Я взглянул туда, куда он показывал. Передо мной лежала огромная комната, где возле панели управления суетились механдроиды, может быть, они создавали голубой купол света, который защищал лабораторию. Изредка световая завеса в некоторых местах рвалась. Нападение? Штурм? Но ведь прошло так мало времени с того момента, как я сбежал от Пайнтера! Значит, главный штурм еще впереди! Под светящейся сетью все еще лежало на столе тело. Возле него работали механдроиды, старательно пытающиеся вдохнуть жизнь в это суперсущество.
- Самое главное происходит здесь сейчас, - сказал Белем. - Я нужен там. У меня нет ни времени, ни умственной энергии, чтобы решать твои проблемы. Позже, если мы останемся живы, я помогу тебе.
Он быстро повернулся и пошел к столу, а я молча последовал за ним. Супермехандроид лежал на столе с закрытыми глазами, и в его лице было что-то нечеловеческое, хотя черты лица казались вполне человеческими и даже знакомыми. Белем? Я смотрел на это лицо, но не мог понять, откуда у меня это ощущение, что я его уже видел. Человек? Машина? Или то и другое?
- Он уже жив? - спросил я.
- Для того чтобы узнать это, нужно еще четыре дня, - ответил один из механдроидов.
Он говорил по-английски безукоризненно правильно, как машина, казалось, что он изучал язык по пластинкам и теперь воспроизводил все шумы, которые были при воспроизведении, даже щелчки.
- Он уже жив и начал мыслить, но для полного оживления должно пройти еще четыре дня. Я думаю, что наша защита выдержит этот срок, хотя может не хватить энергии.
- А мы сможем сбежать отсюда тем же путем, которым я проник сюда? - спросил я.
- Не можем же мы взять его с собой, нет, это невозможно, единственное, что нам остается, - это защищаться и надеяться, что мы сумеем закончить работу вовремя. Хотя я в этом и сомневаюсь, - печально заметил он.
- В первый раз, когда вы делали механдроида, - бестактно заметил я, - они уничтожили целый город, почему бы им не сделать этого и сейчас?
- Они считают это ошибкой, - отозвался Белем. - Сейчас они усовершенствовали оружие, и к тому же им хочется узнать, чего мы добились. Если у нас не останется выхода, мы взорвем себя сами.
- Но ты должен работать, пока…
- Естественно, - ответил Белем. - Если есть малая, но отличная от нуля вероятность того, что мы добьемся успеха, было бы глупо отказываться от этого шанса. Я механдроид и, пока живу и мыслю, обязан работать над решением проблемы, которая поставлена передо мной. А решение проблемы может быть осуществлено только супермехандроидом. Поэтому мы создаем его.
- Я полагаю, - сказал я, - что во всех вас стоит встроить блок, который бы сделал вас неопасными для цивилизации.
- Это ни к чему. Супермехандроид вовсе не представляет угрозы для цивилизации, Пайнтер ошибается. Людям вообще свойственно ошибаться. Человек-машина опасен только для тех, кого следует уничтожить. Люди игнорируют то обстоятельство, что мы тоже мыслим и можем принимать решения. Рано или поздно люди поймут, что супермехандроид необходим. Проблемы, встающие перед человечеством, слишком сложны для них и для нас. - Белем взглянул на спокойное лицо супермехандроида, а затем повернулся и пошел куда-то. Я поспешил за ним. Мы прошли мимо механдроидов, занятых работой, которые не обратили на нас ни малейшего внимания. Белем приближался к ржавой металлической стене. Он нажал на что-то, и стена раскрылась перед ним. Мы снова оказались в передатчике, откуда я впервые увидел эту лабораторию. На ржавом полу лежал кусок мрамора. И все. Теперь он стал серебряным.
- Он же раньше был золотой, - сказал я.
- Трансмутация. Превращение радиоактивных элементов.
- Он такой маленький.
