Команда дружно заорала в ответ. Хриплые голоса приветствовали наступление охоты и приближение конца неизвестности.
- За философию капитана! - Призыв был подхвачен на всех палубах всех вагонов, от первого до самого последнего.
"Даже так?" - подумал Шэм.
- Шэм, - обратился к нему доктор Фремло, когда команда вернулась к работе. - Начальник порта передал мне это. - Он протянул Шэму запечатанный конверт, на который тот глядел в оцепенении. Потом пробормотал: "спасибо" - не всякий член команды вообще передал бы ему письмо, а тем более благородно отказавшись прочесть его первым. "Сэму Саруупу", - было написано на нем. "Близко", - подумал он. Однако доктор, несмотря на благородство, оказался не вовсе лишен любопытства, и теперь, пристроившись за спиной Шэма, ждал, когда тот сломает печать.
"СПЕЦИАЛЬНОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ! - прочитал Шэм. - ГОСТЮ ШРОАКОВ. ХОРОШЕЕ ВОЗНАГРАЖДЕНИЕ ЗА ИНФОРМАЦИЮ ОБ ИХ ПЛАНАХ! ПОДРОБНОСТИ У НАЧАЛЬНИКА ПОРТА. ДЕЙСТВУЙ БЕЗ ПРОМЕДЛЕНИЙ - ПОЛУЧИШЬ ПОДАРОК!"
- Что это? - спросил доктор Фремло, когда Шэм смял бумажку в руке и поджал губы.
- Ничего, - сказал он. - Спам. Мусор.
- Не знаю, что со мной такое, - говорил Шэм, - но я просто ничего не почувствовал. - Он пересказал Шроакам эпизод с краснобайством Напхи, особо отметив то, какое воодушевление оно вызвало в команде.
Кальдера пожала плечами.
- И я ничего не чувствую, - сказала она. - Но, может, тебе повезло.
- Повезло?
- Что ты не спешишь бросать в воздух шляпу. - Кальдера пересчитывала на кухонном столе какие-то маленькие штучки вроде булавок или болтиков. Деро набивал чемоданы консервами.
Шэм уже наловчился убегать с "Мидаса". Когда он опять возник у Шроаков на пороге, брат и сестра нисколько не удивились.
- Заходи, - сказала Кальдера. - Мы как раз уроки доделываем.
"Уроки" заключались в том, что Деро и Кальдера сидели по разные стороны стола в библиотеке, среди россыпи раскрытых книг, планшеток ординаторов и распечаток. На полках вокруг костей и всяких диковин было не меньше, чем книг. Деро сортировал и раскладывал стопками учебные материалы согласно какому-то непонятному плану.
- А как учатся у вас на Стреггее? - спросила его Кальдера. - На что похожи ваши школы? - Она моргнула под пристальным взглядом Шэма. - Просто я никого твоего возраста здесь не знаю, а в других местах подавно, - сказала она. - Мне интересно. - Что это, она покраснела? Нет, кажется. Но явно слегка смутилась.
- Мы ведь были на Стреггее, - сказал Деро. - Правда?
- О, да, куда они нас только не таскали, - сказала Кальдера. - Но я ничего не помню. Поэтому сказать, что мы что-то знаем, я не могу.
Тогда Шэм рассказал ей немного о Стреггеях. При этом он краснел, в отличие от нее. И, пока Деро заканчивал укладывать чемоданы, он робко превращал вполне заурядные происшествия своего школьного детства в истории об экзотических землях.
Шэм говорил, Кальдера слушала, не поднимая глаз, а Деро вышел из комнаты. Шэм слышал, как открылась и снова закрылась дверь в комнату Биро. Он продолжал говорить, и через минуту-другую дверь снова открылась, и Деро вернулся. Его лицо было спокойно, а глаза мокры. Он встал между Шэмом и Кальдерой. Рассказ, наконец, прервался. Молодой человек со Стреггеев и дочь квази-сальважиров, наконец, отвернулись друг от друга.
- Моя очередь, - сказала Кальдера и выскользнула из комнаты.
- Для чего очередь? - спросил Шэм. Он не ждал, что Деро ответит, и Деро не ответил. Он просто стоял, выпятив губу, точно перед дракой, пока Кальдера не вернулась. Она принесла из комнаты папы Биро его флатографию, шарф и потрепанный складной ординатор с его стола.
