- "Воистину проклинаю суетность и тщеславие женское. Воистину.." Когда Таббер входит в раж, то переходит на высокопарный стиль… "Воистину, никогда больше не обретете вы радости в тщеславии своем. Воистину никогда больше не обретете счастья в нарядах или косметике", что-то в этом духе. Не дословно, конечно, но в общем и целом… Теперь вы видите: он не наложил заклятье именно на Элен. Из того, как он это сформулировал, можно понять, что он проклял всех женщин…
Эд осекся на полуслове - по спине его пробежали холодные мурашки и стали медленно подниматься все выше.
Глава четвертая
К утру следующего дня у Эда Уандера почти не осталось сомнений. Он просмотрел бюллетени, пришедшие по телетайпу. Выходило, что помешательство затронуло не всю страну, а весь мир. Объединенная Европа, Советский лагерь, аборигены Галапагосских островов - никто не остался в стороне.
Мир знавал массовые помешательства и раньше, причем самые что ни на есть разнообразные. В наше время люди на них особенно падки. Хула-хупы и повальная мода на стиль "Дэви Крокет" - знаки прошлых десятилетий - просто ничто в сравнении с сегодняшними маниями. По мере того, как бдение у телевизора заменило среднему обывателю ежедневный труд, на смену слабым попыткам восстать против полной неподвижности и заключения в четырех стенах собственной гостиной пришло увлечение объемным кино, которое по крайней мере заставляет вас пройтись до ближайшего кинотеатра, и все новые, новые, новые причуды моды. Мода в еде, мода в одежде, мода в слэнге - мода во всем. Это был один из методов, которые позволяли ловким дизайнерам, искусно управляющим процессом быстрого устаревания продукции, поддерживать товарооборот. Если сейчас в моде кузов с откидным верхом, то седаны безнадежно, устарели, и разве только чокнутый, законченный чудик рискнет в нем показаться. Если в моде твид, то габардины не актуальны, и вчерашний костюм остается выкинуть в мусоропровод. Если в моду входит китайская кухня, то все остальные: итальянская, турецкая, русская, шотландская, любая другая, от которой все сходили с ума в прошлом месяце, - никого больше не интересует. А ресторан, который предусмотрительно забил все кладовые и холодильники продуктами, нужными для вчерашнего крика кулинарной моды, может без колебаний отправить их на помойку.
Да, мир знал капризы моды и раньше, но такого - еще никогда.
Почти каждый крик моды, родившийся на Западе, в конце концов доходил и до Советского лагеря. Стоило коктейлю "Психотравма" стать гвоздем сезона в Большом Вашингтоне, как три месяца спустя их поднимали за здравие главы правительства в Кремле. Стоило ярким полосатым бермудам потеснить вечерние туалеты в Ультра-Нью-Йорке - и всего через несколько недель они красовались на тощих конечностях обитателей Пекина.
Но всегда на это уходили по меньшей мере недели.
Теперь же, насколько мог судить Уандер, мода на домотканый стиль одновременно воцарилась на всей планете сразу. Это подтверждали все сведения, которые ему удалось раздобыть. И, пожалуй, никто, кроме него, об этом пока не подозревал.
Случилось это субботним вечером в восемь сорок пять по местному времени. Исходя из разрозненных обрывков новостей, которые Эду удалось собрать, соседний часовой пояс, лежавший к западу, напасть поразила на час позже, на Англию она обрушилась четырьмя часами раньше, а на Объединенную Европу - шестью. А дальше пошло - поехало. Короче говоря, помешательство поразило мир в одно и то же время.
Кое-кто из комментаторов вполне искренне пытался предложить какие-то другие объяснения. Но пока еще никто не набрел на истинную причину, о которой догадывался один Эд Уандер.
