- Это когда? - не понял Слава.
- Ну, когда лето красное пройдет, месяца через полтора? А? - он загадочно буравил зрачками самую начинающую потихоньку хмелеть славину душу. - Учиться вернетесь? Или дальше… В Шамбалу?
- Конечно учиться, - тут Слава вспомнил про работу и смутился, - И Миле, ей тоже учиться надо! - с вызовом посмотрел на девочку, но та только кивала головой, никак не прожевывалось дурацкое мясо. Увидев ее переваливающиеся, как у хомячка щеки, Слава невольно фыркнул.
- Вот, вот, вот! И я о том же! Чем вам здесь не Шамбала? Море есть, фрукты, солнце, видеотека, живи - не хочу! - сбитый с толку Слава совершенно не понимал, куда тот клонит, и был полон подозрений.
- Не верю, ни одному слову не верю! - Мила, наконец, смирилась и выплюнула непослушный кусок на тарелку. - Ваши гарантии счастливому детству?
- Детство уже кончилось! - вскинулся Евгений Альбертович, - То ты взрослая, то тебе детство подавай! Я хочу, чтобы ты со своим молодым человеком, - тут Слава почему-то покраснел, - сидели бы тихонечко здесь и не высовывались… И мне бы не хотелось… - постепенно он начал преходить на визг.
- Тише, тише. Нас люди слышат, - Мила сделала гримаску, - Что они о тебе подумают?
Евгений Альбертобич мгновенно овладел собой, выпрямился и как будто даже чуть похудел:
- Ну, так что? Принимаете мое предложение?
- Какое? - не понял Слава.
- Я оплачиваю ваше проживние здесь. Полностью, для обоих, - он выразительно промолчал минуту, глядя на Славу, - с тем, что вы отдыхаете здесь и потом возвращаетесь в Москву. Только больше никаких этих ваших шалостей! Без этой самодеятельности, я попрошу! Молодой человек будет отвечать за тебя, раз мое опекунство тебя больше не устраивает. Идет?
- Нет. - Мила упрямо сжала губы.
- Ну почему?! - Евгений Альбертович с таким несчастным видом промокнул лысину, что Славе стало его жаль. - Обоснуй, почему?
- Ах, папенька, вечно вы с вашей математикой… - небрежно развалившись на стуле, Мила принялась ковырять в зубах. - По качену!
- Да как ты себя ведешь!!! - казалось, он стал похож на готовый лопнуть дерижабль. - И вообще…! Прекрати надо мной издеваться!
- Я и не издеваюсь. Я тебе слова грубого не сказала, это ты на меня вечно кричишь!
- Нахалка! Только ради твоей матери…
- Молчал бы лучше о матери!!! - Мила вскочила, готовая броситься к выходу, но в дверях стоял Бек, равнодушно осматривая публику. Евгений Альбертович принял прежний любезный вид:
- Ладно, давай не будем ругаться..
- Да, не будем, - странно-спокойная Мила села на место. - Но я все равно тебе не верю, и ты сам знаешь, почему. - Слова эти возымели на отчима странное действие, он готов был расплакаться.
- Я не виноват, - только и смог он сказать, но, встетив суровый взгляд темных глаз, потупился.. - Я прошу тебя… Это компромиссное решение должно нас устроить. Я больше не стану вмешиваться в твои дела. Могла бы, между прочим, и оценить, тебе предоставили свободу в четырнадцать…
- Я сейчас опять стану ругаться! - она вся ощетинилась.
- Ну, ладно, - Евгений Альбертович накрыл ее тонкие пальчики пухлой ладонью, - значит сделаем как договорились? О'кей?
- Я еще подумаю, - протянула Мила, но было видно, что она согласна, или делает вид, - Пойдем на паперть? - кивнула Славе.
- Зачем? - он уже совершенно не понимал, что кругом происходит.
- Значит, договорились! Комнаты на три койки, надеюсь вам хватит, - он кому-то кивнул, человек сразу вышел, - Или вам лучше отдельно? - он с надеждой посмотрел на Милу.
- Вместе! - безапелляционно отрезав, та вышла на улицу. Слава неловко поплелся следом.
