Картазаев велел Мошонкину заканчивать мокрое дело, потому что настало время ехать за зипом. Взяв на прокат очередную машину, поехали в инфекционку. На посту на обводной дороге были остановлены ГАИ, но Картазаев к этому времени успел налепить на стекло уменьшенную копию флага, бирку техосмотра, и вписать в копию страховки номер авто. Причем все было настоящее. Он фуфло не держал. Только настоящее, с фабрики госзнака.
Когда подъехали к больнице, Картазаев сунул Мошонкину газовый пистолет, велев не стрелять против ветра. Иван даже обиделся. Не замечая его обиды, Картазаев зашел за обшарпанные ворота и быстрым шагом направился к главному корпусу. Мошонкин догнал и на ходу спросил, почему тот так уверен, что в больнице нет засады.
- Бельцова нет резона стеречь. Он никуда не может убежать. Транспортировать его тоже нет никакой возможности. Надо полбольницы разрушить, чтобы его вынести. К тому же зачем его куда-то вести? По большому счету его уже списали со счетов. Так что засады здесь нет, но имеется человек, которому даны указания, чтобы звонить куда следует, если кто будет интересоваться больным.
Они беспрепятственно вошли в здание и продолжили путь по обшарпанному продуваемому всеми сквозняками коридору. На гулко отдающиеся шаги из-за одной из дверей выглянул небритый человек в несвежем белом халате с пятнами от хлорки.
- Мы из облздрава, - Картазаев показал очередные корки. - Вы кто?
- Дежурный врач Коромыслов, - небритый громко икнул и извинился, от него разило луком и спиртом.
- Нам надо задать несколько вопросов о больном Бельцове.
- Я ничего не знаю, - дежурный сделал попытку закрыть дверь, решительно Картазаевым пресеченную.
Отжав дверь вместе с врачом, он вошел в кабинет, Мошонкин последовал за ним, аккуратно притворив за собой.
- Проходите, товарищ врач, - вежливо сказал он.
В кабинете имелось зарешеченное и донельзя захватанное окно. Из мебели выкрашенные белой краской стол и табурет. На табурет тотчас уселся Картазаев.
- Когда к вам поступил больной Бельцов?
- У меня уже тысячу раз спрашивали.
- А про личные вещи спрашивали? Он при вас поступил?
- Не в мою смену, но вещи действительно я принимал. Про них никто не спрашивал кстати.
- Чемодан при нем был?
- Не помню. Все что было, я сложил в бельевую. По инструкции надо было в дезинфекцию, но у нас уже давно ничего не работает.
- Покажите.
- Сами найдете. В конце коридора, там еще надпись на двери.
- Проводить надо, если Владимир Петрович просит, - встрял Мошонкин, но Картазаев пресек и его, сказав, что не будут утруждать дежурного врача.
Однако когда они вышли, Картазаев не спешил уходить и пинком распахнул дверь. Дежурный истерично тыкал трясущимися пальцами в мобильный телефон.
- Кому звоним? - поинтересовался Картазаев, подходя и выколачивая содержимое трубки о край стола, словно табак из трубки. - Иди дорогу показывай, я передумал.
В бельевой среди застарелых простынь выделялись две кучки цивильных вещей. Врач указал на нужные, и Картазаев сразу узрел зип.
- Как же они про вещи забыли? - недоумевал Мошонкин.
- Обычное раздолбайство.
- А вы как же?
- А я про раздолбайство знал.
Внезапно в тиши брошенной больницы раздался громкой стук. Картазаев зажал рот врачу, чтобы ему не вздумалось крикнуть.
- Кто это может быть? - спросил он и слегка ослабил хватку.
- Н-не знаю, - заикаясь, ответил врач, его трясло.
- Чего ты так боишься?
- Н-не по себе мне. Особенно ночью. Как-будто ходит кто-то.
- Здесь есть еще кто-нибудь кроме тебя?
- В том то и дело, что никого. Один я дежурю. За двойной оклад записался. Раз в сутки нам еду привозят, но сейчас еще рано. Слышите?
