Вдвоем они упаковали ужасный груз в мешок, сунули туда же злосчастную книгу, застегнули молнию, потом осторожно закрыли окно, носовым платком досуха вытерли подоконник, вынесли ношу на площадку черного хода и еще раз, с неимоверной тщательностью, прошерстили весь номер, пока твердо не убедились в том, что ни малейших следов пребывания П. К. Миллера в помещении не осталось.
Не зажигая свет на черной лестнице, они, сдавленно пыхтя и оступаясь, отволокли вниз мертвеца, который порядочно-таки оттянул им руки. В подвале имелась лопата, и после часа каторжной работы, спеша, нервничая, весь взмокнув, Федор вырыл в глинистом грунте глубокую яму - и в этой яме, под неровный свет "летучей мыши" и сдавленное, секущееся дыхание двух случайных могильщиков, нашел последнее пристанище непостижимый и зловещий П. К. Миллер.
Затем управляющий и портье перебросали штабель кирпичей на прямоугольник вскопанной и тщательно утоптанной земли - как будто так и было. Через третий этаж они вернулись в вестибюль, заперев все двери, и все сошло благополучно, никто не шелохнулся в гостинице - да и время было самое что ни на есть глухое, темное, четвертый час ночи. Дождь прошел.
Утром, в восемь тридцать, Зелинский выписал Миллера из гостиницы как выехавшего. После чего он позвонил Нестерову и попросил немедленно принять его и ночного портье "Перевала" по делу, не терпящему отлагательств, - и в десять оба они были в рабочем кабинете хозяина. Вполголоса, коротко и ясно Зелинский рассказал о произошедшем. Нестеров зло выругался - только этого не хватало! - однако с принятыми мерами согласился; сказал было, что книгу стоило бы не закапывать, а принести сюда… Но по небольшом размышлении рассудил, что это ни к чему. Скрыто - забыто! Он прихлопнул ладонью по столу, подытоживая беседу, и сказал, что завтра придет как бы с личной проверкой. И действительно пришел, совался во все углы, делал выволочки служащим, потом спустился в подвал, смотрел придирчивым глазом, но не усмотрел ничего подозрительного. Ажур! Он выбрался из подвала и заметил, что теперь остается только уповать на судьбу. Жить - и уповать.
И они продолжали жить. И судьба оказалась милостива. Никто не вспомнил П. К. Миллера, никто не разыскивал его и не интересовался им, и никогда не нашлись его исчезнувшие вещи. Кирпич пролежал три года, пока его не забрали во время ремонта, - и решительно ничего уже не было заметно. А новый штабель сложили в другом месте. И не содрогнулся "Перевал", никакая жуть не тревожила его обитателей, чего, надо признать, несколько побаивались Зелинский с Федором… Скрыто - забыто! Так было до сего дня.
- …сего дня, - завершил рассказ Федор. Снял фуражку, пригладил пальцами волосы и снова надел ее. - Вот так.
- Так, - повторил я. Помолчал чуток. - И кто же он был, по-твоему, Миллер этот?..
- Не знаю, - коротко ответил он. - Не задумывался об этом никогда. Зачем?
Да, подумал я. Действительно, зачем?..
- Но мне ты рассказал. А это зачем?
- Потому что они пришли, - возразил он. - И дело, кажется, скверное. Они пришли через пять лет. За ним… или зачем, не знаю, но пришли. Да.
- Это они? - спросил я. - Ты уверен?
- Да. - Я узнал по "дипломату" сразу. У седого был точь-в-точь такой же "дипломат", как у него. Но не только. Зелинский умер, вы ведь знаете. Месяц как умер. Похоже, они ждали, когда не станет тех, кто сможет распознать их. Время пришло.
- Не понимаю тебя, Федор. Ты ведь жив?
- Жив, - ухмыльнулся он.
- Как же?..
- Меня здесь не было в ту ночь, - сказал Федор, - выдержал паузу и вторично ухмыльнулся. - Во всяком случае, официально. Это было не мое дежурство, я подменял тогда другого сторожа, Мишу Прибылова. Документально дежурил в ту ночь он.
Федор умолк.
- Ну и?..
- Он погиб в аварии два с половиной года тому назад.
