Адмирал Шиверджей принял Напхи у себя на борту, и после обмена любезностями, после чашечки кактусового чая, после вежливых комплиментов балованному капитанскому коту, произнесенных на смешении языков, понятных и хозяину, и гостье, Напхи, наконец, задала ему вопрос о том, не встречал ли он в последнее время огромную светлую мульдиварпу.
И оказалось, черт побери, что он только что разминулся с ней.
На многих поездах вели записи о всяких дивах наподобие явления мегазверей и разных других монстров, неважно, видела ли их команда поезда лично или слышала о них с чужих слов, - вдруг кто из кротобоев спросит. Шиверджей вел пальцем сверху вниз по списку слухов о самых крупных барсуках, о муравьиных львах-альбиносах и о гигантских трубкозубах. Рядом с некоторыми из них значились имена капитанов. Иногда и не по одному: о, это были неловкие ситуации, пересечения охотничьих интересов. "Как быть, когда двое или больше философов гонятся за одним символом?" На этот вопрос никто пока не дал удовлетворительный ответ.
- Погодите-ка, - сказал Шиверджей. - Ага, вот он у меня где. - Набор историй у него был внушительный. - Вам известно, где ездят баяджиры? - Напхи рассеянно кивнула. Эти парусные номады собирались вместе и охотились на больших участках рельсоморья. - Одна копейщица из дальнего рельсоморья, только что вернувшаяся из их земель, сообщила мне, что слышала от одного меховщика, который торговал с командой сальважиров…
Происхождение слуха, нашедшего, наконец, свой путь к ушам Напхи, оказалось замысловатым и несущественным. Суть же дела сводилась вот к чему:
- Охотница-одиночка видела нашу добычу, - сказала Напхи, снова ступив на палубу своего состава. Она ступала ровно, говорила четко и ясно, как всегда, одним словом, контролировала себя, однако было видно, что под этим спокойствием она вся вибрирует, точно натянутая струна. - Он здесь, неподалеку. Стрелочники, берите юго-юго-запад.
А чувство потери все не покидало "Мидас".
Особенности географии завели рельсы под наветренный склон, который кишел кроликами. Там нетяжелый паровоз аж из самого Гульфаласка подтвердил слышанную ими от военных историю о тальпе цвета желчи. "Мидас" повернул на запад, туда, где земляные черви были особенно жирные и большие и где кормились большие южные мульдиварпы. Им попался один молодой самец - слишком тощий и слишком далеко, не стоило за ним гнаться, - и одна седеющая матка - ее можно было загнать, но Напхи сказала гарпунерам "нет".
Когда солнце уже опускалось за горизонт, а холод стал почти нестерпимым, они достигли опасного рельсового узла, где переплетались колеи разных размеров. Пришлось сбросить ход и прокладывать маршрут по картам. Капитана не брала усталость. Вся отдавшись своим мыслям, она сосредоточенно глядела в телескоп до тех пор, пока не угас последний луч.
Вдруг она выкликнула Мбенду, Браунолл, Бенайтли и Борра и велела идти за ней. Офицеры походили на шары, накачанные воздухом, так они были укутаны в шерсть и меха. На капитане был лишь умеренно утепленный китель.
- Ей и меха ни к чему, ее безумие греет, - шепнул Борр Бенайтли, пока их дрезина медленно катилась вперед. То и дело останавливаясь, они делали замеры и наносили на карту результаты, прокладывая будущий курс для "Мидаса". Люди с тоской поглядывали на все удаляющиеся теплые огни локомотива.
Вот они медленно обогнули кусты металлического цвета… направили свою дрезину между деревьев, тощих и корявых, точно крашеные скелеты… крючьями посшибали с рельсов невесть откуда взявшиеся камни… Черепашьим шагом они продвигались сквозь заросли крепкой растительности, на участке плотно переплетенных рельсов, однообразие которых лишь изредка нарушали клочки голой земли да холм впереди, к изгибу которого они и держали свой путь.
- Остановка здесь, - сказала Напхи внезапно дрогнувшим голосом. И встала, готовая сойти на землю. - Посмотрим, что мы отсюда увидим. - Они приближались к холму. Мохнатому холму цвета кости.