Лицо у нее было таким же несчастным, как у брата, но, когда она заговорила, голос ее звучал буднично.
- Где твоя мышь? - спросила она.
- Охотится где-то. - Шэм задумчиво сложил пальцы домиком. - Я получил письмо, - сказал он. - В нем мне предлагали награду, если я расскажу про вас.
- Что ты ответил? - спросила Кальдера.
- А как ты думаешь? Я выбросил письмо. И пришел сюда окольными путями, как ты меня учила. Но, похоже, слухи о вас расходятся, как круги по воде. И о "Мидасе" тоже, я сам слышал.
Кальдера задумчиво прижала палец к губам.
- Да, о твоем поезде ходит немало слухов, - сказала она. - Рельсы и слухи. Как вы сюда попали, куда идете дальше, что нашли в пути.
- Я тут поспрашивал кое-кого о том, что им приходит в голову, когда они слышат про край света, - сказал Шэм, - Оказалось, ничего хорошего.
- А ты едешь с нами, Шэм ап Суурап? - спросил Деро.
- Ч-что? - выдавил Шэм.
- Не сейчас, Деро, - сказала Кальдера. - Что ты говорил насчет речей своего капитана, Шэм?
- Ну, что они это… На меня не действуют… вроде как. И вообще мне кажется, что хватит с меня кротобоев. - Шэм обвел глазами комнату, наполненную утилем, как и все остальные в этом доме.
- Есть люди, - продолжала Кальдера, - которые считают, что на каждого из нас возложена своя Задача, - они так и говорят, Задача, а не просто задача, - и что каждый узнает свою, стоит ему о ней услышать. Потому что для каждой задачи есть лишь один подходящий человек.
- Возможно, - задумчиво согласился Шэм.
- Лично я думаю, что это чушь, - заявила Кальдера. Деро хихикнул. Шэм моргнул.
- Значит, ни у кого из нас никакой задачи нет, - сказал он.
- Я так не говорила Разве я так сказала? Я сказала, что у тебя, может, и нет никакой задачи. А моя задача сейчас состоит в том, чтобы таскать барахло. - И она взялась за багаж. - Нет, Деро, твоя задача сейчас в том, чтобы остаться здесь и продолжать рассортировывать все это. А твоя, Шэм, - как ты думаешь?
Деро цокнул языком и недовольно заворчал, когда Шэм пошел за Кальдерой мимо пирамид из перевязанных бечевками коробок, мимо сундуков, раздутых, словно плотно пообедавшие удавы, и дальше, в замусоренный сад. Там, у знаменитой арки из стиральных машин, она положила какой-то ключ в коробку из-под кофе, ту спрятала под полированный черепаший панцирь, а сверху поставила ведро.
- Я рада, что тебе оказалось так важно найти нас и рассказать нам обо всем, - сказала она. - А твои родители, что с ними случилось?
Шэм поднял на нее взгляд.
- Что? - сказал он. - А что? - Она смотрела на него, пока он не сдался. Шагая следом за ней через заваленный утилем сад в обратную сторону, он коротко изложил историю гибели отца и исчезновения матери. - Но обо мне заботятся Трууз и Воам, - закончил он.
- Я верю тебе, - ответила Кальдера.
- Они очень довольны, что я хожу на кротобое, - сказал он. - Не сижу дома, вижу мир.
- Не весь, - сказала она. - Знаешь, когда я только открывала тебе дверь, я уже знала, что ты нам скажешь. В смысле, насчет наших родителей. И оказалось, что до той минуты я сама не понимала, как сильно я их ждала. Мне очень жаль, что никто не нашел обломков поезда твоего отца. Или не повстречал твою мать. Не рассказал тебе о них. Не сделал для тебя того же, что ты сделал для нас.
Она улыбнулась ему. Стремительной и доброй улыбкой, которая почти сразу потухла. Кальдера придержала рукой колючку, давая ему пройти.
- Повидать мир - это хорошо, - сказала она. - Но надо ведь думать и о том, что будет после.
Тут Шэм внезапно осознал, что они вышли на берег, и вздрогнул. Почва в нескольких ярдах впереди становилась плоской, пыльной и заметно менее плодоносной, чем раньше, ее во всех направлениях пересекали пути. Вглубь путей уходил деревянный пирс, а в конце него стояла дрезина. Плоские зубы каменных плит загораживали садик и причал от любопытных глаз.
