- Может, я ошибся? - сипло спросил он.
- Нет, вы не ошиблись. Лазарь Лаврентьевич предупреждал о вашем приходе. Я вас провожу.
Секретарша пошла сзади, и получше рассмотреть ее фигуру Паше не удалось. Холл оказался забит шкафами, ржавыми сейфами, ящиками с устрашающе торчащими погнутыми гвоздями.
- Вы что ремонт делаете? - спросил Паша.
- Мы меняем мебель, - заучено ответил вахтерша, видно, ее часто об этом спрашивали.
- А как вас зовут?
- Нам запрещается заводить знакомство с клиентами. Мы уже пришли, - она приоткрыла новенькую, еще пахнущую лаком дверь, спросила разрешения, потом предложила Султанову войти.
Лазарь сидел в простенько обставленном кабинете за обшарпанным столом. Не вставая, протянул руку:
- Рукописи привезли? Отлично! И паспорт, пожалуйста, - он взял тексты и довольно небрежно бросил на дальний край стола, после чего довольно внимательно стал изучать паспорт. - Гражданин России? А почему место рождения Голодная степь?
Паша объяснил, что родился действительно за теперешней границей, о которой в то время никто не мог предполагать даже гипотетически. Союз братских народов казался непоколебимым как эволюционное учение Дарвина. Первым распался Союз, потом братские народы, оставшись без узды, доблестно передрались. Почти одновременно со всей этой бучей и учение Дарвина послали куда подальше. Родители привезли Пашу в Россию в возрасте восьми лет, и паспорт он получал уже здесь. Все это Паша вкратце обсказал Лазарю. Тот удовлетворился ответом и, схватив верхнюю рукопись, стал листать. У Паши сложилось впечатление, что тот действует бесцельно, лишь бы чем-то заполнить паузу. Или листы считал.
- Вам надо подписать контракт, - наконец произнес Лазарь, с облегчением отбросив рукописи.
Он выдвинул ящик на всю длину, и Паша увидел в нем одиноко лежащий листок. Вернее два.
- Два экземпляра, - пояснил Лазарь. - Один ваш, другой останется у нас. Если надумаете перейти в другое издательство, вам придется заплатить неустойку.
"Господи, какое другое издательство?" - подумал Паша, торопясь подписать бумагу, словно боясь, что Лазарь передумает в последний момент и документ отберет. Свой экземпляр Лазарь сложил вчетверо и спрятал во внутренний карман пиджака. Он выглядел чрезвычайно довольным.
- И все? Я могу идти? - немного разочаровано спросил Паша.
- Как домой? Вы же за аванс расписались, но не получили.
- Мне, наверное, в кассу надо идти?
- Зачем в кассу? - удивился Лазарь. - У нас все здесь.
Он выволок из глубин стола обычный целлофановый пакет. Паше показалось, что у него онемели глаза. В пакете лежали деньги. Пачки. Денег. И россыпью. И именно в этот момент Паша понял, что жизнь понесла его, подобно тому, как таежная река подхватывает и несет прямиком на пороги ненадежный плот.
Султанов поймал себя на том, что судорожно прижимал к себе мешок с деньгами, и ему стало так стыдно, что он вспотел второй раз после улицы. Откровенно говоря, он считал, что с прохладцей относится к деньгам. Однако это утверждение оказалось верным только для того момента, когда денег у него не было. От самоуничижения его отвлек громкий скрип отворившейся двери. В кабинете появился старичок сурового вида, с жестко торчащими усами. Шея деда с шармом была повязана несвежим платком. Старик так сильно сутулился, что казался горбатым.
- Здравствуйте, Венедикт Трофимыч! - радушно поприветствовал Лазарь, дед промолчал, только глазами зыркнул из-под густых бровей. - Что, опять ангина?
- Ерунда, пройдет, - зычным голосом ответил тот.
- Это наш Веничка Герберт, - представил его Лазарь.
- Тезка знаменитого Венички Ерофеева? - спросил Султанов и сразу почувствовал, что ляпнул что-то не то, потому что чело Лазаря избороздило тяжкое раздумье.