К холму, покрытому не побелевшей от мороза травой, а шерстью.
Желтый холм заурчал. Содрогнулся.
Зарычал.
Рывок, поворот стрелки, и все пеньки и бугорки на холме пришли в движение. Что-то зачавкало вокруг, заклацало зубами, как будто со всех сторон сразу раздался гортанный звериный выдох.
Холм открыл злые глаза.
- Ох, боги мои! - не сдержался кто-то. - Да это же он!
Внезапно земля неистово содрогнулась, и птицы кругом загалдели громче, чем команда, а холм оказался вовсе не холмом, а колоссальной горбатой спиной и боком Насмешника Джека, белого крота. Раздался страшный рык, оскалилась, брызгая слюной, пасть, каждый клык в которой был величиной с дерево, и животное совершило прыжок - тонны и тонны мяса, мускулатуры, оживляемой злой волей чудовища под шерстью неживого белесого оттенка, взвились в воздух и обрушились на землю так, что не только пространство вокруг, но даже само время прогнулось и замерло. А потом подслеповатое, но от этого не менее устрашающее чудовище взвилось на дыбы и тут же ушло вниз, под землю, оставляя за собой руины: разорванные пути, поломанные деревья и яму с неровными краями.
Пальнуло ружье, мелькнула в темноте вспышка. Земля вздрогнула снова. Бенайтли, Браунолл, Борр - все попадали на дно дрезины и вцепились руками в перила, когда мир вокруг них опять встал на дыбы. Кто-то яростно жал на тормоза, чтобы не дать дрезине последовать за чудовищем в пропасть. Откуда несся смешанный с пылью рев.
О, какая устрашающая конституция.
Один за другим открывали глаза члены команды на дрезине. Плевались и кашляли от пыли, которую поднял Большой Насмешник. Ощупывали свои синяки и царапины, убеждаясь, что живы.
Начинали обмениваться потрясенными взглядами. Увидели капитана, которая стояла на дрезине во весь рост, не только не напуганная, но даже торжествующая. В одной руке она держала ружье. Из его ствола в воздух поднималась струйка дыма, похожая на грозящий палец.
Напхи наклонилась над возникшей только что дырой, заглянула в ее темные глубины. В ее искусственной руке был зажат купленный недавно механизм. На нем мигали лампочки. Она подняла над головой обе руки, встряхнула ружьем и прибором, улыбнулась. Улыбка вышла страшной.
- А теперь, - сказала она, - мы будем просто ждать.
- Ящерицы, - прошептал, наконец, Мбенда обращение к странным игуаноподобным богам Менданы, его дома. - Вы знали, что это. И знали, что мы не подойдем к нему так близко, если узнаем. Вы его видели. Это же план. Часть первая. Правда, капитан? - Гнев в его голосе мешался с восхищением.
Капитан ничего не ответила. Она нажала кнопку на коробочке и посмотрела на сигналы. Подземные передвижения ее немезиды фиксировались на экране. Прибор получал информацию от маяка, который она при помощи ружья всадила гигантскому кроту под шкуру.
Глава 46
Они были в срединном рельсоморье: не в самой его дальней, открытой части, далеко от твердой земли, но и не там, где прибрежные бухты и заливы с впадающими в них рельсореками охраняли многочисленные патрули. Здесь сами рельсы и следующий по ним поезд пробирались через корявый зимостойкий лес.
- У-ууу, - говорил Деро. Отведя поезд Шроаков подальше от примостившейся на выступе скалы деревни, чьи домишки издали казались нагроможденными друг на друга, он глядел в боковое окно на сообщество мелких обезьян, наблюдавших за ними с деревьев. Снова попробовал их подразнить. - Э-эээ, - сказал он на этот раз. И запрыгал.
Обезьянье семейство наблюдало за проходящим мимо поездом, чинно и угрюмо восседая на ветках. Старая самка потянула носом воздух и помочилась. Остальные побрели прочь, по очереди переставляя лапы по веткам.
- Тча, - вырвалось у Деро. - Глупые твари. - И тут же он добавил: - Правда?
- Не знаю, - ответила Кальдера. Она делала записи в бортовом журнале.
