- Ладно тебе обижаться, - остановил его Еропка. - Никто твоей баньки не трогает. Парься там, пока потом не изойдешь. Ты, давай, делом займись. Видишь, плохо Ставру.
- А нечего грозить, - продолжал бухтеть Каливар. - Без калоши оставил, так еще и грозит. Вылечим мы Ставра. Он что, так все время и стоит?
- Так и стоит, - подтвердил Еропка, - совершенно без всяких движений.
- Сейчас посмотрим.
Каливар подошел к застывшему Ставру вплотную, заглянул ему в глаза, как и Еропка недавно, провел перед глазами лешего ладонью. Ставр даже не моргнул. Банник пробурчал что-то непонятное, ухватил руку лешего, высоко поднял ее и отпустил. Рука безжизненно упала.
- Рыжая, давай сюда баул! - потребовал Каливар.
Холька, эх и быстра, девка, тут же оказалась возле банника и баул уже открыла, на руках поднесла.
Банник, не глядя, запустил в баул руку, вынул небольшой деревянный молоток и неожиданно для всех сильно ударил лешего по одному колену, потом по другому. Тот не шелохнулся.
- По-о-нятно, - протянул Каливар и задумался.
- Ну что? - спросил Могута.
- Ничего хорошего.
- Сам вижу, что ничего хорошего. Давай лечи.
- От чего это у него? - спросил банник. - Как случилось?
Лешие молчали. Им и сказать было нечего.
- Я не из любопытства спрашиваю, - настаивал банник. - Я с медицинской точки зрения интересуюсь, чтобы правильное лечение произвести.
- Мы понимаем, - отозвался Еропка. - Пошел, значит, Ставр в землянку, зерна отнести, - стал он объяснять. - А потом вышел оттуда, - Еропка развел руками, - встал и все.
- Какое-нибудь сильное переживание у него перед этим случилось?
- Да нет, никаких переживаний.
- Березка, - подсказал Гудим.
- Березка, конечно, это да, - согласился Еропка. - Кто-то вершинку обломал. Жалел он березку. Переживал.
- М-да, не думаю, что сломанная березка могла его в такой сильный ступор вогнать. Наверно еще что-нибудь было и очень сильно на него подействовало. Крупное волнение у него произошло, - решил Каливар. - Больше ничего не припомните? Подумайте хорошенько.
- Вроде ничего особо ординарного не произошло, - ответил за всех Еропка.
- Ладно. Лечить будем.
Каливар заглянул в баул и стал рыться в нем.
- Эта не пойдет, - бубнил он, - и эта не пойдет... И эта нам не нужна... Где же она? Должна быть... Должна, да нет ее... Чего же это ее нет?.. Ага, вот и она, та самая, что нужна, появилась. Ну, давай, не яри, доброе дело сотвори!
Банник достал скрученную спиралью неширокую фиолетовую травку в густых белесых крапинках и сунул ее под нос старому лешему. Лицо у Ставра сморщилось, глаза расширились, он раскрыл рот и стал жадно заглатывать воздух. Потом леший прищурил глаза, еще шире разинул рот, пару раз всхлипнул и оглушительно чихнул.
- Да поможет твоей милости чих-трава, да выведет она тебя из ступора, да просветит она твой разум, да вернет она тебе силу и окрылит твои мысли, - быстро-быстро забормотал Каливар. - От Леса зеленого, от влаги живительной и от заступницы нашей Мокоши. Давай еще разок!
Ставр снова часто задышал и послушно чихнул.
- И еще! - приказал Каливар.
Ставр опять чихнул, затем, отдышавшись, еще раз.
Молодые лешаки с изумлением и испугом смотрели на происходящее, и ничего понять не могли. Могута тоже пристально глядел на старого лешего. Но не вмешивался, не мешал баннику. А тот выглядел деловым и спокойным.
- Четыре, - считал он. - Пять. Еще разочек...
- Ставр послушно чихал, и от этого оглушительного натужного чиха явно начинал изнемогать.
- Шесть считал Каливар.
- А-а, а я-а-а, - хотел что-то сказать старый леший, но не успел ничего вымолвить, потому, как опять накатил на него чих.
