- Да ты подумай, Дэйв! Только подумай! Можно слетать хоть к чертовой бабушке! Забраться в любую дыру этой Вселенной. И гораздо дальше. Ровно через год мы уже будем на Марсе. На Марсе, Дэйв! - Платт встал, упер руки в бока и мигом превратился в отважного исследователя Марса, острым глазом обозревающего окрестности. - Так-так, что мы тут видим? Ух ты, загадочные пирамиды! А вот какие-то шестиносые шибздики. Надо бы скоренько с ними разобраться - ведь у нас сегодня вечером свидание с упругими трехгрудыми венерианками! Ох, прости, Фэй, - я и забыл. Да, но на Марсе мы оставляем целую тележку Гамна для генерации атмосферы. Каких-нибудь пятьдесят - сто лет - и там будет достаточно воздуха, чтобы обходиться без этих паскудных шлемов. Потом - на Венеру. А там та же самая операция. В смысле атмосферы, Фэй, детка. Говорите, нет кислорода? Ща сделаем! Пойми, Дэйви, через какую-нибудь паршивую сотню лет человечество овладеет всей Вселенной! Это я тебе говорю! Под рукой и Марс, и Венера, и вся система Юпитера - только свистни в два пальца! А как насчет звезд? А, Дэйви? Почему бы и нет? Нефиг делать! Во-первых, на нашем корабле мы черт знает сколько проживем. Ну, и детей на всякий случай нарожаем. Пусть продолжат дело отцов, если мы вдруг откинем копыта! Ну, понял ты наконец? Как, зацепило? - Тут Платт вдруг умолк и уставился на Овинга, будто не веря собственным глазам. - Что?!! Не-ет?!!
- Нет. Нет, Лерой. Ты пойми… ну, возьмем для примера что-то одно. Скажем, эту твою идею с атмосферой. Ведь ты собираешься догружать миллиарды тонн. Вот если отрыть из почвы окислы или что-нибудь в этом роде и получать из них молекулярный кислород - тогда другое дело. А так ты нарушишь орбиты планет и…
- Ну и что? Ничего страшного, - затараторил Платт. - Вот, например, масса какой-нибудь мелкой планетки вроде Марса… - Не переставая молоть языком, он выудил из кармана логарифмическую линейку и принялся энергично водить движком взад-вперед.
- Минутку, - все-таки сумел вмешаться Овинг. - Ты опять горячишься. - Он тоже достал из заднего кармана такую же логарифмическую линеечку. Мужчины придвинулись друг к другу и оживленно заспорили.
Приуныв от такой безрадостной картины, Фэй отправилась на кухню. За ней затопали и разочарованные девочки.
Когда полчаса спустя жена гения всех времен и народов вернулась в гостиную с кофе, Платт как раз вскочил, размахивая длинными руками и выплескивая свое отчаянье, вызванное тупостью рода человеческого и Овинга как его представителя.
- А-а, ладно, - наконец обреченно махнул он рукой. - Черт с ним со всем. Все к черту. Ладно, братишка. Все-таки я сгоняю за бутылочкой. Тяпнем ради праздника. Может, тогда тебе полегчает, - добавил Платт, уже выходя со сцены и захлопывая за собой сетчатую дверь.
Овинг грустно улыбнулся и обнял присевшую рядышком жену.
- Приготовь-ка ты ему гостевую, - попросил он.
- Дэйв, но ведь у нас только та душная каморка, где кипятильник. Там даже кровати нет.
- Ничего, поспит на полу. Вот увидишь - он сам на этом будет настаивать, - отозвался Овинг и покачал головой, вдруг ощутив прилив нежной привязанности к нескладному верзиле. Лерой Платт. Такой платтовский! Такой лероистый! И нисколько не изменился за все эти годы! - Славный старина Лерой, - вздохнул он. - Надо же! Господи, Венера!
Дело шло к полудню, и весь дом сиял от ослепительного солнечного света. Жара из безоблачного неба лилась на землю золотым дождем, каким-то недвижным потоком. Воздух на склоне раскалился, как над сковородкой, - и пыльные пальмы, казалось, вот-вот переломятся. Овинг нагнулся и поднял комок сухой земли - тот мигом рассыпался в бурую пыль.
