- Никакой тигрицы ты не найдешь, если только не убедишь кого-нибудь еще пройти все это с тобой, - отвечала она. - Но захочется ли тебе снова иметь человеческое тело после такой замечательной полосатой шкуры? И будем ли мы, бедные люди, у которых совсем нет шкуры, казаться тебе привлекательными?
- Дорогая, - он улыбнулся, - для меня ты всегда останешься достаточно привлекательной, чтобы тебя съесть.
Тогда они пошли в дом. Морская чайка все еще ныряла и парила высоко в небе.
* * *
Лес был огромным, и зеленым, и таинственным с солнечным светом, который бросал на землю тени, и с разгулом папоротника и цветов под огромными старыми деревьями. Там были ручьи, которые, журча; прокладывали свой сумеречный путь меж прохладных мшистых берегов, рыбы, сверкающие серебряными полосками на прозрачных отмелях, одинокие озерца, где тишина висит, как плащ, открытые луга волнующейся на ветру травы, простор, одиночество и нескончаемое биение пульса жизни.
Глаза тигра видели меньше, чем человеческие глаза, мир казался туманным и плоским, и бесцветным, пока он к этому не привык. После этого ему все труднее и труднее было вспомнить, что такое цвет и воображение. И проснулись его другие чувства, он понял, каким пленником собственного разума он был, выглядывая из своего черепа на мир, частью которого он до сих пор себя ни разу не почувствовал.
Он слышал звуки и их оттенки, которые вряд ли ощущал человек: слабое жужжание и стрекотание насекомых, шелест листвы на легком теплом ветерке, неуловимый шепот совиных крыльев, топоток маленьких перепуганных существ по высокой траве - все это сливалось в одну причудливую симфонию, биение сердца и звуки дыхания леса. И его ноздри трепетали от неопределенного разнообразия запахов, опьяняющего благоухания смятой травы, острого вкуса плесени и гниения, резкого аромата меха, горячечного опьянения свежепролитой крови. И он чувствовал каждой шерстинкой, его усы трепетали при малейшем шуме, он праздновал победу глубокой, сильной игрой своих мускулов - он ощущал жизнь, человек был наполовину мертвецом в сравнении с той жизненной силой, которая кипела в тигре.
А ночью, ночью - для него больше не существовало темноты. Лунный свет был белым, холодным туманом, через который он крался на своих мягких лапах, самая черная темнота для него была светом, тени - тусклые полосы света, перемещающаяся, скользящая фантазия серых тонов, как старый и неожиданно пришедший на память сон.
Он сделал себе лежбище в пещере, которую нашел, и его новое тело не чувствовало никаких неприятных ощущений от влажной земли. По ночам он крадучись выходил наружу - огромное неясное привидение с блестящими янтарями глаз на свету, и лес говорил с ним звуками, запахами и ощущениями, вкусом игры на ветру. Тогда он был хозяином, и все население лесов трепетало и в суматохе разбегалось. Он был смертью - смертью в черных и золотых полосках.
Однажды в ту часть мозга, которая осталась от человека, ему пришла старая рифма. Он позволил словам прозвучать зловещим громом в его мозгу и попытался произнести их вслух. Лес задрожал от хриплого тигриного рыка.
Тигр, тигр, твои глаза
огнем горят в ночных лесах.
Чей бессмертный взгляд иль крик
смог нарушить этот миг?
И из его кошачьей высокомерной души вырвался ответный рык:
- Мой!
Поначалу он не был слишком удачлив: человеческая неуклюжесть мешала ему. Он рычал от ярости и огорчения, когда кролики разбегались от него, а олени чуяли, где он затаился, и уносились стрелой. Он приходил к дому Ави, и она скармливала ему большие куски сырого мяса, и смеялась, и чесала ему под подбородком. Она была довольна своим домашним животным.
"Ави", - подумал он и вспомнил, что он ее любил. Но то было в человеческом облике. Для тигра в ней не было ни эстетической, ни сексуальной привлекательности. Но ему нравилось разрешать ей гладить себя, и он мурлыкал, как мощный мотор, и терся о ее стройные ноги. Она все еще была дорога ему, и когда он снова станет человеком…
Но тигриные инстинкты отвоевывали себе путь, наследие миллионов лет нельзя было так легко снять со счетов, не важно, как старались специалисты, изменяя его. Они добились всего лишь повышения его умственного уровня, но нервы и железы тигра работали сами за себя.