- Подними его.
Я попытался и, хотя я легко мог обхватить кусок мрамора пальцами, поднять мне его не удалось. Казалось, что он привинчен к полу.
- Никакая сила не может сдвинуть отрицательно заряженное активированное тело, - сказал Белем.
- Даже бесконечная сила? - спросил я.
- Существование одного автоматически исключает другое…
- Я пошутил, - сказал я.
Однако его не удовлетворил мой ответ. Меня тоже. Я пнул ногой кусок мрамора и запрыгал на одной ноге, корчась от боли.
Я не могу описать битву, так как не понимаю, как она происходила. Изредка стена голубого света рвалась в нескольких местах, и тогда механдроиды начинали суетиться вокруг панели управления, пока стена не восстанавливалась. Вероятно, снаружи наша защитная стена выглядела весьма любопытно. В лаборатории не чувствовалось никаких признаков паники. Механдроиды спокойно делали свое дело. Белем был занят своими делами. Я ходил по лаборатории и наблюдал, воображая, что я военный корреспондент. Иногда я заглядывал в передатчик вещества, но кусок серебряного мрамора все еще лежал там, не собираясь исчезать.
Я чувствовал себя неуютно в этом мире, мире будущего, потому, что не мог понять здесь самых основных взаимоотношений человека с обществом. Я видел этот мир в действии, но не понимал, почему здесь все происходит именно так. Для людей этого мира пространство не значило ничего. Человек мог жить у черта на рогах, в самом дальнем конце Галактики, и тем не менее мог бы на завтрак получать калифорнийские апельсины прямо с дерева. Да, пространство для них не существовало, а значит, должна была измениться сама система мышления.
Способ воевать тоже должен был измениться. Самое главное в этой войне - это сделать противника неподвижным. Этот кусок мрамора был, как гвоздь, которым нас приколотили к планете, это значит, что нам нужно придумать клещи, которыми можно вытащить этот гвоздь. Я уже начал мыслить галактическими масштабами, и у меня в мозгу рождались странные идеи, например, прицепить этот кусок к какой-нибудь планете с помощью лучевых тросов и вытащить его отсюда, как трактор вытаскивает из кювета машину. Я рассказал об этой идее Белему, тот серьезно подумал и заметил, что идея чересчур фантастическая и у нас нет никаких возможностей для ее реализации.
Обескураженный, я сел и стал думать дальше.
- А почему ты уверен, что супермехандроид сумеет решить проблему Некрона? - спросил я Белема.
Он работал с каким-то хитроумным прибором, состоящим из разноцветных линз, и его спокойное лицо совершенно не менялось.
- Я могу лишь надеяться на это, - ответил он. - Мы создаем его именно для решения этой проблемы, и мощь его мозга намного будет превосходить мощь моего.
- Он будет свободен в принятии решений?
- Да, в известных пределах, но он будет делать все, чтобы решить свою проблему.
- Но что еще он будет решать? Кроме Некрона?
- О, это будет очень мощный мозг, способный абсолютно на все.
Он снова вернулся к своей работе, но через некоторое время снова заговорил:
- Я все время размышляю над Некроном. Материя и мысль связаны друг с другом. Может быть, некронное вещество может облекать себя в форму своей жертвы, форму того, кто служит ему пищей.
- Ты думаешь, он убивает ради пищи?
- Ты об этом знаешь столько же, сколько и я, а может быть, и больше. Мы не знаем, почему это существо убивает. Единственный, очевидный ответ - для восстановления своего существования, даже организм с нулевой энтропией нуждается в этом.
Он задумчиво смотрел на голубые вспышки в своей машине и думал о чем-то. Задумался он ненадолго - на несколько минут. Я смотрел, как черная молния пробила голубую завесу и черное облако вплыло в лабораторию. Трещина в стене быстро залечилась, а облако мгновенно рассеялось. Белем повернул ручку прибора, сдвигая две линзы.
