– Откуда он мог здесь взяться, да ещё и раньше нас? – скептически поинтересовался "снежный человек". – Обогнать меня непросто, а на такой жестянке – вообще невозможно. В любом случае, в самолёт ему не попасть. Я лично проконтролирую.
– Вы его не заметите среди других пассажиров.
– Глупости! Рейс чартерный, пассажиров всего ничего, я, мой брат, вы и ваш знакомый Волчара.
– А он здесь каким краем?
– Чего? Не понял.
– Ну, какое отношение он имеет ко всем этим делам?
– Этого я не знаю. Нам сказали вас привезти – мы это и делаем. Остальное нас не касается. Меньше знаешь – крепче спишь. Если так интересно, можете спросить у Леонида Сергеевича, когда доберёмся до места.
Алла думала, что прямо сейчас они сядут в самолёт и полетят, но всё оказалось не так просто. Россия какая-никакая, но всё-таки заграница, а значит, рейс считался международным и пассажирам требовалось пройти таможенный и пограничный контроль. Обширные связи и влияние Леонида Сергеевича изрядно облегчили прохождение этих формальностей, но совсем обойти их не представлялось возможным.
Таможенник, толстый и медлительный мужик, сперва предложил Алле заполнить декларацию, потом, когда она отказалась, полез осматривать её сумочку, обнаружил там блок сигарет (по требованию Аллы их вместе с зажигалкой приобрёл водитель, который её привёз), и категорически заявил, что такое количество является коммерческим, и потому нуждается в декларировании и уплате таможенной пошлины. Женщина принялась доказывать, что таможенник не прав, но её спутник, лучше неё разбирающийся в таможенниках, молча сунул в широкую ладонь представителя власти стодолларовую купюру, после чего все вопросы разом отпали, толстый мужик пожелал покидающим страну счастливого пути, и те проследовали дальше.
Пограничный контроль проводил молодой парень с Западной Украины, почти мальчишка, скорее всего, солдат-срочник. Этот взяток не брал (возможно, потому, что ему мало предлагали), зато времени на него пришлось потратить гораздо больше. Юноша почти не понимал по-русски, и чтение российского паспорта "снежного человека" давалось ему с огромным трудом. Пока бедняга шевелил губами, тщетно пытаясь догадаться, что такое "отчество" и как понять выражение "пол – мужской". Бедняга пытался уточнить у владельца паспорта, о чём идёт речь, но тот, в свою очередь, совершенно не понимал задаваемых ему на галичанском диалекте украинского языка вопросов пограничника. Оба злились, но делу это никоим образом помочь не могло.
– Алла Анатольевна, ну переведите, пожалуйста! – взмолился гражданин Российской Федерации. – Это же просто невозможно! Взяток он не берёт, а на человеческом языке совсем не говорит! Если так и дальше пойдёт, мы тут заночуем!
Алла тоже с трудом понимала галичанский диалект с обильными вставками польских слов, но с её помощью дело стало хоть и медленно, но продвигаться.
– Где они откопали такого полудурка? – возмущался "снежный человек". – Как вообще можно не знать, что такое "пол"?
– "Пол" может быть в смысле мужчина или женщина, а может – в смысле паркет, – пояснила ему Алла. – В украинском это совершенно разные слова, и на русский "пол" ни одно из них не похоже. А мальчик – явно гуцул, родом с Карпат, пас там овец, и вряд ли за всю жизнь слышал хоть одно русское слово. Ну, кроме матерщины, это понимают все и всюду.
– Я сейчас на ней и заговорю! Да мне плевать, откуда он взялся и кого там пас! Какого чёрта его поставили на службу, к которой он совершенно непригоден?
В этот момент гуцул, широко улыбнувшись, отдал честь и вернул пассажирам паспорта. Тут же на пограничный контроль пожаловал Волчара.
– Подождём его, – попросила Алла.
– Не вопрос. Без него всё равно не полетим, – согласился её спутник.
Проверка паспорта Волчары заняла значительно меньше времени.
– Пан Волчара Акакий Иосифович? – поинтересовался пограничник.
– Так точно! – подтвердил старый чекист.
– Проходьте! – предложил ему гуцул, отдав честь и паспорт (именно в такой последовательности).
Дальше пассажиры шли к самолёту все вместе, больше препятствий на их пути не предполагалось. Волчара ругался, вспоминая, что в Советском Союзе людей отвозили к самолётам специальным транспортом, добавляя, впрочем, что эта услуга оказывалась только в крупных аэропортах.
– Волчара, хватит ныть, – попросила его Алла. – Лучше скажи, тебя на самом деле зовут Акакий? Значит, тебя можно называть Кака?