Вечер, оказывается, уже наступил, воздух кругом казался свеже-лиловым и темнел на глазах. Знакомое место, куда они прибыли тоже вечером. Это место, наверное, только вечером и существует. И вчера был вечер… Вчера? Нет, наверное, вся жизнь прошла здесь. Что тогда было? Рассыпанные по асфальту разноцветные кружочки. Теперь откуда-то из теплых кровавых глубин выползла ярость на обидчиков. Слава даже удивился. Кто бы мог подумть? Опять они: на этот раз вокруг Милы, вальяжно перекатываясь, оказалось уже несколько неприятных подростков. Сава отметил, как девочка засунула руку под куртку, вроде почесаться, ее лоб был озабоченно нахмурен, поджатые губы… Теперь что-то твердое оказалось спрятанным в широком рукаве. "Нож, - вспомнил смешной, почти миниатюрный клинок. - А она боится!" Лица парней были не злы, скорее, просто нахальны. Легкие улыбки гуляют на еще наивно-припухлых губах с необсохшим пивом по краям. Разлившаяся по венам запоздалая ярость поборола сытую апатию и привычную усталую отстраненность. Расслабив плечи, Слава подобрал кулаки.
- Мила, знаешь, кажется ты не права!
- Да? - она с восторгом рассматривала какие-то глиняные игрушки, - Давай свистульку купим?
На газетке перед добродушным старичком с длинными сальными волосами были заботливо расставлены всевозможные диковинные зверюшки, красные, разрисованные.
- Я хочу с тобой серьезно поговорить…
- Вот эту, где слон с двумя головами! Ну, пожалуйста! Ну! - но Слава потащил ее в другую сторону, - Смотри какие они клевые… Ой, а это что? - теперь перед ними лежала какая-то дребедень из ракушек. Славе бешено захотелось побросать это все на землю и потоптать ногами, тем более, что ему страшно не нравился хмурый парень, который все время держался неподалеку. Подойдя к подросткам и удержав одного, самого прыткого, тот что-то сказал, искоса глянув на Славу. Мальчишки отошли и нервно зашушукались, оценивающе поглядывая на его тайную гордость - накаченные бицепсы, невольно напрягшиеся под рубашкой. Слава поймал себя на том, что ему понравились их завистливые взгляды и сделал свирепую рожу.
- Послушай, давай поговорим…
- Не хочу, отстань! - Мила протиснулась вглубь обступившей пьяного барда толпы. Неприятный парень ехидно ухмыльнулся и протолкался следом. Слава оказался один среди совершенно чужих и незнакомых людей.
- Подержи, - ему в руки сунули небольшой, полный каким-то раскрошенным сеном пакет. Рядом стоял Сашок, заправляя выбившуюся из штанов рубашку.
- Кто это? - кивнул Слава в сторону неприятных ребят.
- А, эти? Харьки. Москалей ищут.
- Кто? Кого?
- Ну, эти из Харькова - значит харьки, всем, кто из Москвы, морду бьют.
- Зачем? - все это казалось странным и противоестественным.
- А хрен их разберет, - отобрал пакет Сашок и тоже провалился в сторону, меж чьих-то задов. Зады напирали, пританцовывая, обтянутые в джинсовку или в светлый ситец, иногда - в шелк; снизу к задам прилагались неподвижные ноги в пластмассовых пляжных босоножках, сверху - прямые спины, увенчанные бородами, очками, перламутровыми клипсами, матовыми лысинами, длинными "богемно-хипповыми" или короткими "бандитскими" прическами. Два бородатых зада громко обсуждали евреев, еще два бородатых зада по соседству столь же громко обсуждали русских. Дамские зады резво обменивались междометиями.
