- А вот так. Мне известно, что ваша страна под мудрым управлением его светлости кёнига Пандейского процветает: у вас нет ни особых внутренних трудностей, ни насущных проблем, требующих немедленного решения. Зачем же вам брать под свою руку разорённую страну с полуразрушенной экономикой и неустойчивой политической структурой? Какая вам от этого выгода? Вам остро нужны заговоры, преступность, неустроенность и озлобленность сорока миллионов голодных людей? Чем вы их будете кормить, и какой вам от них прок? Вы получите закон сообщающихся сосудов: наша разруха перетечёт к вам, и уровень жизни в Пандее снизится - это неизбежно. Так не выгоднее ли Пандее заключить прочный союз с Республикой и торговать, извлекая из этого гораздо больше пользы? Или вам непременно нужна война? На это я могу сказать одно: единственное, что мы ещё не разучились делать - это стрелять. Война с нами не будет для Пандеи ни лёгкой, ни победоносной. Будут горы трупов с обеих сторон, и что в результате? Чего вы добьётесь? Того же, с чего мы начали - присоединения земель, уже окончательно доведённых до нищеты. Вам это надо? Великому кёнигу Пандейскому мало власти? (Максим чуть было не сказал "Тебе, великая кёнигин, мало власти?", но вовремя себя одёрнул). А если дело дойдёт до атомных бомб - нужна ли великому кёнигу власть над радиоактивными пустынями: такими, как за Голубой Змеёй? А эти пустыни могут появиться и здесь, на месте этих живописных гор. Подумайте об этом, правители Пандеи. А я волею Временного Совета Республики имею сказать: мы гарантируем вам ненападение с нашей стороны. Республика - это не Страна Неизвестных Отцов, великая кёнигин Итана, у нас иные планы на будущее.
- И какие же? - тут же спросила пандейка.
- Просто жить, хорошо жить, и радоваться жизни. И всё это - не за чужой счёт.
Наступило долгое молчание, прерываемое только шорохом бумаги - оба секретаря торопливо поправляли свою скоропись.
- Я выслушала, - произнесла кёнигин, нарушая затянувшееся молчание. - А ты не только… - она вдруг запнулась, - ты ещё и умён, Мак Сим. Это хорошо…
Итана сделала знак своему секретарю, та исчезла за стеной, оказавшейся искусно выполненной ширмой, и вскоре вернулась, неся маленький поднос с четырьмя чашечками, истекавшими ароматным паром. Лесной чай, вспомнил Максим, - он подаётся, когда между гостями и хозяевами наметилось взаимопонимание. Хороший знак…
- Я обдумаю твои слова, высокий уполномоченный, - сказала пандейка, поднося к губам чашку и пристально глядя на Максима, - и я отвечу тебе: сегодня вечером. Приходи, когда начнёт темнеть - приходи один, и без оружия.
И великая кёнигин Итана Энгу, правительница Пандеи, рассмеялась - звонко, как молоденькая девчонка, беззаботно радующаяся жизни.
Что бы это значило, думал Максим, возвращаясь со своим эскортом во временный лагерь дипломатической миссии за рекой. Он знал, что саракшианская идиома "приходи один, и без оружия" означает "можешь ничего не опасаться", но ему почему-то казалось, что в словах Итаны таился и другой смысл.
* * *
Максим, разумеется, не понял слова Итаны "приходи один, и без оружия" буквально. Высокий уполномоченный Временного Совета, в одиночестве отправляющийся под вечер к верховной правительнице Пандеи через имперско-пандейскую границу - это выглядело бы до крайности нелепо (не хватало ещё переправиться через реку вплавь, выше или ниже по течению, а потом в темноте разыскивать в посёлке нужный дом). Максим возглавлял важную дипломатическую миссию, и ему и в голову не могло придти совместить эту миссию с чем-либо ещё. Вечерний визит на пандейский берег был обставлен официально: Максим прибыл в сопровождении своего привычного эскорта и сверх того прихватил с собой двух офицеров контрразведки, раздосадованных тем, что они не смогли принять участие в утреннем визите к великой кёнигин. Последнее было со стороны Мака чистым мальчишеством: ты сказала мне придти одному, а я приведу с собой ещё больше народу - я сам это решаю.