- Что ты с ним делаешь?! - возмутился Гудим.
- Помолчи, - отмахнулся Каливар. - Семь. Не мешай.
- Останови, не издевайся над стариком! - потребовал Бурята.
- Восемь! - продолжал отсчитывать Каливар. - Еропка, уйми волчат, пусть не мешают.
- Нельзя его сейчас останавливать, - стал объяснять Еропка. - Он в сильном ступоре из землянки вышел. От такого поморока обеспамятеть можно насовсем. Каливар ему мозги поправляет. Слышал, Мокошу на помощь позвал. А чих у этой травки лечебный. Мозги от хорошего чиха на место становятся, в голове светлеет. Семнадцать раз чихнет и оздоровеет.
- Почему семнадцать? - спросил Бурята.
- Корявое число. Его даже разделить ни на что нельзя, только на самое себя, - Еропка многозначительно поднял указательный палец. - Целительность только с такими корявыми числами и осуществляется.
В перерыве между двумя чихами Ставр показал баннику здоровенный кулак.
- Одиннадцать! Он уже и оклемался, - обрадовался Каливар. - Видели, кулак показал! Ну и силен! С благодарностью тебе, Мокоша, выручательница наша, - поклонился он в сторону зарослей. - Почтение тебе от нас и любовь.
- Так останови его! - потребовал Гудим. - Раз оклемался, перестань мучить.
- Нельзя его сейчас останавливать, - отказался Каливар. - Чих-трава для лешего имеет силу на семнадцать чихов. Это чтобы наверняка вылечить. А если семнадцать чихов не помогут, то все, кранты, списывать надо лешего на инвалидность, уже ни на что не годен. Ваш-то силен! - с уважением отметил он. - На одиннадцатом чихе мозги на место встали... Кулаком погрозил... Тринадцать, - не забывал он между тем считать...
Когда Каливар досчитал до семнадцати, могучий Ставр окончательно обессилил. Даже до бревен дойти мочи не хватило. Он опустился на землю, но глядел на стоящих возле него леших уже разумно. Растерянно и с великой грустью. И молчал. То ли, не зная, что сказать, то ли не желая говорить. А они ждали. Надо же было узнать, что случилось? Что привело в такое состояние старого выносливого и здорового как дуб лешака.
- Водички ему надо испить, - подсказала Холька. - Она здесь живительная. Как водички попьет, сразу ему полегчает.
- Правильно. Дай ему воды, - велел Каливар.
Холька набрала из стоящей в тени под деревом бадейки ковшик и не выпуская его из рук стала поить Ставра.
Ставр пил жадно и долго. А Холька приговаривала:
- Давай, давай, милый... Пей - не жалей! В ключевой воде чистота, в чистоте сила, в силе жизнь. Мокоша заступница все видит, все знает и вместе с водой силу нам дает.
Старый леший пил, пока не сушил весь немалый ковшик. Потом легко поднял руку и утер рот.
- И все дела, - объявил Каливар. - Ожил. Теперь в баньку надо часа на три. Парку тебе выдадим погорячей, да с лимонной мятой, косточки разомнем и веничком можжевеловым похлещем, как следует. Я такие веники припас - мертвого поднимут. Сам пойдешь или помогут тебе? - спросил он у старого лешего.
- Нет, - отказался Ставр. - Не до баньки мне сейчас. Некогда мне баньками заниматься.
- Ну лешаки пошли! - возмутился Каливар. - Горят на работе. Лечиться им некогда. Объясни ты ему, Еропка, что после такого ступора и одубеть можно.
- Каливар дело говорит, - продтвердил Еропка. - Ты уж давай, Ставр, подлечись, а мы тут присмотрим.
- Точно, - поддержал его Могута. - За нами дело не станет. А ежели сил нет, до баньки дойти, не сомневайся, поможем.
- Да вы что ко мне пристали, - сердито, но вполголоса, видно не вернулась еще к нему прежняя сила, произнес Ставр. - Не до вашей баньки мне.
- Как хочешь, - не стал спорить банник. - Время выберешь, приходи. Полечиться в баньке тебе непременно следует.
