могла впасть в подобие транса. Там думалось легко, а любые желания казались четкими и ясными. Сейчас же все мешало сосредоточиться. И не в последнюю очередь - нежелание проговаривать вслух то, что шарахалось по краю сознания. Можно было ошибиться, а потом убедить саму себя.