- Ну и жарища, - пропыхтел Платт, обмахиваясь своей бесформенной шляпой. - Адское пекло. - Светлые глаза верзилы казались на ярком солнце оголенными и безумными - изумленными устрицами на белой раковине лица. Потом, видно поняв тщетность своих усилий, Платт снова надел шляпу.
А вот Овинг жару любил. Да, солнце нещадно жгло голову и плечи, словно желая зажарить его живьем и сожрать на обед, - но зато все члены работали как надо, будто смазанные небесным ремонтником. Пот крошечными капельками золотистой росы усеивал все тело. Нравилась Овингу и собственная тень - и то, как она отчаянно старается вырваться из-под ног. Приятно было думать и о прохладной сени дома, и о тепле.
- Уже совсем рядом, - ободрил он Платта, упорно карабкаясь вверх.
С вершины невысокой горы видны были все окрестности. Вот жилые кварталы. Вот адвентистский колледж. Вот пищевой комбинат. Все лежало как на ладони - будто игрушечное. Аккуратные ниточки улиц, ярко-зеленые деревья. Где красные, а где голубые крыши домов.
Вот, наконец, перевал. По ту сторону горы словно открывался совеем другой мир. Голые выжженные лощины - одна за другой. Казалось, любой ливень здесь зашипит и обратится в пар, так и не долетев до поверхности. Никаких признаков жизни - аж до самого горизонта.
- Уфф, - выдохнул запыхавшийся Платт. - Ну, вот и оно. То, что нужно. Смотри, Дэйв, тыщи квадратных миль. Да, местность, мягко говоря, пересеченная. Зато у самых наших задворок. Надо же! Чуть мы про нее не забыли! Вот так идешь иногда по улице, где кругом здоровенные домины, и думаешь себе: ну и размахнулась же за какие-то паршивые триста лет наша паскудная цивилизация! Но черт меня побери! Не все мы еще изгадили! Ты только прикинь, Дэйв. Ведь с неиссякаемым запасом воды тут можно торчать безвылазно и растить на этих чертовых горах траву. Нарастить ее столько, что хоть коси! Проклятье, да ведь теперь на Земле хватит места, чтобы каждому сделаться королем!
- Ага, - рассеянно буркнул Овинг.
- Хотя все-таки большинство по натуре сукины дети… Эй, в чем дело, братишка?
Прикрываясь ладонью от солнца, Овинг напряженно вглядывался в небо на севере.
- Слышу, но не вижу, - пробормотал он.
- Что-что? - переспросил Платт. Потом тоже прислушался, пригляделся и заключил: - Вертолет.
К словам верзилы примешалось слабое отдаленное рокотание.
- Что-что? - переспросил в свою очередь Овинг. - Лерой, помолчал бы ты минутку, а?
Рокотание доносилось откуда-то очень-очень издалека. Как ни странно, это был голос, но слов спутники пока что не различали - только раскатистое невнятное эхо.
- Ага, вот он, - сказал наконец Овинг.
С севера, невесомо паря над долиной, приближалось крошечное пятнышко. Вскоре рокочущие слова сделались почти различимыми.
- Военный вертолет, - уточнил Платт, но под взглядом Овинга тут же умолк. Оба стали прислушиваться.
"Хрррр… мррр… ррумм… ррумм… - рокотал с неба механический голос. На секунду смолк, а потом снова: - Прррш… внннимманн… (манн…) - Потом уже куда разборчивее: - Пррошу вниммания (мания). Данная территорррия находится на военном полложжении (жжении). Вссем грражжданнам стррожайше прредписсывается оставваться в своих доммах (ммах) и воздеррживаться от наррушенния обществвенного поррядка (ррядка). Жилищ еввойх ни в коем сллуччае не броссать (ссать). Поррядок вскорре ббуддет поллносстью восстановввленн (овввленн). Весе наррушиттели поннессут (ссут) стррроггое наказзанние (занние). - По мере неспешного приближения вертолета голос все больше превращался в невыносимый, заполнявший собой все пространство дикий рев. Вот вертолет завис прямо над головами двух приятелей - и Овинг разглядел сверкающие на солнце лопасти, а под ними - прозрачный пузырь с двумя темными силуэтами внутри. Машина цвета хаки слегка накренялась в своем неторопливом полете, и теперь ее вытянутый корпус напоминал какое-то неведомое насекомое. Жуткий рокот ненадолго умолк, а потом с небес снова загрохотало: - Пррошшу вниммания (мания)… вниммания (мания)… вниммания (мания)…"
Овинг заткнул уши. Платт тем временем беззвучно шевелил губами. Тогда Овинг ненадолго оторвал руки от ушей и что было мочи проорал:
- Чего?
