- Потому что мы Шроаки, - сказал Деро. Большим пальцем правой руки он показал при этом на себя, а левой громко щелкнул подтяжками, точно подчеркивая сделанное заявление, и приподнял бровь. Шэм не мог удержаться от смеха. Даже Деро, подувшись на него немного, тоже засмеялся.
- Они были кем-то вроде сальважиров, как я говорила, - сказала Кальдера Шэму. - Но еще они создавали. И исследовали. Они ездили туда и делали то, о чем остальные могли только мечтать. Вот все и хотят теперь узнать, где они были да что делали.
- Кто хочет? - не понял Шэм. - Где? Здесь, на Манихики?
- На Манихики, - подтвердила Кальдера. - Вот почему, когда они не вернулись, папа Биро не пошел во флот. Искать и спасать - не их дело. Хотя к нам приходили с предложениями помочь в поисках, спрашивали, какие у нас есть карты, куда они направлялись в последний раз.
- Ага, так мы им и сказали, - вставил Деро. - Даже если бы знали.
- Они не записывали свой маршрут в поездной журнал, - сказала Кальдера. - Вот почему они спрятали ту память. Даже смертельно раненный, один из них сделал все, чтобы ее спрятать. Они наверняка понимали, что на ней сохранились приметы их пути.
- Они шли туда, петляя, и обратно также, - сказал Деро.
- Папа Биро, может, немного того… - Голос Кальдеры дрогнул, но снова выровнялся. - Но он не настолько сумасшедший, чтобы доверять флотским. Или делиться с ними своими сведениями о маршруте.
- Так значит, карта все же была? - сказал Шэм.
- Не в поезде. И не такая, которую ты или кто-нибудь другой мог прочесть. Манихики предлагали их найти, но для себя, а не для нас. Шроаки никогда не давали им того, чего они добивались. - В ее голосе прозвучала гордость. - Они создавали всякие двигатели и машины, каких никто больше делать не умел. Вот почему им нужны были не наши папа и мама, живые или мертвые, а то, что у них могло быть с собой. То, что они нашли или построили.
- Наверняка они давно уже их ищут, - сказал Деро. - С тех самых пор, как мама и папа ушли.
- А теперь, увидев тебя, они наверняка радуются: "Теперь у нас есть след!" - впервые за много лет.
- Из-за них я прятался в канаве, - сказал Шэм. - Похоже, кто бы они ни были, поймать стреггейского мальчишку у них кишка тонка.
- Они просто хотели знать, кто ты такой, - сказала Кальдера. - И что ты знаешь. О Шроаках. - Шэм вспомнил, как настороженно встретили его вчера Деро и Кальдера. Ничего удивительного, что они его подозревали. Ничего удивительного, что у них нет друзей: даже если бы они не ухаживали за папой Биро и не тосковали без двух других родителей, все равно в каждом, кто появлялся на пороге их дома, они имели основания видеть шпиона.
- Пока ты не пришел, - буркнул Деро Шэму, - я еще надеялся, что они вернутся.
- Так надолго они никогда еще не пропадали, но надежда умирает последней, - сказала Кальдера. И кивнула на дверь комнаты, где в полузабытьи горевал папа Биро. - Разве мы могли оставить его здесь таким, пока не были полностью уверены? И потом, а вдруг бы мы поехали в одну сторону, а они вернулись с другой?
- Теперь-то мы уверены? - сказал Деро. До самого последнего момента эта фраза звучала как утверждение, но в конце вдруг появился крохотный завиток, еле заметное дрожание неуверенности, которое как ножом резануло Шэма по сердцу.
- Теперь мы уверены, - сказала Кальдера мягко. - И должны сделать то, что должны. Завершить то, что они начали. Мама и другой папа хотели бы этого. И он тоже хотел бы. - Она снова поглядела на дверь.
- Может быть, - сказал Деро.
- Наверное, он опять им пишет, - сказала Кальдера.
- Если он все равно забудет, - спросил Шэм, - зачем было говорить ему, что они умерли?
- Но ведь он любит их, вот почему, - сказала Кальдера. Она повела Шэма в кухню, где налила ему чашку какого-то маслянистого чая. - Разве он не имеет права их оплакать?
Шэм с сомнением разглядывал напиток.