Неожиданно Слава ощутил, что невольно упивается, рзглядывая людей, потому что чувствует свое внутреннее превосходство: сброд, сброд, кругом - просто сброд. Когда-то они спорили с братом по этому поводу, но сейчас Слава вдруг оказался с ним полностью согласен на счет жирных накрашенных мамаш с дебильными дочерьми, крутых мужиков, их воловьих шей. Особенно не понравился Славе дегенеративный тип с приплюснутым черепом. Тип слегка покачивался, не находя, кому бы дать в морду, неприятно поражало отсутствие лба и по-детски бессмыслное выражение нежно-голубых глаз под мощными надбровными дугами. Длинные перекачанные руки ходили ходуном, кулаки сжимались и разжимались, но пустить их в ход пока что не было повода. Бард между тем пел все громче, точнее - выл. Слава, наконец, понял, что бард - это все тот же Витя. Витины песни можно послушать и позже, в кемпинге, а сейчас хорошо бы уйти отсюда… Но тут безлобый тип решил, что повод не требуется, и, растолкав зады, двинулся в атаку. Он был похож на гибрид мельницы, паровоза и питекантропа, люди шустро разлетались в разные стороны, Витя тоже стал неловко отползать почти на четвереньках, и вдруг почему-то очутился у типа за спиной, заломил ему руку, развернул и неожиданно пихнул прямо на Славу. От удара в глазах заплясали изумрудные букашки, но ноги сами собой упруго понесли Славу бочком, по дуге, к низкому и широкому бетонному парапету, за которым в темноте, по идее, должен находиться пляж. Слава спиной вперед заскочил на парапет и тут же пнул питекантропа в бесформенные губы. Питекантроп не замедлил движения и даже не изменился в лице (если эту гадость можно назвать лицом и если оно вообще когда-либо меняется); Слава отскочил назад, под ногами оказался гремящий шифер. Понятно: это - шиферная крыша пляжного навеса, через несколько шагов она кончится, а пляж, полный твердой гальки, будет внизу, метрах в трех-четырех. Пятиться некуда. Питекантроп перевалил через парапет и, набирая скорость, двинулся к Славе. Хорошо, что он все время машет руками: Слава прикинул траекторию левого кулака - когда тот оказался рядом, он схватился за него и послал вперед, к тому месту, где кончался шифер. Питекантроп вслед за собственным кулаком скатился к краю крыши и исчез с неожиданным грохотом.
- В топчан врезался, - пояснил Витя.
Слава снова оказался на парапете и, скорчившись в низкой стойке, медленно огляделся. Два самых здоровых харька спешили к нему, остальные принялись без разбору пинать окружающие зады. Витя стоял спокойно, к нему почему-то никто не лез, Милы, Сашка и бандитов не было видно. Слава неподвижно ждал своих харьков. Когда они подоспели, он прыгнул, резко растопырив ноги: попал! Оба харька, схватившись за головы, побрели каждый в свою сторону. Но харьков было много, "наезды" и пинки быстро переходили в более ожесточенные драки, сливаясь в один неуправляемый "махач". "Махач" ширился и уплотнялся: кого-то еще кинули через парапет, только четким углом махнули в воздухе длинные джинсовые ходули; девица, яростно заверещав, стукнула обидчика по голове откупоренной бутылкой пива - тот осел, покрытый вспененной жидкостью, на него наступили. Кто-то спешно уходил сам и оттаскивал разбушевавшихся близких; другие, наоборот, группами и по-одиночке вливались свежими силами в гущу событий. На бетон полилась темная жидкость - то ли кровь, то ли вино, не поймешь… Рассеянно наблюдая за происходящим, Слава оттолкнул, растерявшись, налетевшего на него здоровенного громилу, заломил ему кисть - нож упал на бетон, но был сразу кем-то подхвачен и пущен в дело. Больше в сторону Славы никто даже не смотрел. Рядом на парапете сутуло сидел Витя, наблюдая за свалкой. Остальные были заняты: казалось, теперь все били всех.
Витя докурил и слез с парапета. Поглядел на Славу:
- Пошли плов жрать.
- А драка…
- Я тут пару ментов приметил, вот и говорю - пошли в другой конец, плов жрать. Вся братва уже там.
Они обогнули нелепого милиционера, который лупил дубинкой по громоздкой человеческой туше, не в силах поднять ее, и побрели в темный конец "паперти", к погасшим ларькам, черным кустам и запаху плова. На самодельном очаге, сложенном из кирпичей, стоял огромный дымящийся котел, рядом нетерпеливо переминались люди из кемпинга. Вокруг котла суетился небритый коротышка в грязной кепке - видимо, "Повар". Сквозь кусты, цепляясь волосами за ветки, продрался кто-то большой и толстый:
- А это у вас что, плов?
- А это у нас кто? Кац? - ответил Витя, - ну как помахался?
