- Я не исключал такой возможности, - спокойно ответил Сикорски, - хотя и не знал, что пандейское посольство будет возглавлять именно она. Не надо делать из меня чудовище - я не подкладывал тебя в постель к великой кёнигин Пандейской, ты сам туда залез, и, насколько я понял, с большим удовольствием. Ты сумел убедить кёнигин, и это главное, а ваши с ней амурные дела - это другой вопрос. Хотя, не скрою, я доволен таким поворотом событий - и как советник по особым делам, и как прогрессор. Но политика политикой, а отношения между мужчиной и женщиной - материя тонкая; жаль, что этому тебя не учили в школе. Ты ведь в объятиях прекрасной пандейки наверняка не думал о союзном договоре, не так ли?
- Не думал, - признался Максим. - Я тогда вообще ни о чём не думал, даже о Раде.
- Рада, - Сикорски бросил на него быстрый взгляд, - Рада у тебя умница, и она тебя любит. Надеюсь, она тебя поймёт - если, конечно, ты сумеешь найти нужные слова. Но тут я тебе не советчик, Максим, - это твоё личное дело.
…Рада выслушала его молча. Она молчала и потом, когда он закончил, и у Максима даже мелькнула мысль, а стоило ли ему каяться ей в своём прегрешении? Смолчал бы - и всё, делов-то. Нет, сказал он себе, между нами не должно быть никакой лжи. Итана - Итана уже растаяла, превратилась в дымку, в лёгкий туман, а Рада - вот она, рядом, и будет рядом с ним всегда.
- Я знала, что это случится, - тихо сказала саракшианка, не поднимая головы. - Ты большой вождь, Мак, генерал-предводитель, как назвал тебя дядюшка Каан, а вождей всегда любили женщины. Теперь ты заведёшь себе гарем, да? - она подняла голову, и Мак увидел в её глазах набухшие капли слёз.
- Ну что ты, что ты, - забормотал он, взяв её за плечи, - какой гарем, Рада, не надо мне никакого гарема. У меня есть ты, и не нужны мне никакие любовницы, и вообще…
- Не надо, - попросила она, высвобождаясь из его объятий. - Ты мой, я тебя люблю, но мне придётся смириться с тем, что я никогда не буду для тебя единственной. Или уйти… - добавила она с горечью.
Нашёл слова, называется, растерянно подумал Максим. И что же мне теперь делать, как её успокоить? Ему вдруг пришло в голову, что самое лучше - это взять Раду на руки, отнести её на кровать и целовать долго-долго, до самого утра, пока её горечь не растает под его поцелуями.
Однако осуществить своё благое намерение Максим не успел - раздался телефонный звонок, показавшийся ему пулемётной очередью в спину.
- Да, - произнёс он, взяв наушник ("Наверняка это Странник, массаракш!").
- Максим, - в наушнике действительно раздался голос Сикорски, - даже если у тебя серьёзные осложнения в семейной жизни, отложи их на потом. Ты мне нужен - срочно!
* * *
- Господин генерал, пора принимать решение, - настойчиво повторил "кошелёк". - Коммерческую схему мы с вами обсудили, технические вопросы тоже. Остались пустяки, сущие пустяки: ваше согласие или несогласие. Итак, ваше слово: "да" или "нет"?