Я помолчал, усваивая сказанное, потом спросил:
- Зелинский знал, что ты на подмене?
- Нет. Хотя мог бы, конечно, график дежурств посмотреть. Но не посмотрел… А я не стал ситуацию запутывать. Так все и осталось. Ну а Нестеров тем более не знал.
- Ясно. Да, пожалуй… А… так, выходит, они вбили этот штырь точно в то место, где…
Я не закончил.
- Ну, судя по вашему рассказу, да.
- И присоединили к нему медный провод, который провели в свою комнату… Зачем?
Федор усмехнулся.
- Антон Валерьянович, - сказал он с легкой укоризной в голосе. - Я предпочитаю не задавать себе вопросов типа: зачем, почему?.. Так проще жить. Я думал, что вы уже поняли это.
Я улыбнулся в ответ:
- А то, каким я тебя видел до нынешнего дня, - это тоже из серии: "так проще жить"?
- Точно так. - Федор кивнул вполне серьезно.
- Хорошо! - Я энергически прошелся по ковру, пнув носком ботинка складку. - Тогда попробую я. Пять лет назад сюда является некий… м-м… субъект, имеющий какое-то касательство к потусторонним силам. Так?
- Не знаю, - упрямо повторил Федор. - Я вам этого не говорил.
- Не говорил. Хорошо. Тогда так: я делаю свои оценки на основании изложенных тобой фактов. С этим ты согласен?
- С этим можно согласиться, - признал он. - Только потише… Что-то мы расшумелись.
- Да-да, - понизил голос я. - Итак, предполагаем: является некто загадочный. Что его принесло именно в "Перевал"?.. Да-да, понимаю, это я просто сам себя спрашиваю, риторически, так сказать… Ладно! Мы не знаем. Можем лишь предполагать, что какие-то причины у него были… Равно как и причины занять девятнадцатый номер - именно его и никакой более… Так! Но этого, конечно, мы не знаем тоже, как и того, что произошло ночью… той ночью.
Федор сдержанно засмеялся:
- Вот видите, Антон Валерьянович. Мы не знаем, в сущности, ничего. И этого, строго говоря, не нужно - знать. Факты никогда не объяснят глубин происходящего. Но их связь достаточно говорит нам.
Я несколько секунд задумчиво глядел в пол, затем поднял на Федора просветленный взор:
- Да. Ты прав. Достаточно. Надо думать.
Мир изменился весь. Упали стены, и он стал огромным. Я захлебнулся свежим ветром. НАЧАЛО СКАЗКИ.
- Не надо думать, - мягко возразил Федор. - Надо действовать.
- Что ты предлагаешь? - спросил я.
- Я предлагаю вызвать милицию, - твердо сказал он. - Конечно, если б Нестеров… но раз уж нет, так нет. Нашего участкового нового, как его… Липеева. Вы ведь его знаете, у вас с ним отношения добрые… и без лишнего шума.
- Ты с ума сошел, - сказал я. - Ты представляешь, что это: впутывать сюда милицию!.. А потом: на каком основании мы будем вламываться в номер?!
- Антон Валерьянович, - терпеливо, как дефективному, сказал мне Федор. - Я и сам не любитель фараонов. Но дельце-то тут поганое… Нам с вами вдвоем не справиться. И вламываться не надо. Проверка паспортного режима - святое дело! Постучаться в дверь, проверить паспорта… а там уж по ситуации действовать.
- А что я Липееву скажу?
- Скажите, мол, два подозрительных типа… бдительность, туда-сюда… про провод этот не говорите пока ничего…
- Как же! Они же обязательно скажут, что это управляющий, дескать, помогал нам этот провод тянуть!.. Если уж участкового звать, то надо сразу про этот провод говорить! А представляешь, если все в конце концов раскроется и выплывает наружу и обнаружится труп Миллера, - представляешь, какой будет скандал?!
- А хоть и будет. Карпычу теперь все скандалы ниже пояса. А мы-то с вами ничего про этот труп не знаем… да, собственно, и он тоже, так ведь? Если кто и знал - так это Зелинский и Прибылов. А с них взятки гладки.
- А почему ты полагаешь, что эти… считают, что в курсе только Зелинский и Прибылов? Почему они не включили еще кого-то в круг подозрения?
