У Паладьина логика примерно такая: любая цивилизация по мере своего развития будет осваивать все большие и большие энергетические ресурсы и проникать все дальше и дальше в окружающее пространство; ну, и, естественно, - в какой-то момент она начнет посылать в разные стороны сигналы, сообщающие всем о ее существовании, причем, начиная с некоторого времени, сигналы эти сделаются весьма мощными, поскольку, стало быть, к этому времени она, цивилизация, овладеет уже могучими источниками энергии; значит, определенное число таких цивилизаций должно быть доступно для наших радиотелескопов, обнаруживаться ими; поскольку же тем не менее мы ничего такого не обнаруживаем, - это свидетельствует, что никаких внеземных цивилизаций нет вообще…
Вот такие примерно могучие аргументы у членкора товарища Паладьина.
Академик же товарищ Покровский не без оснований ему возражает: вовсе не обязательно, чтобы цивилизация расползалась во все стороны, словно чернильное пятно на промокашке; больше того, у нее для этого как раз не хватит ресурсов - энергетических и иных (если говорить не абстрактно, а имея в виду реальные возможности); стало быть, то, что мы никак не можем обнаружить эти могучие, сверхразвитые цивилизации, еще не говорит, что внеземных цивилизаций не существует вообще: мы их, сверхразвитых, и не должны видеть, ибо как раз их-то, надо полагать, действительно нет во Вселенной, по крайней мере, в тех ее областях, которые более или менее доступны нашему обозрению!
И вообще, наставляет нас товарищ Покровский, самые наиновейшие исследования показывают, что повсюду в межзвездной среде присутствуют органические соединения, - иными словами, исходного материала для возникновения жизни более чем предостаточно; а зарождение жизни из "исходного материала", как известно, - процесс закономерный; стало быть, жизнь много раз уже возникала, возникает и будет возникать; ну, а после того как она возникла, она с большой степенью вероятности ведет к зарождению цивилизации и превращению ее в высокоразвитое общество - это тоже закономерный процесс; а коли так, то и цивилизаций во Вселенной, надо полагать, существует немало. Стоит только их поискать как следует - и они найдутся. Во всяком случае, академик товарищ Покровский в этом отношении большой оптимист - так он себя аттестует.
Не знаю, мне все эти рассуждения представляются детскими сказками. Знаете, когда всех этих волшебных персонажей - всех этих Змеев Горынычей, Кащеев Бессмертных и т. п. - априори наделяют человеческими чертами Ну, ничего ведь - ровно ничего! - мы об этих ВЦ не знаем, а туда же, беремся разглагольствовать от их имени, строить планы развития, освоения космоса - как будто это просто-напросто наши двойники, заброшенные каким-то чудом за десятки тысяч световых лет…
Вообще, если бы меня спросили, что самое интересное в этой проблеме, я бы сказал: самое интересное - отчего это люди интересуются такими пустыми, такими нестоящими вещами? Что, настоящего дела у них нет? Мне кажется, такого рода интерес можно объяснить одним - каким-то неблагополучием в личной жизни, в психологической или даже сексуальной сфере (но тут я уже, кажется, попадаю в область фрейдизма).
Разумеется, я не имею в виду тех, кто занимается этими проблемами профессионально, так сказать, по долгу службы, - это совсем другое дело. Я имею в виду так называемых энтузиастов, одержимых такого рода темами. Ведь Гурген совершенно прав: тема волнующая, после публикации эти энтузиасты-фанатики письмами завалят, проходу от них буквально не будет. Такой интерес для газеты, конечно, дело хлопотное, но, с другой стороны, громкая публикация - то, что требуется во время так называемой подписной кампании.
Я уж не говорю о том, какой ажиотаж возникнет, если будет напечатана анкета. Кстати, где же она? Он что, издевается надо мной, этот Рыбников?
