- Сейчас? Нам удалось, наконец, привести в порядок те, что достались нам от Империи, и даже создать кое-что новое. Их пробуют приспособить к сочинению историй Вторичного Мира - у них получается даже лучше, чем у нас, потому что машины всегда и в точности соблюдают все правила. Единственная трудность - они очень вольно обращаются с языком. Произвольно составляют слова из частей и даже создают совершенно новые: для изложения их смысла нужна целая статья в энциклопедии, и чем дальше - тем больше. Меня попросили помочь, и я согласился, как ни странно, но разобраться сложно. Все чаще они выдают вещи, которых им никто никогда не заказывал. Я полагаю, что они научились думать.
Лэйми промолчал. Разумные машины были именно тем, что меньше всего нравилось ему в Хониаре - не сам факт их разумности, а их творения. Большей частью это была ахинея, но последние их работы действительно содержали описания таких вещей, до которых ни один человек не додумался бы. Невесть почему, они питали пристрастие к проектам иных реальностей - более удобных, чем эта… или менее. Им было все равно, что творить - ад или рай. Самым неприятным стало то, что машины прилагали к своим планам производственные рецепты - и некоторые казались вполне осуществимыми. Поскольку именно интеллектронные машины управляли боевыми зверями и большей частью промышленности Хониара, Лэйми не поручился бы, что все эти планы останутся только планами.
Рассуждая о худших и лучших мирах, он заметил на столе Охэйо блестящий ртутным зеркалом предмет длиной дюймов в семь. Его форму он был не в силах определить - в голову лезли лишь мысли о каком-то топологическом парадоксе, о фигуре, не имеющей объема. С виду брахмастра была совсем не страшной. Она была тяжелой - как может быть тяжелым предмет таких размеров, отлитый из настоящего серебра - и не имела никаких видимых отверстий или деталей. Сильнейшее в Хониаре оружие его создатель не хранил нигде - он всегда держал его на виду, вне зависимости от того, чем занимался, - и, надо сказать, поступал очень разумно.
"Она, в каком-то роде, живое существо, - объяснял ему Охэйо когда-то. - Во всяком случае, она понимает мои намерения - то есть, мои мысли. Достаточно лишь захотеть уничтожить врага - точно представить, что именно ты хотел бы уничтожить - и брахмастра сработает. Ее выстрел - не просто сгусток энергии, но нечто, наделенное сознанием. Он может разыскивать врага, преследовать его и настичь даже в самом защищенном месте - как атомная бомба, взрыв которой поглощает одну избранную мишень в четко очерченных границах; но не только. Брахмастра может отразить удар любого сильного оружия - а вот ее удар нельзя отвести, - во всяком случае, нельзя, оставшись в живых. Но самое ценное - брахмастру нельзя применять просто так. У нее должна быть цель, сила которой соответствует ее силе. Если же выстрелить в беззащитного - смерть и ему и тому, кто стрелял. Я не добивался этого специально, но так получилось само собой. Интересно, правда? А вот еще более интересное: я сделал только одну брахмастру - вот эту и никогда не буду делать второй.
- Почему? - спросил тогда Лэйми.
- Заряд одной брахмастры можно остановить только заряд другой. Но при этом произойдет взрыв такой силы, что наш мир прекратит свое существование: брахмастра черпает силу не в мире света или тьмы, а в их основе - в мире хаоса. Она не подчиняется законам Реальности, а подчиняет их себе. Но абсолютное оружие не может одолеть само себя, а если попытается - то будет привлекать все больше и больше энергии, пока не наступит окончательный распад. Это, надеюсь, достаточно понятно?".
