Бросился в дом, захлопнул дверь. Оставаться здесь не хотелось – хотелось бежать или забиться в угол, смотреть на темную комнату, где мерещились призраки, только бы из стен не вылезли какие-нибудь руки, не схватили меня, как в фильме ужасов…
За окнами медленно проклюнулся синий рассвет, это значило, нужно идти к трубе, нужно служить трубе – иначе нагрянет конец света…
Конец света нагрянул двадцать девятого декабря ближе к полудню – он спустился с неба, и не один, их было много, в черных одеждах и черных шлемах, они выходили из вертолетов, один за другим, я видел у них автоматы, и еще что-то, как в фильмах про войну. Я понял, что это конец, вернее, я давно понял, что это конец – теперь оставалось только потихоньку выйти из дома, затаиться где-нибудь, хотя бы за складами. Я уже знал, что пришли за мной, интересно, куда от них можно сбежать – разве что в лес, на лыжах, по сугробам, хорошо, снегопад так и валит, может, успеет замести лыжню…
– А парень-то этот где?
– Что, думаешь, он ждать тебя будет? Чует, скотина такая, что он натворил…
– Так все-таки, почему, по-вашему, прекратились поставки топлива?
– Почему… крыша у него поехала, вот почему…
– Может, авария?
– Какая авария, будь авария, он бы сам первый нам позвонил… а так на звонки не отвечает…
– Да где он?
– Да сто раз уже смотался… Ладно, парни, идите к трубе, наведите порядок…
– Говорил я вам, давно китайца надо было нанять. А вы мне все – китаец себе цену знает, за консервы работать не будет… А этот смирный, он денег не просит… вот и смирный…
– Что с ним делать-то? Искать?
– Искать, конечно… найдете – стреляйте сразу же, никаких там "Руки вверх" и предупредительных… похоже, этот русский догадываться начал…
– Что… догадываться?
– Что он русский.
– Да кто бы ему сказал?
– Да что говорить… У них это в крови… кровь-то она русская и есть, что вы с ней ни делайте. Говорил вам, китайца надо брать… а вы все… смирный, смирный, специалист хороший…
Ветер швырял мне обрывки фраз, я понял, что идут в мою сторону. Бежать, бежать сейчас, как-то плохо я подготовился, ничего с собой нет, только лыжи, даже еды никакой, некогда даже пересчитать патроны в ружьишке, а что считать, все равно не успею нигде запастись…
Бежать… конец света уже близко, вот он, в образе восьмерых солдат, идут ко мне… встал на лыжи, надо было потренироваться, когда вот так с места в карьер мчусь по сугробам, обязательно кувыркнусь где-нибудь… некогда…
Вспомнил что-то…
Боже мой…
Страшно…
Они уже близко, и непонятно, кого я боюсь больше, их или того, что лежит в снегу… боже мой… страшно вытаскивать из сугроба, страшно прятать за пазуху, говорят, вот так они и выпивают из человека душу… Ничего не случилось, экран мерзко холодил грудь, темные тени мелькали за соснами…
Главное, не упасть…
Бегом…
Боязно… кажется, что куда-то летишь… Странно устроен человек, и мечтает летать, и боится…
У-ух, в сугроб…
Скорей…
Главное – не бояться лететь – над сугробами, над тайгой, над миром…
Сердце бухало и бахало в каждой клеточке, морозный воздух жалил и жалил легкие. Когда останавливался, становилось только хуже, хотелось гнать и гнать вперед, только если буду гнать, точно упаду где-нибудь замертво. Схватился за пазуху – черт, потерял, потерял, а может, оно и к лучшему… нет, не потерял, вот он, экран, если я его только не разбил, не заморозил, не, не, не…
POWER
Экран оставался таким же темным.
Ну давай же… включайся…
В блестящем экране отражались черные сосны на белом небе… Ну конечно… эксплуатация при температуре не ниже стольки-то, хранение – не ниже стольки-то, это в теплом доме, уж никак не в ледяной тайге, где столбик термометра упирается в минус бесконечность.