- Как выберу время, непременно приду, - обещал Ставр. - А вы с Холькой идите, некогда мне сейчас. Помогли вы мне, и большое вам спасибо за это.
- Собираемся, Холька, - позвал Каливар полудницу и вручил ей баул.
Но прежде чем уйти банник снял с ноги калошу и стал ее разглядывать. Калоша была совершенно новой чистенькой и блестела на солнце. Сама черная-черная как ночь, а подкладка тоже красивая: нежного малинового цвета, мягкая, пушистая. Другая калоша, что где-то в лесу осталась, была такой же красивой.
- Вторую калошу мне кто вернет? - спросил он, поглядев вначале на Могуту, потом на Ставра. - У меня подошвы ног нежные, я босиком ходить не могу.
- Ты поищи, - посоветовал Могута. Никуда она не делась, лежит где-нибудь под кустом. За своими вещами приглядывать надо, нечего их терять.
- Ну да, "лежит где-нибудь", передразнил он Могуту. - Будет она лежать. Теперь ее не найдешь.
Но требовать от Могуты, чтобы тот достал для него калошу, взамен утерянной, а то и новую пару, банник не стал. Со здорового лешего ничего не возьмешь. Вот когда захворает, вяжи из него узлы. Чего хочешь требуй, все отдаст, лишь бы вылечил. Уж очень лешие бояться всякой хвори. А Ставр не побоялся. Что же такое особенное случилось, почему он отказался от лечения? Времени у него нет, в баньке попариться... Интересные дела творятся.
- Значит, так и не знаете, от чего его в такой ступор загнало? - повторил Каливар вопрос, который задавал в самом начале. - Ничего не вспомнили?
- Не знаем,- ответил за всех Еропка.
Не особенно-то банник поверил.
Каливар знал обо всем, что делается в Лесу. Такая у него работа. Кто только не заглядывал в баньку. Моховики заявлялись целой компанией, и полдня кувыркались на полках, смешно говорить, но и болотники бывали. Этим массаж нравился. Пущевики, луговики, цветычи, грибычи, ягодичи, кого только не приносило... И каждый хотел получить хороший веник, да чтобы ему парку свежего подбавили. Некоторые, кто толк понимает, специально ради массажа являлись. И каждый старался ублажить хозяина. Считал необходимым обстоятельно поговорить с банником, порассуждать и обсудить все новости.
Каливар еще раз перебрал в уме последние случаи... Водяной Филька всю ночь в карты резался с Хролом, два пущевика напились березового сока и отлупцевали луговика так, что тот до сих пор отлеживется. По ночам кто-то шастает по Лесу и непонятно кто это. Про сломанную березку и гнездо поползня он тоже уже знал. Вот и все новости. Такое постоянно случается, на то он и Лес, чтобы в нем что-нибудь случалось. Отчего же Ставр в такой сильный ступор впал, а потом от баньки отказался? Надо было спешить домой, и поспрашивать всех, кто сегодня париться придет. Да и ночью походить по лесу, присмотреться, что делается.
Каливар еще раз осмотрел блестящую калошу и отдал ее Хольке, велел положить в баул.
- Если кто вторую калошу в лесу увидит, уж принесите, - попросил он. - Пошли, Холька, у нас и без них дел немало.
И ушли банник с полудницей. А лешие остались.
Глава шестая.
- Теперь рассказывай, - потребовал Еропка. - Рассказывай совершенно откровенно и обстоятельно, все, как есть: отчего тебя в такой жестокий ступор вогнало?
- Нету, - Ставр развел руками и криво улыбнулся. Была эта улыбка грустной и до неприличия беспомощной, что никак не вязалось ни с его должностью, ни со статью, ни с возрастом, ни с характером.
Могута и Еропка переглянулись. Оба одно и то же подумали: ступор у Ставра вроде бы и прошел, а мозги так и не выправились, непонятное бормочет, рано Каливара отпустили.
- Чего, нету? - мягко спросил Могута.
- Ни одного зернышка. Ни единого.
- Какого зернышка? - продолжал допытываться Могута.