- Опять "почему", Антон Валерьяныч! - засмеялся Федор. - Опять "почему", да сразу два… Но впрочем, если всерьез, так ведь тут простая логика, я ведь говорил уж: они появились после смерти именно этих двух человек… Это, конечно, тоже допущение… А вот, кстати! - вдруг оживился он. - Скажите мне, Антон Валерьяныч, вот что: открывали они, не открывали свой "дипломат"?
Я призадумался:
- Хм… Ты знаешь… я это как-то упустил из виду… то есть совершенно не вспомню… Хм! Нет, не могу сказать.
- Раз не помните, значит, скорее всего не открывали… нуда ладно. Ну, решайте, Антон Валерьянович! Что делать будем?
- Что делать, - заговорил я решительно. - Делать вот что: давай-ка для начала как следует мозгами пораскинем. Что будет, если мы вызовем Липеева под тем предлогом, что у нас в девятнадцатый номер вселились некие подозрительные личности?.. Рассмотрим возможные варианты. Первый: ничего подозрительного участковый не усматривает, извиняется, козыряет и удаляется. Тогда они скорее всего понимают, что визит не случаен… и что?.. Они принимают меры. Какие - мы не знаем, но вряд ли эти меры будут к нам дружественны. Хорошо. Теперь второй случай: обнаружив какую-то там непонятицу, он предлагает им пройти… Их реакция?
- Понятия не имею, Антон Валерьянович.
- Не имеешь… Вот и я тоже не имею. Что они могут сделать? Их возможности?.. Они вогнали медный штык в могилу Миллера и от него протянули медный же провод… Почему медный?.. Кстати! Книга!.. Вот! Известно ли им, что книга похоронена там же? Это, надо полагать, очень важный, важнейший фактор!.. И мы не знаем. И здесь - не знаем, не знаем!.. Черт! Уравнение с неизвестным количеством неизвестных! Ладно. Итак, можно предположить, что с помощью этой конструкции… этого фиктивного громоотвода они надеются вытянуть из могилы… что? Некую магическую силу?.. И что тогда они смогут сделать?
- Антон Валерьянович! - Голос Федора дрогнул, и он отчаянно зашептал: - Ну ведь мы так можем бесконечно рассуждать! Время! Время ведь идет, ведь надо что-то делать!.. Ведь вы сами посудите - факты!.. Пока это курьезы, но ведь вы же видите, что это может обернуться хуже!.. Что они могут натворить, подумайте!.. Я понимаю, неохота связываться с милицией, я понимаю вас. Но ведь вы видите!.. Не тот здесь случай, чтоб выгадывать, чтоб мяться да гадать, как да что!.. Некогда, поймите!
- Ладно, ладно, - остановил я его, испугавшись, что взволнованный швейцар вдруг да начнет орудовать сам и все похерит. - Ладно! Давай так: для начала я сам к ним поднимусь, стукну под каким-нибудь предлогом, посмотрю. Ну а там решим. Это быстро. Дело?
- Ну, хорошо, - согласился Федор. - Давайте так. Надо скоро, пока тишина… Слышите, как тихо?
Он сказал, и я прислушался. И правда, гостиница затихла. Мирно что-то позвякивало в буфете, да заполняло пространство приглушенное, равнодушное журчание обычного жилья: звуковая сумма движений многих не потревоженных ничем людей.
- Да, - сказал я. - Да-да. Я иду. Жди тут.
И я помчался вверх по лестнице. Ликующая легкость понесла меня! Тайна! Тайна была разбросана по "Перевалу", как куски мозаики-загадки, - и совсем немного не хватало, чтобы их свести в единую картину. Обязательно решить! Мне вдруг представилось: цельная картина скажет все о нашем мире - что он есть и кто его хозяева. Я должен это знать!
Через две ступеньки я стремглав вымахнул на второй этаж и прямо в холле наткнулся на Ирину.
- Ну как? - спросил я у нее с разбегу. - Все спокойно?
- Да, - подтвердила она. - В десятом номере двое пьют, глаза уже залили по самое некуда… А так - порядок. Тихо, все по номерам.