Теперь Лэйми знал, как она работает - но не почему. Охэйо мог объяснить ему и это - исписав сотню-другую листов бумаги формулами - но Лэйми испытывал необъяснимое отвращение к математике. Не то, чтобы у него совсем не было к ней способностей, но, стоило ему только попробовать углубиться в дебри алгебры, что-то в его голове яростно упиралось, уверяя, что в мире есть множество гораздо более интересных занятий. Вначале Лэйми пытался с этим бороться, но в конце концов понял, что себя не переделаешь. Он понимал, что Охэйо не был таким, как все. Родись он в те, мирные времена до Зеркала, его имя заучивали бы в школах, а его портреты висели бы в каждом кабинете физики. Зеркало дало ему внешность мальчишки - и время, достаточное для того, чтобы не только найти свой путь, но и пройти по нему до конца.
Сейчас крупнейший физик Джангра и, по совместительству, наследник императорского престола, непринужденно сидел на краю стола, бесстыдно зевая и скрестив свисающие вниз босые ноги. Аннит выглядел несколько не от мира сего - казалось, он всегда находился где-то и когда-то, а здесь и сейчас пребывает лишь малая его часть. Разговаривал он, скорее, с собой, чем с кем-то, раскрывая перед ошеломленным собеседником широкий спектр тем, заранее совершенно непредсказуемых - и при этом часто смотрел сквозь него или мимо, что, впрочем, вовсе не говорило о невнимании.
В голове у Лэйми что-то щелкнуло - он понял, наконец, что так долго собирался сделать: всего лишь задать Охэйо давно его мучивший, но в общем-то глупый вопрос.
- Аннит… - смущенно начал он, - ты никогда не пытался понять, как действует Зеркало Хониара?
Вопрос получился рискованный: Охэйо был "путешественник во времени", он изменял их мир сообразно своему представлению о прошлом и будущем: больше ученый, чем художник, скорее прагматик, чем поэт. В его понимании даже красота должна была быть функциональна. Источником раздражения для него служило бесплодное теоретизирование - чужое или собственное - а вопрос о сущности Зеркала был в Хониаре сродни вопросу о сущности бытия. Думали о нем все, но обсуждать его вслух считалось занятием бесполезным.
Лэйми ожидал, что ответом послужит недоуменный взгляд - в лучшем случае или смех - в худшем - но Охэйо ответил спокойно и бездумно: как всегда, он думал о чем-то совершенно другом.
- О, разумеется. Только давно. Год назад или больше. Если бы Зеркало было абсолютно непроницаемым - сила тяжести тоже исчезла бы, верно? Однако, для гравитации оно прозрачно. Это дало мне ключ. Все дело в волновых свойствах материи. Два электрона не могут находиться в одном месте - так устроен наш мир. Один атом не может войти в другой. Одна вещь - в другую. Но ведь на самом деле электрон - это и волна и частица, устойчивое возбуждение в электронном поле. Именно оно создает потенциальный барьер на пути другого электрона. Представим теперь, что электрона нет, а есть только возбуждение в поле - барьер будет существовать точно так же!
Силовые заграждения действуют именно по этому принципу. Сверхчастотный генератор создает колебания в электронном виртуальном поле, на определенном расстоянии от проекционной матрицы они складываются - и возникает потенциальный барьер для электронов и, значит, для материи вообще. А Зеркало Мира - это набор потенциальных барьеров вообще для всех стабильных частиц - кроме гравитации, конечно, потому что она - свойство пространства, а не полей в нем.
- А как же объяснить тогда наше бессмертие? - спросил Лэйми. Пока он не услышал ничего нового.
- Это труднее. Резонанс Зеркала ограничивает подвижность всех связанных частиц друг относительно друга - причем, чем этих связей больше, тем сильнее. Можно представить каждый "узел сложности" крючком, а резонанс, порождающий Зеркало - эластичными нитями, которые цепляются за эти крючки, причем, не только за ближайшие, а за все сразу. Если сложность чего-то возрастает в два раза - то прочность в четыре. Живые организмы самые сложные - и, соответственно, самые неразрушимые.
- Тогда почему же мы все не окаменели?
- Именно потому, что это резонанс, а не статичное поле. Подвижность молекул сохраняется, но в ограниченных пределах. Эти сдерживающие силы возрастают с расстоянием. Как та же резинка - сначала она тянется легко, потом все труднее. Это понятно?