- Руфина Андреевна, прошу вас, позовите ко мне, пожалуйста, товарища Рыбникова Юрия Александровича (надеюсь, он не витает где-то в высоких научных сферах за пределами редакции).
Да, так вот, академика в этом номере иметь, безусловно, полезно, поскольку, откровенно скажем, не богат этот номер крупными именами. Так что приходится закрыть глаза на наши с товарищем Рыбниковым принципиальные расхождения касательно актуальности такой жгуче интересной проблемы, как проблема внеземных цивилизаций…
Впрочем, с принятием окончательного решения следует несколько подождать: по другим отделам обещано кое-что - статьи народного артиста Смоктуновского, заместителя министра соцобеспечения… Если это не утопии, не фантомы, если данные статьи действительно будут, тогда академиком вполне можно будет пожертвовать. По крайней мере, для данного номера. С удовольствием им пожертвую… Рыбникову лее молено объяснить, что весь номер состоит из больших статей, - надо сжалиться над читателем, дать что-либо и поменьше (между нами, статья академика действительно преогромная, не могут почему-то академики писать коротко). Если же сообщить ему все как есть, непременно дискуссия возникнет на тему, что следует считать актуальным, а что неактуальным. А для такого рода абстрактных дискуссий у меня совершенно нет времени. Ну, ни минуты буквально.
Вообще-то, по правде сказать, надо было бы что-нибудь дать по науке. Давно уже ее не было, изголодался по ней бедный читатель…
Одним словом, посмотрим, почитаем еще эту анкету, а потом уже примем окончательное решение.
- Вахтанг Иванович, Рыбникова нигде нет…
Ну, разумеется, раз он нужен - значит, его нет. Было бы странным, если бы он объявился как раз в тот момент, когда он требуется.
Ну, ладно, займемся пока другими полосами.
…Наконец часа через полтора Рыбников является собственной персоной.
- Что это вы, друг мой, - спрашиваю, - целый день где-то скрываетесь?.. Целый день вас найти не могут…
Вместо ответа сей ученый муж только руками разводит: дескать, забот - невпроворот.
Ну, разумеется. У нас все страшно заняты, у всех забот по горло, только для выполнения своих непосредственных обязанностей ни у кого не находится времени.
- Ну, ладно, - говорю, - друг мой, приступим к делу. По статье вашего академика у меня особых замечаний нет. Но там у вас еще какая-то анкета запланирована… Что за анкета? Где она?
Откровенно говоря, с удовольствием снял бы этого академика со всеми его внеземными цивилизациями и легковесными аргументами, но… Что ж тут поделаешь? Академик есть академик. Надо хоть немного укрепить номер именами.
Анкета, естественно, пока что на машинке, то бишь в машбюро. Как вам это нравится? Завтра полоса подписывается к печати, а материалы, ее составляющие, только еще перепечатываются машинистками. После анкету будут читать в секретариате. Надо полагать, сделают какие-то замечания (учитывая, что и вообще-то идея сомнительная), снова Рыбников с ней будет возиться; наконец, зашлют в набор, наберут - и как раз к моменту подписания станет ясно, что все это совершенно несостоятельная затея.
Но это ведь только Рыбников так говорит - что анкета на машинке. Думаю, в действительности ее не только на машинке нет, но и вообще в природе. Витает она еще в воздухе в виде неких нематериализованных пока что флюидов.
В конце концов надо выяснить, что же такое будет собой представлять эта анкета. Лучше уж сейчас "зарубить" ее прямо на корню, чем играть с этим ученым мужем в кошки-мышки до самого момента подписания.