- Никаких больше фокусов? - понижая голос, поинтересовался я. - Вроде тех, зеркальных?
- Нет, - помолчав секунду, проговорила Ирина. - А что… еще что-то?
Не договорив, она выжидательно замолчала. Я проклял свой язык.
- Да нет, это я так… ничего. - Я принужденно засмеялся. - Ну хорошо. Анна с Лукерьей где?
- Луша… в одиннадцатом, порядок наводит… - медленно вымолвила Ирина. - А Анна, она во дворе должна быть, ковры выколачивает… Антон Валерьянович, все-таки… Что-то случилось?
- Да с чего ты взяла? Что за чепуха!
По лицу Ирины было ясно, что она видит мое возбужденное состояние и не считает его чепухой.
- А с Федькой вы говорили… это?..
- Нет, - коротко соврал я. - Это мы о своих делах толковали.
Я врал неубедительно, и беспокойство Ирины только возрастало. Но мне было не до психологии.
- Ну ладно, - сказал я. - Хватит пустяки болтать, надо делом заниматься. Не отвлекайся. Работай.
Ирина молча кивнула, а я с облегчением подумал, что как бы она ни размышляла, какие бы выводы ни делала, наружу это не прорвется: мужские гормоны и самодисциплина. Это хорошо.
- Ну, давай, действуй, - поощрил я ее. - Я в девятнадцатый поднимусь.
И я начал подниматься, нарочито неспешно, придавая своей походке уверенную вальяжность. Поднявшись, у двери я без нужды потоптался, поправил галстук, откашлялся, построжал личностью - и вежливо трижды постучал. Никакого ответа.
Я стоял, чувствуя, что не понимаю. Постучал еще раз, и опять никакой реакции не последовало. За дверью было тихо, как в могиле.
Я пожал плечами и спустился вниз. В буфете весело галдели, игриво смеялась Нина.
- Тишина, - сказал я нетерпеливому Федору. - Гроб.
- Вы как следует стучали? - с сомнением переспросил он.
- Ну, Федор…
- Нет, нет, - торопливо поправился он. - Все ясно. Что ж! Теперь у нас прямая причина обратиться: жильцы на стук не открывают. Подозрительно!
- Да, - согласился я. И снова: - Да.
- Да-да, - засуетился Федор. - Давайте. Давайте! Надо. Даже если найдут… труп, - скривившись, выговорил он последнее слово, - я ничего знать не знаю, вы год как работаете, что вам может быть известно… Гарантия! А Карпыча уже ничего теперь не шелохнет, никакие трупы. А потом: почему именно "Перевал"? Это здание раньше кому-то другому принадлежало… а еще раньше тут частные дома были. Может, это с тех времен?.. Ну, это фантазия, конечно, но ведь все-таки… да пусть даже… да шут с ним! Возьмем наихудшее: пусть эти двое все расскажут, все про Миллера. И что? Поднимут документы: книгу регистрации, график дежурств… ну установят, что дежурил Прибылов… ну и все. Может возникнуть предположение - чистое предположение, без доказательства! - что он мог сообщить Зелинскому, а тот Нестерову. Это логично, да. И что? Зелинский помер, Прибылов давно помер, а Нестеров - вот он, поди-ка возьми его за рупь двадцать!..
- Да-а… - рассеянно пробормотал я. Мысли мои завертелись. Что-то зацепило меня в этом федоровском монологе, что-то царапнуло, и я усиленно засоображал… - Неужели все-таки они, - я ткнул пальцем в потолок, - полагают, что Зелинский тогда не поставил в известность Нестерова?.. Ведь если предположить, что они ждали того часа, когда исчезнут предполагаемые свидетели, то это значит, что они не догадываются о том, что Нестеров знает, так?.. А потом, почему они ждали целых пять лет?..
Я не ждал ответа на эти вопросы, да и не нужны они мне были, ответы эти… это я так, механически говорил, все мучительно пытаясь соединить концы с концами… Что-то цепляло, цеплялось, контачило… Федор, однако, охотно подхватил нить рассуждений:
- Ну, вообще вполне можно было предположить, что не знают. Почему б Зелинскому не промолчать? И так все шито-крыто… Прибылов, кстати, был малый молчаливый, спокойный… нелюдим такой…
Все! Есть контакт!!! Есть ключевая фраза: раньше частные дома стояли! Вот оно. Десятка! Я сразу вспомнил письмо придурковатого В. В. Картушко. Частный дом Плещеева!.. Плещеева, никак А.С.?.. На этом самом месте. Да. Что тянет их сюда? Миллера? Этих? А может быть, еще кого?.. Плещеева? Разгадка?