- У вас что, свой пляж? - Шэм не поверил своим глазам.
Кальдера шагнула на причал. Доски были совсем старые, и сквозь щели в них Шэм видел хлопья краски, осыпающиеся от их шагов на землю, взрытую многочисленными хищными млекопитающими.
- Там, вдали, - продолжала она, - так много интересного. Там есть люди, которые ходят под парусами на поездах, не менявшихся многие века. Наши родители бывали в их охотничьих угодьях и видели их самих. Они странствовали с ними, учились у них. Как путешествовать без мотора. Слушали их истории про рельсоморье, и про Рай, и про то, как попасть туда, и про слезы. Про все. Каждый знает хоть немного такого, чему следует поучиться.
- Не каждый, - сказал Шэм.
- Ну, хорошо, не каждый. Но почти каждый.
Облака на миг разошлись, и Шэм увидел желтизну верхнего неба. Услышал самолет.
- Ты думаешь, все богатства там? - спросил Шэм - Ты их ищешь?
Кальдера пожала плечами.
- Не знаю даже, верю я в это или нет, - сказала она. - Но мы не из-за них едем.
- Вы едете, чтобы исследовать, - сказал Шэм. - Вы хотите знать.
Она кивнула.
- Мы их ждали, - сказала она. - А ты вернул их нам, насколько это теперь возможно. Что еще нам оставалось делать, как не пойти туда, куда ушли они? И дело не только в долге. Клянусь. Помнишь, ты показывал мне снимок? Так вот, сейчас я тебе тоже кое-что покажу.
Кальдера вынула из кармана распечатку. Изъеденные эрозией скалы, приземистые холмы в кактусах и плюще, обители тощих наземных зверей. Кругом, куда ни глянь, рельсоморье. И лестница.
Лестница. Высокая, словно дом, она торчала из земли под углом в сорок пять градусов, а ее верхняя площадка висела в пустоте. Висячий утиль! Шэм не верил своим глазам.
- Это эскалатор, - сказала Кальдера. - Он там. - Она указала на рельсоморье. Под лестницей, на уровне площадки, скопилась куча сора и грязи. Лестница поднимала из недр земли и роняла под себя не утиль, а настоящий сор, отбросы, которым уже не было применения.
Глава 39
- О, Каменноликие, - сказал Шэм. - Где это?
Кальдера бросила взгляд на дом.
- Деро там без меня с ног собьется. Я ведь вышла всего на минуту. - Она посмотрела на Шэма. - Слушай. Я расскажу тебе о том, что там внизу. - Она прокашлялась. Вот рассказ Кальдеры:
- Ступени скрипят. Они непрерывно движутся наверх. Так что, когда ты приземляешься на них - а рельсы подходят не очень близко, приходится прыгать! - так вот, когда ты приземляешься, то сразу начинаешь бежать против движения, чтобы старый эскалатор, оживляемый бог весть какими силами там, под землей, не сбросил тебя вниз вместе с мусором…
- Откуда ты знаешь? - спросил Шэм. Кальдера моргнула.
- Один раз меня туда брали, - сказала она. - Мои родители. Когда меняли свои планы. Они уже все знали про утиль, а туда взяли меня как раз когда… когда уже раздумали им заниматься. Чтобы объяснить мне, почему. Ш-ш-ш-ш.
Кальдера продолжала:
- …вместе с мусором.
Бежишь ты, значит, вниз, против движения эскалатора, железо грохочет у тебя под ногами, а ты все углубляешься в темноту, под землю. Я знаю, о чем ты сейчас думаешь: под землей живут хищные животные, так зачем же туда лезть? Но в эти тоннели они почти не заходят - нет, я не знаю почему. Так что забудь пока о хищниках-землеройках, токсичной почве, каменных оползнях и других видах жуткой подземной смерти.
Там, внутри, горит электричество. В этой шахте отбросов.
Не надо думать о копателях. Не думай о том, что, когда ты проходишь, пригнувшись, под нависающими балками, мимо тележек, вагонов и брошенных инструментов, на стене вдруг может вздуться земляной нарыв; не думай о том, что этот нарыв может прорваться устрашающим ревом, и тогда в его центре откроется зловещая чернота, еще более темная, чем все подземные тени вокруг - пасть слепого, зубастого, раздувающего ноздри зверя.