Платт, тоже надсаживаясь, завопил в ответ:
- Военное положение! - Потом верзила заголосил что-то про "дезертиров", но этого Овинг уже не разобрал.
Из плывущего в сторону шоссе вертолета продолжал реветь благим матом динамик. Провожая машину взглядом, Овинг вдруг заприметил на горной дороге странный караван. Там ползла вверх целая колонна машин и грузовиков - ползла плотно, бампер к бамперу. Главная странность состояла в крайне пестром составе колонны. Впереди - мощный колесный трактор. За ним - красный лимузин с откидным верхом. Дальше - два пыльных грузовика для перевозки мебели с бурыми бортами, три автофургона и пара седанов последней модели с сияющими алюминиевыми трейлерами. Замыкал кавалькаду небольшой бензовоз.
Овинг схватил Платта за рукав и ткнул пальцем в сторону колонны. А в следующий миг он уже скакал вниз по склону почище горного козла. Казалось, сердце вот-вот выскочит из груди беглеца, стоило ему краем глаза увидеть, как ведущая машина колонны заворачивает у вершины.
С заднего сиденья лимузина поднялся дюжий боров и прицелился в Овинга из ружья.
- Стоять!
Овинг попытался остановиться, отчаянно размахивая руками. Бетонный берег оросительного канала летел на него со скоростью курьерского поезда. Уже почти влетая в канал, Овинг успел увидеть разбегающихся по сторонам полупрозрачных мальков. Но потом каким-то героическим усилием сумел удержаться - и гора неласково приняла его бренное тело. В ушах - дикий звон. Вокруг - целое облако пыли. Овинг оглушительно чихнул и не без труда встал на ноги.
Боров пялился на него из лимузина. Ружье в руках у животного оказалось обрезом двустволки. Пыльная синяя безрукавка толстяка потемнела от пота. Рыло и крепкие лапы обгорели до цвета мокрого кирпича, на голове красовалась потрепанная спортивная кепчонка. Вооружен, похоже, до зубов: рядом к сиденью прислонено охотничье ружье, а из-за пояса торчат рукоятки двух револьверов. Щурится, сволочь. На жирной ряхе - спокойствие.
Даже какая-то безмятежность. Во рту слегка покачивается потухший окурок сигары.
- Стой где стоишь, - наконец соизволил выговорить боров. Овинг бросил взгляд влево и заметил Платта. Верзила уже успел потерять шляпу и расквасить себе нос. - Ну чего, парни, куда так спешим? - осведомился жирный.
Овинг молчал как рыба. Теперь он смотрел на переднее сиденье лимузина - туда, где, тупо глядя прямо перед собой, рассиживался молодой негр. Парень не то что ни на кого не глядел, но даже как будто и не прислушивался. Вдруг Овинг заметил, что негр прикован к рулю наручниками - точно так же, как водитель трактора и переднего грузовика. А на лицах у всех - одинаково отсутствующее, слегка удивленное выражение.
Боров несколько раз моргнул и перекатил сигару в другой угол рта. Потом качнул круглой головой в сторону измочаленного "линкольна" и спросил:
- Твоя колымага?
- Это моя, моя, - стал объяснить Платт и заторопился вперед. - Сейчас уберу.
Дуло обреза передвинулось, и Платт застыл как вкопанный.
- Не трепыхайся, - медленно проговорил боров. - А ты, Перси, давай помаленьку.
Свободной рукой негр взялся за рычаг переключения скоростей, и лимузин неторопливо двинулся с места. Оказалось, все машины скованы цепями. Цепь перед лимузином зашуршала в пыли, а цепь позади со скрипом натянулась. Вскоре с громыханием и ревом моторов тронулась вся кавалькада.