- Стоит мне только сказать кому-нибудь про вас, - начал он, - и на меня начинают смотреть странно. Люди явно много говорят о вашей семье. А еще я видел тот поезд после катастрофы. Никогда не встречал ничего подобного. Да еще тот снимок. - Он посмотрел на нее. - Ты мне не скажешь? Что они делали? Ты знаешь?
- Знаем ли мы, что они затевали? - переспросила Кальдера. - Куда они ходили и для чего? Ну, конечно, знаем.
- Знаем, - подтвердил Деро.
- Но ведь ты тоже знаешь, - сказала Кальдера. Она посмотрела на брата. Секунду спустя тот пожал плечами. - Это совсем не сложно, - сказала Кальдера. - Ты же видел тот снимок, ты сам говоришь.
- Они что-то искали, - сказал Шэм.
- Нашли, - добавила Кальдера миг спустя. - Они кое-что искали и нашли. И это был?.. - Она взглянула на него, как строгая учительница в ожидании ответа.
- Край рельсоморья, - выговорил, наконец, Шэм. - Выход туда, где нет рельсов.
Ну, конечно. Шэм ведь видел ту колею. Значит, знал ответ. Но сказать его вслух было совсем другое дело! Он был в восторге от собственного богохульства. Оказалось, ересь, произнесенная во всеуслышание, не только потрясает, но и окрыляет.
- Нет ничего, кроме рельсов, - тут же крякнул он сипло. Свой голос ему не понравился.
- Пора нам с тобой браться за дело, Деро, - сказала Кальдера. Теперь она говорила серьезно, с нажимом. Та же интонация прозвучала и в голосе ее брата, когда он заговорил.
- В комнате папы Биро есть кое-какие вещи, - сказал он. - Я принесу их сюда, когда накормлю его.
- Но ведь за рельсами правда ничего нет, - повторил Шэм снова.
- Мы правда можем его оставить? - сказал Деро. Он глядел на дверь, за которой ждал их последний отец.
- Мы оставляем его не просто так, - сказала Кальдера мягко. - Ты же знаешь. О нем позаботятся. - Она подошла к Деро ближе. - Все, что мы сэкономили для сиделок - ты же знаешь, за ним будет присмотр. Ты же знаешь, если бы он мог, то сам бы поехал. Он не может. Зато мы можем. За него. За всех нас.
- Знаю, - сказал Деро. Покачал головой.
Шэм в третий раз раскрыл рот.
- За рельсами…
- Ой, ну хватит уже, а? - перебила его Кальдера. - Конечно, есть. Ты же видел снимок.
- Всем известно… - начал было Шэм, но умолк. Выдохнул. - Ладно, - сказал он. В том-то и дело, что наверняка ничего никому известно не было. Он перебрал в уме все, что знал на этот счет. - Никто не знает, откуда взялось рельсоморье.
- Знать, конечно, не знают, - подхватила Кальдера, - но предполагать предполагают. Что говорят об этом там, откуда ты родом? На Стреггее, кажется? Что ты сам думаешь? Рельсы проложили боги? - Ее вопросы посыпались на него, как из мешка. - Может, они сами сложились из земли? Или они божественные письмена, которые люди читают в своих странствиях, неведомо для себя самих? Или же рельсы порождены не открытыми пока естественными процессами? Радикалы говорят, что никаких богов вообще не существует.
Значит, рельсы возникли сами по себе, в результате взаимодействия скальной породы, жары, холода, давления и грязи? А люди, эти большеголовые мартышки, воспользовались их нечаянным появлением в своих целях и нашли способы передвигаться по ним, не ступая на смертельно опасную грязь? То есть выдумали поезда? Что есть мир - скопление рельсов, опоясывающих его кругом и слоями уходящих на большую глубину, под грязь и мусор, до самого ядра? До ада? Иногда штормовые ветра сносят верхний слой земли, и тогда под ним открывается металл. Самые отчаянные копатели из сальважиров клянутся, что находили пути на глубине многих ярдов. А что тогда такое Рай? И что там есть? И где он?
- По-моему… как нам и говорили… ты знаешь, - сказал Шэм. И цокнул, сердясь на собственное косноязычие. - Все пошло от Великого Огма.