Опять раздался неразборчивый стук, нечто вроде мычания, стон. Вязкие шлепающие звуки, как-будто войлочными валиками бьют в стену. Как будто хотят докричаться. Картазаев уже понял, но у него в планах не было этой встречи.
- Это больной! - горячечно заговорил врач. - Никогда такого не было! Наверное, ему плохо. Надо укол сделать. Мне нужно идти.
- Вместе пойдем, - решился Картазаев и предупредил Мошонкина. - Готовь нервную систему к небольшому психическому удару.
Тот выгнул грудь колесом и вообще смотрелся молодцом.
- Ну-ну, - только и сказал на это Картазаев.
Они прошли к двери с висящими рядом грязными повязками, но пользоваться ими уже не стали. Не успел врач открыть дверь, как стена содрогнулась от тяжелого вязкого удара. Бесформенная туша серого цвета билась в конвульсиях. Слои жира пучились под морщинистой кожей, норовя прорвать ее и выплеснуться наружу отвратительными струями. Разбухшее тело занимало практически все свободное место, так что голова оказалась втиснута в крохотный закуток под потолком. "Ему, подишь ты, и света не видно", - подумал Картазаев. Из угла послышалось:
- А-я! А-я!
- Это я уже слышал! - крикнул Картазаев. - Говори, что хотел сказать!
Но Бельцов продолжал бессвязно выкрикивать одно и то же. Со стуком сбитой кегли упал в обморок Мошонкин. Они с врачом взяли парня за руки - за ноги и потащили прочь. Все равно здесь было больше нечего ловить. Картазаев остановился у бельевой и уставил на нее палец:
- Кроме вещей Бельцова там были еще чьи-то вещи. Чьи?
Врач смутился и стал нести околесицу о забытых вещах.
- Врешь, доктор, - просто сказал Картазаев. - Когда приехали федералы, они выселили всех остальных больных. Стало быть, каждый забрал свои вещи. А почему остались вещи ЭТОГО больного?
Врачу ничего не оставалось, как признать, что больной умер и похоронен на больничном кладбище.
- Показывай могилу, - велел Картазаев. - Лопату возьми.
За больницей располагался густой осиновик. Стволы стояли как на подбор седые, на ветках серые бесцветные листья. Картина смотрелась мрачно, словно природа вобрала в себя муки умирающих больных, до которых никому не было дела. Вобрала и трансформировала в изломанные стволы, ржавые, словно окровавленные пни. Многолетний сухостой, напоминающий слой высохших костей. В глубине леса как апофеоз картины распада располагалась поляна с рядами оцифрованных могил. Ни дат, ни имен. Только молчаливые ряды закопанных покойников. Поляна была запущена донельзя. Поросла многолетней травой, тоже седой и длинной, напоминающей неопрятные лохмы старухи. Врач указал на одну из могил, и когда Картазаев велел копать, даже стал копать. Сердобольный Мошонкин, не терпящий, чтобы кто-то работал, а он в это время бездельничал, спрыгнул следом и стал энергично помогать. Вскоре он уже копал один, выбрасывая землю наверх словно экскаватор, а доктор стоял сзади, облокотившись на лопату.
- Зря ты в могилу полез. Примета плохая, - заметил Картазаев.
Он подозревал, что доктор что-то замышляет совсем не во врачебном стиле, но едва не прозевал момент, когда тот протянул к спине Мошонкина нечто, на поверку оказавшееся хирургическим скальпелем. Картазаев со всего маху шваркнул об голову несостоявшегося убийцы глиняным ком побольше, потом вытянул Мошонкина наверх.
- Владимир Петрович, земля старая, засохла уже, - подал голос Мошонкин, вытряхивая ее с волос.
- Крестьянина не обманешь! - поднял палец Картазаев. - Все расскажешь или будешь и дальше дурковать? Ты уже в могиле, осталось только закопать.
Грязный доктор с трясущимися руками стоял в им же углубленной могиле и даже у Мошонкина вызвал сочувствие.
- Может, пожалеть его? Сейчас заплачет, - заметил он.
- Будешь лезть, тебя тоже закопаю, - зло предупредил Картазаев.