Он прослушал бойкого репортера, который пытался доказать, что домотканый стиль возник еще несколько месяцев назад; он якобы долгое время развивался подспудно и лишь теперь неожиданно расцвел пышным цветом. Этот же обозреватель долго разглагольствовал о последнем крике моды и пришел к выводу, что он долго не продержится, просто не может продержаться, ибо противен основному женскому началу. Это единственный стиль, который не способен надолго приворожить прекрасный пол. Репортер хохотнул и объявил, что домотканый стиль уже принес немалую прибыль ловкачам с Мэдисон-авеню. Текстильная ассоциация спешно выложила первую сотню миллионов на то, чтобы подавить новую моду в зародыше, развернув гигантскую кампанию с привлечением радио, телевидения и воздушной рекламы. Ходят слухи, что производители косметики собрались на закрытое совещание, дабы выработать свои меры борьбы.
Обозреватель не знал одного. И никто этого не: знал, кроме Эда Уандера и самого Таббера, да еще горстки его приверженцев: проклятье не ограничено во времени. Оно уходит прямиком в вечность. Если, конечно, предположить, что проклятья Таббера - как бы он их там ни накладывал - способны сохранять первоначальную силу.
Эд прикинул, не поделиться ли своими подозрениями с Маллигеном, и решил, что не стоит. Начни он распространяться о порче, которую напускает странствующий религиозный шарлатан, люди чего доброго подумают, что он со своим "Потусторонним часом" совсем рехнулся.
Он подошел к столу Долли. Как и вчера, девушка была в полной красе. Платье ее наводило на мысль, что Долли носила его еще школьницей. Наряд, который годится разве что для загородной прогулки, для пикника. Ни помады, ни пудры, ни карандаша для бровей, ни сережек - ничего.
- Как тебе этот новый домотканый стиль, а, Долли? - поинтересовался Эд.
Почти вся мужская половина редакции не давала девушкам прохода, упражняясь в остроумии по поводу их нового облика. Очевидно, Долли ожидала, что Эд возглавит список мучителей. Но в его голосе не было и тени издевки.
- Черт возьми, Крошка Эд, - сказала девушка, чем он хуже любого другого стиля? Мода приходит и уходит. Не могу сказать, чтобы я была от него без ума или наоборот.
- Послушай, - понизив голос, спросил Уандер. - А ты не пыталась в последние два дня накладывать косметику?
Девушка озадаченно нахмурилась.
- Ну… пыталась раз или два.
- И что же?
Она поколебалась, наморщив курносый нос.
- Будь я проклята, только от этого у меня все начинает чесаться. Знаешь, такое ощущение, будто сгорела на солнце кожа и начинает облезать.
Уандер помотал головой.
- Слушай, Долли, соедини-ка меня с Базом де Кемпом из "Таймс-Трибьюн". Мне надо с кем-нибудь поделиться.
Долли наградила его удивленным взглядом, который он вполне заслужил, и сняла трубку. Эд вернулся к своему столу и ответил на вызов.
- Привет, Баз, - сказал он. - Я не был уверен, работаешь ли ты еще у себя.
- Не только работаю, но еще и купаюсь в лучах славы. Так-то старик. Похоже, какая-то чокнутая свора крайне правых накапала на меня редактору по поводу каких-то моих статей. Требовала, чтобы он меня выгнал. Только наш Старый Язвенник говорит: Как раз те статьи, которые способны вызвать противоречивые отклики и даже жалобы, могут хоть ненадолго оторвать наших чокнутых от экрана и заставить взять в руки газету. Так что я получил повышение.
Эд в тоске прикрыл глаза, дивясь превратностям судьбы.
- Вот что, - проговорил он, - мне нужно с тобой встретиться. Как насчет "Старой кофейни", минут через пятнадцать? Кофе за мной.
- Уговорил, - жизнерадостно откликнулся де Кемп.
- Уже иду. А знаешь, ты просто красавчик, даже несмотря на дурацкие усики.
Эд положил трубку и направился к лифтам.
Он спешил, как мог, но когда добрался до места, газетчик был уже там. "Старая кофейня" была почти пуста. Эд предложил занять отдельную кабинку. Выбрав расположенную как можно дальше от телевизора и музыкального автомата, они сели напротив друг друга. Эд мрачно взглянул на репортера и, поколебавшись, произнес:
- Видел я твою статью про то, как продвигают новую моду.
