8. КРОВЬ МУЛЯЖА
Довольно быстро мы удалились от Темзы в южном направлении, до обеда объехали Элдершот с севера, до самого Стоунхенджа добираясь уже ночью; Сантана подгонял лошадей без какой-либо жалости. Карету и покрытых пеной животных он оставил на постоялом дворе, хозяин которого, наверняка, был ему известен. Отсюда и до холма оставался еще приличный кусок пути.
Где-то от границы графства Солсбери погода начала портиться; на западной стороне неба, у самого горизонта, появились странные вещи. Вроде бы и облака, но вовсе не летучие в своей монолитности; вроде бы и далекие, но пугающе выразительные. И они близились. С ужасающей скоростью они пожирали темнеющий с приходом ночи небосклон. Раз за разом Сантана бросал на них встревоженные взгляды.
Возвышенность Стоунхенджа и его каменную корону мы увидали уже в бледном свете полной луны. Несомненно, Сантана заметил там же и прямоугольники Врат, но вместе с ними - кое-что иное.
- Итак, у нас имеются неприятности, - буркнул он во время форсированного марша к холму. - Огни видишь? - указал он в направлении Эйвона.
И правда, там поблескивали какие-то светлые полосы.
- Следи за кругом, - бросил Сантана, - там тоже наверняка крутятся.
- Кто?
- Недавно нашим пришлось воспользоваться какими-то Вратами. Ну, скорее всего, из увидали местные. И вот теперь сюда прибыла летучая бригада охотников за тайнами.
Мы вбежали в окружение каменных блоков. Западная сторона неба была плотно затянута той странной, черной массой. Сантана буквально не мог оторвать от нее взгляда, поэтому лишь в самый последний момент увидал крестьянина с погашенным фонарем в руке, который бросился на него, появившись из-за поросшего мхом громадного камня. Сантана вытащил кольт и пальнул крестьянину в горло - грохот смертельного выстрела понесло вдаль. Жертву, захлебывающуюся собственной жизнью, в танцевальном пируэте отбросило в сторону. Шокированный, я глядел на раненного: из подбородка в липкую темноту, орошая высохшую землю, ударил тяжелый кровавый фонтан. Сантана нетерпеливо потянул меня за рукав.
- Давай, шевелись! Это уже близится!
- Зачем… зачем ты его…
- Это всего лишь муляж. Ну, какого черта ты встал?!
И вот тогда, сворачивая за Сантаной к старинным столпам, вслушиваясь в затихающий стон фермера, в этом особенном, редкостном сопряжении собственного эго со своим, но и с чужим представлением о другом человеке, неожиданно получив возможность взглянуть на его мысли - я понял Сантану, понял то ледяное, нечеловеческое спокойствие и то змеиное, детское безразличие, с которыми он убил крестьянина, и с которыми мне же обрезал пальцы. Ведь по сути своей, Сантана этого не делал, на самом деле он вообще ничего не делал, для него все эти люди - и я сам, тогда, в вертолете - были ничем иным, как только подпрограммами огромной системы Иррехааре, светящимися персонажами из электронной игры, брызжущими электронной кровью на экран, пиксельными человечками, гибнущими от призрачных пуль и вновь рождающимися, после того, как бросить монету в автомат. Потому что все так было в действительности. Иррехааре - это гораздо большее, чем кажется сначала: это свобода от греха. В этих фантасмагорических мирах, родившихся по причине подделки чувств, невозможно совершить какой-либо плохой поступок (равно как и хороший), ведь сама идея поступка как такового для Иррехааре является совершенно чуждой - Иррехааре это царство желаний.
Нас заглотила радуга, а потом - переваренных Вратами - нас выплюнуло в редкий лес, состоящий из высоких деревьев; здесь лил ужасный дождь, блестели молнии, и гремел гром.
- Что это было!? - крикнул я, перебивая шум ливня. - Там, на небе?! Что это было?!
- Вирус, - коротко отрезал Сантана.
Я только и успел бросить взгляд на нашу никакую, военизированную одежду, как Сантана потащил меня через следующие Врата.
Темнота абсолютная. Под ногами хлюпает грязь. Воздух сухой, резкий, царапающий в горло; я начинаю давиться…
Следующие Врата.
Нас забросило в самый центр гигантской, отсыревшей бетонной пещеры. Километровой длины цеха освещались немногочисленными потолочными лампами, заливая пространство потоками желтоватого, анемичного света. Останки когда-то могучих машин, превратившихся теперь в чудовищные, проржавевшие скелеты, тихо умирали под стенками. То тут, то там можно было видеть поблекшие фрагменты надписей на немецком языке.
По временному мостику мы перешли над лужей черной маслянистой жидкости и вошли в следующую радугу.
На сей раз нас выплюнуло в нью-йоркском Центральном Парке.