- Вполне возможно, что мы уже никогда не узнаем ничего о Некроне, - сказал он. - Мы не сможем выстоять. Командование принял здесь Военный Совет.
- Не Пайнтер?
- Он входит в Совет и трижды голосовал против уничтожения планеты. Он не хочет уничтожать нас.
- Это очень любезно с его стороны. Особенно после того, как он пытался убить меня в Подземелье.
- Парализовать, - поправил меня Белем.
Снова установилась тишина. Белем работал, а я смотрел.
- А что произошло бы, если бы у нас была возможность создать такой же кусок мрамора? - спросил я немного погодя.
- Два куска, оба отрицательно заряженные, отталкивали бы друг друга, но, к несчастью, у нас нет ни времени, ни оборудования, чтобы создать второй кусок.
- Но вам достаточно расколоть этот пополам, - сказал я. - Тогда они просто вытолкнут друг друга за пределы Галактики. Верно?
- Нет, и, кроме того, это невозможно, так что и смысла нет говорить об этом. При расколе разрушается и электронная матрица, целое никогда не бывает больше суммы составляющих его. И сумма составляющих всегда равна целому.
- Значит, ты никогда не слышал о Банахе и Тарски, - сказал я.
- О ком?
- Однажды я писал очерк об их работе. Меня очень заинтересовали их расчеты. Парадокс Банаха-Тарски - так он называется - это метод разделения твердого тела на части, затем соединения в целое, но с другим объемом.
- Я должен вспомнить об этом, - сказал Белем. - Ведь я прочел всю твою память. Это ведь чисто теоретическая разработка, да? - Он обыскал мою память, и я чувствовал себя, как пациент перед врачом.
- Да, теоретическая, - сказал я. - Однако кто-то сумел ее решить практически, только я не помню подробностей.
- Нет, помнишь. Ты просто не можешь найти их у себя в памяти, - сказал Белем, глядя на меня. - Ты просто не властен над своей памятью, но информация где-то хранится, очевидно, я недостаточно хорошо изучил содержание твоей памяти. Ты помнишь имя - Робинсон?
- Н… нет.
На лице у него было все то же спокойное выражение, но я чувствовал, как возбуждение его возрастает.
- Кортленд, - сказал он спокойно. - Я снова хочу войти в твой разум. Я думаю…
20. Последняя защита
Очевидно, он думал, что я буду возражать, хотя для него это не имело значения. Я видел, как его глаза расширились, глядя прямо в мои глаза. Но вот их фокус изменился, и теперь они смотрели куда-то внутрь, за мои глаза. Я видел, как тело его остается неподвижным, а лицо застыло, потеряло всякое выражение. Он снова заговорил со мной, но голос его теперь звучал в моем мозгу.
- Помни, все здесь, в твоей памяти, правильно подобранная ассоциация - и все всплывет. Подсознание не забывает ничего. Робинсон, Калифорнийский университет…
"Калифорния…" - подумал я, и что-то щелкнуло, переключилось, и я увидел перед собой раскрытую страницу - ту, которую я читал тысячу лет назад. Печать была четкой, и я хорошо разбирал слова.
Профессор Рафаэль М. Робинсон из Калифорнийского университета доказал, что можно разделить твердую сферу на пять частей, из которых можно сложить две сферы, каждая из которых равна по объему исходной сфере. Одна сфера формируется из двух частей, а вторая из трех. Иными словами, сумма объемов пяти частей равна объему исходной сферы и равна сумме объемов двух сфер, то есть вдвое большему объему.