- Нет. Я знаю, как устроено мое тело. Если бы Зеркало действовало так просто - в нем возникли бы… противоречия, из-за которых я бы не смог вырасти. Ведь с точки зрения физики обмен веществ и удар ножом в сердце - одно и то же.
- Именно. - Охэйо удивленно посмотрел на него, как человек, услышавший от другого эхо собственных мыслей. - Этого я и сам долго не мог понять. Единственная возможность - гармоники Зеркала на определенном уровне как бы обретают сознание и начинают подлаживаться под потребности живого организма. Нет, не так. Что-то в самом пространстве накладывается на Зеркало и делает его… сознательным. А это уже не имеет к физике никакого отношения. Это чья-то работа, причем, очень сложная. Если ты спросишь меня, как можно изменить физические законы, я отвечу - не знаю! Даже представления не имею, как это может быть. Чтобы представить такое, нужно быть умнее скажем… в миллион раз.
- Но кто это может быть? Бог?
- Нет. При сотворении Вселенной этого не было.
- Откуда ты знаешь?
- Потому, что эта… сознательность пространства возрастает. Совсем по чуть-чуть, но с помощью точнейших приборов это можно заметить. Так вот: чтобы дойти от нуля до ее нынешнего уровня нужны миллиарды лет. Два-три, примерно. Зеркало просто усилило то, что уже было заложено в свойства пространства и это не случайно. Если у тебя есть возможность жить вечно, ты вряд ли захочешь, чтобы ей обладали все без разбору - потому что тогда среди них окажутся и ТЕ. Поэтому ОНИ сделали так, чтобы плоды их трудов были доступны только тем, кто уже достаточно развит. Очень просто. Ключ и замок. Или как книга. Неграмотный ее не прочтет.
- Так значит, ОНИ тоже живут за Зеркалом?
- Да. Только ИХ Зеркало, я полагаю, не в пример больше нашего.
- Но… но… - Лэйми был ошеломлен, но это не лишило его ум остроты. - Но это все же как-то… отказаться от целой Вселенной ради…
- Ради жизни, Лэйми. Просто ради жизни. В этом мире все просто - ты жив, пока живо твое тело. Души не существует. Как физик - и не самый плохой, как надеюсь - я не вижу никакой возможности к тому, чтобы сознание существовало отдельно от тела. Хотел бы - но не могу. А поскольку выбора между бытием и небытием у нас все равно нет, приходится продолжать свою жизнь здесь, в этом мире.
- Как-то глупо все получается, - сказал Лэйми. - То есть, умирать я, разумеется, не хочу, но ведь под Зеркалом нельзя жить вечно. Мир в нем рано или поздно исчерпается и мы все сдохнем от скуки.
- Тут ты неправ, - Охэйо поджал ноги, обхватив руками колени. - Вторичный Мир можно выращивать бесконечно. Чем больше он становится - тем больше открывается возможностей.
- Но это же не дело, а одна видимость!
- Естественно. Но ты хотя бы раз думал, что многообразие материи тоже неисчерпаемо? Можно изучать ее целую вечность, открывать один закон за другим - и никогда не дойти до конца.
- Но зачем? Если все эти знания нельзя использовать? Ведь для этого надо выйти за Зеркало! То есть, отключить его и потерять все преимущества…
- Необязательно. Миллиардов через пять лет вся Вселенная станет такой же, как здесь. Да и само Зеркало вовсе не является непреодолимой преградой. Через него не может пройти ничего, верно? Кроме ДРУГОГО Зеркала. Положим, у нас есть второй Генератор, поменьше. Если мы его включим где-нибудь на границе, в него попадет часть внешнего мира. А большое Зеркало будет обтекать это, маленькое. Если перейти на ту его часть, которая выступает за большое, а потом выключить - ты окажешься вне Зеркала вообще.
- Хорошо. А вернуться?