Баз де Кемп извлек из кармана куртки тонкую восьмидюймовую сигару и раскурил.
- Отличная штука, правда? Вообще-то…
- Нет, - попытался было возразить Эд, однако его слова не были услышаны.
- …их стали выпускать в начале шестидесятых, когда вертолеты только-только появились. Знаешь, где я достаю это зелье? У старикана, о котором мы с тобой вчера говорили. Он собрал кучу статистических данных о том, как современная экономика всеобщего процветания расшатывает устои страны.
- Таббер! - выдохнул Эд.
- Он самый. Некоторые из его цифр слегка устарели. Большинство их относится к прошлому десятилетию. Но сегодня это даже более актуально, чем тогда. В последней беседе, которую я слышал, он клеймил страну за то, что она изводит ресурсы на одноразовые товары. Бифштексы и другие мясные продукты, которые продают в одноразовых сковородках. Торты и кексы в одноразовых формах. Одноразовые алюминиевые мышеловки: не нужно больше возиться с мышью - ты ее даже не увидишь. Просто-напросто выбрасываешь ловушку, даже не открывая. И пластиковые бритвенные станки с вмонтированными лезвиями: брейся один раз - и выбрасывай, - Баз рассмеялся и затянулся сигарой.
- Послушай, сейчас не о том речь. Я слышал, как он прохаживался на ту же тему, когда мы с Элен были на его собрании. Вот что я хочу у тебя спросить: - ты когда-нибудь слышал, чтобы он наводил порчу?
- Что-что? - недоуменно воззрился репортер.
- Насылал проклятье. Сглаз. Словом, занимался колдовством.
- Послушай, старик в здравом уме и твердой памяти. Он всего лишь безобидный чудак, который тревожится за будущее нации. Предупреждает о том, что может пробить час расплаты. Не может он верить в проклятья, а если бы даже и верил, то уж наверняка не стал бы никого проклинать.
Эд залпом допил кофе.
- Никого? Все дело в том, что он, похоже, проклял все человечество. То есть, по крайней мере, половину человечества - женскую.
Баз де Кемп вынул изо рта сигару и направил ее на Уандера.
- Знаешь, Крошка Эд, ты просто чокнулся. Рехнулся. Спятил. Кроме всего прочего, этого не может быть. Не может, и точка.
И тут Уандер решил выложить все как есть. Ему нужно было с кем-то поделиться, и лучшего собеседника он не мог придумать.
- Ладно, - сказал он. - Тогда послушай минутку.
Его рассказ занял больше минуты. За это время Баз де Кемп успел заказать еще кофе, однако слушал, не перебивая. Когда Эд наконец закончил, сигара репортера потухла. Он раскурил ее снова. Обмозговал услышанное. Уандер тем временем допивал свой остывший кофе.
Наконец Баз изрек:
- Отличная история получится. Мы займемся этим вместе.
- Ты о чем?
Баз облокотился на стол, радостно тыча сигарой в сторону Эда.
- Повторение истории Отца Небесного. Помнишь, я недавно тебе рассказывал?
- Ну и какое же он, черт побери, имеет отношение…
- Нет, ты послушай. Давным-давно, в начале тридцатых, Отец Небесный был всего лишь никому не известным проповедником и влачил жалкое существование в Гарлеме. Последователей у него было не больше сотни. Однажды в его куще случилась поножовщина или что-то в этом роде. Его арестовали, и судья дал ему весьма мягкий приговор. Однако пара репортеров услышала, как кто-то из последователей Отца Небесного сказал: судья сам накликал на себя беду. Теперь Отец Небесный его покарает. И вот проходит день или два - и судья умирает от сердечного приступа. Репортеры, надеясь состряпать сенсацию, отправляются в камеру к проповеднику. Тот сыграл в открытую - просто сказал: "Не хотелось мне это делать". Веришь, дружище, когда Отец Небесный вышел из тюрьмы, весь Гарлем высыпал на улицы, чтобы его встречать.