- Да брось ты, Кальд. Ведь мы же хотели повеселиться.
- Повеселиться? - повторила она за ним медленно. Оторвалась от книги. - Повеселиться, говоришь? Да ты хотя бы знаешь, куда мы направляемся? Конечно, нет. Вот и я не знаю. В этом-то все и дело. Зато ты знаешь, что наша поездка - никакая не шутка. Мы выполняем обещание, вот мы что делаем. Обещание им. Так подумай еще раз и скажи мне снова - это, по-твоему, развлечение?
Она уставилась на брата. Он не отвел глаз. Он был ниже ее, причем заметно, но он все же выставил вперед подбородок и, набычившись, произнес:
- Конечно. Ну, немного.
И Кальдера, сразу как-то обмякнув и расслабившись, со вздохом ответила:
- Да. Наверное, в какой-то степени это развлечение. Знаешь что? - и она бросила взгляд на рощу, которую они только что проехали. - Если нам еще встретятся обезьяны, мы будем кидать в них фрукты.
Еще одна характерная особенность этих участков путей, ведущих от твердой земли вдаль - не считая преграждающих путь скалистых рифов, россыпей утиля, обильно переслоенных металлом, поросших деревьями узких проливов между островками твердой земли, - заключается в том, что они чрезвычайно опасны. Не ленитесь заглядывать в карты, машинисты. Опасность возрастает во сто крат, если вы решаетесь не прерывать движение ночью.
Шроаки были намерены ехать всю ночь. Окружив себя измерительными инструментами, они сидели в кабине, похожей на пещеру, полную таинственного мигания светодиодов. Ночь выдалась совсем беззвездная, и если бы не мощный белый луч маяка, беззвучно описывающий круги вдали на башне, ехать было бы трудно.
- Внимание, - сказала сама себе Кальдера и сверилась с картой, которая показывала опасную близость путей к каменным осыпям с одной стороны и зыбучим пескам с другой.
- Так тебя растак, - буркнула она, замедлила поезд и направила его обратно. - Пойдем здесь, - объявила она вслух. - Это, должно быть, маяк Надежного Дома. - И она снова сверилась с картой. - Значит, если мы пойдем вот сюда…
Направив свой пульт дистанционного управления на стрелки, она стала по одной переводить их в нужное положение, приближаясь к маяку. Колеса зашелестели по железу. Крохотные тени замельтешили в луче их головного прожектора: это ночные птицы и летучие мыши отстаивали свои охотничьи права перед мощным светом.
- Где это мы? - спросил Деро. Кальдера ткнула пальцем в карту. Деро посмотрел и нахмурился. - Да? - переспросил он.
- Я знаю, что ты хочешь сказать, - возразила Кальдера. Она скрипнула зубами и стала возиться с рычагами управления. - Знаю, знаю, судя по наклону путей, ты бы предположил, что мы сейчас чуть дальше к северу, так? Вот. - Небезопасный участок остался позади. - Так вот, эти карты не самые современные. В них, должно быть, ошибка.
- Ну, если ты так считаешь, - ответил Деро с сомнением. - Хотя… - и он, сощурившись, уставился в ночь.
- Ну, а что тогда это еще может быть такое? - спросила Кальдера. Прицелилась, перевела стрелку. - Я про маяк. Что здесь, по-твоему, новый построили, что ли?
Но, не успели эти слова сорваться с языка Кальдеры, как она уже мысленно сама ответила на свой вопрос. Деро смотрел на сестру, ничего не понимая, напуганный ее видом. Какая-то вспышка снаружи привлекла его внимание. Сверкнуло слишком близко.
- Там что-то есть, - сказал он. - Вон на том берегу.
- Стоп! - закричала Кальдера и что было сил рванула тормоза. Колеса негодующе взвизгнули, и состав нехотя остановился. Деро пошатнулся и упал. - Назад, назад, назад! - вопила Кальдера.
- Что ты де?..
- Проверь задний вагон! - Луч света пролетел над ними. Поезд стал медленно сдавать назад, отступать перед клочком темноты, одним среди многих.
- Что мне искать?
- Все что угодно, сзади.