Попался бы ты мне пару лет назад, с бессильно злобой подумал Лике Шекагу. Я не стал бы даже марать о тебя свои честные солдатские руки и тратить на тебя пулю - я отдал бы приказ, и мои легионеры, содрав с тебя дорогой костюмчик и попинав тебя сапогами, отвезли бы тебя в грязном грузовике - в кузове, массаракш, мордой вниз, - в Департамент общественного здоровья, где тебе очень бы обрадовались. И там ты очень быстро признался бы в том, что ты хонтийский шпион - собственно, это так и есть, - а заодно и в шпионаже в пользу Пандеи, Островной Империи и даже в пользу южных варваров и мутантов-выродков. А теперь я, кавалер двух Золотых Знамён, носитель знака "Порыв и натиск", гроза и пламя, броненосный кулак Отцов, слушаю тебя, мозгляка, и даже киваю благосклонно… Где они, Отцы, - времена изменились, сила и величие рассыпались в пыль, и "кошельки" (такие, как ты) царят и правят. Массаракш-и-массаракш, тридцать три раза массаракш…
Никуда ты не денешься, с уверенным презрением думал хонтиец, потому что некуда тебе деться. Ты привык властвовать, распоряжаться жизнями, приказывать и повелевать, ты слишком к этому привык. Ты любишь власть, тупорылый солдафон, а ещё ты очень любишь молоденьких девочек и коллекционный коньяк. Всё это - и власть, и удовольствия, - раньше ты имел по статусу, а теперь за всё это надо платить "оливковыми", которые у нас - есть, а у тебя - нет. И ты обменяешь на деньги свой патриотизм, непременно обменяешь, потому что весь твой патриотизм - дутый, прыщ ты бронированный… А с ответом ты тянешь только потому, что боишься продешевить - ты считаешь-прикидываешь, как тёртая уличная девка. Но в итоге проститутка всё равно задерёт подол и снимет трусы, по-другому не бывает.
- Я хотел бы знать, от кого исходит предложение, - угрюмо буркнул генерал-легат.
- С самого верха, ваше превосходительство, - "кошелёк" снисходительно улыбнулся. - Операция санкционирована Кимси Туном, президентом демократической Хонти и главой Хонтийской Унии Справедливости. Военную часть акции обеспечивает лично генерал Тензе Ронг, начальник сухопутных сил Хонти. А мы, "Союз Честных Негоциантов", обеспечиваем финансирование нашей сделки.
"Честный негоциант, - подумал Шекагу, - это всё равно что шлюха-девственница".
- Более того, - продолжал хонтиец, добавив в голос задушевной проникновенности. - Мы хорошо понимаем, что дальнейшее ваше пребывание на территории бывшей Империи - по завершении операции - может оказаться для вас для вас не слишком, э-э-э… комфортным. И мы предлагаем вам политическое убежище - разумеется, в достойном обрамлении, - и даже, - он сделал многозначительную паузу, - может быть рассмотрен вопрос о назначении вас начальником Южного военного округа вместо Тем Фанга, креатуры премьер-министра Ли Шана, руководителя Хонтийской Патриотической Лиги.
"Как он сладко поёт, этот "кошелёк", - думал генерал-легат, - и как мягко стелет, как стелет, массаракш! - Вам позарез нужны эти машины, и ради этого вы не пожалеете денег, и даже забудете о том, что генерал Шекагу считается в Хонти военным преступником, автором плана подлого нападения на вашу беззащитную и предельно миролюбивую страну. Там, на границе, до сих пор так и торчат из остекленевшего от атомного жара песка оплавленные башни танков со скелетами мёртвых экипажей, однако эти экспонаты вы предпочитаете не замечать. Сорок тысяч погибших хонтийцев и здоровенное радиоактивное пятно, с которого ветры несут ядовитую перхоть в глубь вашей страны, - какая мелочь…".
- Послушайте, милейший, - сказал он, стараясь, чтобы это прозвучало как можно пренебрежительнее, - а если я сейчас позвоню в контрразведку или, скажем, прямо самому Страннику, а? Что тогда?
- Тогда, генерал, вы потеряете прекрасную - и, полагаю, единственную, - для вас возможность вернуть себе прежний вес и значимость, - невозмутимо парировал хонтиец. "А ты не настолько глуп, чтобы её потерять", добавил он про себя. - В бывшей Стране Отцов для вас больше места нет. Конечно, вы можете попытаться организовать военный переворот, но каковы ваши шансы на успех? Странник - это вам не государь-император, и повторение бенефиса двадцатилетней давности не состоится. А если и состоится, что вы будете делать дальше? Башни-то молчат, и оживить их вам не удастся.