Смотри лучше на стены. Между слоями слежавшихся под собственной тяжестью почвы и глины ты увидишь настоящую археологию отбросов, отложения веков. Обнаженные края осколков стекла и пластика, того и этого, тонкие длинные ленты рваных полиэтиленовых пакетов. Зеленоватый слой: крошечные зубчатые колесики эпохи часовых механизмов; сплющенная пластмасса; искрящиеся крупицы эры стекла; лохматые стежки видеолент; попурри из невообразимых древних див, осадочные породы всякой мешанины.
Там, где на особенно мощные слои отложений влияет дрейф континентов, которые медленно ворочаются под поверхностью земли, выдавливая друг друга с привычных мест, как двое спящих выталкивают друг друга во сне из-под одного одеяла, осадочную породу выпучивает наверх, и она образует на поверхности рельсоморья рифы, полные сальважирских сокровищ. А еще там, внизу, есть тоннели. Вроде тех, по которым могут ходить поезда. Ты знаешь.
Ученые хотят выяснить, что это было такое. Сальважирам это интересно лишь в тех случаях, когда знание помогает выгодно продавать утиль. Люди, которые его покупают, хотят знать, чем были эти вещи, чтобы как-то использовать их в настоящем. Хотя они в любом случае найдут им применение. Если понадобится, то возьмут любой восстановленный предмет и будут забивать им гвозди, а назовут молотком.
- Разве это плохо? - не понял Шэм.
- Плохо?
Нет, не плохо. Но и не хорошо. В том, что касается утиля, все сходятся лишь в одном. Что бы ты с ним ни делал - достаешь ли ты его из-под земли, продаешь ли публике, покупаешь ли, изучаешь ли, используешь ли его, чтобы дать кому-то взятку, украшаешь ли им свою одежду, или ищешь его, он притягивает. Как фольга притягивает сорок.
Сальважиров никто не заставляет одеваться так, как они одеты. Они сами хотят. Это их павлиньи перья. В защиту утиля можно всегда сказать, по крайней мере, одно. Выглядит он круто.
А в остальном - кому какое дело?
Всем наплевать. Представь, что ты сальважир, или даже пара сальважиров, которым надоело делать то, что они делают. И, может, у них уже есть на примете другая работенка. Тогда им достаточно просто понять, что им больше не по душе то, что раньше казалось по душе. Для следующего шага этого довольно.
- Остается один вопрос, - сказала Кальдера. - Это… - она встряхнула флатографией, - то, что ты хочешь? Копаться в древних отбросах? Быть может, на свете найдется кое-что получше этого. А может, просто что-нибудь другое. Подумай. У тебя есть еще пара часов.
- А что потом? - спросил Шэм. - Через пару часов?
- Потом мы уезжаем. Тебе надо решить, едешь ты с нами или нет.
Глава 40
Откуда ни возьмись прямо на плечо Шэма упала Дэйби. Кальдера подпрыгнула. Шэм даже не поглядел на зверушку, которая стрекотала и фыркала прямо ему в ухо.
- Ключ, который ты оставила, - сказал он.
- Для сиделок, - ответила Кальдера. Она шла к дому. - Они хорошие люди. Мы долго выбирали. Деньги есть. Папу Биро заберут в санаторий. - Она закрыла глаза. - Потому что нам надо сделать дело. Вот.
- Но вы даже не знаете, куда они поехали!
- Биро знал, - сказала она. - С памятью у него беда, но это он так никому и не выдал. У нас его машина. В ней все секреты. Плюс то, что ты нам говорил.
Шроаки метались из одной забитой утилем комнаты в другую, где вместо потолка было небо и воздух вместо части стен, потом в третью, наполненную тиканьем часовых механизмов, гудением дизелей и инструментами. Они собирали вещи, сгружали их на тачки, выстраивали по линейке в кухне. Вытаскивали из шкафов одежду, растягивали ее, пробуя на прочность, проверяли на ощупь толщину и теплоту, нюхали, не завелась ли плесень.
- Но погодите, - недоумевал Шэм. - Я слышал, ходят слухи, что вы едете в Паровозодень. Это же еще не скоро!
- Значит, сработало, - сказал Деро.