И в этот момент доктор не выдержал.
- Все расскажу, только вытащите меня отсюда!
- Конечно, вытащим, мы же не звери, - согласился Картазаев.
Глава 6
- Приехали за ним ночью на иномарке, - рассказал доктор, когда они вернулись в кабинет, и сердобольный Мошонкин дал ему прикурить, теперь он держал папиросу в трясущейся, измазанной глиной руке. - Мужчина. Я его раньше здесь не видел. Коренастый, спортивный. Одет безо всяких там золотых цепей. Рубаха, правда, дорогая. Шелковая.
- С короткими рукавами? Татуировки не было на запястье в виде браслета? - спросил Картазаев.
- Татуировка была, но не браслет, а якорь. Тут же море, своя специфика. Даже если не матрос, норовит себе якорь прописать. Мужик мне и говорит, лежит тут у вас больной Одегов, мы, стало быть, от родственников и его заберем. Он уже и фамилию знал! Хоть мы это, сами понимаете, не афишировали нигде.
- Конечно, он же родственник, - возразил Мошонкин.
- Никакой он не родственник! Мужчина сразу сказал, что документов, удостоверяющих родственную связь, у него нет, и вместо этого дал мне триста евриков. Все равно, говорит, он у вас умрет, а мы его лечить будем. И добавил, не все равно мне, про этого больного давно все позабыли. Действительно, как привезли, так после этого больше никто и не вспоминал.
- Кто, кстати, привез?
Доктор вскочил, занавесил окно и только после этого сказал:
- У нас зеки тогда лежали. Я слышал, как один сказал, что эти люди работают на Костю Костогрызова. Но я вам этого не говорил. Так вот столковался я с мужиком за 300 евриков, он загнал свою тачку в больничный двор, там у него еще лебедка была, мы крюк зацепили за помост, на котором Одегов лежал, ну и выволокли через коридор. Больной к тому времени не успел вес набрать и в дверь еще проходил.
- Так что, он тоже был болен элефантизмом? - изумился Картазаев.
- Ну да. Разве я вам не сказал? Тот еще жиртрест. Когда его отморозки Костогрызовские привезли, был он чуть более центнера. "Родственник" его забирал уже центнера три.
- А этот "родственник", он бледный был как тень, - Картазаев сразу подумал о своем знакомце из ГАИ.
- Нет, цвет лица нормальный. Накачанный такой здоровяк.
- Ну ладно. Пойдем, вещи посмотрим.
- Не стоит. То, что вас заинтересует, я сам припрятал, - с этими словами доктор достал из ящика стола из-под кучи специально наваленных скоросшивателей желтый плотный листок.
Он был испещрен рядами цифр, некоторые цифры выколоты иголкой, другие написаны. Картазаев посмотрел на свет, и выколотые цифры образовали причудливую картинку, впрочем, бессмысленную.
- Одегов ее в пакет обернул и проглотил. Не хотел, видно, чтобы костогрызовским досталось. Ну а потом, когда пакет естественным путем вышел, я его подобрал и сохранил.
- Вопрос напоследок. Почему сразу правду не сказал, на кладбище повел? С двоими ты бы все равно не справился.
Доктор повел себя странно: снисходительно улыбнулся и одновременно с намеком кивнул за спину. Там было окно, за небольшой поляной ветер шумел в осиновике.
- Мне бы ОНИ помогли. Родственники евонные. Только не смотрите сразу, - предупредил доктор. - Видите их?
- Кого? - подавлено спросил Мошонкин.
Доктор опять хитро сощурился.
- Там они прячутся. Боюсь их, - шепотом признался он. - В лесу они собираются. Другие элефанты. Я их сородича за 300 евриков продал, теперь они мстить будут. Они съесть меня хотят. Когда я вас на кладбище повел, думал, они на вас кинутся, но они пока сытые, никого не трогают. Но это временно, поверьте мне как специалисту. Зараженным требуется слишком много калорий для поддержания веса, одними буханками хлеба тут не обойдешься. Им нужна белковая еда. Они же все потенциальные людоеды!