- А вам? - резко бросил Шекагу.
- Мы так далеко не заглядываем, - уклончиво ответил "кошелёк". - Наши цели скромнее. Но мы теряем время, господин генерал. Итак, - жёстко повторил он, - ваше слово?
- Хорошо, - с деланным отвращением выдавил из себя главнокомандующий Легиона, - я согласен. Вы получите все данные по базе "Дзета" - охранные системы, прикрытие, и так далее, - и главное: расположение ангаров и коды доступа к управлению интересующими вас машинами. Остальные военно-технические мелочи - это уже ваше дело.
- Не беспокойтесь, генерал, у нас есть специалисты нужного профиля.
- Я позабочусь и о том, чтобы большая часть войск была заранее выведена с базы: на внеплановые учения по уничтожению хонтийской банды, перешедшей через границу.
- Тема учений меня не интересует, - хонтиец равнодушно пожал плечами, - важно, чтобы на "Дзете" к часу "Х" было поменьше солдат.
- Ну, а вы, - подытожил генерал-легат, слегка раздосадованный тем, что его шпилька насчёт "хонтийской банды" осталась без внимания, - перечисляете деньги на мой именной счёт в Центральном банке Хонти и выполняете все прочие ваши обещания, включая мою своевременную и безопасную эвакуацию.
- Само собой разумеется, - заверил его "кошелёк". Он истекал благодушием, словно ему только что сообщили о том, что Мировой Свет удалось перевести в денежные единицы и уложить в бронированные подвалы Центрального банка в хонтийской столице.
* * *
…Капли мелкого дождя барабанили по шлему, но капрал Бузудеш не обращал на них внимания: во-первых, от сырости защищает плащ-накидка, а во-вторых - он старый солдат, капрал Легиона, а не жеманная барышня из тех, что бегают на танцы в военный городок и ахают, томно закатывая глазки, когда солдаты рассказывают им о тяготах суровой службы, между делом забираясь слушательнице под юбку, - что ему какой-то там дождик?
Танцы, массаракш, развлечения, капрал с досадой сплюнул. Службы не стало: теперь считается доблестью уклониться от призыва, заплатив продажным медикам из тех, кто за деньги найдут у здорового молодого парня весь букет старческих хворей, вплоть до маразма и полного паралича. Когда-то - совсем ещё недавно! - считалось высокой честью попасть в Легион кандидатом в действительные рядовые, не говоря уже о том, чтобы по-настоящему встать в ряды, а сейчас доброволец - явление редкое. По большей части такими становятся людишки с тёмным прошлым, желающие скрыть свои старые грешки под чёрной легионной формой: отребье, наркоманы и просто те, кто не в состоянии найти себя в мирной жизни из-за природной лени и неспособности к чему-либо вообще, кроме как брюхатить окрестных вертлявых дур. Капрал вспомнил, какими глазами смотрели на него эти пародии на солдат, когда он распинался перед ними, говоря о патриотизме и высоком долге - да они таких слов не слышали даже в пьяном бреду! И это новобранцы-легионеры, сила и доблесть, а что тогда говорить об армейском пополнении? Тьфу, массаракш… Расскажи им, с каким восторгом мы пели "Наш славный Легион тяжёлыми шагами" или "Слава Отцам Неизвестным", так они за твоей спиной покрутят пальцем у виска - мол, совсем того, старый дурак, и будут думать о чём угодно, только не о службе. Они считают, что раньше было одно сплошное враньё, и что Хонти, или там, скажем, Пандея, на самом деле никакие не враги, а лучшие друзья, и что надо брать пример с того, как они живут, а не стрелять из автомата по поясным мишеням, изображающим этих самых друзей. Ага, живут они, как же… Не знаю, как там Пандея, там я не был, но нищая Хонти с её бесконечной гражданской войной; страна, где бабы отдаются за банку консервов или за обойму патронов - проверено! - такого примера мне не надо.