- Я был в резерве… - Кац встал на цыпочки и сощурился в сторону утихающего побоища.
- Менты, - сказал он грустно, - пора съебывать.
- А плов?
- С пловом. Сашенька обещал в котел мешок анаши засыпать…
- Уже засыпал! - Радостно захрипел Повар, - хороший плов. Психоделицкий! Готово, теперь действительно пора съебывать.
Он ловко отвалил половину в большое ведро и, вместе со знакомыми голосами девушек, изчез куда-то в провале темноты.
Мила так и не появилась. Судорожно вглядываясь в неожиданно-умиротворенные лица, Слава уловил приторный запах - некоторые жадно запихивали пищу в рот пальцами, по ладоням тек жир, потом начлось всеобщее необьяснимое братание… Драка рассосалась окончательно, харьки тоже подгребли к котлу и мирно ели вместе с остальными. Ночь, кажется, тоже присоединилась к пиршеству: поглощая шатаюшиеся силуэты, она вылупила непривычно огромный глаз луны, чтобы равнодушно впитать разлитую только что человеческую кровь.
- Молодой человек, вы кого-то потеряли? - невольно вздрогнув, Слава попятился. Перед ним стоял низенький мужичок. Луна раздваивалась, отражаясь в дымчатых очках.
- Э… нет. То есть, да… - никак не вспоминалось странное скребущееся имя, - Уже поздно…
- Вы устали и хотите спать? - кокетливо свесив головку, мужичок смотрел искоса, как больной петушок, которому вот-вот свернут шею. - Торопитесь? Ах, молодежь-млодежь. Мы, в общем, тоже были такие, но все проходит, проходит, знаете ли… - Слава и не заметил, как пухленькая ручка подхватила его за локоть и повела за собой, как бы прогуливаясь… - Я слыхал, вы любитель Колриджа?
- Нет. Это мама… - запнувшись, Слава ощутил неловкость и выдернул руку, - Куда вы меня тащите?! - кругом было тихо и почему-то страшно - виднеющиеся на фоне луного света кусты напоминали притаившихся монстров. "Все это - иррациональные страхи," - определил Слава, но сил, чтобы себя сдерживать, оставалось все меньше и меньше.
- Никуда, - человечек остановился, разведя растерянно ладошками, - Простите, собственно, просто так… Беседуем… А что вас обеспокоило?
- Где Мила? - горячая волна подозрений прошелестела в груди, голос слегка дрогнул, - вы ее видели? Куда вы дели Милу?!
- Да спит она, уже давно спит. Устала… - теплые пальчики снова попытались ухватиться за его локоть, и это было неприятно. Слава дернулся и налетел спиной на стоящего сзади человека; кругом было совсем темно и поэтому пусто, кто-то попытался схватить его за руку, но он успел отскочить.
- Сволочи! Вы убили ее!!! - он замахнулся по серой круглой фигуре, стараясь не поддаваться знакомому гномику страха, свернувшемуся в животе тугим калачиком. Харьки страха не вызывали, особенно сейчас, когда радостно поглощали "психоделицкий" плов. Но маленький круглый мужичок был страшен - хотя бы потому, что легко ушел от удара, подставив вместо себя Бека. Слава узнал Бека по кроссовкам, тускло белевшим в темноте. Теперь, на бетоне, они не будут скользить, как в первый раз. Бек это сразу продемонстрировал, от пинка в пах подкосились ноги, но больно почему-то не было, а было страшно. Слава упал назад и закатился в кусты. Темно, бандиты умеют драться в темноте, а Слава привык драться на свету. Надо прорываться назад, на "паперть", где фонари… Он вскочил на ноги, но двинуться не успел - Евгений Альбертович (вот как его зовут, суку!) оказался рядом, за спиной, и схватил за локти. Бек тоже оказался рядом - но здесь под ногами был уже не бетон, а земля. Слава выдержал удар кулаком в зубы, потом еще один - в живот (выдохни и напрягись, говорил брат, тогда будет больно, но вырубить тебя не смогут), и наконец Бек поднял ногу для самого страшного удара. Евгений Альбертович держал крепко, Слава даже помог ему, уцепившись за ремень брюк, и, оттолкнувшись, пустил