- Паровозодень, - объяснила Кальдера, - это когда мы сказали, что поедем. Пустили слух, чтобы выиграть немного времени и убраться отсюда раньше, чем кто-нибудь очухается и кинется за нами в погоню.
- В погоню?.. - переспросил Шэм. - То есть ты правда думаешь?..
- Вне всяких сомнений, - сказал Деро.
- Да, - сказала Кальдера. - В погоню. Слишком много слухов ходит о том, что искали наши мама с папой. - И она потерла большим пальцем об указательный жестом, означающим деньги.
- Ты же говорила, что не в них дело, - сказал Шэм.
- Не в них. Но слухам не прикажешь. Так что… - Она прижала палец к губам.
Мысли Шэма неслись, мозги крутились, словно колеса поезда на полном ходу.
- Почему вы хотите ехать? - спросил он.
- А ты разве нет? - сказала Кальдера.
- Я не знаю! - Исследовать. Находить новое. В таком духе. - А как же мои… моя семья? - сказал Шэм, потом задумался. Погодите-ка. Разве Воам и Трууз будут переживать, если он сейчас поедет со Шроаками?
Да, будут. Но они будут переживать и тогда, когда он, став очень плохим врачом, годами будет безрадостно тянуть свою лямку.
- Я думаю, - произнес он медленно, действительно стараясь думать, - что они желали мне добра, возможно, даже хотели, чтобы я обзавелся собственной философией.
- Я думал, философия только для капитанов, - сказал Деро.
- Доктора, бывает, тоже становятся капитанами. Хотя я не уверен, что они загадывали так далеко. - Зато Трууз и Воам хорошо знали одно - ему надо найти свое дело в жизни, заполнить пустоту в душе, - ради этого они отправили его на рельсы, подумал он, и его сердце сжалось в тоске о них.
- Деро, - сказала Кальдера. - Веди. Так ты хочешь философствовать? - спросила она у Шэма, когда брат ушел. - Заболеть тем или иным животным? Искать в нем смысл? Сделать его центром своей жизни? - В ее вопросах не было и грана насмешки. Она сгибалась под тяжестью непомерной ноши. - Есть места, - продолжала она, - где рельсы поднимаются наверх, на твердую землю.
- Да, рельсореки, - сказал он.
- Да. Некоторые из них уходят в горы. Пересекают нагорья.
- А потом спускаются где-нибудь далеко от того места, где вошли. Но все равно они все спускаются и вливаются назад, в рельсоморье.
- Некоторые заходят в мертвые древние города наверху.
- И выходят из них, - сказал Шэм. Кальдера посмотрела на него.
- Какая тяжелая, - сказала она. О своей ноше, не об истории. Шэм взял у нее то, что она несла, и сам понес на пирс. Там он остановился и стал смотреть.
Что-то двигалось к ним, мелькая между буграми рельсоморья. Вдоль всего пути его следования из земли торчали острые морды любопытных кротов. Это ехал Деро, и ехал он на… Да, на поезде.
Тупорылый укороченный локомотив с небольшим количеством вагонов сзади. Под крышей - стеклянные иллюминаторы. Дэйби сразу устремилась к нему на разведку. Локомотив был бронированный, без трубы. Он не давал вообще никакого выхлопа, по крайней мере, Шэм ничего не увидел и не почувствовал. А ведь рельсы, по которым он шел, были не электризованы.
- На чем он ходит? - прошептал Шэм.
Из приближающегося транспортного средства выглянул Деро. Глянул на Дэйби, которая, наполовину сложив крылья, чертила над ним круги.
- Кальдера, - крикнул Деро.
Она встала перед Шэмом.
- Ну вот, мы уезжаем, - сказала она ему. Бросила взгляд через отверстия в окружающих скалах на открытые рельсы. Путаница проводов здесь, лабиринт стрелок там. - А ты? Поедешь с нами, Шэм?
И тут Дэйби закаркала прямо как ворона, таким звуком, которого он никогда не слышал у нее раньше, словно она поняла, что ему сказали, и пришла в возбуждение. А Деро опять крикнул:
- Кальдера, давай быстрее.
- А что, если это будет ужасно? - брякнул Шэм. - Что, если все кончится слезами? Нельзя сказать, чтобы не было никаких предостережений. Ты сама говорила мне, что надо держаться от них подальше!