Ставр молчал, будто не слышал вопроса.
- Ты не переживай, - стал успокаивать его Еропка. - Может тебе водички ключевой дать? Хорошая у нас здесь вода, целебная, как панацея.
- Не хочу, - отказался Ставр.
- Ты что-то о зернах упоминал. Это, каких зернышек, говоришь, нет?
- Ставр жалобно поглядел на леших, сокрушенно покачал головой.
- Зерен лингко, которые уже собрали. Со всех пяти деревьев. Вот только то и осталось, что вы принесли, - и он показал крепко зажатые в ладонях мешочки.
- Как это, нету? Не могли они никуда деваться! - не поверил Могута.
- Ты только не нервничай, успокойся, - Еропка подошел к Ставру вплотную, положил ему руки на плечи и заглянул в глаза. - Ну, померещилось тебе, бывает такое, фантасмагория называется. А по простому, по нашему - мираж. На меня однажды тоже затемнение сознательности нашло, да такое, что я свои лапти разыскать не мог. Ха! Понимаешь, они в углу стоят, а я их не вижу, никак найти не могу. На месте наши зерна лежат, на полочке, в беленьких мешочках.
- Не знаю, - Ставр постепенно приходил в себя и жалкая улыбочка, так портившая его суровое лицо, исчезла. Перед ними уже опять сидел умудренный годами хозяин Леса. - Куда-то девались, прямо средь бела дня. Сегодня утром были на месте. Когда с племяшами в землянке сидел, лежали мешочки. Потом они на болото ушли, а я с бадейкой по воду, на ключ. И не было меня здесь всего ничего. Туда сходил и обратно. И до вашего прихода, здесь на бревнах сидел, в землянку не заглядывал. А сейчас нету.
- Не может того быть! - Еропка не то чтобы не поверил Ставру, а просто не мог себе представить, что драгоценные зерна исчезли.
- Нету...
Всегда неторопливый, степенный Могута сорвался с места и вбежал в землянку.
- Да там они! Морок это все!.. - запричитал Еропка и юркнул туда же.
Молодые лешие последовали за ними.
- Вот здесь они лежали, - показал Могута на небольшую светлую полку. - Вот, прямо здесь. Я их вчера видел.
Пуста была полка, никаких мешочков, никаких зерен.
- Может, завалились, случайно упали, закатились куда-нибудь, лежат, скучают, нас дожидаются, - тараторил Еропка, сам не веря в это, потому что некуда были им ни завалиться, ни закатиться.
А он быстро и суетливо, ощупывал пустую полку, гладкую стену, пол...
- И, правда, нету, - Могута не искал, Могута застыл, не отводя глаз от пустой полки.
- Почему они у вас на самом виду лежали? - спросил Бурята. - Прятать надо. Это же такое добро. Нельзя его открыто держать.
- От кого прятать?! - странно было видеть растерянного Могуту. Громадный леший стоял неподвижно и не сводил глаз с пустой полки. - Здесь все свои. Чужих, у нас, в Лесу, не бывает. И взять их никто не мог.
- Но ведь взяли, - подтвердил очевидный факт Гудим.
- Ой взяли... Ой беда, беда... Что же теперь будет? Помогите нам Стрибог и Мокоша! - ныл Еропка. - Как оправдаемся, что скажем, как смотреть в глазоньки друг дружке будем... Это же каждое животное нас теперь упрекнуть может, каждый дикий зверь несознательный, каждая птица несерьезная...
Еропка никак не мог примириться, не верилось ему, что зерна лингко исчезли. Он упорно искал. Не веря глазам своим, он все ощупывал и ощупывал пол и стены и углы землянки, и даже невысокий потолок. При этом он что-то тихо беспрерывно приговаривал: и жаловался, и ругался и грозил кому-то, но никаких следов зерен найти не мог.
Когда лешие вышли из землянки, Ставр по-прежнему сидел на траве. Он смотрел на них со слабой надеждой. Знал, что ничего они в землянке не найдут. И все-таки в глубине души надеялся: а вдруг. Никакого "вдруг" не произошло. Растерянный, пытаясь сообразить, как такое могло случиться, Могута, угрюмо скреб затылок, унылый Еропка перебирал волосики жидкой бороденки, что-то бормотал себе под нос, братья же просто молчали. Они не могли еще по-настоящему оценить трагедию, которая произошла.