Вот вперед пополз трактор. Упершись широким деревянным бампером в "линкольн", он принялся сталкивать машину Платта с дороги. Неумолимо теснимый трактором, "линкольн" рывками перемещался к обочине. Вот правое колесо уже повисло над пропастью. Трактор все давил, мерзко скрежеща на малом ходу. Наконец "линкольн" стал сползать в узкую расщелину меж домом Овинга и дорогой. Покачался-покачался - и со страшным грохотом рухнул к самой стене дома. Послышался испуганный детский визг, а с крыши посыпалась черепица. Колеса "линкольна" еще какое-то время, обреченно повертелись в облаке пыли - а потом замерли.
Кавалькада замедлилась, будто товарный состав - и тоже замерла. Боров снова перевел свинячьи глазки на Платта и Овинга. Неспешно перевел. Будто где-то у него внутри со скрежетом вращались громадные шестерни. Опять поморгал, пожевал холодный окурок и спросил:
- Зачем тут машину поставили?
Краешком глаза Овинг заметил лицо, мелькнувшее в окне домика. Тогда он через силу ответил:
- Этой дорогой никто не пользуется. По ту сторону - только заброшенное ранчо. Да и вообще она непроезжая - там дальше тупик.
Боров долго переваривал сказанное. Затем уже привычным для Овинга движением перекатил сигару в другой угол рта.
- Заброшенное, говоришь? - Скривился, опять пожевал окурок, потом вытащил его, смачно харкнул на дорогу и вставил игрушку обратно. - И как, большое?
- Что, ранчо? Не знаю, - еле ворочая языком, пробормотал Овинг. Платт тем временем грустно разглядывал свою машину, что встала на вечную стоянку у стены дома.
Боров устремил на Овинга пристальные глазки.
- Так видел ты его или нет?
- Только издали. В смысле - сам дом. Я же говорю. А обо всем ранчо я толком ничего и не знаю.
Жирные мозги медленно шевелились.
- Что, один дом?
- Я больше ничего не видел. Правда.
После очередного раздумья боров нехотя кивнул. Потом пристроил обрез у колена, достал из кармана безрукавки грязный листок и огрызок карандаша. Старательно провел на бумажке жирную линию.
- Лады, - проворчал он наконец. - Хрен с ним, с ранчо.
Все так же неспешно убрав в карман карандаш и бумажку, жирный подобрал обрез и снова впился взглядом в Овинга.
- Здешний? Овинг кивнул.
- А кто еще тут с тобой?
- Никого, - выдавил из себя Овинг. - Только я и мой друг.
- Не ври мне. Не советую. Чем занимаешься?
- Экспериментальной физикой, - с трудом выговаривая слова, произнес инженер. В ответ он ожидал по меньшей мере изумленного хмыканья. А боров только кивнул:
- Этот что, тоже?
- Да.
Боров какое-то время негромко сопел, упираясь взглядом в землю у ног Овинга и то и дело перекатывая вонючий окурок из одного угла рта в другой. Наконец разродился указаниями:
- Идите сюда. Оба. Ты встань здесь, а ты за ним. И гляди своему корешу в затылок.
Когда приказ был выполнен, боров выбрался из лимузина и встал позади двух друзей.
- Шагом марш, - скомандовал жирный.
Все трое зашагали к дому по подъездной аллее. Боров на ходу спросил у Овинга:
- Слышь, ты, твоя баба стрелять умеет?
- Нет, - с тяжелым сердцем ответил Овинг. Ответил чистую правду.
В тягостном молчании подошли они к тенистой веранде и открыли дверь. Фэй с девочками ждала в гостиной.
- Краснов моя фамилия, - представился боров. - Герб Краснов. Слесарил в Сан-Диего на судоремонтном. Семь лет горбатился. А до того в морской пехоте служил. Так что не дергаться - мигом уложу. Это мне как гвоздь вогнать.
Жирная ряха Краснова почти ничего не выражала. Вот уж точно - кирпича просит. Короткий приплюснутый нос. Рот и подбородок сливаются в одно с толстыми щеками. Зато свинячьи глазки будто взяты напрокат с другого лица - то мутнеют, то вдруг так и сверлят пристальным взглядом из-под лохматых черных бровей. В разговоре Краснов почти не скалился, но в один из таких редких моментов Овинг заприметил, что вместо зубов у бывшего слесаря лишь кое-где торчат гнилые бурые огрызки. Мощные лапы густо поросли черной шерстью - хоть стриги и вяжи свитера. Вокруг срезанных до самого мяса ногтей - черные ободки, как у любого нормального работяги. В своей потрепанной кепчонке, с жирным брюхом под засаленной безрукавкой, Краснов запросто мог сойти за ремонтника из гаража, грузчика или водителя самосвала. Овингу подумалось, что за свою жизнь он встречая тысячи таких, как этот боров - вот только никогда не сталкивался с ними вплотную.