Еще один кусок мозаики - еще шаг. Меня залихорадило. Сейчас все станет наконец на свои места.
- Ладно, - резко сказал я. - Давай так: ты звони в участок, телефон… вот. - Я перегнулся через барьер, взял записную книжку, пролистнул ее. - Вот. - Я отчеркнул ногтем номер.
- Почему я? - удивился Федор.
- Я сейчас в подсобку… Хочу в архив заглянуть, 404 посмотреть ту запись. Есть соображение, хочу проверить. Когда, ты говоришь, это случилось?.. С двадцать четвертого на двадцать пятое? Ладно.
Я взял со стола папку "На подпись" и подался было в сторону коридора, но остановился.
- Слушай, Федор… один вопрос. К делу отношения не имеющий, но… ты меня сегодня удивил, конечно. Я, признаться, так и думал про тебя, что ты таков и есть, каким себя изображал… Скажи… вот ты сторожем там, потом швейцаром… это как? Тебе это… зачем-то нужно?
Федор ухмыльнулся:
- Меня это устраивает, Антон Валерьянович… Ну ладно,
идите, я позвоню. - И снял трубку.
Я торопливо пошел, почти бегом, по коридору первого этажа. Последняя дверь налево - подсобка, где хранилось всякое барахло, в том числе и архив: все делопроизводство гостиницы по истечении года попадало сюда, в один из отсеков большого шкафа, на верхнюю полку. Всего таких полок имелось пять. Нижняя ежегодно в январе освобождалась, и все ее содержимое, согласно инструкции, отправлялось в городской архив, который выдавал нам справку о получении документов теперь уже шестилетней давности. Справки подшивались в особую папку, старые дела в. шкафу совершали переезд на одну полку вниз, а прошлогодние бумаги занимали верхнюю. С архивным делом у нас был полный аккурат.
Я в общем-то сбрехнул Федору. Никакой интересной идейки у меня не было, была трясучка близости развязки. Нетерпение. Успеть! Мне казалось почему-то, что архив поможет мне.
Дверь в подсобку была отперта. И противоположная дверь, пробитая во двор рядом с окном, тоже. В окно я увидел, как Анна выколачивает во дворе половики, развесив их на железных перекладинах. Туп! туп! туп! - доносились частые глухие удары.
Я швырнул папку на письменный стол, распахнул шкаф, полез в нижний отсек. Так… книги, не то… ага! Вот. Книга регистрации посетителей. Я отложил ее в сторону.
Теперь папки. Я выволок всю стиснутую стопку на пол, стал перебирать. Квитанции… переписка… распоряжения, протоколы… стоп! Ага, оно: дело по персоналу. Я отложил и его, а остальные сунул на место.
Ну что ж, посмотрим. Со скрипом двинув стул, я сел за стол, плюхнул дело перед собой и с неприятным стеснением посмотрел в окно. Мне не хотелось, чтобы Анна застала меня за этим занятием.
Довольно быстро я нашел график дежурства ночных портье за июль: лист скверной бумаги, расчерченный на аккуратные клеточки. Так. Двадцать четвертое… хм. Прибылов М. Все правильно.
Я засек на всякий случай номер листа, захлопнул дело и отодвинул его. Взялся за книгу регистрации, спешно пролистал шуршащие, слежавшиеся страницы, слюнявя пальцы… Двадцать пятое июля. Смотрим.
Вот она - первая запись. Миллер… выехал?.. А, так это ж утром, это Зелинский… и почерк-то бюрократа. Надо двадцать четвертого, на предыдущей странице… Ну да, вот он, другой почерк, и чернила другие. И кстати, лопухнулся здесь Федюша: если кому-то придет в голову сравнить, то и установят, что почерк этот не Прибылова, а Баклагина Федора… Так-то!.. Ну да ладно. Итак!.