- Ну и что, черт побери… - нетерпеливо начал было Эд. И смолк.
- То-то и оно, - с нажимом проговорил Баз. - Теперь дошло? Старина Таббер проклинает женское тщеславие. Насылает порчу на косметику и причудливые туалеты. Что-то в этом духе. И что же случается на следующий день? Воцаряется мода на домотканый стиль. Совпадение, разумеется - но какое!
- Теперь все ясно, - медленно проговорил Эд. - А что ты имел в виду, когда сказал, что мы займемся этим вместе?
Сигара снова чуть не уперлась ему в грудь - для пущей выразительности.
- Не будь идиотом. Такой шанс выпадает раз в жизни. До сих пар в твоей дурацкой программе перебывала уйма шарлатанов - чокнутых, которые утверждали, будто катались на летающих тарелках; спиритов, которым ну никак не удавалось вызвать для тебя духа; знахарей, которые не могли. даже бородавки свести. Но на этот раз тебе крупно повезло. Ступай и постарайся затащить старика Таббера на свою передачу. Он проклял тщеславие - и его проклятье сработало. Усекаешь? Сработало! Более того, есть свидетели. При этом присутствовал ты, присутствовала Элен Фонтейн. Там были дочь Таббера и кучка его последователей. У нас есть настоящие, непредвзятые свидетели, которые могут подтвердить: Таббер проклял женское тщеславие, и на следующий же день родился домотканый стиль. Неужели ты не видишь, что за история сама плывет тебе в руки?
- Вот это да! - только и смог сказать пораженный Эд.
- А я обещаю тебе дать полную информацию в "Таймс-Трибьюн". Для начала - рекламу твоей передачи, а потом целый разворот с большим количеством снимков. Скорее всего, в воскресном приложении.
- Каких снимков?
- Фотографий - Таббера, его палатки, его дочери. Таббер в позе, которую принимает, когда насылает порчу. Все, как полагается.
Его энтузиазм начинал увлекать Эда. С таким шоу он, пожалуй, может cтать пo-настоящему популярным и заинтересовать каких-нибудь спонсоров. Может быть, даже удастся показать эту передачу по телевидению.. - Но на пятницу у меня уже назначена встреча с девицей-экстрасенсом, - вспомнил, он.
- Пошли ее подальше. Перенеси на другой раз. Нужно ковать железо, пока горячо. Использовать Таббера с его домотканым стилем, пока эта мода в самом разгаре. А то, глядишь, через пару недель она устареет. Наши денежные мешки не допустят, чтобы этот стиль задержался надолго. Они просто не могут себе это позволить. Владельцы универмагов, салонов красоты, производители косметики и так уже взвыли. Они хотят, чтобы президент провел одну из своих знаменитых охлаждающих бесед, в которой вразумил бы американских женщин, убедил, что они ставят под угрозу процветание нации.
- Ты прав! - согласился Эд. - Так и сделаем. Придется мне подсуетиться. Нужно где-то откопать людей, которые бы приняли участие в передаче вместе с ним, - задавали бы ему вопросы и все такое.
- Тоже мне проблема! - фыркнул Баз. - Я сам могу поучаствовать. Слышал его не меньше полудюжины раз. Добейся, чтобы пришла Элен Фонтейн - ведь это из-за нее он сглазил всех женщин. Может быть, нам даже удастся ее уговорить, чтобы она попросила его снять сглаз.
- Точно, - подхватил Эд. - И еще его дочь, Нефертити. Она у него милашка, просто загляденье. И голосок приятный. Мы ее разговорим. Она обмолвилась, что старик Таббер уже раз или два напускал порчу, когда говорил во гневе, - так она это называет.
Направляясь к тому месту, где Иезекииль Джошуа Таббер разбил свои палатки, Эд все же ощущал некоторые опасения. Что скажут Маллиген и Общество Стивена Декейтера, когда узнают, что он предоставил эфир человеку, которого всего неделю назад подозревали в подрывной деятельности? И решил, что стоит все-таки предупредить директора студии. Если удастся залучить на передачу Элен Фонтейн, Маллиген не станет особо возражать. Да, Баз прав: эта передача должна привлечь к себе внимание. Наконец-то и ему, Эду Уандеру, выпал счастливый случай!
