Возможно, Манге Хентай стало бы легче, если бы она знала, что водители "Крабиков" совсем не собирались нападать на ее стальную птицу. Они опасались разозлить надсмотрщика или спровоцировать на выстрел, а потому и работали с прохладцей, и решили закончить пораньше, как вчера и позавчера. К чертям такую работу, за которую каждый миг можно получить в спину три-четыре килограмма металла! Тем более, что пилот - совсем молодая девчонка, а таким всегда кажется, что мужчины что-то имеют на их счет. Психанет - не соберешь костей! По крайней мере, так предполагали лесорубы, совсем не зная, что инструкторы Дома Куриту предпочитают назначать пилотами именно женщин. Считается, что женщины аккуратнее водят боевые машины и спокойнее ведут себя в тяжелых ситуациях.
Что ж, Манга Хентай могла бы рассказать кабинетным ученым кое-что о тяжелых ситуациях! К закату напряженное ожидание несбывшегося нападения стекало по ее телу ручьями пота. "Крабики" вереницей уходили с разделочной площадки вниз, в поселок. Солнце скрылось за горами, а горы уходили высоко за спину. Манга наблюдала, как далеко впереди зубчатая тень Мглистого хребта разделяет степь на зеленую жизнь - и черную смерть. Хентай восхитилась поэтичностью картины и передернулась, когда поняла, что сама она со своим роботом находится как раз в черной тени. Очарование сразу пропало. Манга дождалась замыкающего, девятого по счету и неуверенно пристроила "Страус" в хвост колонны. Водитель последнего робота обернулся и поморщился. Манга не отреагировала никак. Водитель снова перевел взгляд вперед, на расстилавшуюся перед кряжем равнину. И внезапно подумал: а ведь десять лет назад лихтер приземлился именно там, у истоков Онтавы. Только это произошло не на закате, начинался яркий рассвет. Лихтер сел, и аппарель утонула в такой густой траве, что травяной сок стекал по металлу зелеными струйками. Выгружали коней…
***
Выгружали коней. Аппарель еще дрожала; гул от удара о землю плыл над степью густыми волнами. Травяной дух ворвался в стальную пещеру корабля, мгновенно затопил коридоры и переходы, беспрепятственно миновал фильтры очистки воздуха - и достиг грузовых трюмов, где были устроены загоны для привезенных колонистами животных.
Вообще-то везли и травоядных и хищников, и птиц, и рыб и всякую всячину, но на рейс к истокам Онтавы отобрали только коней. В степи между Мглистым хребтом и Андуином Великим собирались поселиться две группы: индейцы и всадники Ристании, они-то и заполнили челнок номер семь своими лошадьми. Слона взяли просто за компанию, чтобы не пропадало место. Слониху, инструменты и прочие объемные вещи пришлось оставить до следующего челнока. Перелет от прыжковой точки звезды к орбите планеты продолжался пять дней. Первые трое суток слон маялся то ли от невесомости, то ли от одиночества. Зверь стонал так жалобно, что Всадник не выдержал. Он поговорил со своими людьми, с индейцами - и выяснил, что слоны успокаиваются от вина. Недолго думая, бедному слонику споили десятилитровое ведро. Эффект оказался мгновенным: зверь спокойно уснул и сопел в хобот двое суток до самой посадки.
Но воздух Арды разом поднял на ноги всех. Звери мгновенно позабыли про тоску и приветствовали свой новый дом как умели, в полную мощь глоток.
- Открывай шлюзы! - кричал Всадник в ухо начальнику грузового трюма, - Быстрее! Кони уже в цепях бьются, шеи поломать могут!