- Не знаю, кто это такой, - проговорил он, наконец. - Но наш Веничка все равно лучше. Мастер слова, какого поискать. Он будет вашим редактором.
Лазарь передал принесенную Пашей рукопись Герберту. Откровенно говоря, до последнего момента Паша сомневался в компетентности деда.
Судя по всему, старик сильно ненавидел бумагу, сильнее только бумагу с текстом. Недобро зыркнул на рукопись глазами, как на живое существо, он взял ее так, что она вся вывернулась, едва не рассыпавшись по листку. И в таком положении стал читать.
После этого в комнате наступила гнетущая тишина, нарушаемая лишь сопением Лазаря. Дед читал один лист минут десять. И было заметно, что это не предел.
Повезло, что он не стал читать дальше. Впрочем, как профессионал (Султанов-профессионал!), Паша знал, что специалисту достаточно не то, что страницы, нескольких строк, чтобы выявить графомана.
Мрачный человек шевелил губами как лошадь, а, закончив чтение и так и не перевернув лист, шмякнул рукопись на стол и вынес свой вердикт.
- Написано ровно, но огрехи есть. По большей части смысловые неточности. Вы пишите: "На небе расположили зеркало размером с город". Видите ли, город это слишком сложная субстанция, чтобы быть оценкой чьих-то размеров. Там дома, машины ездят. И не пишите вы небо, напишите небесный свод. В этом контексте это будет уместно. Еще пишите, что когда из-под обломков машины достали труп шофера, то его суеверно скрещенные пальцы по-прежнему лежали на руле. Его что вместе с рулем вытащили? Далее. Действие у вас происходят в Мексике, и здесь говорится, что в автобусе ехали крестьяне и везли гусей на продажу. Я точно не знаю, но можете ли вы поручиться, что в Мексике обитают гуси?
Паша не мог, но его так и подмывало возразить, что среди читателей про безобразия Быстреца вряд ли найдется хоть один, побывавший в Мексике. А если и сыщется, то вряд ли обратит внимание на такой пустяк.
- Написали бы, что действие происходит не в Мексике, кому она нужна, а на Кавказской дороге. Тогда и гуси сойдут. Кстати, тут сказано "американские туристки-старухи". Тоже неверно. Они ведь себя старухами не считают, а наоборот, молодятся, шейпинги всякие посещают, по миру ездят.
Так Паша получил первый и надолго запомнившийся урок на тему бережного отношения к слову. После этого он даже газеты стал читать по-другому. Его взгляд буквально спотыкался о фразы, на первые взгляд вроде бы написанные правильно, но после анализа являющиеся абсолютной бессмыслицей, а еще смешнее, чем-то неприличным. Правда, впоследствии, в романе все равно про американских старух написал, что хоть они и не считают себя старухами, но все равно являются самыми мерзкими старухами на свете, только молодящимися. В отместку.
- Раскрутку начнем в течение следующего месяца, - подытожил Лазарь. - Веничка как раз подготовит корректуру, да и общий дизайн всей серии будет готов. Насчет рекламной компании к вам приедут. Ваш адрес у нас есть. Только должен вам напомнить, что в Алге никакой рекламы не будет.
- Рекламы? - не понял Паша.
- А что вы думали? Вы теперь товар. Вас надо продать. Думаете, сейчас кого-нибудь купят просто так?
- А меня купят?
- Не сомневайтесь. Мы из вас картинку сделаем. Читать, может, и не будут, но купят обязательно. Шутю.
- А почему в Алге рекламы не будет?
Лазарь помолчал. Неуверенно глянул на Герберта, словно старик мог ему чем-то помочь.
- Это все указано в договоре, - проговорил он, наконец. - Вы что же договор подписали, не читая? - он попросил у Паши его экземпляр, хотя по идее мог бы достать и свой, и продекламировал Особое условие. - Никакой рекламной кампании, а также распространение книг в Алге вестись не будет.
- А как же? - даже растерялся Паша. - Я что не увижу своих книг?
- Ну почему же? - снисходительно улыбнулся Лазарь. - Вы будете получать сигнальные экземпляры. Причем, совершенно бесплатно. Так что на друзей и родственников хватит.