– Называй, если так уж хочешь обидеть старика! – насупился Акакий Иосифович. – У вас у всех были родители, хотя бы мать, они вам имена и подбирали. А я – детдомовский, мне имя и отчество подбирал тамошний директор. Отчества он всем писал "Иосифович", намекая, что все сироты – дети Сталина. А имена нам давал самые что ни на есть издевательские: Акакий, Пафнутий, Дормидонт, Галактион и тому подобные. Да и фамилии – тоже. Контра он был недобитая, потому так и делал. Но в тридцать седьмом его расстреляли, за это или за другое – не знаю, я тогда совсем малышом был. И правильно сделали! Самый настоящий враг народа, пробы негде ставить!
– А почему ты потом, когда подрос, имя не поменял?
– Нехорошо это, – вздохнул Волчара. – Когда гражданин меняет имя, это создаёт неудобства для органов. А я люблю органы и не хочу им мешать работать!
– Не переживай так насчёт имени, – утешила его Алла. – Вот есть бразилец-футболист, тёзка твой, тоже Кака. И ничего, миллионер, и совсем ему такое имя не мешает.
– Это тот, что за "Милан" играет? – уточнил "снежный человек". – Так у него ударение в конце стоит.
– Эх, темнота, – вздохнула женщина. – Кака вот уже пару лет, как играет за "Реал".
– Надо же, вы отлично разбираетесь в футболе.
– У меня муж помешан на этом извращении, так что мне волей-неволей приходится разбираться во всей футбольной каке.
Они подошли к трапу. Возле дверей самолёта стоял второй "снежный человек", совсем неотличимый внешне от первого.
– Вы что, эти, как их, клоны? – поинтересовался Волчара.
– Просто братья, – пояснил один из "клонов".
– А чего вы оба так похожи на гималайского йети, что даже не отличить?
– Ты что, видел настоящего йети?
– Юноша, я столько всякого видел, сколько тебе и не снилось. Нас, чекистов, ничем не удивить.
Они начали подниматься по трапу, Волчара впереди, остальные следом.
– Эти – со мной, – возвестил Волчара.
– Точно, братишка, мы – с ним, – покорно согласился тот "йети", который привёз в аэропорт Аллу, и все вошли в салон самолёта.
Братья закрыли дверь, пассажиры расселись, кто где пожелал, и лайнер начал выруливать на взлёт.
А тем временем пограничник-гуцул зашёл в какое-то помещение аэровокзала, о существовании которого обычные пассажиры и большинство персонала даже не догадываются. Там сидел и чего-то ждал седой мужчина в штатском.
– Товарищ полковник, задание выполнено, всё прошло в точности по вашему плану, – доложил пограничник на чистейшем русском языке без малейшего акцента.
– Уверен? – на всякий случай уточнил полковник.
– Так точно!
– Что тут сказать? Молодец!
– Служу народу Украины! – пограничник откозырял. – Разрешите идти?
– Никак нет, Ярослав. Сначала напиши отчёт, потом переоденься, нечего тебе щеголять в пограничной форме. Можешь в обратном порядке, на твоё усмотрение. Вот после этого иди, куда хочешь. И ещё, строго между нами. Если бы нам присылали побольше таких практикантов, как ты, мы бы тут горы своротили!
– Поблизости нет ни одной горы, так что, наверно, вы уже своротили все, – отметил практикант с непроницаемым выражением лица, сел за стол рядом с полковником, придвинул к себе стоявший там компьютер и приступил к составлению отчёта.
* * *
По каким-то причинам стюардессу в этом чартерном рейсе не предусмотрели, и пассажирам надлежало развлекать себя самим. А это было достаточно непросто. Обычно неплохим развлечением служит разглядывание пейзажа за окном, но сейчас самолёт шёл над облаками, напрочь скрывавшими от взгляда земную поверхность. Сверху облако выглядит довольно красиво, но картина эта достаточно однообразна, и смотреть на её несколько часов подряд изрядно надоедает.
Некоторое время Алла пыталась заснуть, ведь сон – лучшее средство борьбы со скукой, но она прекрасно выспалась ночью, и сон от неё бежал. Почитать она тоже ничего с собой не прихватила, очень уж впопыхах проходили у неё сборы. Оставалось последнее средство – убить время разговорами, но для этого был крайне необходим собеседник. Насколько у неё отложилось в памяти, по трапу поднимались четверо, считая и её саму, и ещё один стоял у двери, а потом вошёл вместе с ними. Значит, в салоне должно быть пять пассажиров.