Стоял поздний осенний вечер.
Где-то далеко кричала женщина.
Небо было покрыто беспокояще знакомой мозаикой реклам: в самом зените стояла "Кока-Кола", ближе к Манхеттену вращался серебряный круг логотипа Shoito, за ним блистали ІСЕС и ІВМ, и уже за нами феерией диких цветов с небосклона проецировался фильм, восхваляющий первую, еще экспериментальную серию домашних Церберов - GenLSTor. Выходит, это уже было время ICECа и Церберов, но вот "прививок" еще не было: их рекламы из полосы public domain наверняка бы вытеснили все остальные. Но даже shareware'ная накидка третьей реальности - образование полу-Иррехааре - была столь же грозной, что и амнезийный "слепак", поэтому действовал запрет на существование многоэтажных иллюзий; следовательно, в теории, не имели права на существование симуляции миров, более поздних, чем этот. Но это я сам себе вычислял и объяснял. Только существовала возможность и того, что Самурай нарушил и этот принцип. Правда, это бы породило непростую юридическую проблему: все эти тысячи "захлопнутых" - их всех после освобождения, в силу Конвенции, следовало бы признать недееспособными до конца жизни - почему до конца жизни: потому что никому из них не удалось бы доказать, что он окончательно вышел из "слепачества", и что этот мир не является всего лишь очередной надстройкой. Но, все равно, каким-то образом за ними следить будут - и за мной тоже будут следить.
Я осмотрелся по сторонам.
Сантана лишь пожал плечами на мой вопросительный взгляд.
- Иногда Аллах выбирает для расположения Врат самые странные места. Он не всегда использует местные предрассудки и мифологию.
С кривой усмешкой присмотревшись к костюмам, в которые мы были одеты, к нам трусцой направился низкорослый скин-калека. Инвалидность была вписана в каждое его движение, неполноценной была каждая частица его тела, столь же ненастоящими были и их соединения. Он казался случайным слепком десятка различных мужчин. Даже способ его передвижения говорил о некоторой случайности - его шаги были до удивительного не скоординированными. Только маска инвалидности не могла скрыть сил и энергии, дремлющих с этом искаженном совершенным уродством теле, его чудовищной "плотности": это был великан, сжатый до размеров карлика.
Недоросток остановился в метре от Сантаны: кожа, ламинат, шипы, татуировки, серьги и цепочки.
- Черный, - хрипло шепнул он, глядя на Сантану снизу своими скошенными, непропорциональными глазами.
- Лламет.
- Я так и думал, что ты захочешь вернуться по более быстрой тропке.
- Тебя здесь Назгул поставил?
- Я сам себя поставил. Назгул уверен, что ты гниешь в Алгонтоте.
- Что-то случилось, - наполовину вопросительно буркнул Сантана после минуты беспокойного молчания.
- Да.
- Что же?
- Поговорим в Астро. А это что за муляж? - бросил Лламет, не глядя на меня; во всяком случае, мне так казалось.
- Это не муляж, - ответил Сантана.
- Знаешь, я не слепой.
- Ты же видел, как мы выходили.
- Я знаю твои показатели, так что рядом с тобой могу видеть самые разные вещи.
- Это же Нью-Йорк, двадцать первый век.
- Я знаю твои показатели.
- Ладно, поговорим в Астро, - вздохнул Черный.
Лламет махнул рукой, раскачался на кривых ногах, развернулся и повел нас по темной аллее к выходу из парка.
На перекрестке к нам подбежал темнокожий, пидороватый типчик.
- Господа, бля, прохаживаются тут, бля… Луна, бля, светит, бля…
Лламет как-то изогнулся и уже через мгновение очутился рядом с негритосом.
- Да что ты, Билли, бля, я только так… - заурчал перетрухавший пидор, и только мы его и видели.
Такси пришлось снимать Сантане, потому что ради Лламета никто бы не остановился. И так, увидав его, садящегося в машину, водитель поднял вопль, но полуросток успокоил его тысячедолларовой банкнотой. Во время поездки никто не разговаривал, даже таксист, который с мазохистским упорством всматривался в наши лица в зеркале обратного вида, наверняка пытаясь их запомнить, чтобы затем составить портрет по памяти. Вышли мы возле спуска в метро. Оказалось, что следующий гексагон устроен прямо на перроне подземки: Врата размещались в покрытой цветастыми граффити стене тоннеля. Для засмотревшегося на нас кошара это должно было выглядеть, как будто бы мы вплавились радужной полосой в этот настенный рисунок. И когда меня охватила сказочная легкость гравитации Меркурия, перед моими глазами все еще стояло его смертельно перепуганное лицо.