- Там ничего нет.
- Отлично! - сказала Кальдера и ускорила реверс. - Продолжай следить! Повернем, как только сможем.
Пятящийся поезд качнуло, луч его прожектора сместился, и Кальдера увидела, как опасно близко подступили к путям скалы чуть дальше впереди. Она едва не направила свой поезд в эту ловушку. Это была именно ловушка: с обеих сторон узкого прохода стояли люди, готовые отпустить вниз огромные камни и снести ее поезд с рельс.
Она затаила дыхание. Прикусила губу. Еще один проход маяка высветил бледные лица людей в засаде. Они наблюдали за ее отступающим составом, их взгляды пронзали стекло, проникали сквозь камеры слежения внутрь кабины, сверлили ее.
Спокойные мужчины и женщины. Вооруженные. С инструментами, необходимыми для того, чтобы разобрать на части сошедший с рельсов поезд. Раскрытые, они не изменили положения: их лица не выразили ни стыда, ни злобы, лишь легкое разочарование при виде ускользающей добычи.
- Конечно, кто-то построил новый маяк, - шепнула Кальдера.
- Что ты говоришь? - переспросил Деро. - Я тебя не слышу. И вообще, в чем дело?
В чем дело? В том, что эти люди разбили стекло автоматизированной башни, которая давным-давно стояла на этом берегу, темная, бесполезная, никому не нужная, вовсе не там, где думала Кальдера. Местные жители, справившись предварительно с подробнейшими картами, зажгли фальшивый маяк в том месте, которое в темную ночь, вроде нынешней, могло вполне сойти за то, что обозначено на карте; затем, заманив какой-нибудь поезд в узкий проход, они закидывали его камнями и делали свое черное дело: добивали тех, кто уцелел в катастрофе, разбирали состав на части, утаскивая с него все, что можно было утащить. Это тоже были сальважиры, самые отъявленные из всех. Убийцы поездов, разбойники и воры.
- Крушители, - прошептала Кальдера.
Глава 47
Красный сигнал составу нашего рассказа на этом участке пути.
Поколения мыслителей с записными книжками в руках стояли на берегах рельсоморья, глядя на раскинувшиеся перед ними рельсы-и-шпалы - бесчисленные сходы, стрелки, возможности, простирающиеся во всех направлениях, - и все соглашались в одном: у рельсов есть одна общая характеристика: отсутствие конца и начала. Ни расписания, ни конца, ни направления. Таково требование здравого смысла. Это давно уже вошло в клише.
Всякий путь наводит на размышления о множестве других путей, а также о тех ответвлениях, которые каждый из них в состоянии породить. Есть те, кому хотелось бы отдавать приказы, подчиняя себе течение любого рассказа. Будь их воля, они время от времени даже злоупотребляли бы своей властью. Хотя и не всегда с одинаковым успехом. Историю вообще можно считать своеобразным соревнованием по перетягиванию каната между теми, кто отдает приказы, и теми, кто смело направляет свои поезда на исследование всех и всяческих закоулков.
Однако вернемся к нашему настоящему. Сигнал требует, чтобы история остановилась. Пыхтя мотором и визжа колесами, наш поезд дает задний ход. Переводные крюки переводят стрелку нашей истории назад, и наш текст еще раз начинает с того места, на котором оборвался и с которого должен был развиваться уже много дней. И дает, наконец, ответ на тот вопрос, от которого уже охрипли, должно быть, критики, хищные, точно мульдиварпы, покуда состав нашего рассказа блуждал по одним путям со Шроаками и "Мидасом". Любопытные и нетерпеливые кроты-слушатели тоже давно уже подняли носы, и их вой разносится над просторами нерассказанного. Взывая о нашем внимании.
Глава 48
Итак, Шэм.
Дни и мили тому назад Шэм медленно поднимался из глубин забытья, пока не выскочил, наконец, на поверхность собственного сознания. И обнаружил, что его вместилище - то есть голова - жутко болит. Он сморщился и открыл глаза.