Алла окинула взглядом небольшой по размерам салон (кто же станет фрахтовать для перевозки полдесятка человек магистральный самолёт?) и пересчитала своих попутчиков. Впереди сидели двое братьев, которых Леонид Сергеевич прислал из России для помощи в организации перелёта. Почти сразу за ними примостился возле окна (или иллюминатора?) Волчара. Итого трое. Больше никого она не видела. Где же два остальных? Далеко не сразу она сообразила, что себя тоже нужно посчитать. Но даже после этой догадки кого-то одного не хватало. Женщина закрыла глаза, слегка потрясла головой и заново осмотрела салон. Никого нового там, естественно, не появилось. Ладно, решила она, я искала, с кем поговорить. Перед глазами трое. Братцы-йети способны скорее напугать, чем развлечь. Значит, особого выбора, как всегда, нет. Алла, не спрашивая разрешения, пересела к Акакию Иосифовичу.
– Волчара, миленький, ты мне не объяснишь кое-что? – попросила она смиренным голосом.
– Ну, вот! Как тебе от меня что-то нужно, так я снова Волчара, а не Кака, – пробурчал в ответ старик. – Ладно, чего уж там. Спрашивай, гражданочка.
– Ты не знаешь, куда мы летим?
– Конечно, знаю. В Россию-матушку, в гости к хорошему человеку по имени Лаврентий Павлович.
– А я думала, его зовут Леонид Сергеевич.
– Очень может быть. У чекиста-оперативника много разных псевдонимов. Это нужно, чтобы врага в заблуждение ввести.
– А ты ему зачем понадобился?
– Я ему, может, и незачем. А вот он мне очень нужен. Я же тебе вчера рассказывал про портал. Ты, наверно, такая пьяная была, что и не помнишь ничего.
– Отлично всё я помню, ты говорил, что есть портал, который ведёт прямо к товарищу Сталину.
– Ну, вот. Только не "ведёт", а "может быть, ведёт". Не наверняка, понимаешь? Но мне, Аллочка, выбирать не приходится. Не могу ждать! Старый я уже, помереть могу в любой момент. А так хочется узнать, каким бы был Советский Союз сейчас, если бы враги народа его не развалили! Наверно, коммунизм бы уже построили, от каждого, как говорится, по способностям, каждому – по потребностям. Хочу взглянуть на это перед смертью. Я всю жизнь делал всё для того, чтобы так было, неужели даже не увижу исполнения своей мечты? – на глазах старика выступили слёзы.
– Волчара, не расстраивайся, пожалуйста! Ты мужик здоровый, крепкий, хоть лет тебе немало. Ещё увидишь свой коммунизм!
– Сама-то веришь в то, что сказала? – горько усмехнулся старый чекист. – Я вот уверен, что в нашем мире при моей жизни коммунизм не построят. Даже если я ещё пятьдесят лет проживу. А я не проживу. Так что параллельный мир – моя последняя надежда. Нет, Алла, я отлично понимаю, что шансы невелики, и в том мире всё может быть даже хуже, чем у нас. Но больше мне надеяться не на что. Считай, что я на старости лет стал верующим. Другие верят в то, что их после смерти вознаградит Иисус, а я – в то, что в параллельном мире построили коммунизм. Не отнимай у старика последней надежды, хорошо? Пусть даже она совсем призрачная.
– Не буду, Волчара. Ты мне лучше вот что скажи. Сколько нас в самолёте?
– Не знаю. В салоне четверо или пятеро, да экипаж, понятия не имею, сколько их там, двое, наверно. А зачем тебе?
– Так четверо или пятеро в салоне?
– А какая разница?
– Мне казалось, что нас пятеро. А вижу четверых. Ты, я и те два, как ты их назвал, клона.
– Ну, и делов-то? Пятый, наверно, в туалет пошёл. Тут же есть туалет?
– И что, заснул там? – не поверила Алла.
– Вполне могло быть. Но я так не думаю. Наверно, здесь прячется твой дружок, который бандеровец недобитый. Вот с ними так всегда. Кажется, что их уже больше нет, всех передавили, а отвернулся – и получи в спину нож или пулю! Нельзя расслабляться!
– Левченко сам говорил, что ему запрещено срывать операцию ФСБ. Так что его здесь нет. Хотя его синюю "Таврию" на стоянке аэропорта я видела. То есть, это я думаю, что машина его.
– Вот! Значит, он здесь. А тому, что он тебе говорил, верить необязательно. Чекисту иногда и врать приходится, в государственных интересах. Да и не факт, что Лаврентий Павлович работает на ФСБ.
– Волчара, ты же его чекистом называешь, разве нет? Из этого ещё и вывод делаешь, что он хороший человек!