- Это что же это такое! - взвыл вдруг, во весь голос Еропка, и теперь его причитания пришлись к месту. - Это куда же мы идем?! Дожили! Ничего положить нельзя, упрут не глядя! Когда же это видано было, чтобы в нашем Лесу...
- Да помолчи ты, - положил Могута ему на плечо тяжелую руку и Еропка послушно замолчал, не закончив фразы. - На кого грешишь? - спросил он у Ставра.
- Так ведь не на кого, - пожаловался Ставр.
- Верно, не на кого, - согласился Могута. - Искать надо! Весь Лес обшарить, а найти. Уж я его тогда, - он потряс кулачищем. - Ох, я его... Гром небесный!
- И что ты своим кулачищем сделаешь! - прикрикнул на него Еропка. - Где ты искать станешь?! Пока под каждый куст заглянешь, сто лет пройдет. А до полной луны два дня осталось: сегодня да завтра.
Братья с недоумением посмотрели на него.
- Луна здесь причем? - несмело спросил Бурята. Понимал, что не вовремя суется со своим вопросом, но удержаться не смог.
- Объясни им про защиту, - попросил Ставр Могуту. Старому лешему было совсем плохо, ни думать, ни разговаривать ему не хотелось.
- Лес у нас зона закрытая, - стал рассказывать тот. - Вокруг всего Леса защита стоит. Сюда никто попасть не может, и выйти отсюда не может.
- Щур рубежи охраняет, - догадался Бурята.
- Щур, конечно, тоже. Только у него окромя нашего Леса и других дел много. Не все время ему здесь торчать. В помощь Щуру вокруг всего Леса надежная защита поставлена. А в первую ночь полной луны она снимается: от заката солнца до восхода. В эту ночь каждый может и войти и выйти. Тот, кто взял зерна здесь хранить их не станет. Здесь они ему ни к чему, постарается в полнолуние унести. А пока защита стоит, он из Леса не выйдет. У нас два дня есть. За эти дни вора надо поймать. Не найдем, считай все.
- Кто ее поставил, эту защиту? - спросил Бурята. - Вы сами, чтобы чужих не пускать?
- Э-э, ребята, знал бы Еропка, кто защиту поставил, да как ее снимать, так он бы сейчас самым знаменитым в нашем Лесу персонажем был. Сидел бы в холодке на мягком табурете и с удовольствием ядреный квасок с хреном попивал, а не бегал как шальной по кордону на больных ногах, да не горбатился над дневниками, глаза свои не расходовал бы при тусклой свече, - встрял в разговор Еропка.
- Никто не знает, - подтвердил Могута. - Принято считать, что она вместе с Лесом появилась. Для него и предназначена, чтобы, значит, охранять, чтобы кому не нужно сюда не шастали. Так оно, должно быть, и есть.
- Стена что ли?
- Стены-то и нет никакой. Просто дойдешь до края, а там крайнее место, и воздух сразу густой становится. Шаг-другой сделаешь, а дальше никак, не пускает. Хуже всякой стены. Любую стенку подвинуть можно, сломать можно, - Могута повел широким плечом, как бы показывая, что он сделает с мешающей ему стенкой. - А здесь ничего не поправишь, не подвинешь, вязнешь, как в сырой глине.
- Как же мы сюда пришли? И полнолуния не было, и в защите мы не вязли, - заинтересовался Гудим.
- Вас Никодим привел. У домового постоянный персональный проход есть. Для перманентной связи с внешним миром и особо экстренных случаев, - объяснил Еропка. - Прямо из школы, из крайнего подвала налево поворачиваешь и проходи.
- Так по этому проходу кто хочет без всякого полнолуния зерна унести может.
- Нет, по этому проходу без Никодима никто пройти не может, - стал объяснять Могута. - Не пустит его земля. Тут такой запрет наложен, что с Никодимом можно там пройти, а без него нельзя.