Начальник трюма мотал головой, соглашаясь. Кнопки контрольной панели лихорадочно трещали под его пальцами. Всадник выбежал из лихтера и встал на аппарели, слева от выходного люка. Осмотрел трап: ширина метров двенадцать, люк десять метров. Уклон небольшой. Ровная ли местность вокруг? Похоже, ровная. Всадник отошел к левому краю аппарели. Чтобы не смело выгружающимся табуном, отступил на маленький выступ у самого борта и ухватился за прожекторную стойку. За его правым плечом ужасающе медленно расходились в стороны стальные двери. Кони дробили копытами перегородки, и торжествующий железный грохот разносился до самого Мглистого хребта. Повеселевший слон радостно трубил, болтал хоботом и нетерпеливо переступал тумбами ног, отчего высоко на мостике лихтера про себя ругался капитан. Все-таки лихтер не шаттл, весит всего сто тонн, из которых половина приходится на груз. Плюс малого веса в том, что можно приземляться даже на такой грунт, который под гигантским шаттлом просто провалился бы, ну а минус - такая высадка, как сегодня, может и опрокинуть корабль. Слоник, как-никак, пятитонный, да и семь десятков коников худобой не страдают. Колонисты нарочно выбрали выгрузку с лихтеров, чтобы каждая группа могла доставлять свои запасы прямо к порогу, не тратясь на перевозки от главного космопорта к намеченным для поселения местам.
Люди были возбуждены не меньше лошадей. Индейцы и ристанийцы суетились вокруг выпестованных животных, беспокоясь, как те перенесли доставку и перелет в невесомости. Но ни короткошерстные тяжеловозы, ни налитые силой мустанги, ни тонконогие бегуны текинской породы, ни заново выведенные общиной Грюнвальдского монастыря дрыкганты поначалу не подпускали к себе даже знакомых. Пока открылись все нужные двери и были проложены все необходимые мостки, пока коней успокоили достаточно, чтобы подойти к ним и выпустить из цепей, пластиковая обшивка стен под копытами разлетелась в пыль.
Наконец, открыли первый трюм. Верхом на вороном жеребце вылетела Сашка Ночь; ее волосы иссиня-черной волной хлопнули по лицу стоявшего у края аппарели Всадника. Смерч под ней вскинулся на задние ноги и повернулся, переступая, оглядывая край с высоты вскинутой головы. Потом заржал громко, призывно, яростно - и из глубин лихтера все звери отозвались ему новым всплеском бешеной радости.
Сашка рассмеялась во все горло, несильно ткнула Смерча коленями. Тот сорвался в карьер и понесся прямо в степь, в яблоко восходящего солнца. Туда, где далеко-далеко на горизонте взблескивала полоска реки: Онтава торопилась к месту впадения в Андуин Великий. А следом из второго и третьего трюма уже неслась дикая, пьяная от радости волна индейцев верхами на своих любимых мустангах всех мастей и размеров. Пока Всадник пытался разглядеть, оседланы ли кони, и успел ли кто кинуть хотя бы подстилку им на спину, индейцы вломились в высокую траву с хрустом и треском; полосы холодного травяного сока смешивались на влажных конских боках с утренней росой, лошадиным и человеческим потом. Табун голов в двадцать вырвался на простор и понесся прямо на север, к Серебрянке.
- Ведь они даже уздечек не надевали! - удивленно вскрикнул Всадник сам себе. Кто-то ответил ему из глубины лихтера:
- Ничего. Пусть радуются. Сегодня день такой - можно почти все. Беды не случится.
Всадник повернулся к говорящему, и только собрался возразить, как слону надоело ждать очереди. Он налег лбом, а потом и всем телом на дверь загона, вынес ее на себе в коридор, растоптал - и помчался, хоть и не так быстро, как конная лава, но целеустремленно. Остановить его, ясное дело, никто и не пробовал. Слон выскочил наружу, под каждым его шагом прогибался металл аппарели, и Всадника качало, словно волнами на море. Зверь протрубил, развернулся строго на юг и потрусил размашисто и деловито, как будто хотел успеть куда-то к назначенному сроку. В высокой траве за слоном оставалась просека. Всадник успел порадоваться, что хоть слониху отложили до следующего рейса. Вдвоем они могли бы и лихтер повалить.