А всё оттого, что не стало твёрдой руки. Армию объявили язвой на теле общества, чёрной дырой, где бесследно исчезают народные деньги, и любой мелкий лавочник смотрит теперь на офицера-ромистра или даже на бригадира как на убогого неудачника, хотя раньше глядел на него (если осмеливался) исключительно снизу вверх, со страхом и почтением. Все газеты полны разоблачительными статьями, поливающими армию потоками грязи, - писаки по заказу сочиняют истории о том, что военные продают всё, что могут, и даже организуют вооружённые банды, грабящие мирное население, и что наилучшим решением этого вопроса будет распустить армию, а всех её бывших солдат и офицеров направить на принудительные работы по расчистке и дезактивации заражённых южных территорий. Да, армейцы (и даже легионеры) действительно кое-что продают, иногда даже оружие, но что им остаётся делать, если у правительства находятся деньги на что угодно, но только не на выплату жалования военным? Есть хочется всем, в том числе и солдатам… Распустить армию… А что вы будете делать, если через северную границу хлынут хонтийцы, если на юге зашевелятся мутанты и варвары, а у западного побережья снова всплывут белые субмарины? Вы будете уговаривать их жить в мире и дружбе, стоя с голыми руками под стволами автоматов и дулами орудий? Хотел бы я посмотреть на такую картину (но только сидя в бетонном бункере за пулемётом с добрым запасом патронов). Взять бы вас за шкирку, пацифистов, да в бой, в самое пекло!
Капрал вспомнил, как ревели моторы и лязгала броня, когда со Стального Плацдарма шли в атаку танки. Он, капрал Бузудеш, принимал участие в этом прорыве - в прорыве, из которого вернулись немногие (штрафная бригада так вообще целиком сгорела, когда начали рваться атомные мины). Сначала всё шло хорошо, "драконы" проломили оборону хонтийцев и вдавились на территорию врага. Атомные мины и радиация - оно, конечно, несладко, но танк есть танк, и его броня от многого спасала (правда, не всех, далеко не всех, война есть война). Эх, если бы тогда подошли резервы… Но резервы не подошли, и стал падать боевой дух - говорили, это произошло оттого, что атомная артиллерия хонтийцев повыбила почти всех танки-трансляторы, передававшие воодушевляющие передачи, - может, оно и так… И всё-таки мы тогда шли вперёд по раскалённому пеплу, поднимая тучи пыли, и враг бежал, бежал, бежал… Победа была близка, но она выскользнула из рук, и мало кому повезло так, как ему, капралу Бузудешу, - он вернулся и даже не получил ни опасную дозу радиации, ни умственную слабость, которой тогда почему-то (наверно, от всего увиденного и пережитого) страдали многие.
…Дождь не переставал. Конечно, приятнее сейчас сидеть в кантине и глотать горячую водку, но он старый солдат, верный своему долгу. Как сказал ему господин ротмистр Доон (капрал не признавал новомодного обращения "гражданин", да оно и не прижилось в армии) "Надеюсь на тебя, капрал Бузудеш, - не подведи!". И он, капрал, не подведёт, тем более что людей на базе раз-два и обчёлся: большая часть гарнизона "Дзеты" по личному приказу его превосходительства генерала Шекагу была выведена на учения. Большая и лучшая часть - на базе "Дзета" осталась только смена караула, тревожная рота, больные в лазарете да сидельцы на гауптвахте. А это нехорошо, потому что в подземных ангарах стоит спецтехника - шесть машин-трансляторов, уцелевших ещё от того памятного прорыва, - а хонтийская граница - вон она, рукой подать, от силы часа четыре езды по шоссе, даже по шоссе раздолбанному. Спецмашины вообще-то полагалась отогнать в столицу, но пока собирались это сделать, в столице началось чёрте что, и танки-трансляторы законсервировали, и высокое начальство о них, похоже, позабыло. Хотя ему, капралу Бузудешу, не по чину рассуждать о таких вещах - его дело следить, чтобы охрана базы во время его дежурства неслась как положено, а не абы как, как всё нынче делается. За этими новобранцами, не знающими, где у автомата магазин, нужен глаз да глаз, и поэтому капрал Бузудеш шёл вдоль периметра, невзирая на дождь.