От его слов повеяло зловещим смыслом. Хоть было понятно, что у доктора не в порядке с психикой от долгого сидения один на один со странными больными, но настроение он создал мрачное. Даже вечереющий лес выглядел сурово притихшим и создавал ощущение опасности.
Картазаев совершенно неожиданно хлопнул затихшего Мошонкина по плечу, тот едва со стула не навернулся.
- Не слушай нашего доктора, он спирт неразбавленный потребляет, - а у заговаривающегося специалиста спросил. - На какой машине Одегова увезли?
- Не разбираюсь я в марках. Но номер записал на всякий случай. Хотел за деньги продать, но теперь уж все равно недолго осталось, - он махнул рукой в сторону леса.
Доктор провожал их до самых ворот, оглядываясь на осиновик и отслеживая передвижениями незримых врагов, и все повторял:
- Затишье временно, так и знайте!
В последнее время неизвестные фискальные системы не давали высунуть голову, вернее включить компьютер, чтобы не дать о себе знать и попытаться засечь надоедливого пользователя. У Михаила Бзилковского началась ломка, когда он свыше пары дней не садился за клавиатуру. Он совсем бы зачах, если бы не обнаруженная им менопауза в работе "полей Бзилковского". Длилась она ровно час, с двух до трех ночи. В этот промежуток "поля" словно вымирали, и комп был способен работать в обычном режиме.
В силу понятных причин Миша решил не затрагивать тему "Гелиона", занимаясь сугубо личными вещами. Хакера давно интересовало его происхождение. С самого детства он часто видел мать во сне. Она представала ему в образе молодой смеющейся девушки, каждый раз новой, ведь у него не было даже фотографии. Он и имя матери узнал случайно. Один раз, когда еще отца не выгнали из школы, старшеклассники подлили ему в чай коньяк, он пришел совсем пьяный. Всю ночь Олег Олегович лежал на полу в одних трусах и звал:
- Наина! Почему ты ушла?
Миша использовал оставшийся ему час, рассылая запросы во всевозможные инстанции, включая закрытые базы, о судьбе Наины Бзилковской. Примерное время, когда она бросила семью, а также предположительный возраст он знал. Больше ему ничего не было известно: ни рода занятий, ни образования, но сыновний эгоизм убеждал, что это была необычная женщина. Она могла быть секретным агентом, разведчиком. Правда, потом, когда поиски постепенно зашли в тупик, тот же самый эгоизм вывернул все наизнанку. Теперь он, изнывая от сладкой боли, искал мать среди преступников и наркоманов.
Ему удалось обнаружить достаточно Бзилковских, среди которых было немало Наин. Но все это было не то. Он смотрел в высвеченные фотографии, и сердце оставалось безучастно. Тогда он пытался связать имена и крупные события. Например, не было ли Наины Бзилковской среди пассажиров взорванного террористами "Боинга" или среди жертв землетрясения.
Так он и кружил, пока не понял, что кривая снова вывела его к "Гелиону", хотя он этого и меньше всего хотел, это было опасно, и в ужасе выключил комп. Он ворочался на койке, ставшей в одночасье плахой, и пытался вдавить в себя сон, а тот все не шел, а когда он заснул, то увидел самый настоящий кошмар, самым безобидным в котором был выключенный и умоляющий человеческим голосом компьютер:
- Включи меня, сынок! Я спасу тебя!
Когда он проснулся, то понял, что если он сейчас не включит компьютер, то сойдет с ума. Он подсел к компу и загрузил "поля Бзилковского". Аппарат загремел старым усталым диском, но чутким ухом Миша уловил новые нотки. В технике оказались задействованы мощности, о которых он и не подозревал, а потом суровую лепту внес ускоритель-и пошла писать губерния.
После надписи, что задействован старый канал, на монитор полезло нечто объемное, состоящее из многих переменных величин, и Миша с изумлением понял, что открытые им "поля" лишь малая толика существующего информационного изобилия. Он сбросил данные в буфер, но информация все прибывала, ей не было конца, планы пошли, схемы, табулеграммы. Мишу охватил сладкий ужас оттого, что его вот-вот вычислят, и одновременно он испытал дикое возбуждение, возрастающее с каждой секундой, с каждым вновь полученным файлом. Не имея сил больше сдерживаться, он испытал настоящий первый в своей жизни оргазм.
