– …Гнюйсу этого было не нужно. Его вполне устраивала ситуация оторванности от внешнего мира. Внутри Замкнутой Бесконечности он мог построить то общество, которое, возможно, грезилось ему всю его жизнь – двухклассовое общество господ и рабов. Он приближал к себе некоторых сотрудников научной группы Ольма, тех, которые были ближе к нему по духу и падки до роскоши. Неугодных удалял из лаборатории, и делал это решительно и жестоко. В его руках оказалась большая власть, ставшая впоследствии неограниченной, оружие и кучка приспешников. Гнюйс приостановил подготовку к эксперименту по разворачиванию пространства, и занялся проблемами внутренними. Надо отдать ему должное – это была сильная личность. Проблем было немало. На пустом месте нужно было создать прочную самодостаточную структуру. Связи с внешним миром, откуда могли бы поступать продукты, материалы и механизмы, не было. Все приходилось делать своими руками. Люди научились выращивать хлеб, разводить скот, изготавливать всё, без чего невозможно обойтись.
После того, как хозяйственные вопросы стали понемногу решаться, Гнюйс вернулся к научной работе, но это была уже не наука Ольма. Это была наука Гнюйса. Её результатом должно было стать укрепление, и без того, огромной власти карлика. Взяв за основу учение о многомерности пространства, Гнюйс стал работать в ином направлении – искажение пространства в локальных, замкнутых объёмах. Например, в объёме человеческого тела. Вскоре он достиг определенных результатов.
Гнюйс не стал проводить опыты над животными, для этой цели у него были люди из долины, которых ему доставляли его подчиненные под дулами излучателей – квантеров. Гнюйс превращал людей – как представителей местного населения, так и своих бывших коллег – в уродов. Вначале искажения были нестабильными, через некоторое время тела восстанавливали первоначальную форму и пропорции. Гнюйс долго трудился над этим вопросом, заставляя также усердно работать своих помощников, и решил его. Был создан СТАЛК – стабилизатор локальных коррекций. Впоследствии у СТАЛКа появилось другое название, его стали называть Чудом Богов. Но это было позже…
Натренировавшись на людях из долины, Гнюйс произвёл изменения в своей внешности: он увеличил свой рост, изменил форму головы, выправил черты лица. Из уродливого карлика Гнюйс превратился в статного красавца. По просьбам тех, кто жил в лаборатории, которая к тому времени расширилась, превратившись в подземный замок, Гнюйс вносил коррективы и в их внешность. По сути, то, что он делал, являлось пластической хирургией без скальпеля. Разделение людей на два класса еще более усилилось с рождением уродов и красавцев. Рожениц из долины привозили рожать в лабораторию. Младенцы появлялись на свет запрограммированными ещё в утробе матери. Некоторые матери скрывались, но их находили люди Гнюйса и силой доставляли в лабораторию.
Люди, живущие в долине, превратились в уродливых рабов, трудящихся на благо своих красавцев-господ. Обитатели лаборатории стали величать себя Богами. Лаборатория стала Раем. Возникла религия. Появились Законы Божьи и Кодекс Запретов. Люди стали жить, руководствуясь этими устными постулатами. Не обошлось без бунтов и мятежей в стане людей, но всех бунтовщиков и недовольных новоявленные Боги жестоко карали. Устрашившись и успокоившись, люди снова принимались за свою работу. Изысканные кушанья и вина, тонкие ткани и роскошные одеяния, изумительные украшения и предметы обихода нескончаемым потоком доставлялись к Райским Вратам. Боги, переставшие трудиться и заниматься наукой, заботящиеся только о своей внешности и жаждущие удовольствий и развлечений, стали деградировать. Возникла угроза страшной болезни – эпидемии застоя. Знание стало медленно гибнуть. Чтобы хоть как-то предотвратить развал созданного им мира, Гнюйс учредил среди Богов касты и распределил обязанности.