Наступила ночь, когда он увидел семейство кроликов, танцевавших в лунном свете, и атаковал их. Один удар огромной лапы со стальными когтями, и он услышал звук распарываемой плоти и хруст сломанных костей, и тогда он глотал сладкую горячую кровь и сдирал мясо с хрупких ребер. Он впал в неистовство, он рычал и бушевал всю ночь, выказывая свое ликование бледной морозной луне. На восходе он прокрался в свою пещеру утомленный, его человеческий разум был немного смущен всем этим. Но на следующую ночь он снова был на охоте.
Его первый олень! Он терпеливо лежал на ветке, нависающей над тропой, только нервно подергивался его хвост, пока часы медленно тащились, и он ждал. И когда олениха стала проходить под веткой, он кинулся на нее, как рыжая молния. Сильный удар лапой, челюсти, как ножницы, короткая ужасная схватка, и она лежала мертвой у его ног. Он объелся, он ел до тех пор, пока с трудом мог дотащиться назад в свою пещеру, и тогда он заснул, как после попойки, пока голод не разбудил его, и он пошел назад к скелету. Стая диких собак жадно терзала его. Он кинулся на них и убил одну, а остальных напугал. После этого он продолжил свой пир, пока не остались только кости.
Лес был полон забав, для тигра жизнь была легкой. Но не слишком легкой. Он никогда не знал, вернется ли он назад с полным или пустым желудком, но это не портило ему удовольствия.
Им не удалось стереть все воспоминания тигра, остались обрывки, чтобы приводить его в недоумение, иногда он просыпался с легким недоумением: "Где он находится, что происходит?" Казалось, он помнил туманные восходы в джунглях, широкую коричневую реку, блестящую на солнце, другую пещеру и еще одно полосатое тело рядом с ним. С ходом времени он становился все более и более сбитым с толку, он смутно представлял, что, должно быть, он однажды охотился на негров, и ему казалось, что белые носороги проходили мимо него, как движущиеся в потемках горы. Становилось все труднее держать мысли в порядке.
Этого, конечно, и следовало ожидать. Его кошачий мозг не мог вместить все воспоминания и представления человека, и с ходом недель и месяцев он терял прежнюю ясность воспоминаний. Он все еще идентифицировал себя с определенным набором звуков "Хэрол", и он помнил другие формы и сцены - но все более и более туманно, как будто они были тающими крыльями сна. И он твердо держал в уме, что ему нужно вернуться к Ави и позволить ей послать… или привезти?.. его куда-то еще, прежде чем он совершенно забудет, кто он такой есть.
"Ну, пока еще есть для этого время", - думало его человеческое "я". Он не потеряет все эти воспоминания сразу, он знал достаточно хорошо заранее, что его человеческая суть, на которую было сделано наложение, будет распадаться в своем непривычном вместилище, знал и то, что ему нужно будет вернуться. И тем временем он все глубже и глубже погружался в жизнь леса, его горизонты сужались до тех пор, пока такая жизнь не стала его привычным образом существования.
Время от времени он приходил вниз к морю, к дому Ави, чтобы получить еду и отметиться. Но эти визиты становились все реже и реже: открытое пространство действовало ему на нервы, и он не мог больше оставаться в доме после наступления темноты.
Тигр, тигр…
А лето было на исходе.
* * *
Он проснулся от сырой изморози в пещере, снаружи шел дождь, и колючий ветер дул в промокших темных деревьях. Он задрожал, зарычал и выпустил когти, но этого врага он не в состоянии победить. День и ночь медленно тащились в тоске.
Он вспомнил, что тигры в старые времена были очень приспособляемыми животными, граница их обитания распространялась до Сибири. Но его оригинал был родом из тропиков. "Черт побери!" - ругнулся он, и громовой рык прокатился по лесам.
Но потом наступили сухие, ясные дни с дикими ветрами, зовущими с высоких бледных небес, с упавшими листьями, вьющимися в водовороте ветров и смеющимися своим тонким, хрустящим смехом. В небесах кричали гуси, направляясь на юг, и трубный глас оленя раздавался в ночи. Воздух был опьяняющим, тигр катался в траве, мурлыкал, как приглушенные раскаты грома, и выл на огромную оранжевую луну, когда она вставала. Мех его стал гуще, он больше не чувствовал холода, разве что острое покалывание в венах. Теперь все его чувства обострились, он жил с настороженностью, как будто ходил по острию ножа, и научился ходить по опавшим листьям, как тень.
