Содержание:
ПРОЛОГ: ЗА ТРИНАДЦАТЬ ЛЕТ ДО… 1
ГЛАВА ПЕРВАЯ 2
ГЛАВА ВТОРАЯ 7
ГЛАВА ТРЕТЬЯ 12
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ 17
ГЛАВА ПЯТАЯ 24
ГЛАВА ШЕСТАЯ 30
ГЛАВА СЕДЬМАЯ 36
ГЛАВА ВОСЬМАЯ 40
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ 46
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ 51
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ 54
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ 57
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ 61
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ 65
Кирилл Якимец
До поворота (Кровавый Крым)
ПРОЛОГ: ЗА ТРИНАДЦАТЬ ЛЕТ ДО…
Все были против этой яхты, хотя бы потому, что ее предложил Иосиф. Во-первых, сам Иосиф вызывал отвращение - своей нахальной молодостью, своим нахальным иссиня-черным цветом кожи, своим вечным беретом с дурацкой кокардой (портрет Че Геварры и надпись по кругу: "Ya-ya! Che-Che-Che!"); своим нахальным именем "Иосиф", которое он присвоил в честь Сталина. Во-вторых, яхта называлась "Летучий Титаник". Дальше некуда!
Но Иосиф всегда создавал проблемы. В конце-концов, из-за них-то и происходило собрание. Усталые пожилые люди расселись за круглым столом в не слишком просторной кают-кампании, украшенной красными флагами. Ладно. Пусть будет нелепая яхта с нелепым капитаном. Главное, чтобы не было команды. Накануне люди Бар Аввана и дона Темпесты обшарили всю яхту, вылизали ее, обнюхали - и никого не нашли. Бомба? Глупости: Иосиф может, конечно, взорвать всю верхушку мировой теневой экономики (а значит - и всей остальной экономики, и всей политики впридачу) - но профи, даже революционер-профи, такой ерундой заниматься не станет. В смысле - никогда не пойдет на самоубийство. Высокое собрание если и взлетит на воздух, то только вместе с ним. И умыкнуть царственных старцев Иосифу не удастся: яхту плотно окружили веселенькие разноцветные катера - из-под легких тентов мускулистые мальчики наставили базуки на яхту и друг на друга. Все схвачено. Можно начинать.
Начала Бабушка Нгуэн, самая старшая. К тому же, на Тихом океане, посреди которого собрались "столпы человечества", хозяйкой была она. Бабушка Нгуэн сложила на впалой груди миниатюрные сморщенные ладошки. Улыбнулась всем. И отдельно - Иосифу, который развалился в скрипучем плетеном кресле, отделенный от остальных прозрачным пуленепробиваемым барьером. В прочности барьера никто не сомневался. В решительности и оперативности мальчиков с базуками тоже никто не сомневался. Сквозь широкие иллюминаторы снаружи прекрасно видно, что там внутри происходит. Зато ничего не слышно. То есть, никаких глупостей, и при этом - болтай, сколько влезет.
- Друзья! - прощебетала Нгуэн, - мы знаем, нам надо чуть-чуть менять покупателя и чуть-чуть менять продавца. Продавец теперь будет мой, покупатель теперь будет Европа. Условия господина Иосифа теперь будет легко-легко исполнять, потому что их исполнять не прийдется: господин Иосиф останется у себя между Южной и Северной Америками, а наше дело теперь чуть-чуть будет здесь, где господина Иосифа нет. Господин Иосиф узнал об этом плане и сказал, что будет нам чуть-чуть мешать, если мы не выполним его условия. Пусть он нам расскажет, как он будет нам мешать и каковы его условия. Спасибо.
Бабушка Нгуэн еще разок улыбнулась и аккуратно присела на краешек своего кресла. Старцы поглядели на Иосифа - не поворачивая морщинистых тяжелых голов, только подняли на него глаза. И смотрели, не мигая.
Иосиф размял между пальцев окурок гаванской сигары и запихал вонючий табачный комок в трубку. Закурил. Улыбнулся. Наконец, трубка задымила вовсю. Старцы ждали молча. Иосиф вдруг резко встал и прошелся туда-сюда по своему безопасному вольерчику. Еще раз затянулся…
- Я в курсе, что вы решили гнать наркоту через Россию, а в России заодно покупать оружие. И я понимаю, что мне куда выгоднее взять под свой контроль весь поток из Южной Америки в страну гринго, чем соваться в Россию. Тем более, что американские каналы с прошлого воскресенья уже находятся под моим контролем…
Кто-то закашлялся, кто-то крякнул. Бар Авван поднес клетчатый платок к огромному холеному носу:
- Таки-серьезно? Господа!..