Ну вот, так и есть: у седьмого поста не видно силуэта часового, массаракш! Скотина малахольная - спит, наверно, спрятавшись от дождя под навес, или, хуже того, накурился какой-нибудь дряни, чтобы не скучно было стоять на посту. Ну, погоди, сейчас ты у меня получишь… Да, так и есть: лежит, урод, и даже не шевелится! Обкурился, массаракш, я так и знал!
…Острое чувство опасности настигло капрала, когда он ещё только наклонялся над неподвижным телом часового и ещё не понял, что тот не спит, то есть спит, но уже вечным сном. В следующую секунды мышцы опередили разум - капрал дернулся в сторону; в столб, возле которого он стоял, вонзился метательный нож, а перед Бузудешем возникла размытая тёмная фигура.
Автомат, который бывалый капрал по многолетней привычке держал наизготовку, не подвёл. Перечеркнув "паяца" короткой очередью, капрал Бузудеш, словно прыгая с обрыва в бурлящую воду, бросился к постройкам центра базы "Дзета".
Ночь взорвалась. На вершине сторожевой вышки с громом вспух огненный шар, из него, вопя и размахивая руками и ногами, вывалился горящий человек. Стреляли уже со всех сторон, тут и там мелькали "паяцы" - хонтийские диверсанты-коммандос, прозванные так за их дёргающиеся "резиновые" движения; в пролом стены, рассыпая снопы искр, втиснулось рыло лёгкого боевого транспортёра. И капрал Бузудеш чутьём вояки-профессионала понял, что бой если ещё не проигран, то будет проигран в считанные минуты: нападавшие, похоже, были хорошо осведомлены о системе обороны "Дзеты" и практически одновременно вывели из строя все огневые точки её внешнего периметра. И ещё он понял, что к ангарам бежать уже поздно, как поздно бежать и к казарме тревожной роты: здание казармы уже полыхало, из темноты на свет били пулемёты, и суетливые фигурки солдат, заполошно выскакивавших на плац, падали одна за другой. И капрал побежал к бункеру связи, на какую-то пару секунд опередив "паяцев".
Пуля ударила его в бок, когда он был уже у самого бункера, и чуть не сшибла капрала с ног, но всё-таки он смог ввалится в бункер и даже закрыть за собой бронированные двери. Капрал знал, что долго он тут не продержится, хонтийцы подорвут бункер гранатами, но он надеялся успеть сделать то, что может и должен сделать настоящий солдат Легиона.
Пошатываясь и сжав зубы - комбинезон быстро набухал кровью, и боль обжигала, - он добрался до аппаратной и нажал приметную кнопку тревожного сигнала, успев запоздало удивиться тому, что в аппаратной нет дежурного связиста.
Вспыхнула зелёная лампочка, и капрал почувствовал облегчение: значит, диверсанты ещё не вывели из строя все линии связи. Сжатый в пакет импульс ушёл по назначению, и в столице уже знают о нападении хонтийцев на базу "Дзета". Но там не знают ещё кое-что, и капрал Бузудеш, из последних сил выдираясь из накатывающего на него небытия, прохрипел в микрофон:
- База "Дзета" атакована хонтийским десантом. Под угрозой захвата спецтехника, шесть единиц. Доложил капрал…
И, теряя сознание, повалился на пульт, а потом медленно сполз на пол, пачкая кровью приборную панель.