Впрочем, кёнигин Итана и не предполагала, что Мак Сим поймёт её буквально: в Доме Встреч, судя по накрытому столу, ждали не гостя, а гостей - во множественном числе. Сам по себе накрытый стол был ещё одним хорошим знаком, но Мак испытал вдруг что-то похожее на разочарование: ему почему-то хотелось, чтобы Итана ждала только его - одного. Несуразность этой мысли была очевидной, и Максим постарался выбросить её из головы.
Банкет был строго официальным. Дружеским его назвать было нельзя: слишком много взаимных обид накопилось между двумя странами за долгие века, и забыть эти обиды было не так-то просто. Поднимались тосты за здоровье Исполреша Республики, за здоровье кёнига Торира Энгу и его несравненной супруги, за взаимопонимание и за процветание, за мир и дружбу, но холодок не уходил, он отчётливо витал в воздухе: кёнигин Энгу так ещё и не дала ответ на предложение Мака Сима. Есаул Аанни с холодной улыбкой принимала цветистые комплименты офицеров-контрразведчиков, поочерёдно глядя на них обоих из-под полуопущенных ресниц, переводчики молчали и слушали, и только старый ротмистр налегал на пандейское вино и дичь, радуясь редкой возможности скрасить своё унылое пограничное существование. Максим ждал слов кёнигин, но Итана, сменившая свой деловой костюм на длинное искрящееся вечернее платье, молчала - казалось, она погружена в какие-то свои тайные мысли, не имеющие никакого отношения к переговорам на высшем уровне. Время от времени она бросала на присутствующих быстрые взгляды, и когда Максим встречался с ней глазами, ему хотелось, чтобы все остальные участники банкета провалились к антиподам, оставив их с Итаной наедине.
Что за наваждение, думал он, опять экстрасенсорика? Или древняя пандейская магия (он готов был в это поверить)? Или…? Ох, скорей бы всё это кончилось, говорил он себе, заедая душистыми лесными ягодами терпкое вино.
Максим ждал, и всё-таки развязка была для него неожиданной. Итана допила бокал, встала из-за стола и сказала, глядя на Мака своими бездонными чёрными глазами, - сказала так, словно вокруг никого больше не было.
- Ты ждёшь моего ответа, высокий уполномоченный? Идём - я дам тебе ответ, Мак Сим.
И Мак встал и пошёл за ней, чувствуя, как плывёт под ногами прочный деревянный пол. Он ощущал спиной взгляды имперцев, и взгляд Аанни, но ему это было безразлично. Он шёл за Итаной, желая получить ответ, и не хотел признаться даже самому себе, что ждёт от неё гораздо большего, чем несколько слов, пусть даже слов государственной важности.
Они миновали несколько комнат, оставляя за спиной ширмы, смыкавшиеся с тихим шорохом, и оказались в почти полной темноте, прореженной множеством слабо светящихся зелёных огоньков, окружавших их со всех сторон и казавшихся живыми. Итана повернулась к Максиму - глаза её мерцали в такт живым огонькам на стенах - и прошептала:
- Ты ждешь ответа, посланник? Вот мой ответ: между нашими странами будет мир.
С этими словами она по-змеиному ловко выскользнула из платья, одним движением разорвала рубашку Мака сверху донизу и прижалась лицом к его обнажённой груди.
Ну вот, промелькнула в голове Максима несвоевременная и предельно нелепая мысль, оправдывайся теперь перед интендантом Департамента за испорченную новенькую форму. И другая мысль, гораздо менее нелепая: а как же Рада? Но тут же обе эти мысли были смыты потоком взбунтовавшейся крови, ударившей в виски, - какие тут могут быть размышления? Он поднял Итану на руки - она показалась ему легче пёрышка, только пёрышко это было почему-то нестерпимо горячим, - и понёс её к широкому ложу: землянин Максим Каммерер отлично видел в темноте.
ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ. КОЛЬЦО НЕНАВИСТИ
Он лежал на спине, обессиленный до головокружения, чувствуя под ладонью тугую грудь кёнигин. Это не женщина, и даже не кошка, думал Максим, наблюдая за живыми зелёными огоньками (он уже знал, что это светлячки, которыми сыновья и дочери вождей лесных кланов украшали когда-то свои брачные шалаши), это бешеная тигрица… Да, вот уж никак не ожидал, что кто-нибудь из саракшиан может сравниться со мной физическими, гхм, возможностями. А ночь ещё далеко не кончилась, и, похоже, тигрица ещё не наелась…
- А что ты скажешь мужу? - спросил он, пытаясь рассмотреть в темноте выражение глаз Итаны. - Твои приближённые наверняка догадываются, куда и зачем мы с тобой ушли.
- Подумай лучше о том, что ты скажешь своей жене, - кёнигин тихо засмеялась. - Пандейские женщины свободны - мы сами решаем, кому дарить свою любовь. А если тем, кого мы взяли в мужья, это не нравится, они могут идти куда угодно. В лесу места много, как у нас говорят.
Ого, подумал Мак, вот тебе и матриархат во всей его неописуемой красе. Интересно, Итана-жрица, которую сожгли там, на холме, где теперь руины, она была прапрапра… моей Итаны-кёнигин или просто тёзкой? Но в любом случае, ведьмовства в госпоже Итане Энгу хоть отбавляй. И она права - что я скажу Раде? И ведь раскаяния во мне нет, вот ведь какая штука… А я ведь ей изменил, да, изменил…
Однако довести свои мысленные нравственные терзания до сколько-нибудь связного умозаключения Итана ему не дала. Она приникла к нему всем телом, и Мак почувствовал, что силы у него ещё очень даже есть. И он снова сжал Итану в объятьях, и она снова стонала, выгибаясь и стискивая его бедрами, словно пытаясь утащить его в горячую сладкую бездну, в которую можно падать бесконечно - в бездну по имени "любовь"…
О любви мужчины и женщины Максим Каммерер знал немного - куда меньше, чем о ядерных реакторах, эмбриомеханике и нуль-транспортировке. Считалось, что в спокойном и упорядоченном обществе землян нет места буйным сексуальным страстям - о них или не говорили вообще, или говорили крайне мало, апеллируя к широко известному принципу тайны личности. Но Максиму иногда казалось, что об этом не говорят потому, что и сказать, собственно, нечего: в рациональном социуме не должно быть Ромео и Джульетт, Отелло и Дездемон, любовных треугольников и супружеских измен. Считалось, что все любовные трагедии были изжиты вместе со всеми иными трагедиями, порожденными рудиментарными чувствами, к которым, несомненно, относились ревность, эгоистическая жажда обладания и даже сама половая любовь, по каким-то непонятным признакам придававшая отдельному индивидууму в глазах другого отдельного индивидуума неоправданно высокую ценность по сравнению со всеми прочими отдельными индивидуумами. Любовь мужчины и женщины не поддавалась математическому анализу, перед ней пасовала логика, и поэтому на этой любви старались не акцентироваться, принимая её как данность, дарованную человечеству непонятно кем и непонятно зачем (для упорядоченной репродукции бешеные страсти не нужны). Отношения полов признавались, но не романтизировались; общество не лезло в чужие постели, но и не воспевало любовь - слишком нерациональным казалось это чувство землянам двадцать второго века.