И это все. Для Белема этого было, конечно, недостаточно, и я чувствовал, как он нетерпеливо обшаривает мой мозг в поисках, но и он не смог найти там того, чего там не было. Вскоре он покинул мой мозг, и металлическая фигура снова зашевелилась. Белем повернулся и молча пошел к столу, где начал что-то рисовать. Когда я задал ему несколько вопросов, он рассеянно послал меня к черту, так это началось. Бесполезно спрашивать меня, как это кончилось, я не понимаю. Смешно претендовать на то, что я хоть что-нибудь понимаю в этом, хотя все происходило у меня на глазах. Не легко. Не быстро. Это заняло так много времени, что чуть не стало бесполезным, ведь штурм продолжался. Я мог следить за первыми стадиями эксперимента Белема. Он забросил свою работу с линзами и целиком переключился на парадокс Банаха-Тарски. Я наблюдал, как он формирует сферы, грани, но затем у меня заболела голова от этого.
Он попытался сделать то, что любому человеку казалось невозможным. Через некоторое время я отошел и стал смотреть на игру огней около защитной стены. На первый взгляд все казалось благополучным, но я ощущал возросшую опасность, на мои вопросы никто не отвечал, но я видел, что движения механдроидов стали более быстрыми. Они знали, что нужно торопиться. Супермехандроид на столе изменился, нейронная сеть над ним упростилась, и теперь в ней светились только основные узлы и каналы. Неподвижное тело лежало на столе, окруженное голубоватым сиянием, как в коконе.
Механдроиды столпились вокруг стола, склонившись над ним. У меня создавалось впечатление, что они слушали советы своего новорожденного собрата, более того, некоторые из них выпрямлялись и куда-то торопливо направились, как будто выполняя приказ. Они работали, зная, что им оставалось жить часы, а может, минуты. Черная молния, снова прорвавшая голубую завесу, вызвала бешеный приступ активности механдроидов.
Красное облако медленно выплыло под огромные своды лаборатории, но теперь уже брешь не закрылась. В красном облаке вспыхнул красный столб, который стал расти, грозя разрушить стены.
Позади меня послышался звук колокола. Все механдроиды и я повернулись на этот звук…
Белем стоял у своего стола, и на его лице, как обычно бесстрастном, появилась тень торжества.
- ВОТ ОНО, - сказал он.
Число механдроидов вокруг операционного стола заметно уменьшилось. Многие подошли к Белему, чтобы посмотреть.
В воздухе над его столом плавала сфера размером с грейпфрут. Он лучами света, как ножами, разрезал эту сферу на пять частей. Эти разрезы, конечно, были не простые, казалось, лучи света режут сферу на части так, что разрезают даже молекулы. И вот уже в воздухе плавает пять частей. Я был почти уверен, что сфера была разрезана в четырех измерениях, так как я совершенно не мог сфокусировать свое зрение на них, я не мог смотреть на эти части без боли в глазах. Я закрыл глаза, но после долгого вздоха присутствующих рискнул открыть их.
Там, где плавала одна сфера, теперь их было две.
- Это же делают и амебы, - сказал я. - Что особенного в размножении делением?
- Не болтай, - сказал Белем. - И будь готов бежать, как только я прикажу. Времени осталось совсем мало, - он бросил встревоженный взгляд на окно.
Все в огромной лаборатории без суматохи готовились к бегству, вся огромная нейронная сеть была свернута и помещена в глубь кокона из голубого сияния. Стол уже не стоял на полу, а висел в воздухе без всяких опор. Значит, передатчики вещества уже готовы к действию, подумал я.
- Возьми эту трубку, - сказал Белем, - и иди в камеру передатчика и держи ее так, чтобы голубой конец был направлен вверх, я приду через минуту.
- Даже если ты сможешь расколоть этот мрамор, - сказал я, - уверен ли ты в успехе?
- Сейчас некогда разговаривать, просто пойди в камеру передатчика и открой дверь.
Серебряный мрамор все еще лежал на полу. Он был освещен красным светом, заполнявшим лабораторию. Красный свет исходил из длинного цилиндра, пронзавшего защитное поле и упорно расширяющегося, несмотря на все усилия механдроидов погасить его.