Черт…
Ну давай же, вернись ко мне… Скворушкин, или как тебя там…
Прости…
– …с точки зрения мировой экономики… Ну чего тебе? Не боишься уже меня?
– Боюсь, – признался я.
– А зря… Соскучился?
– Я это… вентиль перекрыл…
Он изменился в лице.
– Это как?
– Это так… вы мне ночью сказали перекрыть… сказали, что это моя земля… я и подумал…
– Это ты круто… А они что?
– А что они… десант сюда пригнали, меня ищут, чтобы убить.
– Дурень ты… меня сначала надо было дослушать, потом действовать, теперь вот хлопнут тебя, как собаку, Россия ни с кем останется… Россия без русских… хороший лозунг… не для нас с тобой, конечно… Ну что приуныл-то, давай действовать будем… парень, вон там просека, давай-ка по ней до шоссе потихоньку, и на указатели дорожные посмотри… хоть узнаем, где находимся… а там я тебе одну штуку покажу… под землей… Устроим праздник с фейерверком… завтра утром ты будешь править великой державой.
Сердце разрывалось кровавыми клочьями – и все-таки я рванул на запад, к шоссе, из последних сил взлетая над землей на лыжах. И боязно было выронить плеер, и все-таки я не прятал его глубоко за пазуху – остаться одному, без мертвеца на экране, было еще боязнее.
Что-то черное прострекотало над неподвижным лесом – ага, значит, меня ищут, ищет тот же Джефферс… я хотел свернуть на шоссе, тут же спохватился, заскользил по снегу вдоль шоссе, чтобы меня не видели за деревьями.
– Вот так молодец, парень… что черную куртку-то надел, тебя же за версту видно!
– Да уж… какая была…
– Это плохо… Ну-ка, что там на указателе-то?
– Ян… Янгиюл какой-то.
– Ага, значит, недалеко… Давай вдоль трассы до седьмого километра, а потом к северу бери…
Мороз жалил щеки, жег легкие, кажется, он уже откусил мне пальцы – я их не чувствую… Бултых в сугроб… не падать, не падать, уже некогда падать, нападались уже, осталось время только чтобы лететь…
Что-то треснуло в кустах… стреляют, что ли… Очень может быть… Лететь, лететь, еще не хватало, чтобы подстрелили… устроили себе… охоту на медведя…
– А вы… правда дьявол? – спросил я человека на экране.
– А что, похож?
– Ну… – я спохватился, что спросил что-то не то.
– Дьявол… что ты как первобытный дикарь, все, что тебе непонятно, все дьявольщина… Информационные технологии… А ничего, удался эксперимент, когда меня на ди-ви-ди записали…
– Ваше выступление?
– Какое выступление… меня самого… Я памятник себе воздвиг нерукотворный… Я же чувствовал, что все к этому идет, никто не верил, я уже чувствовал, что так будет…
В кармане зашевелился телефон, я посмотрел на номер хозяина, хотел сбросить звонок.
– Цыц! Отвечай, отвечай на звонок, поговори с ним… – человек на экране погрозил.
– Алло.
– Парень, ты с ума сошел, или как? – голос хозяина почему-то успокаивал, – если я не ошибаюсь, мы договаривались с тобой о поставках черной воды.
– Скажи, что бесплатно поставлять не будешь.
– Бесплатно… поставлять не буду.
– Это кто тебя надоумил? Нет, ты это брось…
– Потребуй, чтобы поставки оплачивали.
– Требую, чтобы поставки…. оплачивали.
– Брось, парень… ты ведешь себя нехорошо, такой послушный был мальчик… иди-ка домой, протрезвей хорошенько… Тебе с нами лучше не ссориться, правда ведь?
Я молчал, гнал и гнал через лес, кое-как удерживая телефон и плеер, только бы не потерять связь с двумя людьми, от которых зависело все. Я и правда думал, что лучше не ссориться с Джефферсом, ведь он был мой хозяин… он дарил мне мультики и конфеты…
Но он, Джефферс, никогда не называл меня хозяином…
– Или ты не видел наших солдатиков? Нет, не тех, которых я тебе дарил в прошлом году… Рэмбо, Терминатор… а этих… которые сейчас ищут тебя по лесу…
Солдатиков… Треск выстрелов в серебряном лесу, далекие окрики… Ой, близко они, близко, чую я… Так я чуял приближение волков, никогда не думал, что буду чуять приближение людей…
– Я их боюсь…
– Вот и правильно, парень… бойся… очень бойся…
– Не смей, – прошептали с экрана.