- Насколько я понимаю, друг мой, вы собираетесь организовать всесоюзный референдум на необычайно острую и актуальную… на необычайно, я бы сказал, злободневную тему: существуют ли эти ваши… внеземные цивилизации… или не существуют? Я полагаю, вы ставите вопрос ребром: если большинство уважаемых читателей нашей газеты ответит, что да, эти цивилизации кое-где во Вселенной имеются, - стало быть, они в самом деле имеются. И наоборот… А вам не кажется, друг мой, что вы чересчур жестоко поступаете по отношению к инопланетным разумным существам, ставя их существование в зависимость от результатов этого всесоюзного голосования? Представьте себя на их месте. Какой стресс предстоит им пережить в процессе того, как почта будет приносить нам ответы наших уважаемых читателей. Ведь многие не выдержат такой нервной нагрузки - число инфарктов, по крайней мере, в нашей Галактике, сразу же резко возрастет. Так что подумайте хорошенько, не слишком ли жестоко мы поступаем по отношению к нашим братьям по разуму, проводя такой референдум. Стоит ли его проводить? - вот в чем вопрос, друг мой.
Понятное дело, после этого моего монолога наш ученый муж бросается меня уверять - дескать, нет, идея анкеты совершенно не такая, он вовсе не собирается проводить референдум по поводу ВЦ…
- Посмотрим, посмотрим, мой друг, - говорю я ему. - Хотелось бы только, чтобы это дело не затягивалось слишком надолго. Не откажите в любезности, друг мой, покажите мне вашу анкету, как только она выйдет с машинки, до засыла в набор. Мы посмотрим, стоит ли ее засылать, стоит ли загружать данной работой наших уважаемых и без того перегруженных линотипистов.
После этого мы на некоторое время расстаемся.
Нисколько не сомневаюсь, что идея анкеты именно такова, как я и предполагаю, но сейчас наш ученый муж наверняка засел у себя в кабинете и изо всех сил пытается придумать какой-нибудь ход, чтобы увести эту анкету куда-то в сторону от дурацкой идеи всесоюзного референдума по поводу ВЦ. Надо отдать ему должное, такие ходы он обычно придумывает неплохо, но в данном случае… Откровенно говоря, я не вижу, что бы это мог быть за ход. Ну да это его забота - у меня и других забот хватает.
…Рыбников появляется через полчаса. По его физиономии видно: что-то такое он придумал. Некое удовлетворение, точно румянец, расползается по его лицу.
- Идея простая, Вахтанг Иванович, - начинает он чуть ли не от порога, - в анкете речь идет не о внеземных цивилизациях, а о научно-популярной литературе, предмете, согласитесь, вполне земном. Вот мы пишем о том, о сем, о пятом, о десятом, рассказываем о достижениях различных наука всегда ли мы знаем, какое действие производят в головах читателей наши писания, какой эффект? Может, они их только запутывают? Может, здесь требуются какие-то коррективы? Я имею в виду - в деле научной популяризации. Мы же ничего этого не знаем. Мы работаем без обратной связи, по принципу: писатель пописывает, читатель почитывает. А каким образом отражаются эти научно-популярные писания в читательской голове, как они влияют на его представления об окружающем мире - ничего этого мы не знаем. Вот и давайте попытаемся узнать, попробуем выяснить, что читатели знают о ВЦ (а они черпают эти знания, естественно, из научно-популярной литературы), и сравним их представления с научными…
Я беру у него анкету. Ясное дело: про научную популяризацию - это он только что придумал (предисловие, где об этом говорится, приклеено к самому тексту анкеты, и последний вопрос - все о тех же научно-популярных материях - тоже позднее допечатан, сразу видно). Ну что ж, надо отдать ему должное, опять он неплохо вывернулся из положения. Конечно, по строгому счету, все это притянуто за уши - весь этот разговор о научной популяризации (в конце концов - почему именно на примере ВЦ? Что, разве других наук у нас нет? Причем более заслуживающих внимания), но формально тут не к чему придраться: почему бы и не на этом примере? В конце концов исследования в данной сфере действительно ведутся. И книжки пишутся…