Белем методично работал со всеми своими призмами, линзами и трубками. Стол с закутанным в кокон сияния телом висел в воздухе, готовый к отправке в любой момент, как только передатчики начнут функционировать. Я разглядел лицо спящего. Оно потрясло меня, хотя я и не могу объяснить почему.
Супермехандроид спал, но он уже был готов проснуться. Во всяком случае, мозг его бодрствовал, и вся лаборатория была наполнена излучениями этого могущественного мозга. Мне подумалось, что я понимаю, что происходит сейчас за этим лбом. Странное дело, но меня снова встревожило что-то знакомое в его лице. Правда, сейчас не было времени думать над этим, но я был уверен, что видел это лицо раньше. Защитные стены лаборатории могли рухнуть в любой момент. Но вот снова вниз поползли огненные экраны, отделявшие нас от нападающих, наверное, Белем использовал последние энергетические резервы, чтобы закончить свои эксперименты.
В лаборатории сверкали разноцветные молнии, носились тени от балок. Один из механдроидов что-то сказал Белему на своем языке. Я ничего не понял, но в ответе Белема я услышал имя Пайтнера. Белем повернул призму. Говорил он громко, но спокойно. Я почувствовал что-то странное в воздухе, какой-то низкий, почти неслышный гул. Не знаю, что это было, просто какие-то волны накатывались на нас, что-то такое, чего я никогда не ощущал раньше, но все же понял, что же это такое, только спустя некоторое время.
Спящий просыпался, не физически, тело его было беспомощно в своем коконе из света, но разум его уже общался с разумом его создателей, могучий разум, работающий как исключительно точная, мощная машина, для которой не было ничего невозможного, ничего непостижимого. Белем отложил в сторону свои призмы, схватил меня за руку и повел по металлической дорожке в другой конец лаборатории.
- В чем дело? - в замешательстве спросил я, следуя за ним против воли, так как ничего не мог противопоставить этой железной руке, стиснувшей мой локоть.
- В чем дело? Что-нибудь случилось?
- Ничего не случилось. Мы нужны в другом месте, здесь закончат остальные.
- Но я хочу посмотреть…
- У нас нет на это времени.
Я с сомнением посмотрел на него. Хотя в его тоне прямой угрозы не было, но кто его знает?
- Так что же случилось?
- Нас атакуют люди под командованием Пайнтера, и мы должны сдержать их, пока не заработают передатчики. Я действую по приказу. Супермехандроид дал указания. Он сказал мне, что надо делать… Смотри!
21. Инфекция распространяется
Рухнула последняя защита. Яркая вспышка озарила алым светом все углы лаборатории. Затем свет угас, и еще некоторое время, но совсем недолго на стенах лаборатории слабо трепетало голубое пламя… В окно влетело копье из алого пламени, а сразу за ним стальной цилиндр десяти футов в диаметре, который с силой ударился в стену со скрежетом рвущегося металла. Толстые балки рвались под страшным давлением этого титанического тарана, как гнилые нитки. Затем он остановился. Этот стальной цилиндр, вероятно, был длиной в целую милю. Часть его, примерно тридцать футов, через проломленную стену проникла в лабораторию. Дно снаряда открылось, и сквозь стеклянную стенку я увидел кабину, все стены которой были в приборах и ручках управления. Перед большим пультом сидел сам Пайнтер, руки которого непрерывно двигались, поворачивая рычаги. Одна секция цилиндра раскрылась, и оттуда выскочили люди, одетые в светлую форму и вооруженные шпагами с расширяющимся острием.
Я рискнул оглянуться. Вдали я увидел механдроидов, собравшихся вокруг платформы, на которой лежало их творение. Там же, рядом я заметил кинжальные вспышки света - точно такие же, какими Белем разрезал сферу, но солдаты Пайнтера были совсем близко от меня. Их было человек десять, и выглядели они достаточно жутко в своих зловеще сверкающих плащах с капюшонами.