Воины должны были охранять интересы жителей Рая при помощи оружия и выучки и держать в строгом повиновении людей из долины. Излучателей было мало, и Воины овладели холодным оружием – мечами, кинжалами, пиками, топорами. Они постоянно тренировались и совершенствовали свое мастерство. В первые годы, когда люди ещё изредка возмущались навязанными им порядками, Воины применяли свои навыки на практике. Потом, когда страсти улеглись, они стали использовать для своих тренировок специально подготовленных бойцов из числа слуг. Эти бойцы назывались куклами. Жили куклы недолго.
Каста Медиков, помимо своего главного дела – производство на свет красавцев-Богов и уродов-людей – следила за здоровьем Богов и, как это тебе не покажется странным – за здоровьем людей.
– Мне не кажется это странным, – подал голос Айгур. – Ведь люди заботятся о здоровье своего скота. Так же и Боги должны заботиться о людях, чтобы те не болели, и хорошо работали.
– Всё правильно, – согласился Гудзор. – Ты сам это понял?
– Кое до чего додумался сам. Что-то объяснил один человек.
– Кто такой? Неужели люди снова стали сомневаться в религиозных догмах?
– Далеко не все, – ответил Айгур с горечью в голосе. – Только некоторые из нас. Мне многое о Богах рассказал ваш бывший наместник, некий Альбор Рэгги.
– Наместник?.. – Гудзор поморщил лоб, вспоминая. – Нет, что-то не вспоминается мне человек с таким именем. Может быть, ты расскажешь, как он выглядит?
– Ну… он такой… высокий, сухощавый. Сейчас Альбор седой и лысый, а тогда, наверное, его волосы были чёрными… А нос, – Айгур очертил полукружье перед своим носом, – как у хищной птицы. Он долго служил Богам. Вначале был конюхом, потом посыльным…
– Как, ты говоришь, его звали?
– Альбор Рэгги.
– А, припоминаю этого парня. Но наместником он тогда ещё не был.
– Да, он стал им позже. Мне в то время было пять лет.
– А я уже пять лет жил здесь… И что же он тебе рассказал?
– Только то, что смог узнать о Богах. О Воинах, о Медиках, о Законниках и Технарях, о Хранителях немного.
– Так, может быть, я рассказываю тебе то, что ты уже знаешь?
– Нет, нет. Альбор наблюдал за Богами осторожно, исподтишка. А много ли так увидишь? Разве что внешние признаки – кто во что одет, и что делает за стенами Рая. Чем занимаются Технари и что хранят Хранители, он не знал. Продолжайте, пожалуйста, я хочу всё знать о Богах.
– Хорошо, – Гудзор продолжил свой рассказ…
Айгур узнал, что в обязанности Технарей входит решение двух основных задач – обслуживание аппаратуры, которая обеспечивает постоянную работу СТАЛКа и контроль над работой систем жизнеобеспечения Рая. Гудзору пришлось долго объяснять юноше, что такое подземная железная дорога, канализационная и вентиляционная системы.
О Законниках Айгур не узнал ничего нового, а вот о Хранителях Гудзор рассказал много интересного. Хранителями, как правило, становились по наследству. Знания, которые еще не были утеряны, передавались от отца к сыну, и должны были сберегаться вечно. Редко Хранителями становились отпрыски представителей других каст. Их очень тщательно отбирали из числа наиболее одарённых юношей и девушек после того, когда они проходили главное испытание по всем дисциплинам. Преподавателями этих дисциплин были, естественно, Хранители.
Дети Хранителей проходили испытание наряду с остальными. Если кто-то из детей Хранителей не очень уверенно проходил испытание, что случалось крайне редко, он не мог быть отнесён к главной касте Рая и принимался в другую. Попасть в касту Хранителей хотелось каждому. Нахождение в ней давало значительные привилегии и предоставляло возможность стать Верховным Богом. Одной из главных привилегий была неприкосновенность. За любой проступок Хранитель не наказывался, лишь за убийство его могли изгнать из Рая – либо, изуродовав лицо, отправить его к людям, либо, оставив внешность без изменений, сделать его отшельником. К людям не уходил никто, впрочем, таких преступлений Хранителями почти никогда не совершалось.