- А если не хватит? - с вызовом спросил Паша, и Лазарь прекратил улыбаться.
- Тогда получите их дополнительно. У вас какие-то проблемы с этим пунктом? Может быть, вы не согласны с нашими условиями?
- Согласен, не согласен, теперь то какая разница? - раздраженно проговорил Паша. - Контракт я уже подписал.
- Павел Петрович, вы должны уяснить, что мы ни в коей мере не хотим ущемить ваши права. Когда я говорю мы, то имею в виду вновь созданное издательство "Прекрасная Аврора", - он указал на колонтитул на договоре, в ответ, хищно блеснувший золотым тиснением, и Герберт истово закивал, соглашаясь. - Мы честно делимся со своими авторами частью доходов, но и вы должны нас понять. Вы должны спокойно и плодотворно работать, и излишняя шумиха вам совсем ни к чему. Это нисколько не должно вас как-то беспокоить. Ну и что из того, что ваших книг пока не увидят в вашем родном городе? Зато они появятся в Москве, Питере и других крупнейших городах. Кстати, запланировано распространение и за границей: в частности, во Франции. Видите, у нас от вас секретов нет. Но и вы должны пойти нам навстречу. В настоящий момент коммерческие интересы требуют соблюдения вашего инкогнито. Вы должны возникнуть, словно из ниоткуда. Никаких интервью, кроме как после моего личного разрешения, никаких публичных выступлений. Мы понимаем, что вам хочется известности, особенно в родном городе, знакомые, родственники, поклонницы. Мы все понимаем и заверяем вас, что все это явление временное. В любой благоприятный момент, когда раскрутка будет успешно осуществлена, в чем издательство ни на йоту не сомневается, условия договора могут быть пересмотрены, - Лазарь откинулся на спинку и вытер вспотевший лоб. - Кстати, с момента подписания контракта вы обязуетесь печататься только у нас.
- Но я еще в местной прессе публикуюсь. Так мелочь. Рассказы, фельетоны.
- Очень сожалею, но с этим тоже придется закруглиться. Повторяю, с этого дня все вами написанное принадлежит "Авроре". За каждый новый роман будете получать по две тысяче долларов. Или в рублях по курсу ММВБ. Пока. Если в течение полугода будет коммерческий успех, контракт будет перезаключен на более высоких ставках. За каждое переиздание, если такое последует (не обижайтесь, рынок очень привередлив, он может вас и не переварить), так вот в случае переиздания, будете получать потиражные-сто баксов на каждую тысячу экземпляров. Если к вам обратятся напрямую, тем паче, из иностранных издательств, просьба направлять их в юротдел "Авроры". Это тоже оговорено в контракте. Кстати, сделано не из корыстных побуждений. Просто по невежеству своему можете такое подписать, что окажется, что ваши книги могут издаваться только в Малайзии, а все права принадлежат какому-нибудь Ягупопинскому издательству, которого вы днем с огнем не сыщете, чтобы взять с него хоть какие-то деньги.
Лазарь был настолько любезен, что взялся подвезти Султанова. Они садились в машину, когда из дверей появился Веничка. В одной руке он нес рукописи, в другой объемистую сетку, из которой доносилось стеклянное позвякивание.
- Эти писатели непредсказуемы, - осуждающе проговорил Лазарь и только тогда понял двусмысленность произнесенного и начал неуклюже исправляться. - Это ни в коем случае не относится к вам. Иначе мы бы к вам не обратились.
- Откуда вы знаете? Может быть, я тоже непредсказуем? - пошутил Паша.
- Вы не похожи на человека, которому нужны проблемы, - абсолютно серьезно проговорил Лазарь.
Надо было видеть, как Паша при всем честном дворе выбрался у своего подъезда из роскошной иномарки. Для человека, уделом которого на веки вечные являлся троллейбус, это был номер. Соседи, судачащие на лавочке, на некоторое время онемели. Если бы они видели, что у него в газетном свертке!
Зина открыла дверь и по своей привычке сразу повернулась к нему спиной.
- Тебе придется прервать свой мораторий, я тебе кое-что принес, - предупредил Паша.