– А?
– Бояться не смей. Твои прадеды знаешь, сколько таких солдатиков повидали? И сколько таких солдатиков в сырую землю положили? Так что нечего… Давай, парень, скажи им – последнее предупреждение… так прямо и скажи… Ты не дрейфь, Россия будет наша… и отключайся…
– Последнее предупреждение, – повторил я.
Выключил телефон…
Треск выстрелов…
Ату его, ату…
Гоню к северу – без дороги, через темную чащу, что-то мелькает впереди, похожее на ворота подземного гаража – что-то подсказывает мне, что нужно укрыться там, отсидеться, как медведь в берлоге…
– Туда?
– Ага… там замок кодовый, циферки нажимай четыре и семь, – Скворушкин подмигнул.
– Это что… под землю спускаться? – я посмотрел на глубокий провал, крутой спуск, уходящий, казалось, к центру земли.
– Ну а ты как думал?! Давай иди, не бойся, никто тебя там не съест… Что ты боишься-то все, твоя земля…
– А здесь написано – вход запрещен.
– А мало ли что написано, ты не читай, что написано… ишь какой, читать он выучился. Сказано тебе, твоя земля, тебе здесь все входы и выходы разрешены…
Я спускался по бесконечной лестнице – в никуда, в никуда, в глубокую шахту, снаружи в дверь грохотало и бахало, кажется, они уже пытались пробиться в дверь с кодовым замком – они, те, кто на меня охотились…
Хрресь… Динамитом, что ли, рвали…
– Проломились, – прошептал я.
– Давай быстрее… вон, туда…
Я бросился по узкому коридору, уже не глядя на надпись: проход закрыт. Кажется, они уже спускались по лестнице… кажется… хотелось бросить все, броситься к Джефферсу, упасть на колени, целовать желтоватую руку, пусть отхлещет, пусть накажет, пусть только простит…
Еще один поворот… тревожный знак на двери – трилистник, такие трилистники означали смерть всякому, кто зайдет в запретную дверь…
– Ну что робеешь? Да, радиация… а ты как хотел… входи, входи… вон там пластинка металлическая… отверти ее, вон, отвертка лежит…
Я уже не боялся, это было как в фильмах, когда нужно спускаться под землю, и там страшно, а потом еще страшнее, а потом совсем страшно – но кто пройдет все испытания до конца, станет властелином мира…
Шаги приближались, я слышал резкий говорок солдат…
Быстрее…
– Вон там ключ поверни, – потребовал человек на экране, – видишь клавиши? Давай на пуск… Нажал? Молодец…
Завизжало что-то электронное, истеричное, шаги за дверью смолкли, как-то удивительно быстро. Что-то произошло, только что – я еще не мог понять, что именно. Кто-то там, в коридоре, включил телефон, кто-то говорил хриплым от страха голосом, кажется, докладывал Джефферсу: "Шеф, у нас проблемы…"
– А что… это было?
– Какой-то остров в Тихом океане… там и нет ничего… людей точно нет, специально же перенацеливали на ненаселенные территории… когда эти… ПРО подписывали…
Он говорил что-то – я не понимал его.
– А… что я сделал?
– Фейерверк ты сделал.
– Какой…
– Большой и красивый… ох, они забегают…
– Вы с ума сошли, что делаете-то… – голос Джефферса снова проклюнулся в трубке, на этот раз он был прямо-таки медовым, – как тебя там… ты успокойся, что делаешь-то… парень, вернись домой, будь хорошим мальчиком… сегодня же я привезу тебе железную дорогу… с семафорами… И сладостей тебе привезу, хочешь? Ты у меня как-то компьютер просил, я тебе нетбук маленький присмотрю…
– Мы победили, – я повернулся к человеку на экране, – все, они согласны.