Он уже ничего не соображал, сидел с вытаращенными глазами, когда зажегся свет и Феликс издевательски сказал:
- А я думал, кто здесь орет, а это братишка односторонним сексом занимается. Но ничего, Миша занимайся, это говорят полезно, только на стул постели что-нибудь, коллекционная надо сказать мебель.
Миша ничего не сказал на это, только руки его шарили по столу, ища кнопку экстренного выключения, не имея сил оторвать взгляд вытаращенных в ужасе глаз от монитора. Он застыл, как застывают артиллеристы, видя наводимое прямо на них беспощадное дуло танка.
С неприятным дребезжащим звуком из центра монитора вытянулся яркий световой пунктир, словно от лазерного прицела. Комп затих, будто подавился, понимая, что жить ему осталось ровно столько, сколько лучу понадобится, чтобы найти цель.
- Выключай, идиот! - крикнул Феликс, и Миша словно опомнившись, оторвал взгляд от ползущей, словно тарантул красной спицы и вдавил кнопку.
Луч втянулся в монитор. Монитор полыхнул белым, да таковым и остался навек. Компьютер горел открытым пламенем, стрелял лопающимися от температуры дисками. Миша, презрев боль, выхватил один из раскаленного нутра. Того корежило и пузырило. Словно пирожок Миша перекидывал его из руки в руку, это было все, что осталось от памяти.
- Что здесь происходит? - отец стоял в дверях, очков у него по-прежнему не было, и он смотрел на них, оттягивая веки. - Миша у тебя штаны мокрые, но это в твоем возрасте бывает. Просто ты начинаешь превращаться в настоящего мужчину, как и твой отец. Вы не находите что пахнет горелым?
- Как ты думаешь, они нас не вычислили? - спросил Феликс, игнорируя отца, словно его не существовало в природе.
- Тогда они были бы уже здесь. Я думаю, это была программа-ликвидатор. Жест отчаяния, когда они поняли что им не вычислить Жильбера Мукалтуша никогда.
Феликс скептически покачал головой, разглядывая компьютер, изуродованный, словно от прямого попадания снаряда. "Если это жест отчаяния, тогда какой же у "Гелиона" жест агрессии?" - подумал он.
Генерал Керенский свою работу любил, потому что за нее получал много денег. Он продавал все: адреса и фамилии важных свидетелей, финансовые данные на бизнесменов и бизнесвуменов, листы из уголовных дел и за особую плату сами уголовные дела целиком. Вскоре он стал уважаемым человеком. Все знали, что у него железное слово, и что если он сказал, то продаст все.
Запрос о личности Одегова Картазаев передал в Москву. Курировавший всю операцию полковник Корцев узнал об этом и решил опередить выскочку, связавшись с местным УВД, хоть и был предупрежден, что оно имеет высокую степень коррумпированности.
Получив ценную информацию, Керенский почуял золотую жилу. За нее можно было выручить неплохую надбавку к жалованию, особенно если потрудиться и немного жилу разработать. Работать его люди умели. Это перед видеокамерами местного телевидения они усиленно разводили руками и валили все на отсутствие бензина и спецтехники. "Птенцы Керенского" носом землю рыли, если чуяли, что можно подзаработать.
По номеру машины они установили, что и должны были установить, а именно, что по номерам владельца не установить. Машина была взята на прокат в фирме "Шумахер" на подставное имя. Работавшие в этот день диспетчеры естественно ничего не помнили. Времени прошло много, клиенты все на одно лицо. Владелец фирмы господин Курилов вообще от всего этого был далек, уверяя оперативников, что в текущие дела не влезает. Тогда за него взялись по настоящему. В конторе побили кое-какую офисную аппаратуру, включая факс за пару тысяч евриков, сотрудников, а самого господина Курилова очень неудачно зажали в косяк. И они сказали все.