Бабье лето, длинные ленивые дни, как восставшая из праха весна, огромные звезды, терпкий запах гниющей растительности, и его человеческий разум вспомнил, что листья похожи на золото, бронзу и пламя. Он ловил рыбу в ручьях, зачерпывая свою добычу одним резким движением лапы, он рыскал в лесах и выл на высокие горы под луной.
Когда вернулись дожди, серые, холодные и мокрые, мир утонул в море слез. По ночам был мороз, от которого немели его лапы, а звезды блестели ярче, и сквозь холодную тишину он мог слышать отдаленный шум моря. Становилось все труднее подкрадываться, и он часто голодал. Но теперь он не слишком обращал на это внимание, но переживал из-за прихода зимы. Возможно, ему лучше вернуться.
Однажды ночью выпал первый снег, и утром мир был бел и спокоен. Он с трудом прокладывал себе путь, рыча от злости и размышляя, не пойти ли ему на юг. Но котам не свойственны долгие путешествия. Он смутно припомнил, что Ави может дать ему еду и крышу над головой.
Ави… на мгновение, когда он попытался вспомнить ее, то подумал о золотом в темных полосах теле, и резкий кошачий запах наполнил пещеру над старой широкой рекой. Он покачал своей массивной головой, злясь на себя и на весь мир, и постарался вызвать в своем воображении ее образ. Черты лица были размыты в его памяти, но он вспомнил запах и низкую приятную музыку ее смеха. Он пойдет к Ави.
Он прошел по голому лесу надменной походкой царя, и вот он уже стоял на пляже. Море было серым, холодным и огромным, оно с ревом бросало свою белую гриву на берег, и летящая морская пена попала ему в глаза. Он зашагал по кромке, пока не увидел ее дом.
Он был странно тих. Тигр прошел через сад. Дверь была открыта, но внутри было пустынно.
Может быть, она уехала. Он свернулся клубком на полу и заснул.
Позднее он проснулся, голод терзал его внутренности, и все же никто не пришел. Он вспомнил, что она хотела уехать на юг на зиму. Но она не должна была забыть о нем, она должна наведываться сюда время от времени. Но в доме сохранился лишь слабый ее запах, ее не было тут долгое время. И все было в беспорядке. Ей что же, пришлось уехать поспешно?
Он подошел к созидателю. Он не мог припомнить, как он работает, но вспомнил процесс заказа и нажатия выключателя. Он навалился на рычаг всей силой своей лапы. Ничего не произошло.
Ничего! Созидатель не работал.
Он зарычал в разочаровании. Постепенно им завладел недоуменный страх. Все шло не так, как нужно.
Но он был голоден. Ему придется попытаться добыть себе еды самому, и тогда позднее он придет сюда в надежде найти Ави. Тигр пошел назад в лес.
Теперь он чуял жизнь под снегами. Медведь. Раньше они с медведями находились в состоянии выжидательного нейтралитета. Но этот спал, не приняв мер предосторожности, а его желудок взывал к еде. Он несколькими сильными движениями смел его укрытие и бросился на животное.
Опасно будить медведя, который находится в спячке. Этот проснулся быстро, внезапно его тяжелая лапа нанесла удар, и тигр отпрыгнул, кровь струилась с его морды.
Н а него нашла дикая ярость, неистовое бешенство, которые заставили его сделать прыжок вперед. Медведь рявкнул сердито и обнял себя лапами. Они стали сближаться, и неожиданно тигр начал сражаться за свою жизнь.
Он не помнил о сражении ничего, кроме красного водоворота шока и злобы, метания в снегу и ручьев пролитой крови на холодном воздухе. Удары, укусы, царапины, гром ударов по его ребрам и черепу, горячий привкус крови во рту и нелепость смерти, которая кричала и непрерывно вертелась у него в мозгу!
Наконец он зашатался, обливаясь кровью и рухнул на поверженного медведя. Лежал он там долго, и поблизости рыскали дикие собаки, поджидая, когда он умрет.
Некоторое время спустя он слабо пошевелился и съел немного медвежьего мяса. Но уйти он не мог. Его тело было сплошной открытой раной, его лапы подгибались, одна из них была сломана и раздроблена огромной челюстью. Он лежал подле мертвого медведя в развороченной берлоге, и медленно на него падал снег.