Да, в интернатах в пору взросления юноши целовались с девушками, складывались устойчивые (или неустойчивые) пары, и были даже "взрослые" отношения, оканчивавшиеся (или не оканчивавшиеся) браками. Но всё это считалось мелочью, не стоящей пристального внимания - что такое есть томление плоти по сравнению с высокими порывами духа? Так, дремучие инстинкты, которые можно (и нужно) задавить, если они мешают чему-то более важному. И давили, и небезуспешно…
Любовный опыт самого Максима Каммерера был крайне невелик. Да, его тянуло к девушкам, но всё его общение с противоположным полом свелось к нескольким поцелуям с Дженни да к случайному прикосновению к её обнажённой груди, когда они вместе с Маком купались в лесном озере на Карельском перешейке, и он, играя, поймал её в воде. Максим (и сама Дженни) тогда, помнится, страшно смутились и несколько дней избегали встречаться взглядами. Рада стала для Мака первой женщиной, первым шагом в неведомую страну под названием "любовь", и он, как и всякий первооткрыватель, не мог и предположить, что за тайны скрываются в этой огромной и загадочной стране. И тихая уютная Рада по сравнению с Итаной оказалась журчащим ручейком на фоне грохочущего водопада, дробящего камни…
* * *
- Я не ошиблась в тебе, посланник, - шёпот Итаны вырвал Максима из накатывавшей на него дремоты. - Скажи мне, откуда ты появился?
- Что? - последние слова пандейки стряхнули с него сонное оцепенение. - А с чего ты взяла, что я откуда-то появился?
- Я смотрела тебя - так, как умеем делать это мы, потомственные ведьмы лесов. Ты не прост, Мак Сим, и дело даже не в том, что ты силён, как Демон Тайных Пещер. Ты другой - есть в тебе что-то, чего я не встречала раньше ни в одном мужчине, а их я познала немало.
Ведьмовское чутьё, подумал Максим. Да, Страннику не стоит направлять в Пандею своих сотрудников-землян: наверняка кёнигин Энгу не единственная ведьма на всю эту экзотическую страну. И версия с горцами не прокатит - за сотни лет пандейцы что-нибудь о них да узнали, и отличат подделку от подлинника. Да, об этом надо обязательно сообщить Рудольфу.
- Я не знаю, откуда я, то есть не помню. Учёные называют это амнезией, а я сам…
- Не хочешь говорить - не надо, - Итана дотянулась до шеи Максима и ощутимо её куснула. - Думаю, ты пришёл из-за небесной тверди, есть у нас легенды о таких пришельцах. Но это не важно - важно то, что ты подходишь.
- Подхожу для чего? - подозрительно осведомился он, приподнимая голову.
- Для исполнения древнего пророчества, Мак Сим.
Пророчества, мелькнуло в сознании Мака, уж не того ли самого пророчества жрицы Итаны, о котором сообщал преподобный Туку в своих "Хрониках"?
- Ты станешь отцом моего сына, - Итана зажмурилась и закинула руки за голову. - У меня будет сын - мы умеем регулировать пол ребёнка, - он вырастет, у него будет много жён, которые родят ему много сыновей, моих внуков, и через несколько поколений новая раса людей овладеет всем нашим миром. Древнее пророчество исполнится, посланник.
Оригинальный способ прогрессорства, подумал Максим, надо будет предложить его КОМКОНу. И что самое интересное, в нём есть рациональное зерно: фукамизированные земляне, люди с расторможенным гипоталамусом, отличаются от аборигенов Арканара или Саулы, и от своих предков-землян они тоже отличаются. Вот тебе и ведьма пандейская…
- Так ты одарила меня своей любовью только потому, что… - спросил он, ощущая себя элитным быком-производителем.
- Не только, - Итана обняла землянина и с неожиданной для Максима нежностью поцеловала его в щёку. - Ты понравился мне - сразу. Женщины редко ложатся в постель к мужчине только по необходимости, и никогда это не доставляет им большого удовольствия. У меня будет сын, Мак Сим, и он будет расти в мире - между нашими державами не будет больше войн.
- Так ты решила покончить с враждой Пандеи и бывшей Империи только по этой причине?
- Не только, - повторила Итана. - Ты мудр, ты нашёл простые и понятные слова - удивляюсь, как я сама до этого не додумалась, - и доказал мне бессмысленность дальнейших распрей между нашим странами. И после этого я окончательно решила, что ты обязательно станешь отцом моего ребёнка.
Благодарность, выраженная в очень своеобразной форме, подумал Максим.