Между тем распахнули и четвертый трюм. Животные в нем уже немного успокоились; высокие дрыкганты выбегали на трап, а потом на траву хоть и рысью, но все же не так неистово, как перед тем табун мустангов. Ристанийцы быстро накидывали потники, привычно запихивали железки уздечек в зубы. Затягивали подпруги. Кони с достоинством подчинялись, но и их снедало нетерпение. Какой-то наездник уже из седла спросил, даже не пытаясь отделить себя от лошади:
- Всадник! В галоп поднимемся, ноги не поломаем?
Неожиданно для Всадника ответил тот самый незнакомец. Он вышел на трап, окинул равнину взглядом и уверенно заявил:
- Не поломаете. Степь во все стороны как стол. Овраги не резкие, да и видны издали. Ям и камней нет совсем.
- Откуда ты знаешь? - уставился на него Всадник. Тот молчал. Некоторое время Всадник рассматривал его в ожидании ответа. Невысокий, скорее коренастый, чем стройный. Голова и глаза круглые. Волосы темные, почти черные. Вьются или нет, сказать нельзя - пострижен коротко. Одежда… Стандартные всепогодные куртка, ботинки и брюки для освоения новых земель. Все предметы одинакового серо-зеленого цвета, нигде нет ни говорящей вышивки, как у индейцев и хакеров Раздола, ни гербов, как у рыцарей Роланда. Кисти рук неожиданно для плотного телосложения небольшие, пальцы тонкие и длинные. Возраст? Что угодно от двадцати до тридцати лет. Если не высаживается со своей группой, а попал на чужой челнок, то по характеру может оказаться одиночкой, но может и наоборот - пришел в поисках новых знакомств.
- Кто ты? - спросил, наконец, Всадник.
- Вот уж что совершенно неважно, - ответил человек с явным облегчением, словно ждал более неприятного вопроса. - Бери коня и едем! - и сам без всяких колебаний вскочил на ближайшего жеребца, словно для него и седлали. Но хозяин, похоже, не обиделся - если вообще заметил. Коней много, хватит каждому. Не в такой же день, как сегодня, жалеть седло гостю!
И тогда Всадник Роханский отбросил сомнения, а потом отправил следом и мысли. Кто-то уже оседлал и его Белого Ветра, так что задерживаться не пришлось. Всадник потянул поводья на себя - Ветер послушно встал на задние, а Всадник посмотрел по сторонам. За спиной нетерпеливо топтался табун; смеялись люди, фыркали и коротко ржали кони.
- Во-он до того изгиба реки - выбрал Всадник. Кто-то поймал его взгляд и подмигнул в ответ. Странный незнакомец пригнулся к шее Черта. Всадник был готов поклясться, что человек этот если и ездил раньше верхом, то мало: держится в седле слишком зажато, разумом знает, а телом еще не умеет. Но вот поводья отпущены, кони словно подхвачены вихрем - и нет ни печали, ни зла. Ни гордости, ни обиды. Только северный ветер пригибает траву, да грива мешается с волосами, да мерный глухой рокот нарастает: широкий полумесяц всадников Ристании идет по степи в первое утро Арды.
***
Почти в то самое утро, но уже на таком расстоянии от Арды, которое даже луч света преодолевает за шестьдесят земных лет, госпожа Минни Тауэр собиралась на службу и раздумывала, смотреться ли в зеркало - или лучше не огорчать себя перед началом трудного дня. Что день будет трудным, Минни не сомневалась: в ее отделе легкими путями не ходили почти никогда.
Госпожа Минни Тауэр занимала должность, полное наименование которой состояло из шестнадцати слов. Естественно, запомнить их никто не мог, а потому и сама Минни на вопрос о работе отвечала только, что служит психологом в военной разведке Великого Дома. В свои двадцать пять лет она уже несколько раз успешно подменяла господина начальника девятнадцатой группы информационного обеспечения младшего генерала Нгуен Баня. Чтобы понять, насколько высокой и ответственной являлась должность госпожи Минни Тауэр, и почему Минни так ею гордилась, следовало знать очень много вещей.