Комната. Крошечная поездная кабина. Холодный световой луч падает внутрь через иллюминатор. Полки забиты коробками и бумагами. Над головой шаги. Свет качнулся, пошатнулся и переполз по стене дальше - поезд сменил направление. Теперь Шэм спиной чувствовал его содрогания. Понимал, что скорость большая.
Он не мог сесть. Его привязали к полке. Он едва видел собственные руки, бесполезно сжимавшиеся в пустоте. Он хотел крикнуть, но тут же выяснил, что ему мешает кляп. Шэм забился, но бесполезно. Запаниковал. Тоже зря. Через какое-то время паника улеглась. Он потянулся всеми мускулами, какими только мог.
"Вуринам? - подумал он. - Фремло? Капитан Напхи?" Он пробовал произносить имена вслух, но выходило лишь мычание. "Кальдера?" Да где же он? И где все остальные? Ему вдруг представился поезд Шроаков. Может быть, он на нем? Прошли минуты, или секунды, или часы. Дверь, наконец, отворилась. Шэм напрягся, вытянул шею, застонал. На пороге стоял Робалсон.
- Ага, - сказал он. - Наконец-то. Не думали мы, что ты так долго будешь дрыхнуть. По мне, так ты давно уже должен был очухаться. - Он ухмыльнулся. - Сейчас я развяжу тебе руки и вытащу кляп, ты сядешь, - сказал он. - За это ты не будешь парить мне мозги.
Поставив на стол миску с едой, он ослабил путы Шэма, который завопил, как только грязная тряпка покинула его рот.
- Какого черта ты делаешь моя капитан тебя найдет ты за это заплатишь придурок, - и так далее. Шэм надеялся, что его голос прозвучит как рев. Но вышел скорее громкий писк. Робалсон вздохнул и вернул кляп на место.
- Это ты называешь не парить мозги? - сказал он. - Давай договоримся: с меня порция овсянки с козлятиной, с тебя - больше помалкивать. Так-то лучше. А то кляп в рот - это еще не самое худшее, на что я способен.
На этот раз, когда Робалсон извлек кляп, Шэм молчал. Только смерил его взглядом, полным холодной ярости.
А затем он уставился в овсянку. Есть хотелось очень.
- И как это, по-твоему, называется? - спросил Шэм, набив полный рот восхитительной пищи.
Робалсон почесал нос.
- Похищение, наверное. А по-твоему?
- Это нисколько не смешно!
- Почему, есть немного.
- Ты… Ты же пират!
Робалсон покачал головой так, словно разговаривал с идиотом.
- А я тебе что говорил?
- Куда мы едем?
- Пока не знаю.
- Где моя мышь? - спросил Шэм.
- Улетела, когда мы тебя взяли.
- Почему мы едем так быстро?
- Потому что торопимся, и еще потому что мы пираты. Не одни мы слышали слухи. Сальважиры про тебя спрашивали. Да к тому же, когда мы вдруг снялись с места и понеслись прочь, нам тоже многие с любопытством смотрели вслед.
- Что вы от меня хотите?
- Мы хотим, - позвучал новый голос, - чтобы ты, Шэм ап Суурап, поделился с нами информацией. - Из коридора в купе вошел мужчина.
На нем была форма инженера. Короткие волосы блестели от жира. Его руки лежали на груди спокойно, голос звучал тихо, в подернутых сеткой сосудов глазах, устремленных на Шэма, светился ум.
- Я капитан Элфриш, - сказал он мягко. - А вот кто ты, я пока не решил.
- Я Шэм ап Суурап!
- Я еще не решил, кто ты, пока.
Совы и нетопыри не выглядывали из складок громадного темного плаща капитана пиратского поезда - он ничего такого не носил. В его бороде не было пропитанных порохом прядей для создания вони и демонизма. На его голове отсутствовала лихо заломленная треуголка, кровавые отпечатки не пятнали его рубаху. Ожерелья из человеческих скальпов и костей не отяжеляли его шею. Такими способами нагнетать страх - главное оружие пиратов - пользовались, как слышал Шэм, капитаны других пиратских поездов.
У этого человека были очки с толстыми стеклами. А его лицо Шэм при иных обстоятельствах наверняка назвал бы добродушным. Эта мысль против воли пришла ему в голову, и он не смог удержаться от усмешки.