- Спасибо и на этом, - он усмехнулся, надеясь, что в темноте Итана не заметит его усмешки.
- Только спасибо? Мне этого мало… - пандейка перевернулась и накрыла Максима своим горячим жадным телом. - Наша ночь ещё не кончилась, посланник…
* * *
…Ночь завершилась утром, самым обычным утром, и бешеная тигрица Итана снова стала великой кёнигин Пандейской, холодной властительницей. Никто не единым словом не позволил себе даже намекнуть, что догадывается о том, что произошло этой ночью, хотя в ледяных глазах есаула Аанни Мак увидел какой-то странный огонёк. Он насторожился, но вскоре заметил блуждающую шалую улыбку на лице одного из контрразведчиков и пятно у него на шее, очень похожее на след страстного поцелуя, и понял, что есаулу нет никакого дела до того, как (и с кем) провела ночь её госпожа - этой ночью пандейская головорезка занималась своими собственными любовными шашнями.
…Пышных проводов не было - было деловое совещание, в ходе которого высокие договаривающие стороны приняли совместный меморандум, определяющий дальнейшие отношения между Пандеей и Республикой. Условия меморандума устраивали всех (Максим не сомневался, что кёниг Торир Энгу подчинится своей энергичной супруге и сделает так, как она захочет), и после ратификации его правительствами обеих стран договор о дружбе и взаимовыгодном сотрудничестве должен был вступить в силу.
Дипломатическая миссия Мака завершилась успехом. Дело было сделано, и вскоре пограничная река разделила его и Итану (как подозревал Максим, навсегда - минувшая ночь уже принадлежала прошлому). На полевом аэродроме Мак расстался со старым ротмистром, пожав ему на прощание руку и подарив бутылку коньяка из представительских запасов (пограничник держался молодцом, но Мак видел, что ему несладко: старый вояка накануне явно переусердствовал, сражаясь с алкогольными напитками потенциального противника), и пересел на летающую платформу, ожидавшую высокоуполномоченного Временного Совета.
Взвыли винты. Секретарь-переводчик, хмурый, как осенний день в дождливую погоду (вероятно, любовь с его пандейской коллегой у него не состоялась), возился в углу салона, сосредоточенно сортируя документы, офицеры охраны дремали, и Максим, вытянувшись в кресле, получил возможность поразмыслить.
Это что же получается, думал он, глядя на проплывавшие внизу серые равнины бывшей страны Неизвестных Отцов, я целовал Итану сугубо в дипломатических целях? Нет, брат, ты целовал бы её не менее жадно, даже если бы на следующий день между Пандеей и бывшей Империей началась бы атомная война. Ты целовал её не ради мира во всём мире, а ради себя, потому что тебе этого хотелось. А как же Рада? Я ведь её люблю, наверное. Мне с ней тепло, и ей, кажется, тепло со мной. И несмотря на то, что у меня от ласк Итаны всё ещё сладко ноет всё тело, моя женщина - Рада, а не пандейская ведьма-кошка, которая гуляет сама по себе. Да, по отношению к Раде я поступил не очень хорошо, но я не хочу искать для себя никаких оправданий - человек слишком сложное и многоуровневое создание, чтобы втиснуться в любые рамки, пусть даже очень просторные и подвижные.
…Сикорски, получивший от Максима кодированное сообщение, состоявшее всего из одного слова - "успех", - встретил его сразу по приземлении, несмотря на позднее время. Он сам вёл машину, и по пути в Департамент Максим рассказал ему всё, от и до.
- Кольцо ненависти разорвано, - сказал Рудольф, выслушав его рассказ. - В одном месте, но разорвано. Я был прав, Максим, - ты прекрасно справился со своей задачей.
Ненависть побеждена любовью, подумал Максим. Или любовь, или ненависть, или-или, третьего не дано. Хотя нет, есть ещё равнодушие. А Странник - он у нас кто: ненависть, любовь, равнодушие?
- Послушайте, Рудольф, а вы с самого начала отводили мне роль сладкой конфетки для кёнигин Энгу, поэтому меня и послали?