Они добрались до стоянки, устроенной на обширном пустыре, который последователи Таббера выбрали для его пребывания в городе; Эд Уандер нажал на педаль спуска и посадил "фолыссфлаер".
- Эй, что тут происходит? - спросил Баз. - Что они делают?
- По всей видимости, сворачиваются, - ответил Эд.
- Складывают главную палатку.
Они выбрались из машины и направились к людям, суетящимся вокруг палатки.
Первой их заметила Нефертити Таббер. Она вышла из меньшей палатки, в руках у нее был кофейник и четыре чашки. Глупо, но Эду почему-то пришли на ум строчки, которых он не вспоминал со школьных времен: Красотка Мод Миллер погожим деньком С граблями проходит душистым лужком.
- За последние пару дней я насмотрелся на домотканый стиль. Но впервые могу сказать, что он кому-то к лицу, - тихо проговорил Уандер.
- А все потому, что на ней он выглядит естественно, - ответил Баз. Этакая сельская простушка.
Девушка остановилась, поджидая, пока они подойдут; во взгляде ее читался вопрос.
- О, мисс Таббер, - сказал Эд. - Разве вы с отцом уже покидаете нас?
Нефертити чуть приподняла голову.
- Боюсь, что да. Вы же знаете, мы здесь уже две недели, - она сделала едва заметную паузу и добавила, - Эдвард. Уандер. - Потом взглянула на База. - Добрый день, Баз де Кемп. Я заметила, что вы использовали в некоторых статьях отрывки из проповедей отца.
- Было дело.
- Причем не удосужились сослаться на первоисточник или хотя бы упомянуть, что отец находится в городе.
Баз поморщился.
- Если честно, мисс Таббер, я хотел вставить кое-какие сведения о старом… то есть о вашем отце. Но редактор их вымарал. Вы уж извините. Сейчас никто не интересуется религиозными сектами.
- Мы потому и приехали с вами повидаться, - поспешно вставил Эд.
Девушка обратила на него взгляд невероятно синих глаз.
- Потому что никто не интересуется религиозными сектами, Эдвард Уандер?
- Более или менее. Послушайте, зовите меня просто Эд. Понимаете, мы подумали, что если ваш отец выступит в моей передаче, его услышат сотни тысяч людей, даже не выходя из дома.
Ее лицо на миг просияло, но почти сразу же снова омрачилось.
- Но ведь вы, Эдвард… то есть Эд, приглашаете на свою передачу всяких ненормальных, а то и просто обманщиков?..
- Ничего подобного, Нефертити, - поспешно возразил он. - Вы просто не поняли. Моя программа существует для того, чтобы дать возможность тем людям, которые в обычных условиях не могут выйти к широкой аудитории, познакомить публику со своими убеждениями, какими бы из ряда вон выходящими они ни казались. Допустим, кто-то из. них окажется обманщиком или даже проходимцем, - ведь из этого не следует, что у нас не бывает по-настоящему честных людей. Для вашего отца это шанс донести свое откровение до максимального числа слушателей.
- Но отец никогда не бывал на радио… Эд, - нерешительно произнесла девушка. - Я даже не уверена, что он одобряет радио. Он считает, что раньше, когда люди сами исполняли музыку, они получали куда большее удовольствие. Когда каждый член семьи мог сыграть на каком-нибудь инструменте или спеть.
- Так это когда было, - вяло возразил Баз.
Девушка в упор взглянула на него.
- Это и сейчас принято. В Элизиуме.
Газетчик хотел сказать что-то еще, но Эд поспешил его опередить.
- Это не так важно, одобряет он радио или нет и выступал ли он перед микрофоном раньше. Я привык работать с неопытной публикой. Ведь почти все мои гости таковы. Главное, что для него это большой шанс. К тому же вы тоже примете участие. И Баз. И еще, я надеюсь, мисс Фонтейн.