Что ж, будем считать, что на данном этапе наш ученый муж спас сию анкету…
Что она ему? Ведь наверняка сия анкета ни для чего ему не нужна. И к цивилизациям у него интерес минимальный. Не бог весть какой интерес (так же, впрочем, как и у меня). Добро бы еще свою собственную статью отстаивал, по какой-то действительно важной проблеме. Нет, за всякую чепуху будет горой стоять, выше своей головы будет стараться прыгнуть (ведь с этой научной популяризацией он воистину прыгнул выше головы!). Себе будет доставлять лишнюю работу и редактора дежурного в напряжении держать. И все вместо того, чтобы быстренько заменить эту ерундовую анкету на какое-нибудь читательское письмо. Или на какую-нибудь там репличку… Это, я считаю, какое-то дурацкое упрямство. Больше того, какой-то профессиональный кретинизм, если хотите. Он так рассуждает: раз вы не печатаете того, что я предлагаю, - значит, я не справляюсь со своими обязанностями. Ну, при чем здесь это, друг мой? Газета - коллективное дело. Тут мыслят коллективным умом. Один говорит "да", другой - "нет". Это в порядке вещей. А вы стремитесь непременно добиться, чтобы на ваше "да" и другие "да" выговаривали. Только что руки не выворачиваете ради этого…
* * *
Сегодня утром, едва я переступил порог своего кабинета, вызывает меня шеф.
- Слушаю вас, Фрол Петрович.
Шеф поднимается мне навстречу.
- Вахтанг Иванович, извините меня ради бога… Я понимаю, что у вас номер почти готов - тем не менее я прошу вас найти место для одного небольшого материала. Рецензия, строк сто пятьдесят. На книгу Прокофьева. Ну, знаете - ученый, членкор… Что-то, кажется, про космические полеты. Я уже передал ее в отдел - примерно через полчаса наберут. Посмотрите сразу же… Ну, и если есть замечания… Старику на днях исполняется восемьдесят пять - надо как-то отметить: все-таки заслуженный старик.
- Что ж, Фрол Петрович, раз надо, значит, надо. Найдем место.
- Я прошу вас.
Вот так, товарищ Рыбников, - летит ко всем чертям ваша анкета. Ребенку ясно: рецензию можно поставить лишь взамен нее. Другого места в номере даже уголовный розыск не отыщет. Его попросту не существует, этого места.
Итак, о чем мы с вами спорили полдня? Конечно, и мне жаль потерянного времени, но у меня, по крайней мере, есть то утешение, что я с самого начала был против этих цивилизаций и принял их только в качестве вынужденного шага. Что касается вашего горя, оно, я полагаю, должно быть безутешным: все-таки бывают время от времени в нашей с вами жизни такие случаи, когда предлагаемые вами произведения безжалостно выбрасываются в мусорную корзину (ибо, надеюсь, вы согласны со мной: другого удобного повода для публикации вашей многострадальной анкеты в ближайшие годы, по-видимому, не будет). Что поделаешь, такова жизнь.
Избави бог, я не злорадствую. Я только констатирую факт. И призываю вас впредь встречать подобные ситуации с таким же философским спокойствием, с каким вы встречаете идею об ограниченном сроке существования цивилизаций.
ГЛАВА III
ШЕРШЕ ЛЯ ФАМ
ЛИДИЯ БОРИСОВА
(настал наконец и ее черед)
- Лида… Лида… Ну, как ты можешь? Тебе ведь потом стыдно будет за эти слова…
Это последнее, что я от него слышала. Больше я не могла, не могла… Я схватила чемодан и стала швырять в него свои вещи.
- Не ты поедешь, а я!
- Лида! Лида!
Я не соображала, что делаю. Я только знала, что так продолжаться не может. Развод? Пусть развод! Нам обоим он на пользу пойдет.