При этих словах Гудзор надолго замолчал. Айгур тоже тактично молчал, понимая, что, рассказывая ему о наказаниях Хранителей, Гудзор признавался в совершённом им убийстве.
– Такое разделение функций среди жителей Рая, – продолжил Гудзор, – было разумным и позволяло долго сохранять систему государственного устройства Замкнутой Бесконечности в состоянии покоя и стабильности. Оно, разделение, просуществовало пятьсот с лишним лет и, думаю, не изменилось до сего дня… Гнюйс прожил долгую жизнь, наслаждаясь своей неограниченной властью и божественной красотой. Перед смертью он уничтожил все письменные и графические разработки Ольма, удалил из памяти компьютеров любое напоминание о возможности разворачивания внутреннего пространства и выхода во внешний мир. Все, живущие во внутреннем мире, стали вечными пленниками – пленниками Замкнутой Бесконечности.
Правители, которые властвовали после Гнюйса, руководствовались его законами и правилами, не нарушая их. Хранители берегли доверенные им знания. Технари следили за работой оборудования, Законники – за исполнением Законов Божьих. Медики контролировали чистоту божеской расы, и фабриковали новых уродцев. Воины следили за порядком, и осуществляли охрану Райских устоев. А люди работали, и читали молитвы, которые сами же и придумывали.
Но не бывает ничего вечного. Правители и их свита погрязли в пьянстве и разврате. Хранители понемногу стали утрачивать научную базу и забывать о том, что существует внешний мир. Технари потеряли навыки в восстановлении вышедших из строя систем жизнеобеспечения. Воины обленились. Законники ослабили контроль над умами людей. А в головах людей стали возникать мысли о поисках дороги через горы. Об этом я могу судить по тому, что ты сидишь передо мной. И ты не один. Есть Альбор Рэгги, есть, наверняка, и другие. Система начала разваливаться.
Но, несмотря на трещины и разрывы, она ещё очень сильна. Медики и та часть Технарей, которые обслуживают СТАЛК, чётко выполняют свою работу, Хранители строго следят за этим. Если не будет уродства, то спадет пелена с глаз людей. Люди поймут, что они не рабы. Власти Богов придёт конец.
– Выходит, что главное – уничтожить Чудо Богов? – спросил Айгур.
– На первом этапе, да. Для того, чтобы получить возможность порвать замкнутую петлю пространства, мы должны лишить жителей Рая их власти. Мы должны сделать людей своими союзниками.
– Это будет непросто, – вздохнул Айгур. – Я жил среди людей, я знаю их. Они не только верят Богам. Они любят их.
– Всё изменится, когда люди поймут, кто есть кто, – возразил Гудзор. – У нас всё получится, мой мальчик. Только мы должны очень сильно постараться. Мы сорвем с Богов маски.
Часть II Вторжение в Рай
Пятьсот лет назад…
Осень! Это первая осень в блокадном кольце изменённого пространства. Первая, но последняя ли?..
Ольм Лэнни стоял на террасе и глядел вниз на долину, расстилающуюся под ногами. Вид был красивый, но он не радовал глаз учёного. Его раздражали яркие краски осени, природа словно насмехалась над ним и говорила: смотри, это всё, что тебе досталось от огромной и прекрасной Риэлы, наслаждайся тем, что тебе, пока ещё, доступно. Я подумаю, а потом, возможно, заберу и это…
Ольм перевёл взгляд на горы справа от него. Там клубилось тёмное, похожее на грозовое облако пятно – след от недавнего всплеска энтропийной бури. Фронт изменения пространства, который им, с таким трудом, удалось замкнуть в кольцо, ещё не стабилизировался окончательно, выбросы энтропии случались, правда, всё реже и реже. До полной стабилизации начинать новый этап эксперимента было нельзя. Когда же наступит полная стабилизация? Расчёты показывали, что всплески активности могут продолжаться от одного месяца до полугода. У Ольма не было столько времени, он знал, что умрёт раньше.