- А, ну да, - сказала Кальдера. Из всех богов, которым поклонялись, которых боялись, презирали, умилостивляли и с которыми ссорились, его влияние было наиболее всеобъемлющим. Всемогущий диспетчер с головой как дымовая труба и в черных одеждах. Покровитель и повелитель рельсоморья, всех народов, его населяющих, пассажиров, странствующих по нему в поездах. - Такой, наверное, когда-то был, - продолжала она. - В незапамятные времена. Самый главный начальник. Так куда они идут? Рельсы? И что находится там, где они заканчиваются?
Шэм даже поежился, до того неловко ему стало.
- Шэм, - продолжала Кальдера. - Что такое верхнее небо? Только не говори мне, что это боги налили туда отраву. Откуда взялись рельсы? Что такое божественная катавасия?
- Это война богов перед началом времен, в которой победил Огм, сильнейший, и из земли поднялись рельсы.
- Это была драка между разными железнодорожными компаниями, - отрезала Кальдера.
Шэм нервно подтвердил, что, мол, да, такую теорию он тоже слышал.
- Все началось после того, когда все стало плохо, и они снова стали пытаться делать деньги. На общественных работах. Люди платили за проезд, а правители - за каждую выстроенную милю. И все покатилось под откос. Компании состязались, прокладывая все новые и новые маршруты, куда только могли. Строили оголтело, безоглядно, ведь чем больше рельсов они прокладывали, тем больше зарабатывали на них.
Они годами сжигали всякую ядовитую дрянь - так возникло верхнее небо, - а когда сжигать было больше нельзя, они стали запихивать ее в землю, и все животные изменились. Они хотели весь мир взнуздать своими рельсами. Это была война железнодорожных компаний. Они устраивали ловушки для поездов конкурентов, отсюда и пути-ловушки, и обманные переключатели, и все прочее.
- Они построили рельсы, - закончила Кальдера. - И уничтожили друг друга. Но катастрофа была неотвратима. Рельсы - это все, что от них осталось. Мы живем в мире, искалеченном бизнес-войнами. - Она улыбнулась.
- Наши мама и папа что-то искали, - сказал Деро. - Они хорошо знали историю. Про мертвое сокровище, про ангелов, про слезную долину.
- Я тоже это слышал! - воскликнул Шэм. - "Духи всех богатств, заработанных и не заработанных, обитают в Раю"! - Он цитировал слова из старой сказки. - "О, берегитесь слезной долины!" Вы хотите сказать, что они гнались за мифом?
- А если это не миф? - возразила Кальдера. - Рай может, и не то, чем его все считают, но это не значит, что его нет. И это не значит, что там нет богатств, правда?
Один из настенных электронных циферблатов отчаянно замигал, требуя внимания Шэма. "О, нет!" - подумал он. Ему хотелось слушать и слушать дикие сальважирские байки, бродить по дому, рыться в утиле.
- Я… мне надо идти, - сказал он. - У меня кое с кем встреча.
- Очень жаль, - ответил воспитанный Деро. - Нам тоже пора.
- Что? Куда? Когда?
- Еще не сейчас, - ответила Кальдера. Закрыла глаза.
- Но скоро, - сказал Деро.
- Не сейчас, - повторила Кальдера. - Но теперь, когда мы знаем, что произошло, когда ты сказал нам, у нас появилось дело, которое надо закончить. Не смотри так удивленно, Шэм. Ты все слышал. Ты знал, что так будет. Думаю, поэтому ты и пришел к нам с этим снимком.
- Ты ведь не думал, что мы бросим дело папы и мамы на полдороге?
Глава 37
"Мусорщица" с ее оживленным чириканием электронных игр оказалась такой же шумной, как большинство припортовых дринкарен. Шэм наблюдал за сальважирами, толпившимися у бара. Они были не в форме, но городская одежда тоже выделяла их в толпе - реконструированные наряды из эпохи высокой моды, до уровня которой человечество не смогло дотянуться с тех пор ни разу. Подобравшись к ним поближе, он слушал их жаргон - они называли друг друга Френ и Блав, говорили о Цифраскопках и Спинофетах и Ношельцах. Шэм с наслаждением ворочал во рту эти слова.