обе ноги по кругу. Левой ногой он попал Беку в челюсть (приятно захрустело), правой - только по плечу, но Бек все равно поскользнулся. Разумеется, Бек моментально вскочил и нанес свой самый страшный удар, но Слава успел по инерции развернуться, увлекая Евгения Альбертовича, поэтому страшный удар пришелся Евгению Альбертовичу по спине, возможно - по почкам. Раздался вопль, хватка ослабла, и Слава ринулся сквозь кусты к далекому фонарному свету. "Паперть" опустела, одинокий харек возле котла флегматично дожевывал свою порцию. Треск, легкий хлоп кроссовок по бетону - погоня. Слава решил повторить свой подвиг, вскочил на парапет и, развернувшись, принял низкую стойку, но Бек был умнее харька-питекантропа: не останавливаясь, он высоко подпрыгнул и сбил Славу на шифер пляжного навеса. Слава чуть не скатился на ту сторону - повис на руках. Бек уже был над ним, и Слава не стал ждать, пока тот наступит на пальцы - сам отпустил. Галька оказалась острой - и не галька почти, а щебень. Казалось, несколько угловатых камешков проткнули кожу и застряли в желудке. Слава прополз несколько метров и вдруг почувствовал рядом безликую прохладную силу. Море! Он встал и, спотыкаясь, устремился туда, где темнота была туманной, размытой и влажной. Позади плотно звякнула галька - Бек опять был рядом. "Море, я иду к тебе! Потопи Бека, а меня - спаси!.". Слава сделал три последних шага и вода бесшумно приняла его. Кто-то схватил за волосы - уже не важно, кто и зачем: впереди лежала добрая и ласковая глубина, светлая, зеленовато-лиловая. В глубине посреди аккуратной лужайки стояла белая "Ауди", на крыше которой сидела черноволосая утопленница. В одной руке она держала полное ведро психоделицкого плова, а в другой - что-то прятала за спиной. Здравствуй, сказала черноволосая утопленница, меня зовут Прекрасная Елена, иди сюда, я тебе что-то подарю. И она вытащила из-за спины автомат "Узи".
ГЛАВА ПЯТАЯ
Янтарно-желтый, как моча, свет прибранный в границу абажура, об него бьется жирная бабочка, рядом - гигант растопырил тонкие ноги, хрупкие, членистые… Хр-Хррр-ххррр - доносится из темных мест. Какой навязчивый и мерзкий звук! Что же там происх.
- Ну что, герой? Отвоевался?
Сохраняя деловое выражение лица, Мила снова окунула полотенце в миску с водой.
- Приятно иметь дело с профессиональной работой - ничего не сломали, не повредили. Зато каков эффект! Тебе до них далеко…
- А ребра? - Слава с сомнением ощупывал себя.
- Зуб тебе один только выбили, - Мила протянула на ладошке белый кусочек, - я еле нашла. Можно сказать, что прошел посвящение в мужчины, как австралийский абориген… - от ее многословности загудело в ушах, и Слава слабо откинулся на подушку.
- Что делать-то будем? - разбитые губы слушались плохо.
- А ничего. - забравшись с ногами на его постель, Мила закуталась в синее одеяло, - Что мы можем сделать? Сидеть тихо. Можно сказки рассказывать. Хочешь, песни попоем?
- Нет, песни не надо!!!
Но она уже затянула сиплым надтреснутым голоском: "Ви-ше-ло-верка-а-аам…" В дверь пару раз стукнули, она перестала:
- Видишь, сидеть следует тихо. Там все, наверное, хорошо слышно. В туалет - вон горшок стоит. Тебе как? Не надо? - уставилась на него бешенными глазами, он отметил темную припухлость слева. Неужели и ей тоже досталось? Но тишина, сквозь которую иногда доносилось знакомое хррррр, все же, угнетала.
- А давай им голодовку обьявим!
- Ну обьяви, - она даже не улыбнулась, - Лучше под дверь насрать, больше толку.
- Не хандри, разберемся, - Слава заметил на ее щеках грязные разводы от слез, - Хочешь, я его убью?
- Нет, ты дурак. Я же его всю жизнь отцом считала, он был добрый такой! Маму любил…
От неожиданности Слава даже присел:
- А как же наркотики?