Он знал всё о результатах проведённого обследования. Гурий хотел скрыть правду, но Ольм настоял на своем. Он должен точно знать, сколько времени ему осталось. В других обстоятельствах – возможно, лучше и не знать. Но в ситуации, когда каждый день может стать последним… Нет, не для него – он, Ольм, всё равно, обречён, – а для всех тех, кто пошёл за ним и попал в пространственную ловушку, для невинных горцев, разрешения у которых на проведение эксперимента он спросить не удосужился. А может быть, и для всего населения планеты. В такой ситуации он обязан знать, сколько дней и ночей ему дано, чтобы исправить ошибку. Или попытаться исправить…
Пятно не уменьшалось уже несколько часов – три или, даже, больше. Но было видно, что оно светлеет и рвётся, а в образующиеся отверстия проглядывает чистое, нетронутое рябью флуктуаций, пространство. Ольм обвёл взглядом пространственное кольцо, горизонт был чист, только на юго-востоке распласталась тёмная бесформенная амёба энтропийного следа.
На юго-востоке ли?.. Это раньше в том направлении был юго-восток. А что там теперь? Может быть, северо-запад. Кто знает, как их развернуло во время катастрофы?.. Если судить по движению солнц, то там, где пятно – по-прежнему юго-восток. Но так полагать следовало, если бы солнца были солнцами, а не их отражением, необъяснимым фотоэффектом. А, может, и каким-то другим явлением. Вон как они распухли и стали ярко-жёлтыми, почти оранжевыми, словно два апельсина, но плоскими, как блины. Первое скоро приблизится к западному краю горного щита. Приблизится и начнет расплываться, превращаясь в световое облако. А когда спрячется второе, всё погрузится в полный мрак. Куда делись четыре искусственных ночных светила, поднятых и зажжённых над Риэлой? Куда делись далекие звезды?
Над этим стоило бы поразмышлять, если бы не было других проблем.
Ольм зябко поёжился. Холодный осенний воздух пробрался через толстый стёганый халат к измождённому недугом телу. Учёный покинул террасу, плотно закрыв за собой дверь.
Огонь, пылающий в камине, не сразу согрел старика, холод не желал убираться прочь. Ольм долго стоял у камина, глядя на языки пламени и потирая озябшие руки.
Ему было совершенно ясно: дождаться стабилизации фронта искажений, выждать ещё немного, чтобы убедиться, что энтропия подавлена окончательно, и провести операцию по разворачиванию пространства ему не удастся. Кто-то должен сменить его на посту руководителя группы. Но кто? Гнюйс Петти или Вэлз Вулли? Кого выбрать их этих двоих?
В Гнюйсе Ольм, с некоторых пор, стал сомневаться…
Пора принимать лекарство. Ольм подошёл к столу, вытащил из выдвижного ящика таблетки, проглотил сразу четыре штуки. Потом сел в кресло и, ожидая начала действия пилюль, изготовленных Гурием, некоторое время сидел неподвижно. Вскоре он ощутил небольшой прилив сил; ему стало немного теплее – ни то от пилюль, ни то от каминного огня… Для того, чтобы чувствовать себя более или менее сносно, дозу лекарства приходилось постоянно увеличивать. Скоро пилюли перестанут оказывать на его больной организм какое-либо существенное действие. Нет лекарства против его болезни. Да и болезни-то такой нет! В обычном мире…
Так, кого всё-таки назвать приемником и продолжателем? Гнюйса?..
Карлик рассудителен и донельзя основателен – прежде, чем сделать что-то, принять решение, всё обдумает и взвесит десятки раз. Потому никогда не ошибается. Потому и является его, Ольма, заместителем. Не только здесь и сейчас, практически – всю жизнь. Человек, бесспорно, талантливый, но себе на уме. Порой высказывает суждения необычные и дерзкие. Такие мысли он выдаёт, вроде бы, спонтанно, они выглядят, как вспышка молнии, как озарение. Но потом оказывается, что всё это им давно осмыслено и проработано в мелочах. А ведь ничего никому не рассказывал, сначала всё сам спланировал, а обстоятельства сложились как надо – выдал в виде гениального экспромта. Вот и сейчас. По всему видно, что Гнюйс что-то задумал… Что? Гнюйс – одиночка. Он опасен. Карлик, страдающий от своей ущербности…
Ольм подозревал, что Гнюйс ненавидит всех, кто хоть на сантиметр выше его ростом, то есть – вообще всех. А особенно Вэлза Вулли.