- Это сложнее. Тут надо условиться с тем, кто управляет малым Генератором, чтобы он включил его в определенное время. Ничего иного не придумаешь.
- А можно построить второй Генератор?
- Конечно. Он проще, чем брахмастра. Гораздо проще.
- И ты смог бы его сделать?
- Зачем? Он уже готов.
- А? - Лэйми был, мягко говоря, ошарашен. Охэйо вообще не выглядел особенно умным - он был очень образован и начитан, но никогда не демонстрировал этого. Он был совершенно чужд декларативности, предпочитая любой рекламе работу и ее результаты.
- С нашей нанотехнологией это было несложно. Радиус его действия - всего метров десять.
- И ты уже был… ТАМ?
Охэйо вдруг смутился, как мальчик.
- Нет. То есть, я включал его, но вот выключить… перейдя на ТУ сторону, не смог. Руки тряслись. Я здорово перетрусил. Вдруг мы так приспособились к Зеркалу, что вне его уже не сможем жить? Такое, знаешь, очень даже вероятно. Мы двигаемся, но не едим, а откуда поступает энергия? От резонанса Зеркала. Вот и…
- И ты никому не сказал?
- Как? "Я вот нашел выход за Зеркало, но не смог его открыть, потому что боюсь до смерти"? Так?
- Ну, я бы смог…
- В самом деле? - Охэйо внимательно посмотрел на него. - Хочешь попробовать?
4.
Начав что-нибудь делать, Охэйо действовал быстро. Поскольку вылазка к границе Зеркала в любом случае оставалась опасной, он решил, что должен идти и третий их общий друг - Анту Камайа.
Камайа был восьмым, младшим сыном наместника Хониара. Под Зеркалом Мира не велось войн - вот уже почти двести лет - но военные игры были и он стал лучшим специалистом в них. После пары минут расспросов выяснилось, что сейчас он сидит в Малой Библиотеке - в библиотеке Арсенальной Горы. Вслед за Охэйо Лэйми прошел в это низкое, просторное помещение, расположенное сразу под её крышей. С его потолка, облицованного матовым стеклом, на коричневый навощеный паркет и золотистые изразцы стен падал неяркий свет словно бы зимнего, негреющего солнца. В центре зала стояли окруженные креслами столы, а вдоль стен - шкафы с книгами. Лэйми очень редко бывал здесь - тут хранилась лишь техническая литература, по большей части, изданная ещё до Зеркала.
Камайа, должно быть, узнал их шаги. Он вышел из-за стола, широко улыбаясь - Лэйми уже давно его не навещал. Он не прочь был бы поболтать с другом, но Аннит сразу перешел к делу. Под многочисленные клятвы молчать до окончания вылазки, он объяснил, что они собираются сделать. Глаза Анту загорелись и он стал вдруг очень серьезен. Разговор сразу пошел об возможных опасностях вылазки и о том, как их уменьшить. Проще всего было воспользоваться авиусом - еще со времен Империи в Хониаре сохранилось множество летающих домов - но ни один из них, увы, не вошел бы в созданное Охэйо мини-Зеркало. Все небольшие машины под ним вывелись - кроме, разве что, скутеров - а их небольшие багажники вмещали немного, так что вдруг оказалось, что они могут взять с собой лишь оружие. Мнения о том, какое и сколько, разошлись; не переставая спорить, они втроем поднялись в арсенал.