- А мне все равно, что ты там принес. Ты мне в душу наплевал, - как всегда бездоказательно заявила она.
Вообще-то, всей ее безапелляционности обычно хватало дня на три, потом она, как ни в чем не бывало, возвращалась к нормальному общению, но сейчас Паша не мог ждать.
- Я здесь немного накалымил, - как бы про между прочим заметил он.
- Мне не интересуют твои гроши!
- Во-первых, это не совсем гроши. Во-вторых, надо решить, что брать сначала: машину или гараж?
- Что ты мелешь? Какая машина? - она резко обернулась, и в этот момент он развернул газету и высыпал перед нею все деньги: сто двадцать тысяч.
Сказать, что Зина, никогда не державшаяся больше тысячи за раз, когда Паша, стесняясь и краснея, приносил получку, была ошеломлена, значит, ничего не сказать. Глаза ее закатились, и она рухнула без чувств. Хорошо, что еще на разобранную постель.
Он приводил ее в себя, и впервые за все время случившихся с ним перемен чувствовал на сердце некий холодок. Но это состояние быстро минуло. Зина пришла в себя и, моментально привыкнув к такому повороту событий и даже особо не поинтересовавшись, откуда деньгами, стала строить планы, как их потратить.
Казалось, что жизнь идет на взлет. Оказалось, что она катится в пропасть.
Глава 2
Первым делом Султанов выкупил ковер, доставшийся ему от матери. Он был старенький, сколько себя помнил, в семье его всегда берегли. Пылинки сдували. Когда они с Зинкой поженились, крикливые, словно галки свояк со свояченицей ее буквально растерзали. То им надо, то это. Приходили как в магазин. Сами все в золоте, а тащили все, даже рухлядь. Его жена никогда особой хваткой в урывании материальных ценностей не отличалась. Сколько он ее учил, все без толку. Последнее отдаст.
А свояки с огромадным удовольствием этим ее качеством попользовались. Он в "Конструкторе" на сверхурочных за гроши горбатился, приходил поздно, а свояки специально являлись в его отсутствие. Как-то пришел, а ковра, от матери оставшегося, нет. Зинка бесхитростно пояснила, что Галка его забрала. Им, видишь ли, нужнее. И что ты думаешь? Они его на пол постелили. У Султанова сердце кровью обливалось. Поэтому на следующий день после получения денег от "Авроры" он пошел к Донату и сказал, что хочет выкупить ковер.
- А зачем он тебе? - спросил Донат. - Хочешь, я тебе другой продам?
Тут же появилась Галка. Красивая, стерва, но крикливая, подстать имени.
- Раз человек хочет, пусть берет, - ласково, с нотками отеческой заботы, проговорила она, разве что не пропела. - Все-таки память. Только продавать такое старье это ж стыдно. Да и ноги у нас будут мерзнуть. Пусть на замену принесет. Персидский.
Делать нечего. Поплелся Паша на рынок, купил новый ковер за семь тысяч, потом приволок его на своем горбу, взмок весь. В душе угнездилось раздражение и злость на весь мир, но лишь дома, повесив ковер на старое место, он понял, нет, почувствовал, что сделал то, что должен был сделать.
События завертелись подобно крыльям ветряной мельницы, угодившей в центр тайфуна. Казалось бы, о его новом статусе никто и не должен догадываться. Книги еще даже не вышли из типографии, да если бы и вышли. Что они? Безвредное чтиво для подростков, не имеющее с действительностью никаких точек соприкосновения. Сайенс фикшн, как говорят англичане. Фикция, одним словом. Тень от реальности. Ан нет. В физике есть такое понятие - состояние покоя. Если ты капля воды в бурном горном потоке, но двигаешься с равной скоростью, какой бы она не была большой величиной, то чувствуешь себя вполне комфортно. Но стоит тебе или чуть замедлить ход или, не дай Бог, вырваться вперед, короче высунуться, то сразу ощущаешь на себе всю чудовищность давления. Другие капли бьют тебя и в хвост и в гриву и норовят вообще выдавить вон. Нечто подобное Султанов начал испытывать на себе. Не минуло после встречи с Лазарем и недели, как Пашу вызвал к себе завсектором Виктор Ильич Кандидов. Был он лыс и пучеглаз, напоминая братьев Колобков из одноименного мультсериала.