Вэлз…
Парень прекрасно работает в команде. Хороший исполнитель. Талантливый физик и технарь до мозга костей. Одержим работой. Трудоголик. Поработай Ольм с ним подольше, из Вэлза вышел бы настоящий учёный. Способен ли Вэлз возглавить группу?.. Скорее, нет. Рано ему еще руководить большим количеством людей – молод и слишком горяч… Можно ли доверить Вэлзу такое ответственное дело, как операция по разворачиванию пространственного кокона? Ошибка руководителя может привести к фатальному результату. Риск огромен, ответственность неизмерима…
Вэлз или Гнюйс? Кто из них? У каждого есть как плюсы, так и минусы.
Ответа пока не было…
Ольм щелкнул тумблером устройства внутренней связи и набрал код руководителя технической службы. На экране появилось крутолобое бородатое лицо заместителя.
– Как дела, Гнюйс? – спросил Ольм, опустив приветствие. – Как идёт стабилизация защитного барьера?
– Как обычно, – сухо ответил Гнюйс, пожав плечами.
– Я наблюдал с террасы, как редеет след. Часа через два, думаю, заг о ните энтропию в нору.
– Постараемся, – Гнюйс прищурил и без того маленькие колючие глазки и растянул толстые губы в притворной улыбке.
– Постарайся, – Ольм помолчал, потом спросил резко и требовательно: – Почему затормозились работы по подготовке всех систем к разворачиванию пространства? Почему в лаборатории ни души? Где Вэлз? Где остальные пространственники?
Гнюйс отвернул голову в сторону, пожевал губами.
– Большинство людей, в том числе и пространственники, – начал он, – в настоящий момент находятся в долине, на заготовках. Совет по быту утвердил график…
– Какой, к чёрту, график утвердил твой Совет? – перебил его Ольм. – Кто составлял этот дурацкий график?
– График составлял я. Этот график определяет очередность колонистов в заготовках продуктов питания для того, чтобы мы все не сдохли от голода предстоящей зимой. При его составлении я исходил из количества продуктов на складе и числа голодных ртов. В график включены все колонисты, способные к физическим нагрузкам. В нём нет только урода Гнюйса с его короткими ручками и ножками и старой развалины Ольма, которому сподручней и гораздо безопасней руководить нами всеми из собственной постели.
Гнюйс, наконец-то, показал зубы. Они были гораздо острее, чем казалось Ольму. Учёный даже опешил от неприкрытой агрессии.
– А Совет по быту не мой, – продолжал Гнюйс с ни меньшим сарказмом в голосе. – Мы вместе с тобой принимали решение о создании органа, который должен заниматься проблемами жизнеобеспечения. Неужели ты об этом забыл?
– Нет, не забыл, – ответил Ольм. – Принимали. Помню также, что в силу своей занятости, я поручил тебе его сформировать. И ты сформировал его. Из своих прихлебателей. А теперь – что ты скажешь, то они и утверждают.
Гнюйс хмыкнул, не то соглашаясь со словами Ольма, не то возмущаясь ими.
– Совет по быту нужен, я не спорю, – продолжал Ольм. – Но он создавался не для того, чтобы тормозить работы по выходу во внешний мир. Он должен был освободить нас с тобой от административной работы, а пространственников – не всех, а только тех, кто был в нашем списке – от бытовых проблем. А что происходит теперь? Советом руководишь ты лично, а все научные работы свёрнуты. Совет по быту стал тормозом научной работы. Ты стал тормозом, Гнюйс Пети!