– Он в душе – явно чекист! А вот на кого работает, я не знаю. Какая мне разница? Он может мне предоставить портал, а остальное не имеет значения.
– Так Игоря, выходит, похитили, потому что тебе захотелось на коммунизм посмотреть? Могли же и убить, даже не нарочно! И меня, кстати, тоже!
– Могли, – согласился Волчара. – В жизни всякое бывает. Лес рубят – щепки летят.
– Так мы с Игорем для тебя просто щепки? Скотина ты всё-таки! А мне ещё жалко тебя стало, вот же я дура!
– Нас не нужно жалеть. Ведь и мы никого не жалели, – процитировал Волчара. – Извини, гражданочка, я устал. Посплю маленько. А ты, если тебе так скучно, поболтай с клонами. Или бандеровца своего отыщи. Он где-то здесь. Я его не вижу, но чую. У меня внутреннее чутьё на врагов народа.
Волчара закрыл глаза и негромко захрапел, гораздо тише, чем утром у себя дома. Алле ничего не оставалось, как вернуться на своё место. Ни заговаривать с "клонами", ни искать Левченко она не стала.
* * *
Иллюминаторы лайнера вдруг заволокло густым туманом. Настолько густым, что Алла не видела даже самолётного крыла, находившегося едва ли в двух метрах от неё. К горлу подкатил противный комок, сердце пронзил ледяной укол ужаса. Что-то явно шло не так, а "не так" на самолёте означает катастрофу и практически гарантированную смерть. Женщина судорожно сглотнула и попробовала что-то произнести, но из её горла вырвался только сдавленный хрип.
– Идём на посадку, – спокойно ответил на её незаданный вопрос один из "клонов". – Пора. Уже с полчаса как пора.
Туман исчез так же внезапно, как и появился. Теперь Алла видела, что это был не совсем туман, а облака. Ну, всё правильно, мы же летели над облаками, вспомнила она. Значит, чтобы приземлиться, необходимо сквозь них пройти. Женщина успокоилась, но всё-таки не до конца. Немного липкого страха ещё осталось.
Посадочная полоса возникла как-то внезапно, и приземляющийся самолёт слегка тряхнуло, когда шасси коснулись бетона. Снижая скорость, лайнер рулил на отведенное ему место, причём это место почему-то было вдали от здания аэропорта. Вскоре пассажиров опять тряхнуло, и гул моторов, к которому все давно привыкли, сменился звенящей тишиной. Самолёт остановился, и братья отправились открывать дверь. Алла разбудила мирно похрапывающего Волчару, сообщила ему, что перелёт, как ни странно, благополучно завершён, и проследовала к выходу.
Хотя они буквально только что приземлились, трап каким-то образом уже успели подать. Пассажиры вышли на бетон аэродрома, и к ним тут же подошли российские пограничник и таможенник, видимо, давно их поджидавшие. Пограничник, сержант лет примерно тридцати, скорее всего, контрактник, бегло просмотрел паспорта, таможенник же только доброжелательно улыбался и выжидающе на них смотрел до тех пор, пока один из братьев не одарил его очередной сотней долларов, после чего улыбка стала ещё шире.
Алла чётко видела, что пограничник держит в руках четыре паспорта, и окончательно успокоилась – значит, пятого пассажира на борту всё-таки не было. Но на всякий случай она решила ещё раз это проверить.
– Скажите, нас тут четверо или пятеро? – спросила она у пограничника (таможенника явно интересовали только деньги).
Парень обвёл взглядом присутствующих, пересчитал их, шевеля губами, и ответил:
– Нас тут шестеро, – после чего с жалостью посмотрел на женщину, дожившую до зрелых лет, но так и не научившуюся считать в пределах десятка.
Его немного высокомерный тон отбил у Аллы всякую охоту задавать уточняющие вопросы.
– А может, и семеро, – слегка неуверенно добавил пограничник, но его никто не услышал.
Алла отошла немного в сторону от остальных и закурила, пытаясь перебить мерзкий привкус во рту, возникший не то от вчерашней пьянки, не то во время посадки самолёта. Но от жуткого грохота, вдруг раздавшегося непонятно откуда, сигарету она выронила. Впрочем, тут же выяснилось, что пугаться не следовало. Рядом с ними сел вертолёт, пилот открыл дверь, спустил металлическую лесенку и жестом пригласил пассажиров занимать места.
Пограничник раздал паспорта, и пассажиры направились к вертолёту. Как только последний из них поднялся на борт, пилот дверь закрыл, устроился за штурвалом (впрочем, самого штурвала Алла не увидела, только какие-то рычаги) и поднял свою машину в воздух. Уже стемнело, но отсутствие солнечного света, похоже, совсем ему не мешало.