Сражение, агония и близость смерти вызвали все его прежние инстинкты. Но все еще пребывая в облике тигра, как и все представители тигриного рода, он облизывал свое порванное в клочки тело и глотал куски подгнивающего мяса пока шли дни, а он ждал, когда к нему вернутся прежние силы.
Наконец он смог хромая доплестись до своей пещеры. Похожие на сон воспоминания изводили его, где-то должен быть дом и кто-то, кто был к нему добр, но - но…
Ему было холодно, он хромал и хотел есть. Пришла зима.
Глава третья
ТОРЖЕСТВО ТЬМЫ
Ты нам больше не нужен, - сказал Фелджи, - но, принимая во внимание ту помощь, какую ты нам оказал, тебе позволят жить - по крайней мере до тех пор, пока мы не вернемся назад в созвездие Псов и Совет не решит твое дело. Кроме того, возможно, ты обладаешь более ценной информацией о Солнечной системе, чем все наши остальные пленники. Они в основном женщины.
Рамакан посмотрел на его жестокое торжествующее лицо и уныло отвечал:
- Если бы я только знал, что вы задумали, никогда не стал бы помогать.
- О да, тебе бы пришлось, - бросил Фелджи. - Я видел твою реакцию, когда мы продемонстрировали тебе некоторые свои средства убеждения. Все вы, земляне, одинаковы. Вы так долго прятались от смерти, что совсем потеряли всю твердость характера. И только одно это делает вас неспособными сохранить планету своей.
- У вас были планы получить дубликаторы, трансмиттеры и силовые лучи - всю нашу технологию. Я помог вам получить все это со станций. Чего же еще вы хотите?
- Землю.
- Но почему? Получив созидатели и трансмиттеры, вы сможете превратить свою планету в рай, как в древней сказке. Земля, конечно, больше подходит, но разве окружающая среда теперь имеет значение для вас?
- Земля так и осталась настоящим домом для людей, - сказал Фелджи. В его глазах был такой фанатизм, какого Рамакан не видел даже в ночных кошмарах. - Она должна принадлежать лучшей человеческой расе. Кроме того - ну, наша культура не сможет свыкнуться с вашими технологиями. Цивилизация прокионитов сложилась в неблагоприятной обстановке, которая представляла собой не что иное, как войны и лишения, и это стало частью нашего естества теперь. Теперь, когда Церниги повержена, мы должны найти другого врага.
"О да, - подумал Рамакан. - Такое тоже случалось в кровавом прошлом Земли. Нации, которые не знали ничего, кроме войн и страданий, стали в них закаленнее, возвеличивали грубые добродетели, которые давали им возможность выжить. Милитаристское государство не может позволить себе мир, праздность и процветание; народ его может начать задумываться. Поэтому правительство ищет завоеваний за его границами, - не важно, нужны они или нет, - чтобы поддерживать контроль над военными, нужна война.
И насколько теперь прокиониты остались людьми? Что изменило их за века ужасной эволюции? Они больше не люди, они - боевые роботы, хищные животные, им необходимо кровопролитие".
- Вы видели, как мы обстреляли станции из космоса, - сказал Фелджи. - Станции перерождения, Созидатель, Трансмиттер - они теперь представляют собой радиоактивные кратеры. Ни одна машина не работает на Земле сейчас, ни одна лампа не горит - ничего! А без созидателей, от которых зависит бездеятельная жизнь, земляне скатятся до крайней дикости.
- И что тогда? - спросил, устало Рамакан.
- Мы заедем на Меркурий, чтобы заправиться, - сказал Фелджи. - Тогда направимся назад к созвездию Псов. Мы воспользуемся вашим созидателем, чтобы сделать записи основного состава команды, они могут по очереди на короткий срок подвергаться перерождению во время полета, чтобы управлять кораблем и корректировать его курс. Когда мы прилетим домой, то будем всего лишь немного старше.
И тогда наверняка Совет пошлет флот с командами, чей возраст будет неизменным. Они захватят Землю, уничтожат оставшееся население и вновь ее заселят. И тогда, - в его глазах сверкнул бешеный огонь - к звездам! В конечном счете - Галактическая империя.
- Просто, таким образом, вы снова сможете воевать, - сказал Рамакан без всякого выражения. - Просто таким образом вы сможете превратить своих людей в глупых рабов.
- Хватит, - рявкнул Фелджи. - Упадническая культура не в состоянии понять наши мотивы.