- Присаживайся, братец, посекретничать надо, - сказал он, потирая руки.
Паша внутренне подобрался. Вызов к начальству и так не сулил ничего хорошего, но вдобавок Кандидов вел себя чересчур возбужденно. Потирал руки, зыркал глазами, ерзал, будто предстоящий разговор его тяготил. Вообще то, он был очень совестливым начальником. Когда предстояло сообщить неприятную весть сотруднику, это всегда было видно по его мгновенно краснеющей лысине и избегающим прямого взгляда бегающим глазкам. И одновременно, это был редкостный хам, каких поискать.
- Настало время делить номенклатуру, - заявил Кандидов. - Тебе тяжело, решено тебя немного разгрузить. Да и Степан Кузьмич просит номенклатуру, вот мы ему и передадим твои разработки по 201-му контуру.
"Как же, попросит он номенклатуру", - подумал Султанов. Этот перекормленный боров и пальцем не пошевелит, чтобы что-то сделать по своему основному месту работы. Все время в приемной директора торчит: купи-продай, по магазинам да по кассам мотается для Аскольда, а уж директор его за это премией не обижает.
- Ну, мы, конечно, не можем просто так взять да и забрать у тебя твою работу, - продолжал тем временем Кандидов.
- Да нет что же? Пожалуйста, забирайте, - бесхитростно сказал Султанов.
Виктор Ильич глумливо хихикнул:
- Не в том смысле. "Забирайте", - он опять забулькал. - Ты ведь в таком случае остаешься недогруженным.
- Ну, тогда не забирайте.
- Ну, зачем ты грубишь, мы же для тебя стараемся. Чтоб ты не остался недогруженным, а то от лени думать не о том начнешь, - Кандидов опять ухмыльнулся. - А, следовательно, примешь у Воронцовой 301-й контур, а у Севастьянова и Гоберидзе-302-й и 303-й. Вот это я называю загрузкой.
У Паши даже в глазах потемнело от такой наглости. Дело даже не в том, что свою часть работы по 201-му контуру он практически завершил. Но то, что ему предложил Кандидов, являлось, по сути, работой всего сектора.
- Да вы с ума сошли! - воскликнул он. - Стыковочными работами по этим контурам весь сектор в Главке занят. Там же и срок забит. Не знаю как остальные, но у Гоберидзе там еще и конь не валялся.
- Ты выбирай выражение! - холодно произнес Кандидов, он весь подобрался, словно готовился вцепиться в Пашу. - "С ума сошли!" Ты с кем разговариваешь?
Султанов постарался подавить в себе приступ праведного гнева. Ни к чему хорошему в разговоре с начальством это привести не могло. Виктор Ильич, оправдывая свое имя, переводимого с греческого как победитель, не терпел никакого противления своим решениям. Такие вещи он подавлял на корню, и делал это грубо и даже обидно.
- Дело не в выражениях, а в сроках, - как можно мягче сказал Паша. - До конца месяца десять дней осталось. Ни за что не успеть. Вас же ругать будут.
- Ты тут ошибаешься, братец, - зашелся в смехе Виктор Ильич. - Ругать меня не будут. С чего бы это? А вот тебя, братец, в случае чего уволят.
- Да за что меня уволят? - вскричал Паша. - За то, что на меня всю работу сектора повесили? А остальные что будут делать? Кроссворды разгадывать и премии получать? Да я уже забыл, когда в последний раз хорошую колбасу ел. Понабрали тут блатных!
Про блатных это он зря. Глаза Кандидова хищно сузились.
- Ты чего это несешь, сопляк! - рявкнул он.
На крик просунулась лисья мордочка секретарши, но, распознав разнос, секретарша сочла за лучшее вообще исчезнуть из приемной.
- Развел ту демагогию! Хочу, не хочу! Сказано и будешь делать все, что тебе скажут!
- Вы еще крупу смешайте - гречку с рисом и заставьте перебирать!
- Что-что? Так ты отказываешься работать?