– На что… согласны?
– Железную дорогу мне купить… там семафоры светятся, как настоящие… и вагончики ездят…
– Ду-урень… слушай, если ты хоть что-то соображаешь… да ничего ты не соображаешь… я диктую, ты говоришь…
– Требую немедленного вывода войск Альянса с территории России.
– …войска Льянса с территории Румынии…
– России, идиот!
– России.
– Возвращения России статуса самостоятельного государства.
– …самостоятельного… государства.
– Требую оплачивать поставки нефти.
– …поставки наф…
– Нефти, идиот.
– Нефти…
– Сколько… сколько вы требуете за нефть? – спросили с той стороны света.
– Сколько? – я посмотрел на экран.
– Двести за баррель, – отчеканил человек на видео.
– Двести забар… забар…
– За бар-рель!
– За баррель.
– Вы сошли с ума, мой дорогой друг. Для нас обоих рациональнее будет остановиться на цифре сто пятьдесят.
Я снова посмотрел на экран.
– Двести, – повторил мой дьявол, который не был дьяволом.
– Двести.
Никто ничего не ответил, что-то происходило – я чувствовал, но такое тонкое и невидимое, что я не замечал – что…
– Баланс проверь, – сказал человек в телевизоре, – не умеешь? Что такое банкомат, знаешь? Вон там, в углу… Подойти, нажми – запрос баланса. Нажал? Что там?
– Цифры… Один-три-семь-восемь-один-девять…
– Ага, перевели денежки… ну, я так и думал… давай, открывай вентиль… да наполовину открывай, куда ты такой напор дал… вот так, молодец… ценю.
Сердце екнуло. Я вспоминал, когда хозяин говорил, что меня ценит – кажется, никогда… Это было что-то новенькое… Я и не знал, что на этой земле можно ценить не только дрова и черную воду, но еще и людей…
– Теперь деньги снимай… Снятие наличных… Бери двести, хватит тебе…
ПОЛУЧИТЕ ДЕНЬГИ, – взмолился экран.
Две шуршащие бумажки слепыми котятами ткнулись мне в руку.
– Вот так… где тут город ближайший, по карте посмотри…
– К югу отсюда китайский какой-то… Пен-Хой…
– Это раньше был Комсомольск-на-Амуре… ладно, не запоминай… иди, обменяй эти бумажки там на что-нибудь…
– На что?
– Эх ты, дурень! – он снова засмеялся, – что хочешь…
Его ответ испугал меня – я понял, что не знаю, чего хочу…
– Ну… за нас с вами и за черт с ними, – человек на экране поднял бокал.
– За нас, – подхватил я.
Сегодня был Новый Год – какой-то особенный, первый раз я отмечал Новый Год без Уинстона Джефферса, с новым хозяином, про которого я ничего не знал, даже не знал, дьявол он или не дьявол.
Он сидел перед роскошным столом в своем дворце в своем телевизоре, я сидел перед роскошным столом в своем доме, никогда раньше у меня не было на столе дорогого вина, и чего-то шоколадного, ароматного, он с экрана сказал – трюфели, и мяса, сочного, душистого, он в телевизоре хмыкнул и сказал: Это тебе не консервы…
– Вот теперь хоть на человека стал похож… – он смотрел на мой костюм, довольно кивал, – зря ты так шиканул, лучше бы зерна купил… ладно, шут с тобой, Новый год, все-таки… а оливье у тебя ничего получился, я смотрю…
– Теперь вы будете моим хозяином? – спросил я.
– Ты это брось… хозяина ему надо… Ты не собака, хозяина искать, что-то все века вы только и делали, что хозяина искали. Ты сам себе хозяин будешь… и всей земле этой. Править будешь.
– А я не умею… править.