Арсенал Хониара был громадным помещением. Он занимал всю верхнюю половину пирамиды Горы, располагаясь сразу над главным коридором. Здесь царствовал холодный синеватый полусвет. Лэйми казалось, что этот зал вообще не имеет границ - проходы между бесконечными стальными стеллажами суживались в точку, уходя в неразличимый сумрак, полы и потолки здесь были решетчатые и под ногами - как и над головой - он видел десятки других ярусов. Невольно возникало ощущение, что он тут парит в воздухе…
На стеллажах, тускло отблескивая, лежали бесчисленные орудия смерти - изгнанной из этого мира, но, если он утратит свою уединенность - они вновь обретут убийственное могущество…
Лэйми медленно шел вперед, разглядывая то, что плотными рядами лежало на полках. Вот древние энергетические призмы - силовые и лазерные, не очень мощные, однако вполне способные распороть человеку живот - где-нибудь вне Зеркала, конечно. Вот фокаторы - новейшее оружие Империи, уже успевшее безнадежно устареть. Оружия, созданного под Зеркалом Мира, тут было гораздо больше - оно-то, собственно, и заполняло этот бесконечный зал. Вот разделители, на вид такие же удобные ручки, как и фокаторы, только при включении из них выдвигался острый, как игла, сердечник - и на его острие загорался маленький злой огонек. Это оружие стреляло силовым жгутом толщиной в одну молекулу - оно могло рассечь любой непроводящий материал, тихо, беззвучно, на расстоянии метров до пятидесяти. В воде луч разделителя, правда, терял убойную силу уже через полметра.
Вот темные, массивные устройства длиной всего в двенадцать дюймов, которые крепились на руке с помощью двух браслетов - у локтя и запястья. Ваджра, боевой лазер, могла за несколько секунд уничтожить небольшой дом - на любом расстоянии в пределах прямой видимости.
Не было забыто и оружие в стиле Императора - самодействующие, само находящее и распознающее врага. Ястребы - на самом деле это были стрекозы из стали с шестью крыльями размахом в двадцать дюймов. Там, где у настоящей стрекозы помещается рот, у Ястреба был небольшой, но способный убить лазер. Он мог всюду следовать за своим владельцем, порхая в воздухе. Ястребы могли и сторожить, и атаковать самостоятельно, обрушиваясь на врага разящей тучей. Лишенные инстинкта самосохранения, они были еще и самонаводящимися летающими минами, способными уничтожить при взрыве небольшой космический корабль или танк. Стеллажи тянулись, насколько хватал глаз - и везде прохладным, влажным блеском отливали металлические стрекозы…
- Это всё не больше, чем игрушки, - сказал Камайа. - По крайней мере, здесь. А вот здесь - кое-что настоящее.
Он подошел к ограждавшей арсенал стальной стене, коснулся ладонью врезанного в нее гладкого, шелковистого на вид квадрата. Один из сегментов стены, толщиной в полметра, плавно ушел вниз.
Вдоль стен небольшой комнаты тянулись узкие полки. На них лежали толстые пластины со скругленными краями - как раз такого размера, чтобы поместиться в ладони. К каждой крепилась прочная серебристая цепочка - такую вещь было очень удобно носить на запястье.
- Это сделал Охэйо, - сказал Камайа, - и я до сих пор не знаю, как. Здесь никакое оружие не может причинить нам вреда. Это тоже. Но если нажать вот на эти сегменты на боках… - Камайа сжал пальцы. Пластина раскрылась, словно цветок. Лэйми увидел в самой его сердцевине обсидиановый глаз. Он ослепительно вспыхнул… и Лэйми пришел в себя, лежа на полу. Голова гудела, словно от хорошего удара. Уже очень, очень давно он не испытывал этого ощущения…
- Это блик, - сказал Камайа. - Он лишает сознания на пару минут, не больше - но за это время можно связать противника, или просто убежать. Неважно, смотрит он на него, или нет. Блик бьет метров на пять - чем дальше, тем слабее, но это здесь. Там, за Зеркалом, он, наверное, может убить. Ты понимаешь, что это значит?
Лэйми понимал. В мире, где любое оружие было не опаснее игрушки, блик давал почти абсолютную власть. Даже представить страшно, что будет, завладей им один из ТЕХ. Право, есть вещи, которых не стоило создавать. Но все же, он понимал, что придумать блик было непросто и чувствовал невольное уважение к такому труду.
Выбрав то, что было им больше по вкусу, они спустились вниз, к стоянке скутеров. Охэйо шел последним. На его левом запястье удобно висел блик.