Отец Грубер перестал мусолить четки и звонко стукнул ими по столу:
- Таки-очень, коллега. Мои данные совпадают с данными Бабушки Нгуэн, а мои предложения совпадают с ее предложениями. Могу лишь добавить, что не вижу смысла в конфликте: наркотики и оружие - такие общечеловеческие ценности, торговля которыми выгодна решительно всем.
- Сейчас вы увидите смысл в конфликте, - сквозь барьеры тяжелой астмы прорвался хрип дона Темпесты, - сейчас. Продолжайте, сеньер Иосиф.
И сеньер Иосиф продолжил.
- Мои интересы в Америке и в Европе выходят за рамки коммерции. В России у меня вообще нет коммерческих интересов - и быть не может. Меня интересует только революция… Понимаю, вас она вовсе не интересует. Но вам необходимо понять, что у коммерции и у революции не только разные задачи, но и разные пути. Короче, я готов нести убытки - только бы завалить ваше "окно в Европу"… Я завалю его дерьмом!!! - вдруг заорал Иосиф, швырнув трубку на пол. Трубка упала на ковер и не раскололась. Иосиф плюхнулся в кресло, подобрал трубку с пола, повертел в руках. Внимательно посмотрел в глаза Бабушке Нгуэн:
- Дон Хенаро сказал: когда я гажу - трясутся горы. О себе я могу сказать то же самое. Когда я зарабатываю деньги, все могут спать спокойно. Даже интерпол: у него все равно никаких шансов. Но вот когда я ГАЖУ - тогда трясутся горы. А революция требует, чтобы я вам гадил в России и в Европе…
- А какой регион контролирует дон Хенаро? - не понял Бар Авван. Ему никто не стал отвечать. Присутствующие заворочались неуютно, но молчали. Слушали. Только Цеппелин не удержался по молодости и перебил:
- А в Америке?
- А в Америке мы сможем договориться. Но я буду говорить с позиции силы, как вы легко догадываетесь. Кстати, товарищ Цеппелин подтвердит, что в России у меня достаточно влияния, чтобы… э… потрясти горы. Урал, например. Или Кавказ. Товарищ Цеппелин!..
- Да… гм… товарищ Иосиф. - Цеппелин был не намного старше Иосифа и тоже вызывал раздражение у старцев. Не более, чем раздражение. Он бодро двигался в фарватере, который ему прокладывали старшие, и не искал новых путей. Новые пути сами находили его: Россия - всегда новый путь. Низкого роста, энергичный, лысоватый, усики аккуратно подстрижены, в серых дымчатых очках и в сером костюме - Цеппелин был похож на комсомольского работника. Видимо, он и чувствовал себя соответственно.
Но сейчас он снял очки. И улыбнулся ласково. И закурил сигару. Все поняли: Цеппелин не будет устраивать шоу бесплатно. Так и оказалось. Пустив пару колец, Цеппелин затушил сигару в глиняной пепельнице, украшенной перуанским орнаментом, и вытащил из-за пазухи видеокассету:
- Где у вас тут видак?.. Ага… Смотрим кино! - Он вставил кассету в щель. Нажал пуск. На экране появилась очень худая женщина в военном комбинезоне. Пышные курчавые волосы, смуглая кожа. Голубые глаза. Мулатка. На руках женщина держала грудного ребенка. Некоторое время женщина пыталась заговорить, но не могла. Наконец, она заговорила быстро-быстро, по-испански:
- Луис, у нас родилась девочка… Мы в России. У Цеппелина.
Камера отъехала назад, и в кадр попал Цеппелин - в своем сером костюме и в дымчатых очках. И с сигарой во рту. Вот он затянулся, вынул сигару изо рта, помахал ею перед камерой. И сказал:
- Здорово мы смотримся, правда… Иосиф?
Экран погас. Раздался треск - это Иосиф отодрал подлокотники от плетеного кресла. На ковре валялись осколки растоптанной трубки. Цеппелин повернулся к Иосифу, надел очки и стал выглядеть точно так же, как только что на экране:
- Не тряси наши горы, Иосиф. Глядишь, камень какой-нибудь в твою дочку попадет… заодно и жену раздавит. Так что, не стоит у нас гадить… дон Луис. Ага?
- Вон! Во-о-он!!! - Иосиф-Луис дернул какой-то рубильник. Пол задрожал. - Я иду ко дну. А вы валите отсюда! Вон!!!