Краснов сдвинул кепчонку на затылок - и сразу постарел лет на десять. Оказалось, потные жидкие пряди облепляют опаленный солнцем почти лысый череп. Сидя на стуле у окна, бывший слесарь в упор изучал Овингов и Платта, что сбились в кучу на тесной тахте. Обрез Краснов пристроил на колене - прицелиться и выстрелить боров мог в любую секунду.
- Баба моя уже пару лет как подохла, - неторопливо произнес Краснов. - Нету у меня никого. На всем белом свете. Вот я и прикинул - не пойти ли тебе, Герб, да и взять от жизни свое.
Овинг сглотнул склизкий комок и зло возразил:
- Ничего себе философия! А тем, на дороге - почему бы им не пойти, да и не взять себе свое.
- Ну вы и наглец! - присоединилась к мужу Фэй. - Вы что, Богом себя возомнили? Нельзя же так обходиться с людьми!
Краснов покачал тяжелой головой.
- Иначе другие со мной так обойдутся. Я просто пользуюсь моментом: Взять хоть вас, придурков. Чего бы, кажется, вам меня не свалить да и не прибрать все к рукам? А? Я же тут один-одинешенек.
Заложив ногу на ногу, Платт нервно подался вперед и обхватил руками костлявые колени. Верзила напоминал теперь сложенный перочинный ножик. С подрагивающей в тонких пальцах сигареты то и дело сыпался пепел.
- Скажите, Краснов, а вы вообще спите? - спросил он. Боров изобразил смешок.
- Ага, - отозвалось животное. - Тут ты, длинный, в самую точку попал. Мы скоро двое суток как в дороге. А я только носом поклевал. Перси, этот черномазый, похоже, задумал меня взглядом испепелить. Так глазищами и сверкает. Ну, ночки две-три я еще как-то перекантуюсь. А потом как пить дать засну. Старость - не радость. Эх, лет десяток назад я б о такой ерунде и не думал.
- Да вы, по-моему, просто сумасшедший, - сказал Овинг.
- Ничего у вас не выйдет. Не сможете же вы вечно помыкать этими людьми. Рано или поздно придется загнуть.
- Да, теперь нужны рабы, - заключил Краснов. Буднично так заключил. - Все остальное - чушь. Иначе как заставить пахать? Как работу-то делать заставишь?
- Какую работу? - в сердцах воскликнул Овинг. - Зачем? Вы что, ничего не поняли? Сейчас ведь все доступно! Энергия, материалы, оборудование - все! Все, что Гамно сумеет размножить! А потом мы сделаем новое Гамно, побольше. Для автомобилей, скажем, сборных домиков… Или вы пирамиду собрались построить? А может, новую статую Свободы? Что вам нужно? Почему вы не возьмете себе Гамно и не отпустите этих людей?
- Ха! Что, каждому по Гамну - и порядок? Ни черта. Тут только две дороги: или у тебя рабы, или ты сам раб. Проще простого.
- Власть не терпит вакуума, - выдавил Платт. Нескладный верзила усердно разглядывал кончик своей сигареты. - Вопрос, впрочем, в том, как вы удержите их на ранчо. Ведь они при первом же удобном случае перегрызут вам глотку, махнут через стену и разбегутся. Тогда-то что?
Краснов упер в Платта пристальный взгляд. Долго смотрел. Казалось, борова впервые что-то заинтересовало.
- Во-во, - наконец произнес он. - Верно. Вот тут и надо пораскинуть мозгами. Пока что я сцепил машины и положил в каждую по фугаске с дистанционным управлением. Там у каждой твари под задницей хорошая бомбочка. Кто другой, может, чего получше бы придумал, а мне и так сойдет. Но дальше придется соображать. Вот ты, длинный, ты вроде мозга. Валяй, скажи чего-нибудь умное.