9. ИГРА
Астро II, носящий второе название Стар Мексико, отделенный от замороженной поверхности планеты более, чем тысячью метров камня, и сам разделен шестнадцатью изолирующими слоями, как потом объяснил мне Сантана. В результате имеются семнадцать самообеспечивающихся герметичных уровней, плюс спрятанный значительно глубже, дополнительный военно-технический уровень, который называют Гадес . Лет восемьдесят назад игроки несколько подкорректировали строение города с помощью "здешнего" ICEC, создавая иллюзию завала и радиоактивного заражения искусственной пещеры Гадеса, тем самым, обрезая его от остального комплекса. Впоследствии, воспользовавшись собственными - небольшими в данном мире - сверхъестественными способностями, они полностью заблокировали Гадес и очистили его от муляжей. Выбор именно этого места и мира для главной базы был, в основном, продиктован относительно быстрым ходом здешнего времени, относительно поздним историческим положением и центральной позицией в вертикали - но прежде всего, тем фактом, что в самом нижнем машинном зале Гадеса Аллах, только по ему самому известным причинам, разместил один из пяти до сих пор открытых Больших Гексагонов; все четыре остальных находились на территории Самурая.
Этот гексагон гексагонов, непропорциональная розетка из тридцати шести Врат с различными размерами, занимает более трех квадратных километров площади зала; ее потолка, закрытого ярко светящимся туманом, я даже не мог увидеть: это все равно, что глядеть прямо на Солнце. Мы вышли прямиком на ось розетки. Там высится, исчезающий уже через пару сотен метров в туманном вихре, самый толстый из семи столбов, скрывающий в своих внутренностях группы транспортных и пассажирских лифтов. Ошеломленный, я потряс головой: вокруг меня горели несколько десятков радужных пучков - все время кто-то проходил сквозь Врата, ежесекундно здесь появлялись и исчезали мужчины и женщины, по одиночке и в группах, внутри и на самых удивительных средствах передвижения, одетые, несмотря на определенное родство стилей, в значительно различающиеся между собою одежды. В одной пастельного цвета полосе материализовался даже транспортер на воздушной подушке. На полу, покрытом грубой, слегка прогибающейся материей, белыми линиями были обозначены места стыка с порогами Врат; размер некоторых из них не превышал и десятка метров, у других же длину можно было измерять сотнями метров. По обеим сторонам каждой линии были нарисованы соответствующей величины крупные прямоугольные поля выхода, окрашенные в красный цвет, на которые не следовало входить; их нарисовали после того, как двух местных раздавили беглецы из другого мира в самоходной ракетной установке, рассказал Сантана в форме анекдота.
На огромном лифте мы помчались куда-то вверх; автомат низким женским голосом перечислял названия очередных этажей Гадеса. Я ожидал развития событий, мне не хотелось ни о чем расспрашивать. Лламет пялился на меня - взгляд у него тоже был болезненный.
Лифт остановился, и мы вышли в сад. Присевшая под ближайшим деревом обезьяна - громадная горилла - зыркнула на нас исподлобья, как могут только обезьяны. На мне был серый комбинезон, на Сантане - блестящий костюм, Лламет тоже был одет как в предыдущем мире - и обезьяне что-то в нас не понравилось. Она поднялась, кашлянула и изогнутым пальцем указала на меня.
Сантана пожал плечами.
- Это не муляж, - вздохнул он.
Горилла не пошевелилась.
- Иди, сообщи Назгулу, - приказал Лламет.
Горилла подумала, подумала и вперевалочку отправилась в чащу.
Мы ожидали возле лифта.
- Что говорит Ерлтваховичич? - спросил Черный.
- А ничего не говорит. Изоляционист долбвный. Якобы, сейчас он ведет с Самураем переговоры через Внешний Мир.
- Не верю.
- А чего ты хочешь, это же Резной.
- Ну ты и расист!
- Скин человеку - волк.
- Тоже мне, скин…
Горилла вернулась, теперь она не имела ничего против моего присутствия.
Идя по искусственно одичавшему тропическому лесу, я сам удивлялся своему умению передвижения при столь низкой гравитации - ни разу я не зацепился за ветку, ни разу не сошел с аллейки. Скорее всего, это умение я приобрел лишь благодаря переходу сквозь Врата. Я размышлял над этим лишь затем, чтобы чем-нибудь занять свои мысли. Потом я увидал Назгула и, естественно, обо всем забыл.
Тот сидел на песчаном берегу реки в низком, плетенном из ивовых прутьев кресле, вытянув длинные ноги к самой воде. При этом он что-то бормотал под нос. Выйдя из тени аллейки, мы увидали его в профиль. Назгул был высоким. Был могучим. Он был самой тьмой, мраком бесконечной плотности, черной дырой, отлитой в форму человека. Окутывающий его бархатисто-черный плащ, не был столь черным, как его тело, которого попросту не было видно: настолько оно пожирало видимый свет. Он сам был дырой в этом дневном свете. Но вся всасываемая Назгулом энергия излучалась безумным багрянцем его глаз: он глядел осколками зеркала, украденного из самой преисподней. Железо обруча, сжимающего его череп, само должно было быть раскаленным.