Прежде всего, стоило обратить внимание, что девятнадцатая отдельная группа информационного обеспечения не входила ни в один из отделов департамента, и даже господину начальнику департамента старшему генералу Гикори Тэ подчинялась больше номинально. Господин начальник девятнадцатой группы Нгуен Бань отчитывался непосредственно перед господином командующим девятнадцатой учебно-тренировочной базы полным генералом Фудо-ме Синоби. Но и господин Фудо-ме Синоби тоже нарушал все принятые в служебной иерархии Дома Куриту правила и нормы, и не получал приказов ни от командующего третьей действующей армией, ни даже от командующего округом Центрального Дворца, которому подчинялась третья армия, а вместе с ней еще первая и девятая.
Округ Центрального Дворца насчитывал ни много ни мало, сорок шесть обитаемых планет. Ровно тридцать из них были густонаселенными мирами, которые сами себя кормили, производили всю необходимую в пределах планеты технику, владели всеми нужными технологиями в медицине, межзвездной связи, а кроме этого еще и славились на всю Внутреннюю Сферу своими заведениями и учреждениями по воспитанию и обучению детей всех возрастов. Из оставшихся шестнадцати миров двенадцать бурно развивались, ежегодно поглощая сотни тысяч переселенцев с тридцати уже очень густо заселенных планет. Три мира мало годились для обитания людей, почему служили в основном источниками редких элементов и полигонами для испытаний техники; ну а последняя планета заслуживала упоминания отдельной строкой.
В округ Центрального Дворца номинально входила столичная планета, сердце Дома Куриту, живая легенда Внутренней Сферы - планета Луфиен. Наравне с Вегой, Лизой, Старой Землей, Амигой, Нарьян-Миром и Доггером, Луфиен владел величайшей во Внутренней Сфере редкостью - звездной верфью для постройки Ткораблей.
Даже по названию округ Центрального Дворца был не какой-то отдаленной провинцией. Невообразимое пространство округа обороняли миллионы умелых воинов и тысячи гигантских боевых роботов. Кроме округа Центрального Дворца с полусотней обитаемых миров, Дом Куриту владел еще четырьмя округами, количество и население планет в которых создавало величие империи. Дом Куриту являлся столпом Внутренней Сферы наряду с Домом Штайнера, Федеративным Содружеством, Домом Ордосов и им подобными могущественными звездными державами, объединяющими энергию своего населения во имя достижения великих целей, непосильных каждой планете в отдельности. По крайней мере, так всегда говорили дипломаты и политики. В полном соответствии с их заявлениями, под рукой у Дома Куриту - и в округе Синего Дракона, и в округе Красного Коршуна, не говоря уж об округах Черной Черепахи и Белого Тигра - было вполне достаточно сил и средств, чтобы прокормить пять тысяч человек персонала скромной учебной базы и обеспечить горючим два десятка полуживых тренировочных роботов.
Но господин полный генерал Фудо-ме Синоби подчинялся напрямую первому министру Дома Куриту, господину Тое Коге Дайхацу, и отчитывался только перед ним.
Лично.
Из всего этого несложно было догадаться, что девятнадцатая база, равно как и подчиненная ей девятнадцатая разведгруппа, нужны господину первому министру Тое Коге Дайхацу для каких-то особых дел, совершение которых не следовало поручать ни третьей, ни первой, ни даже девятой армии. Все служащие девятнадцатой учебной базы очень гордились своим исключительным положением, и при этом как-то упускали из виду, что работают они намного интенсивнее, чем их коллеги из таких же разведывательных групп с номерами один, три и девять, которые обеспечивали информацией соответственно первую, третью и девятую армии.
Вот каковы были причины, возбуждавшие в душе заместителя начальника разведывательной группы Минни Тауэр законную гордость своей работой и довольство достигнутым высоким положением на служебной лестнице Дома Куриту.
Однако утомительное перечисление территорий, которые подчинялись Великому Дому Куриту, не должно заслонять куда более важный вопрос: почему молодая женщина боится огорчить себя взглядом в зеркало?
Минни Тауэр не была красавицей. И даже просто обычной женщиной ее нельзя было назвать. Минни Тауэр была инвалидом от рождения. Если когда-нибудь и смотрел на нее мужчина, то с жалостью. О горячем взгляде, который ощупывает и раздевает, Минни не могла мечтать даже во сне.