- Значит, - сказал Робалсон, - твой капитан любит книжки, так? - и он сделал большой глоток напитка, который купил ему Шэм. Он назывался "паровозным маслом" - смесь сладкого виски с пивом и устрицами - штука одновременно мерзкая и притягательная на вкус.
- Ага, - отозвался Шэм. - Спасибо тебе еще раз, ну, ты знаешь, за вчера.
- А что у тебя за история, Шэм? Давно ты на рельсах?
- Второй рейс.
- Вот, значит, как. Что ж, люди вроде тебя чуют поживу. Ты не сердись, что я так говорю, просто это правда.
- А из твоей команды тут кто-нибудь есть? - спросил Шэм.
- Не, они в таких местах не пьют.
- У них свои пиратские бары?
- Ага, - сказал Робалсон, подумав. Безжизненным каким-то голосом. И изогнул бровь. - Свои пиратские.
Шэм засиделся в дринкарне куда дольше, чем собирался сначала, и, когда из джук-бокса раздался неистовый ритм ударных к песне "Наверх, поездные разбойники!", он вскрикнул от радости и присоединился к буйному хору. Робалсон тоже пел. Другие посетители смотрели на них с насмешливым неодобрением.
- С недосмешлением, - поправил Робалсон, когда Шэм поделился с ним своим наблюдением.
- С насмешлобрением, - предложил свой вариант Шэм.
- Шэм, - сказал Робалсон. - Если и дальше так пойдет, то нас скоро отсюда вышвырнут, ей-богу. Что ты нашел в этих сальважирах? Глазеешь на них, как барсук на дохлятину.
- Да нет, я ничего, просто… - Шэм поерзал на стуле. - Просто они так говорят, так одеваются. И вообще, работа у них такая. Это так… Ну, круто, что ли? Жалко…
- Ты ведь говорил с одной из них на рынке, верно? Ну, с той бабой.
- Ага. Сирокко как-то. Она милая. Пирожком меня угостила. - Шэм ухмыльнулся.
- А ты представь, - сказал Робалсон, - что вот едет сейчас какой-нибудь сальважир мимо кротобоя и думает: "Эх, какая у них там классная работа, не то что у меня"?
- Вряд ли, - сказал Шэм.
- Или даже так: "Эх, быть бы мне учеником доктора на кротобое".
- Дай мне его адресок, я ему черкну, предложу поменяться.
- К тому же капитан у тебя с философией, разве не так? - продолжал Робалсон. - Есть с кого брать пример. А сальважиры, бьюсь об заклад, скучный народ.
В углу бара сидели мужчина с женщиной и наблюдали за ними. Шэм их давно заметил. "Не сальважиры", - решил он. Те, поняв, что их увидели, отвели глаза. Он тут же непроизвольно напрягся - тело вспомнило неприятный опыт лежания под телегой.
- Я тут познакомился с двумя, вроде сальважиров, - сказал он. - Не совсем сальважиры, но что-то вроде. - Он прищурился. - Они совсем не скучные. Брат и сестра. Уж поверь.
- Погоди-ка, как их там? - сказал Робалсон. - Шутсы? Шрайксы? Соаксы?
- А ты откуда знаешь?
Робалсон пожал плечами.
- Слушаю, когда другие говорят. А тут много болтают. В том числе о чудных братишке с сестренкой, которые отваливают в страну кровоточащего Зеленого Сыра или еще куда в следующий Паровозодень. А еще шепчутся, что кое-кто хочет за ними увязаться. В надежде на воображаемые сокровища. - В этот раз Шэм покинул дом Шроаков по тому пути, который они ему подсказали, - не близкому и кружному, зато не привлекая внимания соглядатаев, которые, несомненно, стерегли у выхода. Вот почему он моргнул, слушая Робалсона. Похоже, самого молодого пирата признаки явно государственной слежки за сестрой и братом совершенно не интересовали.
- Я одного не понимаю, - сказал он. - Насчет тебя. Ты думаешь, что хочешь быть сальважиром, но я даже в этом не уверен.
- Странно, - сказал Шэм. - Они тоже так сказали. А как же ты? Чем ты вообще занимаешься, а, Робалсон?