- Господи мой, Иисусе Христе! Сантана, и где же это ты, черт подери, шатался?! - увидав нас, рявкнул он.
- Насколько я понимаю, Алес со своими коммандос не вернулся? - заметил на это Сантана.
- Что случилось, Самурай вас всех вырезал под корешок? Непобедимый Черный Сантана спартачил всю операцию?
- Восемь человек погибло, пара ребят без сознания не смогли восстановиться при переходе, Алекс отправился с ними по более широкой тропе. Я остался за башнями с этим вот чудом природы, после чего мы вернулись более быстрым путем. Алекс же уходил через Ледовые Поля - это очень медленный мир, так что его может не быть еще с неделю.
- И что же, на Полях его медведи слопали?
- Что ты хочешь этим сказать?
- Я тут провел небольшую вылазку на первый круг Внешнего Мира, имеется там такой мирочек с тремя солнцами и нулевым сопротивлением магии плюс высочайшим коэффициентом мифичности. Я там с определенного времени спонсирую местным один храм. Аллах был в хорошем настроении, так что я устроил полный сеанс. При случае, ни с того ни с сего, спрашиваю про вас. И что узнаю? За последние несколько дней через фазу смерти прошли все участники дружины, за исключением, как видно, одного тебя.
Сантана молчал.
- Ну? - продолжал давить Назгул. - Случай, или как? Или понятия не имеешь?
- И что я могу ответить? Извиняться, за то, что единственный не умер, не стану.
- Извиняться? Я что, хочу, чтобы ты извинялся? Нет, Сантана, это ты сам должен мне объяснить! Объяснить! Как такое возможно, что третий раз подряд ты чудом ускользаешь от смерти, в то время, как все вокруг гибнут, а ведь это, по крайней мере, не враги! А ты у нас тоже не Крени, не Самурай!
Назгул поднялся. Он был на две головы выше Сантаны, который сам превышал меня на ладонь, меня же самого карликом тоже не назовешь.
- У тебя месяц времени Мехико. И мне хочется иметь убедительные, слышишь? убедительные объяснения этого феномена. В противном случае, можешь отправляться к Самураю. Или во Внешний Мир.
- Не могу сказать, чтобы это был умный ход, - процедил Сантана. - Мы не находимся в столь хорошей ситуации, чтобы позволить выдвигать людям подобные ультиматумы. Ты делаешь ошибку.
- Сантана, ты у нас ходячая бомба с часовым механизмом. Библейский Иона! А я рисковать не могу. Я так рассчитал: мне не выгодно задерживать тебя, даже если бы ты был вторым Ерлтваховичичем. В один прекрасный день всех нас тут накроет метеоритом, и ты будешь единственной выжившей особой. Только без оскорблений - в данном случае я предпочитаю, чтобы ты выступал против нас.
- Это из тебя адвокат лезет, Назгул.
Лицо Назгула было мраком во мраке; возможно, что он и усмехнулся, я не видел - равно как мало чего увидишь, глядя прямо на солнце, точно так же ничего не заметишь и внутри черной дыры.
Багровые глаза изменили положение.
- Кто это? Муляж, который вовсе и не муляж?
Сантана, будто бы удивившись, глянул на меня.
- Вот такой вот тип, - ответил он. - Мы захватили его в Конго. Я лично его захватил; мне было любопытно, что это за феномен. Видишь ли, его невозможно убить. Но он прошел сквозь Врата, реконструировался из мыслей - так что человек, не муляж. Мне казалось: ныряльщик или кто-то в этом роде. Он даже своего имени не помнит. Он даже понятия не имел, что находится в Иррехааре.
Назгул все время присматривался ко мне.
- Сантана, что ты хочешь с ним сделать?
- Сделать? В каком смысле?
- На кой ляд ты его приволок?
- То есть как это, на кой ляд? Ведь…
- Ты что, на голову трахнутый? Лламет, убей его.
Я обернулся, отступил на шаг - что-то невидимое, сам багрец взгляда Назгула, движение его пальцев, отблеск на короне связали мне ноги; я застыл. Словно скотина на бойне. Говорят обо мне, а я ни словечка.
Лламет сидел под деревом.
- Кого, - процедил он через желтые зубы. - Прошу тебя, выражайся, елки зеленые, яснее, - рявкнул он в сторону Назгула.
Тот типично еврейским жестом поднял руку над головой, тряхнул ею и свалился, разочарованно, снова в кресло.
Скин захихикал.
- Лламет, - через пару секунд шепнул Назгул.