Старцы заспешили на свои катера. Как только ворчащая толпа вся оказалась на палубе, люк с глухим чмоканьем закрылся. Сам. А палуба ушла из-под ног, оставив старцев барахтаться в водовороте. Цеппелин первый добрался до катера: несколько взмахов, подтянуться на руках… Казалось, он даже костюм не замочил:
- Бек! Топи его, падлу!..
Бек поднял базуку дулом вверх:
- Там ваши друзья плавают.
- Да. Жалко, ушел.
- Утонул!..
- Ушел!.. А, хрен с ним! Баба его у меня и ребенок. А он на своей желтой субмарине пускай плывет… Плыви-плыви, говно зеленое! - пропел Цеппелин на мотив какой-то советской песенки и протянул Беку раскрытую ладонь, - косячину дай… Мои намокли.
Иосиф лег на дно - пусть и не в прямом смысле. Каждый год он получал фотографию быстро стареющей жены и быстро взрослеющей дочки. На обороте фотографии - надпись, сделанная, очевидно, под диктовку: "Луис! Счастливого Рождества! У нас все нормально. Веди себя хорошо. Я тебя люблю. Барбара". Это был стиль Цеппелина - Барби никогда не опускалась до подобной буржуйской пошлятины.
Через тринадцать лет Иосифу надоело лежать на дне и он решил всплыть.
Через тринадцать лет Цеппелин вполне ощущал себя отцом чужого семейства. А своего семейства он так и не завел.
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Человек стоял у "зебры" перехода, чего-то ждал. Вначале Слава не понял, что задержало его взгляд, попытался переключить внимание, но мешало странное беспокойство. И тут стало ясно, что беспокойство - не его собственное: человек каким-то образом передавал ему свой страх. Хорошо замаскированный, страх был в глазах этого прилично одетого молодого человека, держащего в руках небольшой чемоданчик-дипломат. Поодаль, слегка заехав передними колесами на тротуар, разлеглась шикарная белая Ауди "сотка" с темными слепыми стеклами. Человек искоса бросал быстрые взгляды в сторону машины, переминаясь с ноги на ногу и по-петушиному подергивая головой. Очень знакомые движения: они напомнили Славе его друга детства Пашку, романтика и циника, лучшего приятеля, выпертого из школы за оскорбление директриссы (в чем состояло оскорбление, так и не стало известно. И Пашка молчал). Слава с тех пор его не встречал, но слышал о нем кое-что.
Минут пять Слава находился в замешательстве: оставшиеся до экзамена полчаса неплохо бы потратить на дружескую болтовню, но он мог ошибиться, да и захочет ли Пашка его узнавать? Кажется, дела у него поважнее, да не важные: Слава увидел, как из машины вышли два мужика в тренировочных костюмах, Пашка дернулся - хотел, видно, что-то сказать или крикнуть. Машина съехала с тротуара и, лениво свернув, покатила, плавным движением напоминая сонную акулу, которая в час прилива, не возбужденная еще запахом крови, отдыхает в прогретых солнцем прибрежных водах.
Двигаясь, как зомби, Пашка в сопровождении двух бандитов прошел мимо миниатюрной голубенькой церкви (слегка похожей на коммерческий ларек) и стал спускаться вниз; взгляд его потерял быстроту, спрятался за глупой мутью. Один раз Слава уже наблюдал похожие изменения во взгляде. Он был вдвоем с братом, тот запретил ему вмешиваться, оценивая происходящее трезво-профессиональным взглядом: "чужая разборка, не твоя - не лезь! Мордовать зря не станут". Тогда Слава почувствовал себя неловко и сейчас ощутил ту же самую неловкость, замешкался. Люди ушли далеко, за деревьями было плохо видно. Тревога пересилила замешательство, Слава все же бросился вниз, но когда спустился, парк оказался совершенно пустым и безжизненным.
- Пашка!!! - заорал он изо всех сил, - Пашка!!! - движимый возрастающим охотничьим возбуждением, рванул вправо.
- Эй, парень? Ты чего? - откуда-то пред ним возник один из бандитов, здоровый мужик лет сорока. Ровный, едва отросший слой густых черных волос покрывал его чуть приплюснутый череп, по-восточному грубые черты лица в сочетании с внешним спокойствием подчеркивали свирепость. - А ну, тихо! - от него пахло легким перегаром и чесноком. Слава невольно попятился, совершенно не представляя, что делать дальше.
- Атабек! - выставив впереди себя измазанную кровью ладонь, вышел следом другой бандит. Лицо его было иссиня-бледным. - Черт! Этого - куда?
Первый рассеянно пожал плечами, затем мрачно кивнул:
- Не в свою разборку встрял.