- Чем занимаюсь? Смотря в какой день. Иногда драю палубы. Иногда чищу гальюны и думаю: "О, ад ты мой маслянистый, разрази меня дерущиеся боги". А иногда и что-нибудь получше. Знаешь, что я сегодня видел? С верхнего неба свалилась одна штука, примерно месяц назад. На пляже, к северу отсюда. Ее положили в банку и за пару монет показывают всем желающим.
- Она живая.
- Шэм. Она с неба упала, с верхнего. Как она может быть живой? Но ее все равно держат в уксусе или в чем-то вроде.
- Ну и ладно, хватит мне зубы заговаривать, - сказал Шэм. - Я хотел узнать, где твой поезд?
- Ты про это, - сказал Робалсон. - Да какая разница?
- Ну ладно, - сказал Шэм. - Не хочешь - как хочешь. - "Пусть себе играет в свои шпионские игры, как пацан, мне-то что". - Верхнее небо, - задумчиво сказал Шэм вслух. - Нормальный уровень. Горизонт. Его стороны. А ты знаешь какие-нибудь истории про это, ну, про край света?
Робалсон моргнул.
- Какие еще истории? - переспросил он. - Это ты про Рай, что ли? Наверное, не больше тебя. А что?
- А тебе бы не хотелось узнать, правда они или нет? - спросил вдруг Шэм с таким пылом, который удивил его самого.
- Да нет, вообще-то, - сказал Робалсон. - Во-первых, истории - они и есть истории. Во-вторых, если они правда, то такая, что лучше бы ее не было. Что, если правдой окажется то, что от Рая нужно бежать? Что в нем такое? Вселенная плача, так про него говорят? Или как там еще, слезное сокровище? - Он покачал головой. - Тут и без семи пядей во лбу ясно, что от них лучше бежать. Кому охота якшаться со злыми духами? Или плакать вечно?
Глава 38
Хозяевам "Мидаса" нужны были монеты и кредит, которые доставляли кротовий жир и мясо. Им было все равно, какого крота поймает Напхи - того, этого или какого-то другого. Правда, они признавали, что определенные события, связанные с ее именем и увеличивающие ее известность, могут положительно сказаться на их прибылях.
Ведь капитанов, которые не просто всей душой стремились к одной-единственной добыче - мечте и немезиде одновременно, - но действительно добывали ее, было по пальцам пересчитать. Как все стреггейские мальчишки, Шэм бывал в Музее Завершения, где видел знаменитые флатографии мужчин и женщин, стоящих на громоздящихся до неба останках своих философий: Хаберстам на своем жуке; ап Могрейв на кроте; Птармеен на волнистом барсуке-мутанте; Нигил Брок, довольный, как сбежавший с уроков школьник, попирает ногой свой мертвый символ ничто.
Команде "Мидаса" дали три дня на то, чтобы превратить свой поезд из обычного среднего кротобоя в крепость на колесах, мчащуюся в погоню за философией. Молотки молотили, гаечные ключи закручивали гайки. Паровозная бригада испытывала локомотив на прямом и обратном ходу. Охотники точили гарпуны и запасались порохом. Все вместе латали щели в обшивке. "Мидас" сам себя не узнавал, до того хорошо он выглядел. Даже совсем новеньким, с иголочки, он не был так красив, как сейчас.
- Вы знаете, что поставлено на карту, - сказала Напхи. Вообще она была не любительница громких речей, но сейчас всякая фраза, которая срывалась у нее с языка, невольно выходила торжественной. Да и офицеры твердили ей, что команде это нужно. - Возможно, на этот раз мы долго не будем на твердой земле, - говорила она через громкую связь надтреснутым от несовершенства техники голосом. - Месяцы. Годы. Эта охота может завести нас далеко. Я к этому готова. Готовы ли вы идти за мной?
"О-о, вот это мастерский штрих", - подумал Шэм.
- Команды лучшей, чем вы, я для себя не желаю. Мы выходим на охоту во славу наших родных Стреггеев и во славу владельцев этого прекрасного поезда. - Тут все, кто был в курсе, позволили себе усмехнуться. - А также ради знания. Всякий, кто хочет, может идти сейчас со мной. И я этого не забуду. Сначала мы будем держать курс на юг, а оттуда - куда нас поведет знание. Леди и джентльмены дорог - дерзнем ли мы?