– А никто не умел, все правили… ничего, справимся, если что, я подскажу… Технику закупишь, фабрики с тобой воскресим… тракторы, комбайны… дороги поправим, города… По-русски-то говорить умеешь? Что вытаращился… ничего, научу, а то что мы с тобой все на этом бизнес-инглише… Ты у меня еще Пушкина в оригинале прочтешь:
Я памятник себе воздвиг нерукотворный,
К нему не зарастет народная тропа…
– Вот так… – он поднял бокал, – тут Президент выступать должен, запись тебе, что ли, показать… ладно, ты сам себе Президент… я тебе другой ролик пущу…
Он показал мне большие часы, они били полночь и звонили в колокола, и я вспомнил, что надо загадать желание, только не мог сообразить, чего я хочу.
Потом он показал мне ночной город, очень красивый, с башенками, куполами, красными звездами, я слышал голоса людей, умерших давным-давно, они пели что-то – очень красивое, на непонятном языке, наверное, это был русский.
За тусклыми окнами светлела заснеженная страна – которою я должен был владеть, которая всегда была моей, только я об этом не знал.
2011 г.
Споры
– …да проснешься ты или нет?
Как-кого черта… Выдергиваю себя из сна – по кусочкам, по кусочкам, по крупиночкам, как бы какой кусочек не забыть. Кто-то тормошит меня, сильнее, сильнее, сосед, что ли, какого черта ему от меня надо?
– Да проснись же!
Нельзя, нельзя так спящего трясти, так и душа не успеет в тело вернуться, и буду я здесь, а душа моя где-то там, там, среди звезд…
– Ну что, что такое?
– Да вставай же, – сосед приближается ко мне, бледный, перепуганный, – беда пришла.
– А, ну так чаю ей налей, – отмахиваюсь, – и семейный альбом покажи…
Проваливаюсь в сон, сосед вытаскивает меня, что ж ему еще нужно?
– Ты не понял меня, беда пришла… да проснись же, проснись…
– Да у тебя каждый день беда приходит… На тебя посмотреть, так она у тебя, похоже, не уходила…
Он хватает меня, тащит из сна, нет, это уже слишком, он, мне, конечно, добрый сосед, и дай-то бог ему всего, что он хочет, а все-таки всему есть предел, и…
Вскакиваю, хватаю соседа за грудки, хорош народ будить, сам не спишь, другим не даешь…
Он обрывает меня – одним-единственным словом:
– Плесень.
Подскакиваю, как ошпаренный, уже не я вырываю себя из сна, уже сон бежит от меня во все лопатки…
– Шутишь?
Сосед смотрит на меня, бледный, перепуганный.
– С этим, брат, не шутят…
Спешу за ним – в ночь, холодную, звездную. Все еще надеюсь на что-то, зря перетрухнул сосед, зря поднял бучу, у нас уже все, что угодно, за плесень принимают. Только какую-нибудь блендочку увидят или тень какая мелькнет, все сразу – плесень, плесень, а там плесени и близко не было…
Да и откуда вообще взяться плесени, сколько веков уже не было – ничего, ничего, плесень осталась – в легендах, осела – в преданиях, покрыла глубину веков… Это только маленьких-непослушных пугают, во-от, не будешь слушаться, ка-ак придет плесень, ка-ак заберет…
Выглядываю в темноту ночи, еще надеюсь на что-то, когда вижу в темноте огоньки: один, два, десять, больше, больше…
Плесень.
Беспощадная, неумолимая, неукротимая – плесень.
– Откуда ее черт принес?
Ловлю себя на том, что говорю вслух.
– Известно откуда, из космоса…
– Из ко-осмоса… знать бы, откуда эта зараза к нам прет…
– И будешь знать, и чего? – сосед косится на меня. – Там-то ты ее все равно ничем не возьмешь… Да и прет она отовсюду, черта с два уследишь…
Черта с два… проверяю оружие, арсенал у меня что надо, не самый большой, конечно, есть и покруче, ну да ничего, не жалуемся…
– Бить будем? – спрашивает сосед.
– Нет, ты погоди бить… дай приблизиться…
– Да близехонько она уже…
– Ну, бей, если тебе так надо, только снаряды изведешь, да и все…
Я зол на соседа, тут и сам не можешь рассчитать, когда бить, и этот еще… да что говорить, плесень-то не на меня прет, на него, на меня бы плесень полезла, я бы и не так распсиховался…