Прилетев в Москву, приехав из аэропорта домой, я, едва только переступила порог, как была, во всем дорожном, бросилась на тахту, проревела чуть не целые сутки. За что же мне такое наказание? Ведь эти его "увлечения" - как алкоголизм. Нет, хуже. Женам алкоголиков сочувствуют: вот бедная, несчастная, не повезло. А тебе кто посочувствует? В чем тебе сочувствовать? В том, что твой муж непутевый, юродивый? Это уж вы там сами разбирайтесь. Это ведь не водка. Против водки выстоять трудно. А здесь ты же сама и виновата: не сумела, значит, мужа на путь наставить. Такой тебе будет приговор…
Звонит телефон. Он, разумеется, звонит. И не подумаю поднимать трубку. Голоса его слышать не хочу.
Нет, звонок не междугородный. Местный. Из Москвы звонят. Я протягиваю руку.
- Алло!
- Алло! Лиданька?
- Да.
- Это я. Здравствуй, доченька.
Отец звонит. Странно, почему не мать? Уже не случилось ли с ней что?
- Лиданька, я к тебе заеду после работы, а сейчас об одном только прошу: не переживай очень, не терзайся. Виктор нам звонил, рассказал обо всем. Я считаю, все у вас уладится, все хорошо будет. Я к тебе заеду после работы.
Еще более удивляюсь. Никогда отец не встревал в наши с Виктором отношения. В наши конфликты. Мать - та другое дело. А отец - никогда. Я даже не представляю себе, как я с ним говорить об этом буду (а говорить, естественно, придется об этом - не о последних же новостях московских).
- Что с мамой? Она здорова?
- Здорова. Но я ей категорически запретил вмешиваться в это дело. Довольно подливать масла в огонь.
Совсем он меня сразил. Что творится на белом свете! Осознал-таки, что она подливает масло. Постой, постой, а она действительно его подливает? Ну, разумеется. И ты это прекрасно знаешь, но почему-то не протестуешь против этого… Почему-то тебе это на руку. Почему? Ты разве не любишь Виктора? Любишь - не любишь… Кроме любви, в жизни есть еще кое-что…
Да, удивил меня отец. Что же он мне будет говорить, интересно? "Не разрушайте семью!"? "Подумайте о сыне!"? Я и думаю о нем, батя. Я хочу, чтобы он стал таким, как его дед, а не как его отец. И дело не в том, что дед кое-чего добился в жизни, а отец-пока ровным счетом ничего (и скорее всего так ничего и не добьется). "Добиться кое-чего в жизни" - это ведь во многом от обстоятельств зависит. Обстоятельства могут сложиться так, что все пути для тебя окажутся перекрыты. Не разбежишься. Но при любых обстоятельствах мужчина должен оставаться мужчиной - твердым, целеустремленным, сильным. Именно таков Вовкин дед. А отец его - просто тряпка!
Вот, наконец-то это свершилось - наконец-то ты себе во всем призналась. Подливала-то все эти годы масло в огонь не мать (то есть она, сердешная, тоже, конечно, подливала, по-своему, по-бабьи, но не от этого масла костер полыхал). Главное-то масло подливал как раз отец. Без всякого своего злого умысла. Одним только фактом своего существования.
С малых лет образ отца всегда у меня стоял перед глазами. Человек собранный, даже суровый в этой своей собранности; как стрела, всегда нацеленный на одно. Не делающий себе никогда никаких поблажек… Какие я имею в виду поблажки? Ну, там, допустим, можно ведь расслабиться, передохнуть, потешить себя созерцанием сделанного, испытать от него удовлетворение… Никогда он себе не позволял ничего подобного. Как черт ладана, боялся всех этих передышек, поблажек, подведения итогов и всего такого прочего. Это прямо как суеверие какое. Работать, работать, всегда быть в форме!
Ну, разумеется, он не фанатик какой-нибудь. Бывало в доме и веселье, и отдых, и шум, и смех. Я говорю - о главном. О характере человека. Это человек, который не разменивается на мелочи, не позволяет сдувать себя с дороги любому ветерку.