Конечно, медицинские достижения ученых и биологов Дома Куриту да и вообще обитаемой части Вселенной, были так велики, что не затруднились бы исправить горбатую спину Минни Тауэр, отрегулировать зрение, выпрямить перекривленную фигуру и излечить слабые внутренние органы от всех мыслимых и немыслимых хворей - но стоило подобное лечение дорого.
Неимоверно дорого.
Минни Тауэр каждый месяц, а в тяжелые времена и чаще, возносила благодарственную молитву своему отцу. Бывший пилот боевого робота, проездивший полжизни верхом на термоядерном реакторе, Хакама Тауэр до самой смерти считал, что именно проникающая радиация от реактора виновна в уродстве его единственного ребенка. Мать Минни погибла при родах; отец винил себя и в этом - что не улучшало ни его настроения, ни характера. Убедившись в серьезности физических дефектов дочери, Хакама Тауэр вовремя прекратил бесплодные попытки замаскировать их и сделал ставку на интеллект девочки. Продав почти все, что имел, и даже землю - земля на Луфиене стоила немало - Хакама добился, чтобы Минни училась в лучшей из возможных школ, а потом и в самой лучшей академии человековедения. Отец порой казался девочке демоном, возникающим из ниоткуда и находящим ответы на большинство ее вопросов даже прежде, чем она успевала их задать.
К совершеннолетию Минни Тауэр стала ментатом Ментат - специалист по использованию внутренних ресурсов человека, хорошо умеющий управлять собственным телом и мозгом. Смотри Ф.Херберт "Дюна". и психологом такого уровня, что ни одна частная компания, включая гигантские корпорации-дзайбацу, оказалась не в состоянии оплатить ее услуги. Отец, казалось, ожидал этого и выглядел радостным. Он направился к своему старому другу Нгуен Баню, который сделал карьеру военного, успешно распоряжался собственной частью и имел право приема на службу. Нгуен Бань сперва отнесся к предложению холодно: пустоголовых секретарш всегда избыток. Но учения, на которых Минни Тауэр с хирургической точностью предсказала поведение двух из пяти противников, наполнили Нгуена уважением перед почти сверхъестественными способностями Минни. Дом Куриту считал знатоков человеческих душ наиболее ценным видом оружия. Под маркой оплаты услуг гениального психолога можно было получить колоссальные суммы - на это и рассчитывал Хакама Тауэр, устраивая дочь в разведку. Не имело значения, сколько от выделенного Генштабом младший генерал Нгуен положит в собственный карман. Важно было лишь то, что разведка согласилась платить Минни Тауэр столько, сколько она не получила бы нигде больше.
Господин Нгуен Бань назначил новое приобретение управителем малой группы и тут же завалил группу огромным количеством заданий. Требовалось разрабатывать внятные тексты инструкций к оружию, программы уроков и занятий, простые надежные тесты, участвовать в отборе и приеме на службу желающих, искать среди них самых подходящих кандидатов в пилоты боевых роботов, и так далее, и тому подобное. Кроме того, не было отбоя от просьб сослуживцев, с которых Минни тоже в конце концов научилась брать деньги без стеснения. Кому-то нужно было наставить на путь истинный ушедшего в виртуальный мир ребенка, кто-то пытался излечиться от несчастной любви… Если и ломать голову над чужими проблемами, просиживая кабинет до полуночи, то не задаром же!
Год пролетел незаметно. В начале следующего госпожа Тауэр подсчитала итоговую сумму, и увидела, что еще лет через пятнадцать она сможет купить себе полностью новое тело. С иголочки. "Именно на такой исход я надеялся, когда в день твоего трехлетия отдал тебя в школу ментатов" - сказал отец - "Теперь я могу и отдохнуть, а ты продолжай. Я верю, что ты добьешься своего". В первый раз за двадцать лет Хакама Тауэр купил билеты на курорт - и умер в собственной квартире за два часа до отъезда. Сердце остановилось.
Минни Тауэр не заплакала.