- Ребята, ребята, э… - испугавшись, Слава со всего размаху стукнул второго бандита, доставшего нож, кулаком куда-то между глаз - вроде, попал. Слава не успел увидеть, что стало с противником, согнулся пополам от страшной боли где-то в животе и под ребрами, не дающей ни вдохнуть, ни охнуть. Потом адский шум обрушился на голову: на минуту мир завертелся в полной темноте, но только на минуту. Слава дрался с братом часто, сильно, до крови, а пару раз и до переломов, были и сотрясения мозгов. Поэтому дальше разум отключился полностью, тело двигалось автоматически - направо и к земле, чтобы квадратный шерстистый (и, кажется, грязный) кулак пролетел в сторону - теперь крутануться на правой согнутой ноге, а левой попасть туда, где жирно блестящие тренировочные штаны "адидас" аккуратной резинкой охватывают голенища высоких кроссовок "пума"… Купился восточный герой на фирмовое название, не удержала его "пума": подошва кроссовка скользнула по траве, и бандит устремился вслед за своим кулаком, под откос, по направлению к Москве-реке. Но движение продолжается. Быстро опереться на левую ногу, носком правой засветить в бледную рожу второго бандита (вот он снова получил промеж глаз и окончательно передумал вставать), тут же легонько пнуть нож - чтобы отлетел подальше - и вниз, в погоню за первым, можно - по воздуху, одним прыжком. Слава приземлился обеими пятками первому на спину, тот проплевал одними губами что-то на своем языке и еще по-русски: "Я твой мама за ногу два раза, да…" - и резко укатился из-под славиных ног. Слава упал, больно стукнувшись ладонью о кусок кирпича. Никогда еще он так не радовался боли. Сделав ногами обманчивое движение, вместо того, чтобы попытаться вскочить, он по резкой дуге махнул рукой, и кусок кирпича полетел прямо в длинные гнутые губы, сказавшие что-то про маму. Кровь и пара непонятных слов - но бандит остался стоять. А Слава остался лежать и уже не успевал подняться. Позади зашелестело - это бледный пришел в себя и спешил присоединиться к победе…
Окуда-то снизу донесся автомобильный гудок. Властно, отрывисто прозвучав несколько раз, заставил бандитов прекратить драку и, не обращая больше на Славу никакого внимания, спуститься к обочине. Отсрочка? Нет! "Коренной перелом"! Слава бросился следом, но успел только увидеть, как эти двое спокойно сели в машину и уехали.
Так, а ради чего война-то случилась? Хотел помочь другу детства, вроде. Где же друг? И был ли друг? Друг лежал недалеко за кустами и тихонько поскуливал, уткнувшись лицом в прелые листья. Невольно взглянув на часы - до экзамена оставалось всего десять минут, Слава постарался как можно аккуратнее перевернуть раненного:
- Пашка!
- Я не Пашка. Я - Александр! Зачем вы… зачем ты… они же тебя замочат, на нож подвесят! - В глазах молодого человека страха уже не было, только тоска. "Шок," - определил Слава.
- Куда они вас пырнули? - По картине кровяных разводов Слава попытался определить рану. - Живот? Грудь?
- Нет, нет! Отстань… Оставьте меня в покое!!! - вдруг взвизгнул пострадавший, - я сам! Ничего они мне… - тут он вздрогнул и поморщился. Слава понял, что у Александра исполосована ножом вся задница, но не глубоко, а так…
- Вы идти-то сможете?
- Меня из-за вас убить могли!
- Так вам помочь, или нет?! - Слава начинал опаздывать, да и кровью мазаться не хотелось.
Расхохотавшись, Александр опять повалился в прелые листья. "Псих", - решил Слава, поднимаясь по лестнице.
Единственным человеком в туалете оказался Левка Шуйский, трепло, зануда и халявщик, но ничего другого не оставалось:
- Левка, на мне крови нет?
Ныкающий по карманам выпрошенные чужие шпаргалки Левка чуть не поперхнулся:
- Ты что, по дороге лишился девственности?
- Человека убил!
Левка сильно вдруг побледнел и внимательно осмотрел костюм:
- А ты руки вымыл?
- Вымыл.
- А жопу подтер?
Тут все происшедшее с ним за утро нахлынуло с новой силой: окровавленная одежда, нож, мордобой… "Проветрил голову перед экзаменом, называется!" - с ужасом он понял, что все совершенно вылетело из головы - забылось, куда-то делось, ничегошеньки в башке не осталось, все выбили проклятые бандюги…
- Левка, гони шпоры!!!
- А у меня нет…
- Убью!!!
Сокурсник пулей вылетел из сортира так, что Слава не успел перехватить.